-1 Киев
24-летнего Андрея Лозинского мобилизовали 3 апреля 2014 года. Он попал в роту управления 93-й отдельной механизированной бригады, которая дислоцировалась в поселке Черкасское Днепропетровской области. В августе бригаду перебросили под Иловайск, где она попала в окружение. Многие сослуживцы Лозинского погибли, многие попали в плен и были возвращены в ходе обмена.
Последний раз Андрей позвонил своей маме Ядвиге Лозинской 5 сентября 2014 года с чужого телефона и успел сказать, что попал в плен. С тех пор женщина не прекращает поиски сына. Объездила все морги, куда привозили погибших солдат из зоны АТО, опрашивала сослуживцев Андрея, которые вернулись домой из Иловайска, и всех, кого намного позднее удалось вернуть из плена во время обменов, а также сама ездила в оккупированный Донецк.
В интервью корреспонденту издания "ГОРДОН" Лозинская рассказала, как много информации ей удалось собрать, пока правоохранительные структуры бездействовали. Она знает, что сына держали в Старобешево, в здании СБУ в Донецке, в колонии Снежного в Донецкой области, а затем переправили в колонию возле Свердловского в Луганской области. Сейчас ее единственный сын Андрей Лозинский числится без вести пропавшим. Женщина так и не смогла убедить переговорщиков включить его в списки на обмен. "Наши говорят, что не могут добавить Андрея в список, потому что та сторона не подтверждает его наличие, а боевики сказали, что не отдают его, потому что украинская сторона не запрашивает. Какой-то замкнутый круг получается", – отметила женщина.
В сентябре 2014 года нам говорили, что в ростовском военном госпитале 140 украинских раненых. Куда они делись? Не исключено, что и их возят по стройкам России как рабов
– Вы уже три с половиной года разыскиваете своего сына. Вы все еще верите, что он жив?
– Когда случилась Иловайская трагедия, я не знала, что мой сын там оказался. Из военкомата нам ничего не сообщали. Да и не могли сообщить. Они отправляли солдат на войну, как стадо. Не то что данных о родственниках не имели – даже не все имена служащих записали. Например, моего сына отправили в зону боевых действий, а в приказе его фамилии нет. Также потеряли еще 28 человек из 93-й бригады. Вы не представляете, чего потом нам стоило добиться их включения в приказ.
Андрей Лозинский в зоне АТО летом 2014 года. Фото из архива Ядвиги Лозинской
Андрея мобилизовали 3 апреля 2014 года. Несмотря на то, что его военная специальность – оператор-наводчик (он прошел срочную службу в морской пехоте в Симферополе), его определили в 93-ю бригаду. Сразу после учебы их отправили в зону АТО.
Я еще не до конца понимала, что происходит. Только когда он в июле 2014 года внезапно приехал в отпуск, осознала, насколько все серьезно. Сына просто трясло. Оказалось, на их блокпосту был парень из Донецка. Ему позвонили и сказали, если не сдастся, его мать убьют. Он ушел и раскрыл расположение поста. Хорошо, что ребят тогда решили отвести. Не успели они уйти, как блокпост разбомбили. Живого места не осталось.
Андрей еще успел с невестой на четыре дня съездить на море. Потом их снова собрали и вернули в зону АТО – ремонтировать технику. Затем на три дня отпустили домой и отправили под Саур-Могилу. Но пока они добирались, там все позиции сдали. И, как я потом уже узнала, их перебросили под Иловайск.
Мы с сыном общались по мобильному каждый день. Но старались долго не говорить, потому что нас предупредили: по звонкам ребят вычисляют, они могут попасть под обстрел или в засаду. 28 августа я позвонила и спросила: "Нормально?" Он ответил: "Да". Потом связь прервалась. 30 августа в Днепр привезли первую партию пленных из нашей бригады, а 31-го – еще 29 человек. Боевики их просто отдали. А где еще сотня бойцов?
Тогда же начали привозить убитых. Я поняла, что случилась беда. Обошла тогда все морги, куда привозили погибших бойцов, пересмотрела все эти ужасные фотографии. Вы не представляете, какое это было испытание! Никакой психологической помощи. Родителей просто сажали перед компьютером и листали фото погибших ребят. Их даже не мыли перед фотографированием. Хотя это положено делать, чтобы были видны особые приметы. Голые, в крови, с жуткими ранениями молодые парни... Не все такое испытание смогли пережить. Сколько было инсультов и инфарктов у родителей. Я знаю маму одного бойца, которая после опознания сошла с ума. Она до сих пор находится в психиатрической лечебнице.
Андрей Лозинский со своей невестой в июле 2014 года. Фото из архива Ядвиги Лозинской
5 сентября с чужого телефона мне позвонил Андрей и сказал, что попал в плен и находится возле Снежного. С тех пор он больше на связь не выходил. Но он был жив.
Уже тогда стало понятно, что никто мне помогать не собирается. Это сейчас я бухгалтер, а в прошлом – военный инженер. Поэтому решила искать его самостоятельно.
– Как и где вы искали сына?
– Сначала я пыталась собрать всю возможную информацию в военкомате, потом – в части. Я поговорила со всеми парнями, которых вернули, расспрашивала, с кем их держали и где, показывала фотографии Андрея. Я нашла нескольких бойцов, которые подтвердили, что были с Андреем в Снежном. Их нотариально заверенные показания я предоставила в Главную военную прокуратуру. А потом сама поехала на оккупированную территорию. Мне помогали моя подруга из Донецка и мой однокурсник из России.
Я встретилась с "комендантом" Старобешево. Тот рассказал, что передал Андрея и других парней в Донецк. Показал листок со списком пленных, где были данные и моего сына. Этот список был написан на украинском языке. Там были имена и фамилии солдат, имена и телефоны их родителей. Я думаю, что это писали наши офицеры, которых вернули домой.
Потом я ездила в Донецк, ходила в бывшее здание СБУ. Меня уверяли, что Андрея у них не было. Уже намного позднее я узнала, что он был там. Мне не захотели его показывать. Потом их перевели в колонию №10 в Снежное и держали там до декабря 2014 года. Когда начали в Донецке наводить порядок, всех, кто был в списках, обменяли, а тех, кто числился пропавшим без вести, отдали луганским бандитам.
Я расспрашивала о своем сыне всех, кто возвращался из плена. Мне говорили, что в 2015 году он был на заводе в районе между Брянкой и Свердловском в Луганской области. Потом их вывезли в 38-ю колонию под Свердловском. А оттуда их возят на различные строительные работы в Курскую и Ростовскую области. Официально это, конечно же, никто не подтверждает. Еще в сентябре 2014 года нам говорили, что в ростовском военном госпитале 140 украинских раненых. Куда они делись? Вышедшие из плена говорили, часть вернули в Украину, а часть вывезли в Россию. Не исключено, что и их возят по стройкам России как рабов.
Даже на своем маленьком уровне я нашла много информации, но следственные органы не берут ее во внимание. А мы хотим сделать так, чтобы они больше не могли нас игнорировать
– Вы обращались в военную прокуратуру, СБУ с этой информацией?
– Это не дало никакого результата. На всю Иловайскую трагедию с сотнями погибших и пропавших без вести всего один следователь. За три года по моему делу поменялось четыре следователя и никто ничего не сделал. Служебных телефонов у них якобы нет, а личные пострадавшим не дают. Чтобы получить хоть какую-то информацию, нужно приходить лично и стоять в ожидании, когда тебя соизволят принять. И так можно ходить до бесконечности. Это просто унизительно!
Я месяц ходила осенью 2014 года, чтобы выловить следователя. Потом не выдержала, пожаловалась прокурору. Дело передали в прокуратуру по месту жительства. Я поработала с новым следователем, сдала ДНК и тот пропал. Просто не выходил на связь. Его начальник сказал, мол, это дежурный следователь, он очень занят. Потом был третий и четвертый следователи. Но дело не сдвинулось ни на йоту.
Хочу рассказать еще вам историю младшего лейтенанта Александра Графы. Его раненного и еще двоих парней российский офицер из-под Иловайска вывозил в Россию. По дороге Графа умер. Этот россиянин написал записку с данными бойца и похоронил его возле дороги. А сам перезвонил его родителям, рассказал, где находится могила и передал его документы. Я общалась с мамой Графы. А наши следователи за три года так и не смогли с ней поговорить. У родителей были контакты этого российского офицера. Он наверняка еще мог что-то рассказать. У него можно было узнать о тех двоих выживших украинцах, которых он увез. Это же чьи-то дети. Их тоже кто-то ищет.
Со спецслужбами сложная история. Когда я вернулась из Донецка, передала СБУ адреса, где держали наших бойцов. И сразу же пленных перевезли в другое место. Значит, наши предупредили боевиков, ведь я больше никому не сообщала эту информацию. А потом они тоже не очень-то хотят что-либо делать для розыска солдат. Сказали, будут искать моего сына после войны, раз он без вести пропавший. После какой войны? Которой у нас нет?
– Кто именно вам такое сказал?
– Есть один полковник в Объединенном центре по розыску пленных при СБУ. Он мало чего делает, но всех это устраивает, кроме родственников без вести пропавших.
– Вы пытались с депутатами из минской подгруппы или общественными организациями, которые занимаются обменом, пообщаться?
– Ирина Геращенко, которая работает по теме, с нами никогда не общалась. Она встречалась только с родственникам пленных. Вероятно, родственники без вести пропавших ее не интересуют... Когда я спрашиваю, почему моего сына нет в списках на обмен, мне дают стандартный ответ: та сторона не подтверждает. Хотя еще 17 декабря 2014 года я с другими мамами была на приеме у заместителя министра обороны, который показал список пленных на обмен на 26 декабря. И там была фамилия моего сына Андрея Лозинского.
Андрей Лозинский (крайний справа) попал на видео российских журналистов, которые в сентябре 2014 года сообщали о подготовке обмена между боевиками "ДНР" и ВСУ. Скриншот видео из архива Ядвиги Лозинской
Я постоянно пыталась найти контакт с местной властью. Меня отправляли в Киев. Но и там мы со своими пропавшими детьми никому не нужны. Поэтому мы решили объединиться с другими родителями. Сейчас я уже не одна. Со мной еще 20 семей. Мы создали общественный центр по розыску пропавших без вести. Собираемся привлекать ветеранов наших спецслужб, криминалистов, чтобы они хотя бы советом нам помогали. Даже на своем маленьком уровне я нашла много информации, но следственные органы не берут ее во внимание. А мы хотим сделать так, чтобы они больше не могли нас игнорировать.
23 октября в Киеве Министерство обороны собирало родителей без вести пропавших солдат. Приехало 82 семьи. Я общалась с ними. Большинство из них не хотят значительной публичности. Они просто боятся говорить о своей беде, потому что стоит открыть рот, как тут же вручат чужой труп. Я сама через это прошла. У нас в объединении есть мама, у которой двое сыновей служили в "Айдаре" и пропали в одном бою 5 сентября 2014 года. Никто не знает, где они. Ей уже пятый труп пытаются всучить. Вы даже не представляете, как много фальсификаций с генетической экспертизой.
Мой ребенок 17 августа выходил из дома подстриженный. Максимум полтора сантиметра волосы. А у трупа – семь-восемь. Любой парикмахер скажет, за 10 дней такая шевелюра не отрастет
– Можете рассказать подробнее, что не так с генетической экспертизой?
– Мы случайно вышли на эту тему. У многих солдат, оказывается, были зубные карты. Одной маме под видом ее сына выдали труп. У сына не было всего одного зуба, а у трупа – семи. Все лунки заросшие. Это подлог!
Потом мы нашли еще один случай. У бойца было одно яичко (второе не опустилось, такая патология у мальчиков встречается), а родителям сказали, что есть генетическое совпадение и выдали труп с двумя яичками. Краснея, пряча глаза, профессор медицины нам рассказывал, как такое возможно. Что под воздействием трупных газов яичко опускается в мошонку...
Мы по всем этим фактам собрали документы и еще в 2015 году передали их министру внутренних дел Арсену Авакову. Жалею, что я даже копии не сделала. Все исчезло. Нам ничего не ответили. после того, как я второй раз поехала в министерство по этому делу, мне пришло извещение, что есть частичное совпадение с трупом №3207. Типа занимайтесь своим ребенком.
В СБУ мне выдали заключение, а фототаблицу не приложили. Они даже бумажки не удосужились проверить: вверху документа №3207, а внутри везде №3212. Это никого не смутило. Подумаешь, описка, случайность, как мне объяснили. Как такое возможно? Это же не просто справка, а генетическая экспертиза! Речь идет о людях, о погибших защитниках страны, об их родственниках, которые, не исключено, похоронили не своих детей, отцов, мужей.
Мне дали фото этого трупа. На нем голый грязный мужчина. Когда проводят следственные мероприятия, труп моют, чтобы все было видно. У нас, выходит, так не делают. Я мать. Мне одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что на снимке не мой сын. Этот мужчина точно старше Андрея, более полного телосложения. Мой ребенок 17 августа выходил из дома подстриженный. Максимум полтора сантиметра волосы. А у трупа – семь-восемь. Любой парикмахер скажет, что за 10 дней такая шевелюра не отрастет.
Мне сказали, сына расстреляли в спину и голову, а у трупа голова целая. Я человек, понимающий в военном деле, и я знаю, что бывает, когда пуля попадает в голову. Еще деталь: в заключении написано солдат №3207 погиб от разрыва фугаса. И никого это не смущало до 2017 года. Потом военная прокуратура начала опрашивать пленных и запросила информацию у экспертов. Тогда выяснилось, что все считавшиеся расстрелянными погибли от фугасов. Так почему же этих лжецов экспертов не наказывают?
Лозинская (крайняя слева) с матерями пропавших без вести солдат. Фото: Татьяна Мордюк / Facebook
И чему я удивляюсь? У нас что к живым, что к мертвым одинаково неуважительное отношение. Знаете, как в моргах хранятся личные вещи солдат? В черных мешках для мусора, которые свалены в углу. Хотя по закону они должны храниться в специальных контейнерах, в особых условиях, чтобы обеспечить сохранность вещественных доказательств.
Вы, наверное, видели, как за границей хоронят военных, погибших при исполнении своего долга, как следят за могилами военных. Сходите на кладбище в Днепре или Запорожье, где лежат неизвестные солдаты. Это поле, заросшее бурьяном. До солдатских могил, до памяти никому нет дела. Хотя у нас не так уж много таких военных кладбищ, не такие уж большие деньги нужны, чтобы в достойном виде содержать могилы людей, защищавших независимость своей страны.
