Перман: В Донецке я работал на Брагина. Как-то пришел к нему и спросил: "А кто такой Алик Грек?" Надо мной ржали несколько месяцев G

Мама очень любила концерты, брала меня с собой. И я всегда мечтал очутиться за кулисами, мне было интересно наблюдать за кулисами, что там происходит

– Сережа, добрый вечер.

– Добрый вечер, Дима.

– Незважаючи на те, що ти майже все життя розмовляв російською мовою, ти перейшов на українську.

– Намагаюся.

– Але оскільки нас буде дивитися багато людей в усіх частинах світу, які ще досі, на жаль, не розуміють української мови, то я б хотів, щоб ми розмовляли сьогодні російською.

– Так, давай спробуємо.

– Сережа, мы с тобой дружим… Сколько лет? 25 точно?

– Четверть века.

– Да. Столько было хорошего за это время… Ты один из немногих людей, носителей интересной информации. Убежден, что наши зрители не смогут оторваться от интервью.

– Дима, хочу сказать, что не всю информацию я готов сегодня рассказать. Как пошутил один мой знакомый, у которого я спросил, почему вы не пишете мемуары: "Не могу, многие еще живы". Но я бы хотел начать с другого. Дима, я очень интересно себя чувствую – и странно, и волнительно, – потому что каких-то 15 лет назад я был продюсером этой программы. И благодаря тебе я познакомился с таким количеством легендарных людей… Для меня сегодня наша встреча – это особое волнение…

– Возвращение в прошлое.

– Спасибо тебе большое, что пригласил. Я, готовясь к нашей встрече, обнаружил, что последнее интервью, которое я давал, было твоей супруге Алесе. После этого много было предложений и просьб, но как-то мне не хотелось. Но дать интервью тебе – это большая честь.

– Сережа, спасибо. Ты мне интересен в первую очередь тем, что ты один из немногих ярких людей, которые сделали себя сами. Родился без золотой ложки во рту. У тебя не было "козырных" папы и мамы. У тебя не было предпосылок состояться. Но ты стал значимым человеком, ты сделал себя сам. Мне очень интересно проследить этот путь, потому что он для кого-то может быть судьбоносным, показательным и интересным в плане достижения личных целей. Ты родился в Донецке.

– Да. В простой семье. Ну как, по советским временам, это не простая семья. Мама – инженер, папа – в те времена, ты знаешь, уезжали на заработки…

– Угу.

– Папа уехал в Якутию – мама отказалась ехать. И их брак распался. Мне было два года, когда папа уехал. А в остальном все, как и у большинства советских людей. Мама – инженер на скромную зарплату. Папа платил алименты исправно. Наша семья – мама, бабушка, мой брат и я – жила в обычной квартире.

– Это хрущевка или панельный дом?

– Это была хрущевка, но хорошая, трехкомнатная. Дедушка был ветераном войны. Он умер, но успел получить квартиру. Он был прикован к постели 20 лет – у него была страшная форма диабета. Мы жили в обычном районе, но в хорошей трехкомнатной квартире на первом этаже. И все было бы ничего, но мама заболела и умерла, когда мне было 14 лет. И на этом детство мое закончилось. С этого момента я был предоставлен сам себе. Я не знаю, как бы сложилась моя судьба, если бы была жива мама, но я бы, наверное, сейчас все отдал, чтобы поменять ситуацию. Но к сожалению, ничего не вернуть. Мама ушла – и я начал работать. Я начинал, еще когда мама была жива, она очень любила концерты, брала меня с собой. И я всегда мечтал очутиться за кулисами, мне было интересно наблюдать за кулисами, что там происходит.

– А какие концерты ты помнишь с детства?

– Всех советских исполнителей, которые в те времена были популярны… Почему-то очень хорошо помню Ирину Понаровскую. Эдиту Станиславовну Пьеху. Практически все советские звезды тех лет были в Донецке.

– Мамы нет. Папа?

– С папой я виделся два раза в жизни. Мама никогда не держала на него зла, никогда о нем плохо не говорила, потому что он действительно уехал в Якутию, он ждал ее несколько лет, звал ее. Мама наотрез отказывалась туда выезжать. В какой-то момент он нашел себе прекрасную женщину. Я с ней один раз виделся, когда мама умерла. Они к тому времени жили в Новороссийске, и они меня забрали на месяц к себе. Потом уже в Киеве у меня раздался звонок: "Сережа, привет, это папа". А для меня слово "папа" – ну нет такого слова в моем лексиконе, потому что я им никогда не пользовался. "Это папа". Это было лет за семь до его смерти – я случайно узнал, что он ушел. Вот и все наше общение.

– У тебя не было желания с ним общаться?

– У меня не было слова "папа" в жизни, я не знал, что такое отец. Желание может возникать, когда ты знаком с чем-то. Хочется конфетку съесть вкусную, потому что ты знаешь ее вкус. А я не был знаком с отцом, у меня никогда не было отца, и поэтому не то что не было желания… Я не знал, что это.

– Сейчас, когда ты столького добился в жизни, тебе хотелось бы, чтобы мама и папа видели это?

– Мне не очень важно, чтобы они это видели, но мне бы очень хотелось, чтобы мама и бабушка были рядом. Я был не самый прилежный мальчик, но они меня любили таким, какой я есть… Не потому, что я чего-то достиг, а потому, что мама – это человек, который тебя любит всегда беззаветно. И мне бы очень хотелось, чтобы мама была рядом. Бабушка всегда говорила: "Когда меня не станет, будешь локти кусать". И она была абсолютно права. Поэтому, конечно, я бы все отдал, чтобы еще хоть немного побыть с мамой. Она ушла, когда ей было 40 лет…

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– Онкология?

– Да, онкология. У нее был рак крови. И сейчас, когда мне почти 50, я понимаю, какой молодой она ушла.

– Красивая женщина была, да?

– Красивая женщина, да. Но в те времена гематология плохо лечилась. Она год лежала в больнице. Кроме нее было шесть женщин в палате, причем не простых – были жены серьезных людей. Она ушла последней. Ушли все. То есть тогда гематология – это неизлечимая болезнь.

– Брат есть?

– Брат есть, он живет больше 20 лет в Португалии. Он повар.

– Вы общаетесь?

– Я не могу сказать, что мы часто общаемся, но общаемся. В детстве мы не очень дружили. Он на пять лет старше меня… Но это мой единственный и самый близкий родной человек. Конечно, мы общаемся. Он развелся, бывшая жена и дочь живут в Крыму. И у меня есть подозрения, что они пропитаны российской пропагандой, хотя я очень люблю свою племянницу. Но так сложилось.

– Донецк, когда ты рос, что это за город?

– Это был город очень красивый, очень зеленый, потому что плохая экология – засажен тополями. Это же шахтерская столица Советского Союза была. В Донецке в то время, когда я начинал концертным администратором, было очень хорошее снабжение.

– Мясо было, колбаса была.

– Если дружил с заведующим гастрономом, то ты мог себе многое позволить. Но было хорошее снабжение, базы… При том, что это суровый шахтерский город, он выделялся на фоне многих городов. Донецк был очень красивым и очень комфортным для жизни. Могу сказать, что я вырос в комфортном городе. Я часто вспоминаю Донецк.

– Ты сказал слово "базы", и я вспомнил: в конце 80-х – начале 90-х артистов топ-уровня считалось хорошим тоном привезти на базу.

– Да.

– Ты ездил на базу? Я помню, ездил от золотых баз до шубных баз.

– Все свои гонорары за концерты артисты оставляли…

– На базе.

– Более того, у меня даже были случаи, когда я потом летал к ним и забирал деньги, потому что им не хватало. От трусов, носков до бриллиантов. Это все покупалось там. Пылесосы, домашние тапочки, обувь "Саламандра".

– Кем ты хотел стать в детстве?

– Я хотел стать кем-то, кто с артистами рядом. Мама водила меня на концерты, и мне всегда было интересно, что происходит с той стороны сцены. Поэтому никаких других мечтаний у меня не было. И когда в один прекрасный момент – еще мама была жива – я оказался сам на концерте… Мне было, наверное, 12 лет, и со мной рядом оказалась женщина, мы разговорились… Оказалось, что это Людмила Васильевна Астрова, жена Германа Ивановича Астрова, который возглавлял один из первых концертных кооперативов Советского Союза при Донецкой филармонии. И мы подружились, она меня пригласила на какой-то концерт, а потом мне дали какое-то поручение, и я с удовольствием был мальчиком на побегушках. Вот так все и начиналось.

– Образования при этом не было специального?

– Нет, я с трудом окончил школу. В последние годы вообще не хотел учиться. И потом, когда мамы уже не было, друзья-подруги меня силой впихнули в училище профессиональное – я учился на повара-кондитера. С трудом доучился.

– Серьезный человек.

– Да. Поэтому все, что я имею, – это среднее образование повара-кондитера. С высшим образованием у меня уже не сложилось. Мне надо было работать, обеспечивать себя.

– Сейчас не хочешь наверстать?

– Хочу. И сейчас я нахожусь в процессе. Это все очень неправильно, я не горжусь этим. Я считаю, что человек должен иметь образование. Помнишь, у Жванецкого: "Сынок, образованный человек всегда лучше необразованного".

– Да.

– Поэтому как сложилось, так сложилось, но образование нужно иметь. Вот ты очень образованный человек.

– Я?

– Да.

– Это ошибка.

– Ну нет.

– Киевский инженерно-строительный институт. Все.

– Видишь, нас образовывало время, люди рядом с нами. Но мне очень много дали книги.

– Я понял, что очень часто необразованные люди достигают гораздо больше, чем образованные. Дети, не слушайте меня сейчас.

– Есть такие примеры. Понятно, что если брать общую статистику, это очень небольшое количество людей.

– Ну, я видел много ярких людей, не имевших вообще образования.

– Дима, были другие времена. У нас не было интернета, у нас не было такого количества разнообразных вещей. У нас было две программы центрального телевидения и один фильм, который шел неделю. Я читал по пять книг в неделю. И все мое образование, все, что я понимаю, мои принципы – это все из книг.

– Я думаю, львиная доля твоего образования – это встречи с потрясающими людьми.

– Половину того, что я знаю, я взял из книг. Другую половину – от встреч с людьми. Мне повезло в жизни встречаться с великими, интересными, образованными, интеллигентными, умными, мудрыми людьми. Это правда.

Особенности шоу-бизнеса в начале 90-х? Деньги были сумасшедшие. Я видел, когда деньги просто вытряхивали из чемоданов на большие столы, чтобы посчитать

– Сережа, твой путь в шоу-бизнес начался с мелких поручений…

– Да. В первом концертном кооперативе Украины. Гастрольно-концертное бюро "Астра" он назывался. По фамилии Астрова Германа Ивановича, Людмилы Васильевны. Это мои учителя. К сожалению, они оба ушли уже из жизни.

– И потихоньку-потихоньку тебя начали подпускать к большим концертам. Сколько лет тебе было?

– Я был администратором по занесению хвостов. Это лет 12–13… Ну, я рослый мальчик был. Я, кстати, обманул их, что мне уже 16 – нес несколько лет свой паспорт, да так его и не донес. Я занимался встречей артистов… Занесение хвостов. Все были довольны.

– Кто был первым артистом, которому ты занес хвост?

– Дима, мы живем в такие времена сейчас, что я не очень понимаю, насколько правильно это вообще вспоминать.

– Тогда была одна жизнь – сейчас другая. Но нынешняя жизнь не может касаться наших воспоминаний.

– Я не живу воспоминаниями. Меня этому научил один наш общий друг, не будем произносить его имя. Не надо жить воспоминаниями – надо жить сегодняшним днем и немножечко завтрашним утром.

– Как пела Эдита Станиславовна: "Нам рано жить воспоминаниями".

– С Эдитой Станиславовной было связано много интересных моментов. Маша Распутина, Серов, Леонтьев… Я не помню, кто первый… Группа "Браво".

– Маша Распутина зиганула, Серов зиганул. Вот так сейчас.

– Вот сейчас все начнется.

– Ты начинал, я так понимаю, в 1987–1988-м… В 1987 году вышел знаменитый указ Горбачева о кооперации в СССР. Закон, который впервые за долгие годы разрешил официально зарабатывать большие деньги. И тогда или 13, или 20% платили государству с вала.

– Этого я не помню.

– Остальное делили как хотели. И люди сказочно обогащались. Перед тобой один из них. Просто я уже рассказывал много раз про сумки – вся квартира в сумках с деньгами.

– Я был администратором в "Астре", где кроме концертов очень популярны в тот момент были всякие люди каких-то специальных возможностей. Чумак, Кашпировский, Мария Стефания. Я помню, дворцы спорта ломились, по два-три сеанса в день.

– Сережа, это я к вам приезжал.

– Да, мы тогда с тобой знакомы не были, но теперь я уже знаю, что это был ты. Но интересно было. В Донецке, Северодонецке ломилось все, это было удивительное время. Я свою бабушку водил. Бабушке так помогала Мария Стефания. Она в это верила!

– Тогда же еще были живы и работала активно плеяда знаменитых советских администраторов, которые отсидели. В 1984 году начались громкие процессы над администраторами Смольным, Гильбо… В Киеве работала Нинелла Аганезова. Они отсидели по 5–7 лет. И перестройка их выпустила. Они были очень уважаемые, самые лучшие артисты с ними работали. Они не сдали никого – ушли в тюрьму. Ты с ними общался?

– Со Смольным, да. Он был легендарным человеком. Юрий Шмильевич – да. Айзеншпис – да. Мы много общались. Махмуд Алисултанович Эсамбаев.

– Угу, хороший человек.

– Да, очень интересный дядька был. Юрий Шмильевич…

– Он ходил всегда в шапке.

– Да, потому что у него была очень уродливая лысина, и он шапку, даже когда в бассейн ходил, не снимал.

– У него был красный пиджак и звезда Героя социалистического труда.

– Да, и стопроцентное зрение, и свои зубы. Он следил очень за здоровьем. И поэтому он прожил большую жизнь. До самых последних дней он гордился.

– Он был великий чеченец. Когда началась Первая чеченская война, у него разбомбили дом. И все драгоценности, картины, подарки всех великих правителей мира… Мне рассказывал Виктор Черномырдин, как шел банкет и он говорит: "Махмуд, ну скажи пару слов". Встал Эсамбаев с рюмкой водки и сказал: "Я хочу, чтобы сдох Грачев". Пауза… "А кто не выпьет – пусть сам сдохнет". (Смеются.) Вот это был Махмуд Эсамбаев.

– Да, он был смелый, за словом в карман не лез.

– Сережа, какие особенности у шоу-бизнеса конца 80-х – начала 90-х?

– Главная особенность – это не называлось шоу-бизнесом. Сейчас такие времена, что шоу есть – бизнеса нет. А тогда это все только зарождалось.

– А тогда не было шоу – был бизнес.

– Да. Но особенности связаны прежде всего с тем, что сейчас век технологий – тогда ничего не было. Тогда было больше возможностей… Я не могу тебе ответить на вопрос про особенности, кроме технических, но я очень хорошо помню: люди, имея зарплату 150–200 рублей, все ходили на концерты. Пугачева, Леонтьев заезжали, по 10 дворцов спорта…

– Антонов.

– Вокруг филармонии, когда открывалась продажа билетов, конная полиция охраняла, потому что очереди кругами обматывали – невозможно было попасть. Деньги были сумасшедшие. Когда "Ласковый май" появился, мы делали несколько стадионов в Донецке. А популярность Юры Шатунова была такая, что мы его поселили в гостинице "Шахтер" на третьем этаже – и в первый день повыбивали стекла… Мы его переселили на последний этаж. И он не мог выйти из гостиницы, потому что тысяч пять девочек сумасшедших ночевали и дневали под гостиницей. У него был мопедик маленький, и он выходил из номера и на мопедике катался по коридору, потому что даже на улицу выйти не мог.

– На мопедике.

– Да, ребенок. На мопеде. И это были, конечно, времена невозможные. Я не был организатором этих концертов – я был администратором, но я видел, когда деньги просто вытряхивали из чемоданов на большие столы, считали…

– Я запомнил другое: как деньги вытряхивали на пол. И они на метр в огромных гримерках лежали на полу. Вот это время было!

– Так все и было.

– Некоторые люди могут подумать: "Что он придумывает?"

– Нет-нет, я это видел собственными глазами. Я к тем деньгам не имел никакого отношения в те времена, но я зарабатывал неплохо.

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– Сколько ты зарабатывал тогда?

– Я не помню, сколько, но мне на все хватало. Тогда особо не на что было тратить. За рубеж мы не ездили. Квартира у меня была мамина. На мою детскую, юношескую, подростковую жизнь хватало. Я даже сорил деньгами: с друзьями кушали вкусно.

– Ты вспомнил "Ласковый май". Феноменальная история, конечно. Андрей Разин мне в интервью рассказывал неоднократно об этом феномене: когда они взяли из детдомов – и этот проект выстрелил. А потом они придумали фанеру, а потом стали тиражировать "Ласковый май".

– Начался чес похожих мальчиков, но певших под одну и ту же фонограмму.

– Вот что такое, когда не было интернета.

– Да.

– Сейчас бы это уже моментально…

– Поездами разносились кассеты по Советскому Союзу.

– Да-да.

– И они имели феноменальную популярность.

– С Андреем Разиным и с Юрой Шатуновым ты общался?

– Да.

– Что это за люди?

– Андрей Разин – великий авантюрист. Где-то – аферист, где-то – авантюрист. Мои первые самостоятельные работы администратором – курс по Луганской области: Северодонецк, Луганск. Иногда – Коммунарск, Алчевск. И я всю работу как представитель компании организовывал, и у меня были как раз Алан Чумак, "Ласковый май"… Это то, что я хорошо запомнил, потому что много этих концертов было. Мы тогда общались с Разиным. Даже могу сказать, что мы были в хороших отношениях до момента, когда произошел один случай… Концерт в Луганске прекрасно прошел, а на следующий день – Северодонецк. Мобильных телефонов тогда не было. Я с коллективом выехал в Северодонецк на автобусе, а Разина должны были подвезти к концерту. Мы приехали, я смотрю – люди сдают билеты. Позвонили из Луганска – Разин сел на самолет и улетел. Потом я узнал, из-за чего. И на этом наше общение с Разиным прекратилось. Кроме одного случая: мне надо было в Минск. А Разин в какой-то момент очаровал то ли дочку Шушкевича, председателя Верховного Совета… В общем, он стал председателем комитета по делам молодежи. И я ему позвонил: "Ты меня помнишь?" – "Помню". – "Я хочу приехать в Минск". – "Ну приезжай, тебя встретят". Я приехал, меня правительственный ЗИЛ встретил, поселил в лучшей гостинице, я там провел прекрасные три дня, и больше мы никогда не общались, хотя он долг отдал, скажем так.

– Что интересно: Андрей Разин уехал из России, живет в Майами.

– Да? Я не знал.

– Да, уехал из России еще перед войной. Живет в Майами. Умный оказался.

– Антивоенная позиция?

– Ну, он не выступает. Но в Майами живет, а не в России.

– Ну это тоже о многом говорит.

– Юра Шатунов, даже в возрасте, был большим ребенком?

– Я не общался с ним, когда он был в возрасте. Я общался с ним, когда он еще был подростком. Вот кто с ним общался, так это Андрей Данилко. Они очень дружили. Данилко был большим фанатом Юрия Шатунова.

– Да, я знаю.

– С детства, вырос на его творчестве.

– А почему умер Юра Шатунов так рано?

– Ну, насколько я знаю, с сердцем были проблемы. Я могу сейчас ошибаться – я не очень следил. Но он жил той жизнью, которую хотел. Он вкусил невероятную славу, популярность и устал от нее уже годам к 20.

– Да. Ребенком.

– У него была жена, по-моему, ребенок. Он жил в Германии, насколько я помню. Потом он чего-то решил опять попеть… Но тоскливо там, в Германии, ему, конечно, было.

– Без славы и популярности.

– Да. Но не было у него жажды славы, не был он тщеславным. Поэтому ему всего хватало. Но в какой-то момент, видимо, захотелось. Я думаю, что это проблемы со здоровьем – там больше никаких подноготных нет.

– Перед тобой сидит человек, который в 1990 году за несколько месяцев до гибели Виктора Цоя взял у него интервью. Ты работал с Цоем?

– Да. Перед тобой сидит человек, который за несколько месяцев до гибели Цоя с ним был как его администратор. Это 1990 год, Донецк. Гоша Кузнецов, Толик Сиротюк придумали большой фестиваль "Муз-Эко 90". Это был телемарафон, который шел 12 часов, по-моему, на "Первом канале". Это был концерт всех звезд.

– Ух ты!

– И я был администратором. И один из артистов, которого я опекал, – Виктор Цой. Я с ним провел сутки практически.

– Нелюдимый, молчун?

– У меня не осталось приятных воспоминаний от общения с ним.

– Вот удивительно.

– Не осталось, нет. Он был очень талантливый артист, который написал и исполнял гениальные песни, которые до сих пор живы и актуальны.

– Да. "Перемен требуют наши сердца".

– По-моему, в России эти песни всегда будут на злобу дня. Но приятных воспоминаний от общения с ним у меня не осталось.

– Удивительно, правда?

– Да. Хотя прикоснулся к истории. Он легендарный артист.

– В те годы была мода привезти самых крутых западных звезд…

– Это позже.

– Наверное, 93-й или 94-й…

– 94–95-й…

– В Москву привезли даже Майкла Джексона. Ты с Майклом Джексоном не пересекался?

– Нет. Тогда много концертов было, много западных звезд приезжало в Донецк. С зарубежными артистами я мало пересекался. Единственное, что я сейчас могу вспомнить, – Тото Кутуньо. Но в Киеве уже я подружился с Мирей Матье – большая легенда. Я три дня провел с ней, она ко мне прониклась.

– С конца 80-х и до середины 90-х свирепствовал рэкет, а вокруг концертного бизнеса крутились огромные деньги…

– Дима, извини, что не дал тебе закончить. Я в те времена не был организатором, я был администратором в компании, которая занималась организацией концертов. Поэтому меня миловала судьба, и я никогда с этим не сталкивался. У меня были какие-то мелкие: когда меняешь 100 долларов, у тебя заломали купюру… Но по-крупному я не имел отношения к деньгам.

Я покурил в туалете в самолете. На меня составили протокол, встретила милиция в аэропорту. А у меня 100 тысяч долларов в трусах… Меня доставили в отделение. Ты не понимаешь, что со мной было – предынфарктное состояние. Они бы меня убили за эти деньги... Обо мне бы никто не вспомнил, меня бы никто не нашел

– Были такие ситуации, когда тебя кидали на деньги?

– Скорее концертные организаторы кидали на деньги артистов. Такого я знаю много.

– И артисты кидали организаторов.

– И артисты кидали… Мы работали с серьезными артистами с репутацией – таких ситуаций я не помню. У меня были по мелочам такие моменты. Конечно, были истории. Но это не заслуживает нашего внимания…

– Ты наверняка помнишь: сначала артисты приезжали, им не платили предоплату. Они приезжали на кассу, на проценты.

– По-разному.

– А потом началась предоплата.

– Все было по-разному.

– Ну расскажи.

– Были и предоплаты, которые я возил в том числе. Это в зависимости от того, какие были взаимоотношения между организатором и артистом. Могли быть долгие истории взаимоотношений, и тогда порядочность была на другом уровне все-таки. Бывало, я возил предоплаты. Но у меня нет никаких историй кидалова. Или я сейчас вспомнить не могу.

– Самый большой гонорар, который ты когда-либо привозил артисту? Можешь не называть кому.

– Гонорар не помню. Я помню только один случай. Маша Распутина скупила магазин "Рубин" на площади Ленина в Донецке… Она очень любила бриллианты. Она скупила какое-то невероятное количество камней, и я ездил к ней забрать деньги, потому что она осталась должна еще.

– В Москву?

– Да. А еще у меня случай был – я вез 100 тысяч долларов. Это как сейчас, наверное, 10 миллионов долларов.

– Кому вез?

– На много людей это раскидывалось. Что такое 100 тысяч долларов? Это десять пачек. Ну, страшненько было чуть-чуть. Это было время, когда запретили курить в самолетах. Когда начали запрещать – стюардессы пускали к себе или где-то мы курили со стюардессами… А тут я решил в туалете покурить. А у меня 100 тысяч долларов распиханы в трусах. Я покурил, и стюардесса на меня очень сильно обозлилась, что я не слушал ее объявления, сидел в наушниках… Она вытащила наушник из уха: "Я для тебя объявления делаю…" И потом я покурил в туалете. На меня составили протокол, встретила милиция в аэропорту. А у меня 100 тысяч долларов в трусах… И меня доставили в отделение. Ты не понимаешь, что со мной было. У меня предынфарктное состояние. Они бы меня убили за эти деньги – обо мне бы никто не вспомнил, меня бы никто не нашел. Сижу в обезьяннике. Милиционер меня подзывает: "Что ты сделал?" – "Покурил". – "И все? Ну и что с тобой делать?" А у меня было то ли 5, то ли 10 долларов в кармане. А я представил: если меня сейчас обыщут – все. И я ему 10 долларов, и он: "Ну, давай, иди". Минута счастья в моей жизни была.

– Конец 80-х – начало 90-х. В Донецке был очень авторитетный человек на весь Советский Союз. Его называл Алик Грек, Ахать Брагин. Ты знаком с ним был?

– Ты не просто так задал этот вопрос. Ты знал, что я был с ним знаком. Это длинная история, интересная часть в моей жизни.

– Начинай.

– Познакомился я с ним так… Это 90-е годы. У меня были друзья-танцоры, я когда-то сам немножко занимался танцами. Это было три пары, мы сколотили группу "Балет Рандеву". И работали по ресторанам. Был ресторан "Таллин", ресторан "Бавария"… Начали приезжать на наши выступления люди. Брали лучший столик, накрывали. Потом нас приглашали, мы кушали, общались. Впоследствии выяснилось, что это Александр Сергеевич Брагин со своими друзьями. Потом в какой-то момент мы подружились. И я узнал, что это Брагин. У него был гостиничный комплекс в Донецке. А я уже с артистами параллельно работал, и ему нравилось, когда мы селили, привозили… Это была очень маленькая гостиница. Мы селили к нему бесплатно, он принимал самых больших звезд – ему нравилось это. А когда он купил футбольный клуб "Шахтер", мы уже привозили этих артистов на стадион… Ему нравилось, когда на футболе они не обязательно пели, но присутствовали. "Шахтер" был тогда в упадке диком. Он его поднимал. Ему было престижно, интересно, чтобы были звезды. Я их привозил. Я уже работал у него. Но я всегда слышал: Алик Грек… Но я настолько не был… что я когда-то пришел к нему и спросил: "Александр Сергеевич, а кто такой Алик Грек?"

– (Смеется.)

– Надо мной ржало все окружение в течение нескольких месяцев. А потом я узнал, что его звали Ахать Хафизович. Он ко мне прекрасно относился. Куча артистов была, и мы прекрасно проводили время. Один еще очень важный момент: они не пили. Он и все его окружение алкоголь не употребляли. Они любили вкусно покушать, но не пили. И поэтому не было никаких ситуаций никогда…

– Двусмысленных.

– Да. Трезвый образ жизни вели, и ничто не мутило их рассудок.

– В каком году ты познакомился с Ринатом Ахметовым?

– Как раз с того времени мы знакомы с Ринатом Леонидовичем. Тогда – просто Ринат. Это были эти 90-е годы. Он был правой рукой Брагина…

– Какой он был тогда?

– Это простой парень из поселка шахты "Октябрьская". В спортивном костюме ходил. Но он всегда был очень приятный в общении. Знаешь слово "быковать"?

– Угу.

– Он никогда не быковал. Может быть, где-то с кем-то, но со мной – никогда. Я не могу сказать, что мы прям дружили, но мы виделись почти каждый день… Ты знаешь, для меня Ринат – это удивительный пример, как человек благодаря своему уму может сделать себя. Он был абсолютно простой парень в шахтерском городе. И короче, кем он был и кем он стал – это фантастика. Но у него есть одно качество, которое я наблюдаю много лет: у него фантастическая память. Мы периодически общаемся, и он вспоминает какие-то вещи, которые я вспомнить не могу. И я думаю, что благодаря памяти он очень многого достиг. Он помнит все. Но самое главное – то, что он сделал. Алику нравился бизнес, который блестит: магазины, рестораны, гостиницы, футбольный клуб. А Ринат весь этот бизнес блестящий превратил в серьезный бизнес. Насколько я знаю, он первый человек в Украине, который пригласил компанию "Маккензи", которая помогла структурировать бизнес.

– Я шел с тобой по коридору сейчас… Тут все было в руинах практически, были выбиты все окна. После варварской бомбардировки 31 декабря 2022 года. Правильно?

– Это было 31 декабря, да. В два часа дня.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Мы находимся во дворце "Украина". Для меня святое место.

– Ты много времени здесь провел. Для многих это знаковое место. Мы перескочили через большой кусок нашей жизни и пришли к сегодняшнему дню. Да, мы находимся во дворце "Украина". Главная концертная площадка страны, самая большая сцена, самый большой концертный зал.

– 3600.

– 3600 мест. Есть, конечно, побольше площадки типа Дворца спорта, но это другого плана сооружения. Они не такие комфортные. Да, зал легендарный. Я много лет в этом зале проводил концерты, в том числе мы с тобой проводили твои концерты прекрасные…

– Спасибо тебе.

– Ты тогда любил петь. И у нас много звезд было, много концертов делали интересных. У любого человека, который организовывает концерты, была мечта прийти на эту сцену и сделать что-то в этом зале. Так сложились обстоятельства в моей жизни, что в 2019 году я стал членом команды, которая управляет этим залом. Я советник генерального директора. Здесь есть прекрасный директор, есть прекрасная команда, которая управляет этим залом. Но так сложилось, что начали мы заниматься этим залом в октябре 2019 года, а в январе 20-го начался COVID. Потом началась война. Потом тот самый прилет 31 декабря. Мы пришли в этот зал, думая, что будем делать классные концерты, но потом оказалось, что главное – не сделать концерт, а сохранить здание. Когда мы с коллективом пришли, на меня начало сыпаться… А я говорю: "А что нужно? Какие вообще пожелания?" Люди здесь по 50 лет работают. Есть сотрудники легендарные.

– Виктор Иванов.

– Виктор Иванов – 57 лет во дворце. Когда на меня начало все это… Мы помним бирюзовые кресла дворца "Украина". Роскошные. Они так всем нравились!

– Да.

– А потом выяснилось, что каждый концерт – пять-восемь человек просто упали. Потому что креслам этим было уже под 30 лет. Когда их снимали, они рассыпались. Это первое, с чем я столкнулся. Потом смотрю: ведра стоят… "Что это?" – "Это ливневки". Почему не сделаем? Потому что их боятся трогать. А почему боятся трогать? Нет проектной документации. Почему нет проектной документации? Я встречался и не на таких объектах с отсутствием проектной документации… С 1968 года. Боятся туда лезть. Ни один директор не решался тронуть ливневки. Проблема даже не в том, где взять деньги на ремонт, – люди боялись их сковырнуть. Гнил дворец изнутри в 11 местах. Ничего не было сделано, чтобы человек с ограниченными возможностями…

– Ни одного пандуса не было.

– У меня самая большая головная боль последних лет – это отопление. Я думал, что мы будем делать концерты, а мы живем тем, чтобы… Дворец "Украина" не имеет бюджетного финансирования. Ни копейки. Когда-то было, но мне кажется, что со времен Николая Петровича Мозгового… Но тогда было какое количество концертов!

– Конечно.

– И дворец был на самоокупаемости. И тогда это все было нормально. А у нас COVID, война, прилет. Сейчас такие времена, когда и попросить неудобно у государства. Поэтому мы остались один на один с проблемами. Не потому, что нам не хотят помочь, а потому, что наступило время, когда в очереди перед нами намного больше людей…

– Война.

– Возвращаясь к моей юности: мне повезло встретиться с Александром Брагиным и познакомиться с Ринатом Леонидовичем. В какой-то момент я оказался в такой ситуации, когда понял… Я никогда не просил у этого человека… Редко он меня видел, он всегда мне уделял внимание, и я ему за это очень благодарен…

– Он очень внимательный человек.

– Он внимательный. И он помнит людей, с которыми он общался в те времена. И мы начали общаться, когда он построил прекрасный стадион в Донецке, когда он делал большие праздники для Донецка. И я привозил артистов. И мы уже тогда общались, пересекались. Я его познакомил со многими звездами. Он очень искренне всегда к ним относился, все удивлялись. И наступил момент, когда мне пришлось к нему обратиться. Еще до войны. Поменять кресла – это почти миллион долларов. Это немыслимые деньги. Поменять ливневые канализации – Ринат Леонидович. Поменять энергетику – Ринат Леонидович. Пандусы, медиафасады… Потому что дворец тряпками был увешан… Ринат, который потерял все свои флагманские предприятия… Я удивительную вещь узнал, сколько денег он тратил, не афишируя этого, на один только фонд, который занимался беспризорными детьми, я был в шоке. Миллионы долларов. Потом я уже столкнулся с его безотказностью, с его человечностью.

Возвращаясь к нынешним обстоятельствам: когда пришла война и во дворец прилетело… не во дворец, а в гостиницу рядом… Но к сожалению, дворец очень сильно пострадал. У нас 50% фасадных окон выбиты. Когда это увидел, у меня ком в горле встал: я понял, что мы не восстановим это. У меня был момент отчаянья сумасшедшего. Счет за отопление в первый месяц войны – 1,2 млн. Дворец не работает – за отопление мы должны платить. Сейчас, даже когда концерты есть, их не хватает. Практически дворец работает на отопление. И когда прилетело – мы в шоке. И на второй день раздался звонок. Ринат. Человек, который потерял 70% всего, что у него было…

– Если не больше.

– Если не больше. Который помогает такому количеству людей… "Серый, не переживай, все восстановим. Будет лучше, чем было". И у меня отлегло, потому что Ринат – человек слова. Я сталкивался со всеми нашими олигархами, богатыми людьми. Единственный человек слова среди них – это Ринат. Он полностью оплатил восстановление дворца. Полностью. У меня даже мысли не было, что это возможно. И благодаря этому мы сейчас с тобой здесь находимся, проводим какие-то мероприятия. За что ему большое спасибо. Я когда начинаю думать об этом... У меня просто ком в горле. Сейчас я думаю: у нас долг за отопление 15 миллионов гривен. Причем 5 миллионов – это пеня и штрафы за то, что мы не платили в тот момент, когда была война и COVID, когда не работал дворец. Нет механизма освободить нас даже от штрафа и пени. Мы договариваемся с городом. У города 3 миллиарда долгов перед "Нафтогазом", и среди этих 3 миллиардов еще наши 15 миллионов.

– Вам надо проводить больше концертов.

– Дима, к сожалению, нет такого количества артистов.

– Я здесь.

– Ну, мы стараемся, придумываем. Твой концерт обязательно сделаем. Давай пусть победа… победный концерт.

– Да.

– Заканчивая эту тему… У меня есть список того, что нужно сделать для дворца, – примерно 200 миллионов гривен. То, что нам нужно делать уже завтра, – это 100 миллионов примерно. Ну жду, когда закончится война. Но мы что-то делаем, стараемся, но все, что дворец сейчас зарабатывает, уходит на погашение долга за отопление, зарплаты сотрудникам… Мелочи. У нас нет денег, чтобы во что-то вложить, что-то починить, что-то сделать.

Когда началась война, Киркоров мне писал много. Он писал то, что должен был написать близкий человек близкому человеку. Потом он полгода молчал, а потом вдруг поддержал агрессию… Я ему написал: так, как к тебе Украина относилась, как тебя поддерживала, кормила, поила, принимала… "Но Украину ты не поддержал". На что мне пришел ответ: "Я не мог по-другому". Он сделал свой выбор – мы по разные стороны…

– Сережа, возвращаясь в юность… Ты переехал в Киев из Донецка.

– Так.

– Почему?

– Я привез артистов в Киев на какое-то мероприятие. Я оказался в одном ресторане, в котором был банкет после спектакля театра Виктюка. А с Романом Григорьевичем мы были уже знакомы. Там меня познакомили с Таквором Бароняном. К сожалению, он ушел из жизни. И он мне говорит: "Я хочу, чтобы ты у меня работал". А меня уже ничто не связывало… Бабушка умерла – я был предоставлен сам себе. Рита Сичкарь нас познакомила.

– Ночной клуб "Голливуд".

– Ночной клуб "Голливуд". Но это не ночной клуб.

– Очаг культуры.

– Да, очаг культуры вечерней. И он меня пригласил арт-директором. И я за один день переехал в Киев и остался в нем на 25 лет.

– Сережа, через твою жизнь прошли великие люди, личности с большой буквы, и я бы хотел поговорить о некоторых из них. И я бы начал с Романа Григорьевича Виктюка. Величайший человек. Эпоха.

– Нам посчастливилось много с ним общаться.

– Я его очень любил, и ты его очень любил. И мы даже на похоронах были во Львове. Как хорошо, что его похоронили во Львове.

– Не просто хорошо…

– Какое счастье!

– Тогда это было срежиссировано им.

– Да.

– Мы за 12 лет до его смерти ездили во Львов, памятник ему заказывали. Он хотел перенести родителей…

– Родителей, да.

– Он срежиссировал свои похороны.

– Даже знал, какая музыка будет?

– Памятник. Он заказал памятник за 12 лет. Для меня это дико было. На Лычаковском кладбище, в очень красивом месте, если может быть на кладбище красивое место. Он хотел быть похоронен только там. Потому что он без Львова не мог. Он очень страдал последние годы ковидные, и после аннексии Крыма Россией… Он очень страдал из-за этого, но он не мог без Львова, без Киева. Слава Богу, что он упокоился со своими родителями там, где хотел…

Рома – это большая часть моей жизни. Полжизни мы очень дружили, я очень много узнал от этого человека, с очень многими людьми познакомился. Я потерял друзей, с которыми шел по жизни, всех моих близких, но все мои близкие ушли, когда я был мальчиком. Но как оказалось, гораздо легче переносить потери, когда ты маленький. А переносить потери, когда ты уже в зрелом возрасте, – это невыносимо. И когда я понял, что потерял человека, место которого в моей душе уже никто никогда не займет… Уже нет таких людей. Для меня это была трагедия. Я был к этому готов морально, потому что он ушел в почтенном возрасте. Но я тебе скажу другую вещь. Господи, какое счастье, что он не дожил до сегодняшних дней…

– Угу.

– Наверное, он бы умер еще раз. Он бы этого не перенес однозначно. Я знал его позицию, и он ее высказывал и проявлял, хотя ему многие говорили еще в те времена: "Рома, может, не надо? У тебя свой театр"… Это благодаря его друзьям, а не какой-то государственной политике… То, что он делал в советские времена… На 50 лет образования СССР поставить во МХАТе "Украденное счастье" Ивана Франко… То, что он творил, – это позволялось только ему. Но он был большим театральным революционером, он позволял себе говорить… Очень интересная деталь: он всегда рассказывал истории, которые мне казались небылицами и байками. Уже после смерти я получал подтверждения, что все эти истории были правдой. Он не врал, ничего не придумывал. Хотя в тот момент казалось, что у него есть что-то от барона Мюнхгаузена.

– Людмила Марковна Гурченко.

– Моя дружба с ней получилась благодаря тебе. А твоя дружба с ней получилась благодаря мне.

– Да, это правда.

– Так уж получилось, что, когда мы делали в те времена праздники "Бульвара", ты любил красиво отметить день рождения любимой газеты…

– Скромными семичасовыми концертами.

– Да и газета была со скромными миллионными тиражами. Были большие праздники, и я тебя уговаривал привезти Людмилу Марковну Гурченко – ты даже слышать об этом не хотел.

– Да.

– До того момента, пока я тебя наконец-то не уговорил. И, встретившись с ней, ты уже не смог с ней расстаться до конца ее дней.

– Да.

– Я не так много общался с Людмилой Марковной, но мне судьбой был подарен один день, когда я провел с ней три с половиной часа… Сережа не смог тогда приехать в Киев – он попросил меня ее встретить. Я ее забрал с поезда. Она говорит: "Хочу кушать". – "Куда поедем?" – "В "Сейф" поедем". Мы приехали в "Сейф" – пустой зал. И мы как сели с ней – три часа мы с ней кушали, как будто она дала интервью. Но только обидно, что не было камеры, чтобы записать это все.

– И первая твоя мысль наверняка была, как можно столько съесть и остаться с такой талией?

– Эта мысль возникала у всех женщин и мужчин в Советском Союзе, потому что она была примером для подражания.

– Она ночью могла жареную картошку есть.

– Да. Но это физиология. Она мне рассказывала о своей жизни, кого она любила, кого ненавидела… Это была какая-то исповедь. Мы много с ней встречались, общались, где-то виделись, но эта встреча запомнится мне на всю жизнь. Я считаю, что это большая удача, что я оказался в этом обстоятельстве с ней вдвоем. А потом вы с ней познакомились. Ты, естественно, влюбился в нее, потому что в нее не влюбиться было невозможно. Я помню, когда она приехала со сломанной шейкой бедра, хромала. Мы ее заводили на сцену… За кулисами она на меня просто упала. И вдруг – порхнула на сцену на каблуках. Я смотрел и думал: как это возможно? Величайшая артистка.

– Человек.

– Фантастическая женщина, удивительная.

– Ты же и с Евгением Павловичем Леоновым был знаком?

– Это было самое начало… У него были творческие вечера. Мне кажется, аккомпанировал ему тогда Игорь Крутой. Еще никому не известный Игорь Крутой. Я был как раз администратором: встретить на вокзале или в аэропорту, поселить в гостиницу, сопроводить – это были мои функции. И мы с ним поехали на рынок. И когда мы пришли на рынок, он не смог потратить ни копейки…

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– Народная любовь.

– Мне кажется, люди готовы ему были отдавать деньги. Ой, он энергетики был потрясающей. Сало, творожок – все бесплатно. Работа рынка замерла в этот момент, это было событие. Я не так много с ним общался, но мне повезло хотя бы соприкоснуться, подышать одним воздухом с этим человеком.

– Эдита Пьеха.

– Боже мой, давай закончим уже про этот период.

– Чуть-чуть пройдем – и закончим. Это же знаковые люди.

– Эдита Пьеха – большая легенда. Это был предмет самого большого восхищения. Как она выглядит, как она себя несет, как она одета по-модному. Потом выяснилось, что она шила себе сама вещи. Один раз я ее провожал…

– Она хулиганка была.

– В моей жизни была одна хулиганка – Елена Васильевна Образцова. А Эдита Станиславовна – не то чтобы хулиганка… Я не могу так сказать. Я запомнил, что, когда она пела, я всегда за кулисами держал бокал с шампанским. И когда все артисты пьют воду, чтобы смочить горло, она смачивала горло шампанским. Она любила цветы. Каждый цветок, который ей дарили, она увозила с собой.

– Валерий Леонтьев.

– Ух!.. С Валерием Яковлевичем я дружу до сих пор. Ну как "дружу". Мы мало общаемся, не видимся. За два месяца до войны я был в Майами и виделся с ним. Пугачева, Леонтьев, Ротару – это три самые большие звезды страны, которой уже нет. Это невероятный человек.

– Родной человек?

– Родной человек, обладающий фантастическим чувством юмора и фантастической закрытостью…

– Трудоспособностью.

– Трудоспособность – это понятно. Закрытостью. Он закрыт для всех, и открывается только для близких людей. Нам с тобой повезло видеть его в домашних обстановках, когда он совершенно другим человеком становится. Ну а его чувство юмора потрясающее. Я его очень люблю. Я счастлив, что он уехал из России. Меня это греет. У меня не так много людей осталось, с которыми я общаюсь, из той страны. На одной руке хватит пальцев… В основном все они уехали.

– Я очень хорошо относился к Ире Аллегровой до тех пор, пока она не зиганула. Ты же тоже с ней работал много.

– Первый глоток алкоголя я сделал из рук Ирины Александровны. Я не могу сейчас сказать ничего хорошего о ней, а говорить плохо не хочу. Поэтому следующий вопрос.

– Игорь Крутой.

– В моей жизни останутся люди, к которым в моей душе будет особенное отношение, даже несмотря на то, какую позицию они сейчас занимают. Люди, сыгравшие в моей жизни определенную роль, которых я уважаю, с которыми я могу быть не согласен, не принимать то, что они сейчас делают, но я не буду говорить о них плохо. Ничего плохого я сказать не могу, а ничего хорошего не хочу…

– Следующий вопрос. Филипп Киркоров. Ты много с ним работал. Я помню картинку: я вас жду, и вы подъезжаете… Ты за рулем, Филипп рядом.

– Ну, жизнь прожита. И я много лет шел по жизни рядом с этим человеком.

– В общем, не пошел бы он на х…й?

– Когда началась война, он мне писал много. Он писал то, что должен был написать близкий человек близкому человеку. Я не буду говорить, что… Мы тут сидели в подвале – как-то не до общения было. А потом он полгода молчал, потом он вдруг поддержал… Короче, от многих людей я знал, как его прессовали эти полгода. Потом вдруг у него появился пост про Медведчука. И я ему написал: "Зачем? Почему?" – "Ты же знаешь, мы дружили, меня кормили, принимали, они так ко мне относились… Я не мог поступить по-другому". Я ему написал в ответ: так, как к тебе Украина относилась, как тебя поддерживала, кормила, поила, принимала, звания, любовь, полные залы… "Но Украину ты не поддержал". На что мне пришел ответ: "Я не мог по-другому". Да, я знаю, как их там щемят. И чем больше артист, тем больше его щемят. Он сделал свой выбор – мы по разные стороны…

– Бог ему судья.

– Эта страница моей жизни давно перевернута. Потому что я здесь, а они там.

– Как тебе кажется, он понимает, что происходит?

– Все они понимают, что происходит.

– Все понимают?

– Все понимают. Есть другой эшелон: простые люди, которые смотрят с утра до вечера…

– Соловьева.

– "Первый канал". Соловьев – он маргинал вообще. Когда после аннексии Крыма я какое-то время смотрел новости "Первого канала", у них каждое ток-шоу, каждая новость, каждый эфир начинался с "пи… на Украине, бандеровцы"… Мы понимаем, к чему они готовили страну 10 лет.

– Конечно.

– Он отобрал, скупил, отжал все независимое, что могло быть в той стране. И все под себя. Все люди нашего уровня все понимают. И некоторые разговоры, всплывшие в свете того же Пригожина, который потом, правда, сказал, что это не он… Они все понимают. А люди внизу пропитаны ядом пропаганды. Это прям образец пропаганды, только в фашистской Германии была пропаганда, которую можно сравнить с пропагандой, которая ведется в РФ сейчас.

– Эта мощнее. Потому что там было только радио. А тут – телевидение, интернет… Мы находимся во дворце "Украина", директором которого несколько лет был Николай Петрович Мозговой, замечательный украинский композитор, исполнитель, потрясающий человек. Тебе посчастливилось с ним общаться.

– Да, я его обожал.

– Давай вспомним Николая Петровича.

– Мне посчастливилось общаться с пятью или шестью директорами дворца "Украина". Но лучше всего ко мне относился Николай Петрович. Может быть, потому, что мы тогда уже с тобой работали, а он очень тебя любил. Даже определенный этап его жизни начался со знаменитого скандального материала в газете "Бульвар" (как я знаю, полностью подстроенного, а не правдивого).

– Сделали постановку, конечно.

– Все поверили.

– Но она для него очень тяжело прошла. Он пострадал очень сильно.

– Но тем не менее. С Николаем Петровичем я общался, он меня обожал, я его обожал. Я приходил во дворец как на праздник. Он рассказывал про свои планы, что бы он хотел сделать, как он ездил во Францию, видел в одном концертном зале, он хочет сделать это… То есть он был мужиком-хозяином. Он, по-моему, к своему дому так не относился, как ко дворцу "Украина".

– И рано так ушел.

– К сожалению. До сих пор я общаюсь с Аленой, у меня есть возможность видеться с Виолеттой Борисовной. Она перенесла болезнь, но она молодец, держится. Николай Петрович – это легендарный человек, фантастический композитор. И сейчас мы делаем проекты, где звучит его музыка. Он со мной каждый день…

Андрей Данилко – гений. Но мне с ним страшно сложно было в работе. Уговорить, упросить, договориться… Господи, он меня простит, если я его назову творческим задротом?

– Нина Матвиенко.

– Она большую жизнь прожила, большой путь прошла. Но она была всегда легкая… Я с ней подружился в последние годы. Благодаря тому, что я имел отношение к большим государственным мероприятиям. Она никогда ни в чем не отказывала. Она могла быть милой и интеллигентной, а потом могла острое слово сказать, прямо резануть. Я когда на нее смотрел – слезы какой-то нежности… Мне казалось, я смотрел на нее – мама, бабушка – я вспоминал все милое, родное… Я Нину Митрофановну очень любил. У нас были приятельские, очень хорошие, добрые отношения. Когда она ушла, это для меня… Я узнал о ее тяжелой болезни, наверное, за полгода до кончины. Она никому не говорила, и очень тихо это все происходило. И мы все включались, помогали. Но к сожалению, когда я узнал, она уже была неизлечима, и все это понимали. Наверное, она тоже.

– Гордость Украины – ансамбль имени Вирского. Мирослав Вантух, художественный руководитель, Герой Украины.

– Это моя особая любовь. Мирослав Михайлович – дай бог ему здоровья. Для меня ансамбль Вирского – это Украина. Сцена дворца "Украина" – это единственная сцена в стране, на которой коллектив может поместиться полностью. Я очень подружился с Мирославом Михайловичем. Я его безмерно уважаю. Но когда я увидел, как этот 85-летний мужчина работает с коллективом, челюсть у меня отвисла просто. Они в такой фантастической форме находятся… Я начисто лишен чувства материальной зависти, но я страшно завистлив к человеческому таланту и к сверхвозможностям, которых нет у меня. Так как у меня нет практически никаких сверхвозможностей, в отличие от спортсменов, танцоров, цирковых артистов… Для меня эти люди – это просто фантастика. Это инопланетные существа. То, что делает ансамбль Вирского, – это нужна такая сила воли, это такой адский труд… Я преклоняюсь перед тем, что они делают. И поэтому сцена дворца "Украина", пока мы имеем возможность здесь что-то делать, всегда будет принимать этих талантливых людей.

– Мы продолжаем говорить о людях, которые прошли через твое сердце. Ада Роговцева.

– Я был хорошо знаком с Адой Николаевной, никогда мы не были друзьями, но котлетки я кушал в ее исполнении, и с Катюшей, дочкой ее, мы не то чтобы дружим, но идем по жизни. Благодаря Роману Григорьевичу Виктюку. Они очень дружили, очень нежно любили друг друга. Ада Николаевна – это легенда. Легендарная женщина очень непростой судьбы, но очень серьезных принципов. Я знаю очень много вещей, о которых мы говорили и с ней, и о ней, но я не могу все рассказать. Но та позиция, которую она занимает по отношению к своей стране, к своей Родине, – это пример для подражания.

– Юрий Рыбчинский.

– Юрий Евгеньевич Рыбчинский – это моя особенная любовь. Мы очень дружим, очень близки. Юрий Евгеньевич часто приходит на концерты. Таких людей, как он… Вантух, может быть, Поклад. Тексты, которые писал Юрий Евгеньевич, – он гениальный автор. Как он рифмует, как он выстраивает слова песен… Хочется сказать только одно слово: это п…здец. Для меня это что-то непостижимое.

– Михаил Поплавский.

– Ему были даны определенные возможности судьбой. Очень многим были даны такие возможности, но очень мало людей сделали так много… Помня "кулек", страшный, жуткий, который был тогда, и видя его сейчас… Михаил Михайлович заслуживает большого уважения. Можно по-разному относиться к его пристрастиям попеть, как и к твоим тоже…

– Но я лучше пою?

– Поете вы примерно одинаково, но…

– Одинаково хорошо?

– Одинаково хорошо, да. Но это безобидно… Не хотите – не слушайте.

– Но люди ходят же.

– Но когда люди покупают билеты, ходят – их же не заставили. Поэтому Михаил Михайлович сделал большое дело в своей жизни. Он ужасное училище культуры превратил чуть ли не в главный вуз в области культуры.

– Поговорим о гениях немножко. Андрей Данилко.

– Андрей Данилко – гений. Ты правильно сказал.

– Ты его любишь больше, чем я? Или нет? Как тебе кажется?

– Давай поспорим. Тут дело не в любви, а в том, какое место человек занимает в твоем сердце. Я его люблю безмерно как артиста, профессионала, очень сложного человека, потому что люди такого таланта простыми быть не могут.

– Гении легкими не бывают.

– Не бывают. Но мне с Андреем посчастливилось познакомиться в самом начале его карьеры, когда он один с двумя сумочками, сиськами, которые надували, приезжал в Донецк. Раньше мы чаще созванивались, сейчас – реже. Но мы знаем, что мы есть друг у друга. Андрей – фантастического таланта человек. Мне с ним страшно сложно было в работе. Уговорить, упросить, договориться… Он скрупулезно подходил всегда… Господи, он меня простит, если я его назову творческим задротом? Но мало таких профессионалов, как он. И как показала жизнь, это один из самых любимых артистов этой страны. И не только этой.

– И добрый, хороший человек. Трогательный, нежный.

– С теми, кого он любит и кого он запускает в свое сердце, – да. Но он может быть безразличным к остальным. Эта закрытость необходима при такой профессии, потому что если ты будешь открыт ко всему, то просто тебя разорвет. Невозможно впустить всех.

– Долгое время ты работал с Ани Лорак.

– Приехали.

– Ты был ее директором.

– Менеджером, который выполнял функции продюсера.

– Сколько лет?

– Шесть или семь. Шесть.

– Расскажи нам про Каролину. Ты же ее хорошо знаешь.

– И что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? Что я сейчас должен о ней сказать?

– Чего ты подрался с ее мужем?

– Я не подрался с ее мужем. Он на меня кинулся. Я не могу выдавать личные вещи, но он на меня кинулся при людях.

– С кулаками?

– Надо сказать, что я его довел.

– Надо сказать, что ты можешь.

– А чем я довел, не могу сказать, потому что это личное дело Каролины и ее бывшего мужа. Но он кинулся на меня. И несмотря на то, что мы с Каролиной уже готовились к расставанию, в тот момент катализатором моего ухода был выпад ее турецкого супруга в мою сторону. И я понял, что больше ни минуты не могу оставаться с этими людьми. И ушел.

– Может, вы ее просто не поделили? Может, у тебя роман с ним… с ней был?

– С ним. Да, с ним. И с ним, и с ней.

(Смеются.)

– Вот это поворот!

– Да, у меня с ней был роман. В тот момент я был влюблен, это был безответный роман. Она талантливая красивая женщина. С полным отсутствием ума, к сожалению.

– Тупая.

– Я больше не хочу об этом говорить.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Чего она себя так повела во время войны? Оттого, что ума нет?

– Да. Она мне какое-то время была абсолютно безразлична, а сейчас мне ее жалко.

– Жалко?

– Мне ее жалко. Ее нет в моей жизни ни в каком виде. Я не знаю, что с ней происходит, с кем она встречается, где она живет. Мне неинтересно все, что происходит с той стороны.

– А творчество там есть?

– Творчество есть там, где есть гениальные люди. Гениальный, талантливый человек может быть, например, сукой потрясающей. Она не может стать большой звездой, не будучи сукой…

– Но она же не гениальная…

– Она должна иметь какие-то качества душевные, она должна иметь какую-то силу, чтобы люди верили. А все нормальные творческие люди оттуда свалили. А те, которые не свалили, – мне их жалко так же, как жалко Лорак. Давай перейдем к следующей теме. Я не хочу о ней говорить. Дима, позволь мне, пожалуйста…

– Наталья Могилевская.

– Как ты так перескакиваешь? Все смешалось: люди, кони. Ты сейчас переходишь к самым главным артистам этой страны. Как ее называют? Легендой Алексеевной ее называют за кулисами… Я с Наташей дружу много лет. Она фантастическая артистка, любимейшая певица этой страны. Такого количества хитовых песен нет ни у одного (кроме тебя, понятно) артиста этой страны. Дальше – Вакарчук, Билык… Обожаю Наташу, обожаю ее песни.

– А какая любимая песня?

– "Він не сказав ні слова".

– "Тільки тримав руками. Все, що було між нами…"

– Я обожаю все ее песни. Недавно был ее концерт, и такой кайф вообще…

– Перехожу к Ирине Билык.

– Ира Билык – это вообще… Я когда еще в Донецке жил, мы делали первые концерты Иры Билык. Юра Никитин был тут. И Нова.

– Да. Нова была.

– Наташа и Ира – две волшебные женщины, потрясающие, легендарные. Но они очень разные. Ира – это космос. Это какая-то далекая галактика. Она настолько разная, настолько удивительная, настолько невероятная. По количеству фанатов, которые занимают такие должности… Я не могу называть имена, но есть такие люди, и за границей, и здесь. Я таких фанов не видел ни у кого никогда, как у Ирины Билык. У меня есть примеры – за кадром я тебе скажу, в кадре не могу.

– Лилия Подкопаева. Я знаю, что вас связывает дружба многолетняя.

– Ты загуглил все упоминания людей, с которыми я…

– Я просто знаю тебя и твою жизнь лучше, чем ты сам.

– Лилечка – это мой хороший друг. С 1996 года, с года победы на Олимпиаде. Человек, который принес большую гордость этой стране…

– Не ты был ее тренером?

– Нет… Вся страна рыдала, когда она стояла на пьедестале, маленькая, хрупкая, со слезами на глазах.

– И Билл Клинтон стоя аплодировал.

– Да. У меня очень смешная история знакомства с Лилией.

– Клинтон познакомил?

– Тот самый ресторан "Бавария", где я познакомился с Александром Брагиным. Праздновали день рождения Лилии. Совпало с ее чествованием за победу на первой Олимпиаде.

– 1996 год, Атланта.

– Да, это была первая самостоятельная Олимпиада Украины, под украинским флагом. Она стала абсолютным триумфатором Олимпиады. Маленькая девочка, хрупенькая… Мы программу делали под ее чествование. Наш балет "Рандеву". А у меня был мобильный телефон. Я был одним из первых обладателей мобильного телефона. Раздается звонок, я беру трубку: "Здравствуйте. Вас беспокоит дежурный СБ Украины". Ну, интересно. "Соединим вас с приемной президента Украины". Я в ахере полном. "Здравствуйте, вас беспокоит помощник президента Украины. Не могли бы вы позволить президенту Украины воспользоваться вашим телефоном и поздравить Лилию? Леонид Данилович хотел бы поздравить Лилию с днем рождения". Я бегу к Лилии… Это был момент нашего знакомства: "Лилия, долго объяснять. Сейчас президент будет звонить. Кучма хочет вас поздравить". Маленькая девочка, Кучма… "Сказали, что через пять минут будет звонок". И мы сидим рядом пять минут. Ничего не происходит. Шесть – ничего не происходит. Она пошла в туалет. И в этот момент: "Здравствуйте, передавайте трубку. Соединяю с президентом". – "Алло, Лилечка…" Это я не тем голосом сказал, но неважно. Леонид Данилович… Я бегу… Она в кабинке туалетной, я влетаю в туалет, открываю кабинку – она сидит на унитазе… Это страшно смешно. Я ей – телефон. И она: "Алло!" Вот так мы познакомились с Лилией, подружились.

– Романтическое знакомство.

– Да. Я обожаю Лилию, обожаю ее маму Люсю, роскошную, фантастическую маму. Обожаю ее детей. Сложная судьба у Лилии… Что такое стать суперзвездой и закончить карьеру в 18 лет? Что дальше? И у всех спортсменов так. Но Лилия нашла себя в жизни. Сколько она со своим мужем делает для поддержки Украины, для помощи, какие они собирают контейнеры, фуры, деньги… Ну она один из ярких украинцев, влюбленных в свою страну… Она звонит каждый день, после каждой тревоги сообщения: "Как вы там?" В первое время мы с ней на связи. Лилия – мой друг. Спасибо, что вспомнил про нее.

– Группа "ВИА Гра".

– Какое отношение имею к группе "ВИА Гра"?

– На твоих глазах все происходило.

– На моих глазах много чего происходило, но это же не значит, что я имею к этому какое-то отношение. Когда-то Костюк, Меладзе создали гениальную группу. Там прошло фантастическое количество солисток. Многие известны, многие популярны, многие уже почили в бозе или канули…

– В Лету.

– Но денег они заработали нормально. Костя же гениальный автор.

– Абсолютно.

– Конечно, я со многими девочками дружил, со многими поездки были, интересные случаи. Можешь вопрос чуть-чуть сузить?

– В кабинку ни к кому из них не заходил?

– С телефоном в руках?

– Или без телефона.

– Ну сейчас я взял и все рассказал.

– (Смеется.) Светлана Лобода.

– В отличие от предыдущей девушки, о которой мы говорили, она очень умный человек и один из самых больших трудоголиков на сцене. Ко мне часто приходили: "Возьми продюсировать, помоги, хочет девочка/мальчик петь…" Я задаю вопрос: "Кем ты будешь…"

Пономарев как-то приревновал меня к своей жене Алене. Это было все в первом ряду "Таврийских игр". Он мне зарядил… Ну, профессиональный боксерский удар. Я увидел небо в алмазах

– Амплуа.

– Нет. "Кем бы ты был, если бы не пел?" И мне говорят: "Я бы стал тем". – "Спасибо, до свидания". А те, которые говорят…

– "Только петь".

– "Я бы умер…" Вот это – да.

– Она умерла бы?

– Чтобы стать звездой, таланта нужно 10%. Все остальное – это абсолютно другие факторы и обстоятельства. Она бы умерла без сцены. Она фантастически талантливый человек. Это все на сегодняшний момент, что я бы хотел сказать.

– Александр Пономарев.

– Мне так интересно, как у тебя эта цепочка…

– А я знаю, что у вас с ним была на "Таврийских" очень любопытная история. Я же не случайно спрашиваю.

– Господи, это было так давно! Как ты можешь это знать? Я не помню, чтобы я когда-нибудь говорил. Был очень странный момент, когда он приревновал меня к Алене. Это было все в первом ряду "Таврийских игр".

– К Алене Мозговой.

– Да, к своей жене. Мы сидели рядом. Он чуть-чуть выпил. Было прямое вещание на всю страну. А "Таврийские игры" тогда – это центр вообще… И он кинулся на меня. А он же профессиональный боксер. И он мне зарядил…

– В нос?

– Вот сюда… Ну, профессиональный боксерский удар. Я увидел небо в алмазах. У меня потом синяки были.

– Так у вас с Аленой что-то было?

– Ну смешно. Нет, конечно…

– На глазах всей страны зарядил?

– На глазах у всех. Ну, это было мгновение.

– Но шла телетрансляция.

– Это не было в эфире. Но люди, которые сидели рядом, охерели. Мы с ним не общались много лет. А потом Саня подошел…

– "Я уже не ревную".

– Нет. Говорит: "Сергей, прости меня за тот момент". Но это моя личная история. Саша – профессиональный боксер.

– Да, я знаю. Руслана.

– Лыжичко.

– Да.

– Руся принесла первую победу на "Евровидении" этой стране, и этого пункта уже достаточно для того, чтобы она была вписана в историю шоу-бизнеса… Тема "Евровидения"…

– Ты же участвовал вплотную в этой истории.

– Да. Сейчас бы это называли "исполнительный продюсер". А тогда еще такого не было. Я помогал. Мы с Русей и Сашей поехали на разведку втроем в Стамбул. Еще за несколько месяцев до "Евровидения". Мы прошли "Евровидение", я помогал с государственной поддержкой. Руся мощная. У нее такая энергия фантастическая! Она выстрелила так мощно! Но я знаю больше артистов, которым "Евровидение" не помогло, а с точностью до наоборот.

– Например?

– Ну, гораздо легче привести примеры артистов, которые стали звездами… Есть артисты, которые пришли звездами на "Евровидение", и им это ничего не дало. Филипп Киркоров, Алла Пугачева, Патрисия Каас. Легендарная певица французская, но на "Евровидении" она только опозорилась. Хотя песня была фантастическая. Большими звездами "Евровидения" стали ABBA, Селин Дион. Это был серьезный этап в ее жизни. Да и все, собственно. В первый год тебя везде возят, к тебе внимание. Ты расслабляешь булки, у тебя корона на голове. А потом тебя по щелчку выбрасывают, потому что есть новый победитель – и ты нахер никому не нужен. Какая психотравма! За год – х…як! – и тебя нет. Таких историй много. Саша Рыбак – какая звезда была! Елена Папаризу. Таких артистов миллионы. Где они сейчас? Никто не знает. Никто звездами не стал. Я прошел несколько "Евровидений", с Лорак мы прошли "Евровидение". И с Русланой. Я ездил как гость, я был консультантом. Наверное, семь или восемь раз ездил на "Евровидение". Я считаю, что "Евровидение" – важнейший трамплин, которым практически никто не смог воспользоваться. Надо иметь очень серьезную подготовку, серьезных профессионалов иметь рядом, чтобы воспользоваться победой или удачным участием. С Русланой мы прошли интересный путь.

– Мы сейчас в банкетном зале дворца "Украина", который видел всех украинских президентов много раз. Здесь проходили банкеты после концертов, после торжественных мероприятий. Ты часто общался с украинскими президентами. И я бы хотел немножко поговорить о них. Начну с Петра Порошенко.

– Жадина-говядина.

– Кусок шоколадины?

– Есть люди, которые много делают и мало говорят, а есть люди, которые много говорят и мало делают.

– Какой ты злой!

– Я очень по-доброму к Петру Алексеевичу отношусь.

– Ты все не можешь забыть, как он Роману Григорьевичу деньги дал?

– Он прекрасный бизнесмен, я считаю. Есть люди, которые наблюдали Петра Алексеевича почти каждый день во время его президентства, и они говорят, что он 80% времени занимался вопросами своего бизнеса и только 20% уделял стране. Я никого не хочу обидеть – я передаю то, что я слышал. Я не знаю, правда это или нет.

– Да это завистники так говорят.

– Может быть. Я сталкивался с ним пару раз, и не только в ситуации с Виктюком. Я Алесе рассказывал…

– Расскажи, как мы, пользуясь связями с Алесей Бацман, привели Романа Григорьевича на программу к Савику Шустеру.

– Ну что значит "пользуясь Алесиными связями"? Роман Григорьевич все-таки был человек, заслуживающий приглашения к Савику.

– Да я шучу.

– На этой программе Роман Григорьевич начал рассказывать… А присутствовал Петр Алексеевич Порошенко. Он еще не был президентом Украины.

– Но уже был богатым человеком.

– Но уже был хорошо обеспеченным человеком. И он находился на этой программе. А у Романа Григорьевича было несколько идей, желаний, мечтаний…

– Он украинский спектакль какой-то хотел сделать.

– Да. Он хотел про Лесю Украинку сделать. Мы для "Интера" ездили в Грузию и снимали большую программу о последних годах жизни Леси Украинки. И он хотел поставить спектакль. Пьеса у него была готова. И нужны были деньги.

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– И тут Петр Алексеевич…

– И он рассказывает об этом в эфире у Савика Шустера. И вдруг Петр Алексеевич говорит: "Я дам денег, хочу помочь". Никто его не просил.

– 60 тысяч долларов, по-моему?

– Да я не помню. Рома охренел, мы все охренели. Не такие большие деньги, но какой хороший человек… Мы потом заходим: "Вот тебе телефон мой". Рома счастлив, мы начинаем сметы готовить, обсчитываем костюмы, декорации… Я начинаю звонить. "Да-да-да-да, поговорим, да-да-да, наберем". А Рома же верит людям. Ему повезло с людьми в жизни, поэтому он верит людям. Он все гениальные постановки сделал вопреки советской власти. И если бы не встречались люди, которые его прикрывали, помогали, то ничего не было бы. Я все хожу-хожу, звоню-звоню… Потом мне делают пропуск в Верховную Раду. Ловлю его там. И он такой: "Тебе не перезвонили?" Короче, ни хрена, ничего. И был еще один случай, когда он пообещал одному человеку, с которым я работал.

– Ани Лорак?

– Да. И опять была встреча – он меня вспомнил. Я ему не стал напоминать, что и в прошлый раз ничего не дал. И в этот раз я сказал человеку, что ни хрена не будет. Так и получилось.

– А знаешь, почему Петр Алексеевич такой богатый?

– Почему?

– Потому что он вам, артистам, ни хрена не дает.

– Ты меня всегда учил, когда я был еще малой: "Талантам нужно помогать – бездарности пробьются сами". Я помню, как ты относился к артистам, которые бесплатно к тебе готовы были приезжать. И ты уговаривал их взять деньги… У меня были соприкосновения со всеми нашими богатыми людьми. Не буду называть их имена, их не так много, они хорошо известны. И все они, к сожалению, жадные люди, которые редко выполняют свои пустые обещания. Кроме одного человека, о котором мы с тобой уже говорили.

– Ты сказал о богатых людях, которые помогают и не помогают, а я вспомнил, как однажды помогли нам покойные Кирпа и Кравченко.

– Ты с темы президентов, кстати, съехал. Вернемся к ним.

– Расскажи, это интересно.

– Я бы даже сказал, помогли мне, а не на нам.

– В результате и мне помогли.

– В результате – и тебе. Мы же с тобой шоу-бизнесмены великие, делали концерты и перевозили всех популярных артистов тех времен.

– Но тебе пришла идея…

– Нет, мне не пришла идея. Оно как бы…

– Это была твоя идея, в которую я не поверил.

– Да. Была не просто идея. И был прав, кстати. Я очень люблю красивых талантливых людей. Артист должен поесть говна, к сожалению. Меня судьба в лице Романа Григорьевича Виктюка свела с фантастической женщиной – Еленой Васильевной Образцовой. Примой мировой оперной сцены. Мы с ней очень подружились. Они тогда работали над спектаклем "Антонио Фон Эльба", "Примадонна"…

– Как я с ней познакомился? Роман Григорьевич привез ее в этом спектакле, я пришел за кулисы, и он говорит: "Сейчас я тебя познакомлю с Образцовой. Ленка, бл…дь, иди сюда!"

– Да-да... (Смеются.) Я много таких историй знаю. Ты можешь себе позволить, я – наверное, не смогу. Она была озорная, шухерная… Фантастическая женщина. Глыба просто невероятная. Когда она ушла, я плакал. Когда Людмила Марковна и Роман Григорьевич ушли, я плакал. Для меня это были потери личные. Мы встречаемся с ней в Москве в ее квартире. Точнее, мы познакомились в Киеве, а потом мы с Ромой приходим к ней в гости. Она: "Ой, я тебя помню. В Киеве мы прекрасно проводили время". Я говорю: "Елена Васильевна, я очень хочу попасть к вам на спектакль." – "У меня в этом месяце два спектакля. Что ты хочешь: старуху в "Пиковой" или воинственную молодуху в "Аиде"?" И я в тот момент нашелся: "Елена Васильевна, воинственную молодуху я и так вижу, а старуху мне было бы интересно посмотреть". Она ржала, ей очень понравилось. И с этого момента просто как-то она прониклась ко мне. Мы подружились. И потом родилась идея. У нее было сорокалетие творческой деятельности, я хотел сделать ей большой бенефис во дворце "Украина". А тогда мы с тобой работали вместе, программу снимали и концерты делали. Я предложил тебе – ты сказал: "Нет, на хер иди. Не будет. Это мы не соберем. Это классика – никто не придет".

– Дворец "Украина" тем более.

– Да, нам это не нужно. И ты меня отправил к чертовой матери. Потом я долго тебя уговаривал. И в какой-то момент я попал на твое хорошее настроение.

– И я дрогнул.

– И ты дрогнул. Но сказал мне: "Я тебе ничем помогать не буду. Сам херачь".

– Я тебе сказал: "Ты никогда не соберешь деньги на этот концерт".

– Да. Но концерт был такой… Елена Васильевна Образцова.

– Зураб Соткилава, Маквала Касрашвили.

– И Виктюк – режиссер концерта. Ого-го! А мне довелось тогда дружить с чрезвычайным и полномочным послом [России] в Украине Виктором Черномырдиным. И кстати, благодаря мне ты с ним задружил очень близко.

– Замечательный человек был, спасибо тебе.

– И билеты ни хрена не продаются. Ну просто катастрофа!

– Прав я был.

– Какая бы реклама ни была, что мы только ни делали – не продаются. Две недели до концерта, ты психуешь, орешь на меня.

– Не может быть. Я на тебя никогда не орал.

– Было. И заканчивается все это тем, что я иду к Виктору Степановичу. "Виктор Степанович, провал, все плохо, все пропало". Он берет трубку. Как его? Жора?

– Да, Георгий.

– Жора. "Жора, я к тебе мальчика отправлю. Помоги ему". Я быстренько к Кирпе. Министр транспорта всемогущий, великий просто!

– Всемогущий!

– Друг Кучмы. Глыба. Мужик потрясающий. Столько, сколько он сделал… Его же пророчили в премьер-министры.

– В президенты.

– Я думаю, он и президентом был бы, если бы не...

– Столько, сколько он сделал, никто разворовать не смог бы.

– Причем я попал на совещание. Меня сразу вводят к нему в кабинет – я же от Черномырдина. Я сижу в кабинете на совещании руководителей автодоров. Он что-то рассказывает. "5%, ладно, п…здите, суки. Но когда вы начинаете п…здить 95%"… Извините, из песни слов не выкинешь. И потом – "Что там у тебя?" – "Да вот, надо пару билетов..."

– Не пару, а тысячи две.

– С половиной. Он говорит: "Алексей Мефодиевич, к тебе мальчик сейчас приедет".

– Да, Кривопишин.

– "Купи пару билетов у него". Я приезжаю на юго-западную железную дорогу. Богатый профсоюз. У нас железнодорожный концерт был. Проводники, машинисты, директора станций. 2,5 тысячи людей "Укрзалізниці". Но был другой примечательный случай. В правительстве у Кучмы, в его ближайшем окружении, было два близких сподвижника, которые закончили жизнь одинаково: Юрий Федорович Кравченко и Григорий Николаевич Кирпа. И они были непримиримые враги.

Зеленский – герой нашего времени. Спасибо ему большое, что я нахожусь сейчас в Киеве и могу себе позволить говорить на русском языке. Хотя впервые за 50 лет жизни мне стыдно "розмовляти не державною мовою". Мне стыдно говорить "москальською мовою"

– Оба видели себя президентами.

– Я не знал тогда об их политических амбициях. Но Юрий Федорович очень любил оперу и теннис. С Буряком, по-моему, они и жили, и играли в теннис.

– Да, играли в теннис.

– И я с ним познакомился на концерте Елены Васильевны Образцовой в оперном театре. А Кирпа спокойно относился к искусству, но так как он был сопричастен к этому концерту и там был Виктор Степанович, он пришел. Я сам не понимал, что произошло. И мне потом Черномырдин сказал: "Ты не понимаешь, что ты сейчас сделал". Антракт концерта, и я приглашаю в директорскую ложу Георгия Николаевича и без задней мысли Юрия Федоровича.

– И Виктора Степановича.

– И Виктора Степановича.

– И мы с тобой были.

– И мы с тобой. И Елена Васильевна забежала к нам, по-моему, на секундочку в антракте или после. Неважно.

– После, наверное.

– Нет, после у нас был легендарный вечер в гостинице "Днепр".

– После было весело, да.

– А я не знал. Где правительство, а где я вообще? И вдруг такое напряжение. Они встретились за столом, чего вообще не бывало. Они вместе в одном пространстве... На Кабмине их рассаживали. Они не пересекались даже на Кабминах. И вот они стояли на таком расстоянии.

– Выпили.

– Мне потом Виктор Степанович сказал: "Ты не понимаешь, что ты сделал". Это была легендарная история. Возвращаясь к Елене Васильевне. Это тот человек, дружба и общение с которым – моя невероятная гордость.

– А мы продолжаем тему президентов. Как ты подружился с Владимиром Зеленским?

– Подружился с Владимиром Зеленским – это неправильное определение, потому что я никогда не был близким другом Владимира Александровича. Мы много лет шли по жизни рядом, но сказать, что мы прям дружили, я не могу. Мы прекрасно друг друга знали. Один из первых выездов… Тогда, по-моему, еще не было студии "Квартал-95", была команда КВН. Они еще не жили в Киеве. Я делал им то ли корпоративное выступление, то ли… Я помню один эпизод. Был ресторан "Нобель" знаменитый в Киеве – и я их привел после мероприятия, на которое их привозил. Они тогда жили в Кривом Роге. Мне запомнилось, что, как оказалось, это первый дорогой ресторан, в который они попали. Для них это было "вау". И потом я очень много делал: корпоративные выступления, юбилеи, праздники большие. И я был организатором мероприятий, поэтому, конечно, мы соприкасались с командой "Квартала-95". Тогда уже "Вечерний квартал" появился. Владимир Александрович был безусловным лидером этой команды. И мы не то чтобы дружили, но просто находились в одном бизнесе. Конечно, общались всегда приветливо, но никогда не были в каких-то дружеских отношениях. За год до того, как Владимир Александрович принял решение баллотироваться в президенты, меня пригласили помогать в развитии одного из его проектов. Это "Женский квартал". Есть куча моих интервью, и я страшно верил, что Владимир Александрович победит. У меня с тобой был спор. Ты помнишь? Ты мне говорил, что никогда не пойдешь в политику. Кстати, ты мне не отдал бутылку чего-то. Ты стал народным депутатом.

– Я тебе отдам.

– И ты стал депутатом. Не народным. Ты пробовал в Верховную Раду.

– Киевсовета.

– Коррупционные схемы тебя победили. А потом ты в Киевсовет, да?

– Нет, перед этим Киевсовет.

– Я верил в его силу. Алесе в интервью я пламенно топил, потому что верил. И я счастлив, что не ошибся. Я так хотел, чтобы в этой стране появился не системный, не прогнивший, не из этой клоаки новый воздух, свежий воздух…

– Как ты оказался в Офисе президента?

– Шел и зашел. Да, был период, когда я работал в Офисе президента. Я помогал в начальных организационных вопросах, связанных с протоколами, административными вопросами. А потом с удивлением мы обнаружили, что первая леди есть, делать она должна много, внимание к ней большое, а, как во многих цивилизованных странах, нет статуса первой леди… В Америке есть статус, во Франции – закрепленный, финансируемый. У нас ничего нет… Едет президент на отдых с семьей в Одессу. Чтобы взять самолет, речи не могло быть. "Аеросвіт" или МАУ, не помню. Первый ряд брали просто. Он заходил последний в самолет со своим охранником, садился в первый ряд. Брали ранний рейс, чтобы никто не видел, что это президент.

У меня был дикий скандал, когда мы решили пойти в кино в Одессе на этом отдыхе. Я звоню: "Мы хотим купить билеты". Они говорят: "Какие билеты? Бог с вами! Мы приглашаем". Тем более будний день, пустой зал. Я беру приглашения. Ты не понимаешь, какую выволочку мне устроили за то, что мы не купили билеты. "Вот так все начинается", – говорили мне Владимир Александрович и Елена Владимировна. Если прийти к сегодняшнему дню, я благодарю Бога, судьбу, что именно этот человек оказался президентом страны, на которую так по-варварски напал сосед. Потому что если бы это был другой человек, этой бы страны в том виде, в котором мы сейчас находимся, уже бы не было. Он спас Украину. Все говорят "Слава ЗСУ! Слава Залужному!" Люди, которые кровью своей, своим героизмом защищают на передовой, гибнут каждую минуту. Мы с тобой потеряли множество друзей, знакомых, близких, как и каждый в этой стране. Но нечем было бы им воевать и нечего было бы им защищать, если бы президент нашей страны в тот момент принял решение, к которому его склоняла чуть ли не половина лидеров этой планеты. "Можем тебе помочь эвакуироваться". Никто не верил, что Украина малюсенькая может этих тварей не то что победить – сдержать, когда они уже под Киевом были. Не было бы Владимира Александровича – не было бы этой страны. Я хочу, чтобы мои слова правильно были восприняты. Наши доблестные воины, люди, которые так героически несут... Делают все для победы. Таких людей очень много. Но нечего было бы защищать, если бы не Зеленский. Нечего было бы. Здесь бы была Россия. Мы бы под триколором сейчас сидели.

– Нет, мы бы не сидели.

– Мы бы не сидели, да. Я уже думал, как быть дальше и как жить, и смогу ли я жить с министром культуры Игорем Лихутой.

– Я хочу тебя попросить охарактеризовать президента Зеленского как человека. Буквально пять-шесть слов.

– О таких людях невозможно говорить пятью-шестью словами.

– Ну десять.

– Я не знаю, можно ли так сказать о президенте. Был такой мультик или фильм "Рыжий, честный, влюбленный". Идеалист. Он абсолютно искренен. Я не могу так сказать за многих людей, но за него я могу дать руку на отсечение. Я таких порядочных людей, как он, мало знаю. И то, что его искреннее желание благополучия этой страны... Главное, что он сделал для страны, – сохранил ее государственность, существование, поднял весь мир, который ему талдычил: "Мы тебя можем эвакуировать". Начало войны, они под Киевом. Я слышал от серьезных руководителей, какие диверсионные группы были на уничтожение президента. Ты понимаешь, что такое сидеть в подвале, твоя семья не с тобой, потому что ее нужно куда-то прятать? Чем можно надавить на президента? Только его семьей.

– Конечно.

– Короче, герой нашего времени. Спасибо ему большое, что я нахожусь сейчас в Киеве. Могу себе позволить говорить на русском языке. Хотя впервые в жизни мне стыдно "розмовляти не державною мовою". Мне стыдно. Это самое большое достижение Путина, я считаю. Больше для развития украинской государственности никто не сделал. Потому что через эту ненависть к нему мы пришли к такой любви! И спасибо Владимиру Александровичу за то, что я захотел разговаривать на украинском языке. За то, что впервые в жизни в мои 50 лет мне стыдно говорить "москальською мовою".

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– Елена Зеленская. Охарактеризуй ее, пожалуйста.

– Космос. Она настолько невероятная, необычная женщина… Они очень талантливые с Владимиром Александровичем.

– Она же и тексты писала для "95-го квартала"?

– Она была автором "Квартала" всегда, автором "Женского квартала". Она последняя узнала, что Владимир Александрович идет в президенты.

– Да, я знаю.

– Она узнала об этом по телевизору, в "Новогоднем квартале". Она была в шоке. Я знаю, насколько Елена Владимировна была непубличной... Она была вообще к этому не готова. А теперь хочешь не хочешь – должна. Потому что ты жена президента. Страна в состоянии войны. И ты должна что-то делать. Когда Владимир Александрович не мог выезжать из страны по понятным причинам, она выполняла все функции... Не просто рассказать и красиво помахать рукой, а добиться результата. Это просто одно целое. И есть третий человек…

– Ты что, мысли мои читаешь?

– Да я вижу! К своему великому стыду, я очень недооценивал возможности этого человека. Он не член семьи – он член команды президента. Любое решение президента, межправительственные соглашения должны готовиться. Это все большая подготовительная работа. Обычно этим занимаются дипломаты, доверенные люди. Я не знаю, как бы складывалось отношение мира к нам, как бы складывались обстоятельства, если бы не Ермак. Все важнейшие решения для страны, которые принимает, естественно, президент, готовит группа, которую возглавляет Ермак. А что такое подготовительная работа? Президент озвучивает готовые решения, во многом принятые даже на личных отношениях, и в большинстве случаев на личных отношениях с президентами тех стран, от решений которых зависит судьба Украины. Так вот, Ермак готовит все закулисные... Там же интрига на интриге…

– Все интригуют против всех.

– Эта война – для нас это кровь, боль, разрушения. А вообще это большая политическая мировая интрига. И то, что Андрей Борисович оказался в это время в этом месте... Фактически он выполняет функции вице-президента страны. У нас нет такой должности, но она могла бы быть введена… Половина решений глобальных. Президент же не может все время выезжать. Нужно кому-то провести эту всю подготовку. Специалистов не так много. Короче, мой респект Андрею Борисовичу.

– Работая в Офисе президента, ты проводил грандиозные государственного уровня мероприятия.

– Не я проводил.

– Но под твоим руководством их проводили.

– Нет, это вообще неправильная постановка вопроса.

– Давай постановку.

– Что такое Офис президента? Это обслуживающий персонал президента Украины.

– Обеспечивает функционирование.

– Поэтому все те вещи, большие мероприятия, важные мероприятия для страны, знаковые – это все под руководством все-таки президента, главы Офиса и заместителя главы Офиса. Да, я принимал участие в работе большой команды, которая занималась организацией государственных праздников.

– Я помню фантастический концерт. Это не концерт – это представление. Грандиозное действие на площади по случаю 30-летия независимости.

– На стадионе. Первый День независимости был на Софийской площади – 29-летие независимости Украины. Президент поставил задачу: мы не можем не наградить достойных, не показать стране единство, но делать какие-то шоу не имеет... И мы сделали на 17 или 19 минут классный перформанс с Катей Царик, с Димой Монатиком. Мы выбрали знаковые песни не государства Украина, скажем так, а страны Украина за 29 лет независимости.

– Это круто было.

– Это были разные песни, но это были хиты. Причем каждый артист пел не свою песню. "Зайчик" Андрея Данилко – это было самое страшное шоу. Но 99% людей оценило. Это было очень красивое мероприятие. Но 30 лет, по идее президента... Мы должны были показать мощь. Мы собрали лучших украинских артистов... Это мероприятие тяжело давалось. Думали, что его нужно делать на Майдане. Но было решено, что на Майдане пройдет парад. Была придумана гениальная история. Если помнишь, девочка, которая бежит через историю Украины. Это было гениально. Несмотря на то, что нам мешали. И в последний момент нам такую подставу сделал один человек! Но тем не менее это все состоялось. Вся страна со слезами на глазах смотрела эту историю. Мы решили это делать на стадионе. Президент принял такое решение, чтобы без песен-плясок на Майдане, где столько людей пролили свою кровь. Это было правильное решение.

Команда была: Катя Царик, режиссер концерта, Сережа Могилевский, музыкальный продюсер, Кирилл Тимошенко, замглавы Офиса президента в тот момент, прям очень много сделал, чтобы такие были классные мероприятия. Наше предложение: список песен, артистов. Президент находил время утвердить, посмотреть, принять какие-то решения. И так получилось, что у нас в концерте было несколько песен на русском языке. У нас на концерте не было некоторых популярных артистов... Я с ними встречался. Я убеждал их. Они сказали: "Если прозвучит хотя бы одна песня на русском, нас на этом концерте не будет". Или же говорили: "Если тот артист будет..." Славе Вакарчуку я расписку давал, что на концерте будет тот лайнап, который мы... Иначе он не выйдет. Я Славу понимаю. Никаких вопросов. И он, кстати, роскошно завершил концерт с Тарасом Петриненко. Это был грандиозный финал. Все-таки Слава – это Слава. Сидят люди и меня убеждают, что они такие патриоты… Их не было на концерте в итоге – они отказались. Несмотря на то, что я пришел к концепции без русских песен.

– А кто отказался?

– Сейчас. Я очень долго крутил в голове, потом озвучил это президенту. Он сказал: "Да, ты прав. Так должно быть". 30 лет независимости Украины, на хера нам русские песни? У меня был скандал с группой "Грин Грей". Мы их убрали из концерта, потому что нам, во-первых, песня не ложилась, а во-вторых, когда Мурик из "Грин Грей" начал параллельно какую-то х…йню нести в интернете...

– Да, помню.

– Это был такой зашквар, что мы поняли: мы не можем эту бескультурщину выпускать. Это некрасиво просто. Они кипишевали, пресс-конференции собирали, хайп устроили. Короче, один коллектив, очень патриотически настроенный, очень модные ребята, отказались от участия в концерте. Сказали, что не должно быть этих. Стали диктовать условия. Не должно быть этого. В итоге, по иронии судьбы, мы пришли к их условиям... Не потому, что они такие условия... Мы их уже не вернули. Но все было так, как они хотели. Знаешь, что интересно? Они такие патриоты, а мужская часть группы выехала из страны, за почти три года войны их в стране не было.

– А кто это?

– Я не буду об этом говорить. Где же вы, патриоты? По Европам. Девочка отдувается здесь периодически. А группы нет.

– Это Юля Санина?

– Дим! Там было много моментов.

– Я многим задаю этот вопрос, Сережа. Твой первый день каким был?

– П…здец. Ужас. Я не мог в это поверить. Мы жили последние месяцы в этом нагнетании, что "завтра война".

Мне на днях попалось интервью Повалий. Очень страшное видео. Она такую х…йню несет! Жажда денег не туда заводит людей

– И ты работал в Офисе президента.

– Нет, в тот момент я уже перестал работать в Офисе. Я свою функцию выполнил. Когда нужно было сформировать команду, я помогал Елене Владимировне. И я очень доволен людьми, которых мы подобрали. Уже за рамками офиса мы делали государственные большие мероприятия.

Так вот, первый день войны – это страшный кошмар. Я должен был лететь к другу на день рождения в Барселону. За два дня до войны говорю моей помощнице: "Сдавай билеты, не полечу никуда. Не чувствую". Я сдал билеты. Проснулся от звонка, мне сказали: "Началось". Я говорю: "Да не может быть", – положил трубку и уснул. Я был после прививки от COVID, с температурой жуткой. Было так хреново, что я в бреду... Это в четыре…

– В 4.50 где-то.

– В общем, я заснул и проснулся от взрывов. Я поехал сюда сразу. И здесь остался на два месяца.

– Мы прекрасно знаем, как проявили себя многие украинские деятели культуры, украинские артисты. Как они ездили по фронтам, какие они писали и исполняли песни… Огромное место в твоей жизни занимала София Михайловна Ротару.

– Почему занимала?

– И занимает наверняка.

– Легендарная артистка. Это кумир миллионов, фантастическая женщина.

– Я очень люблю Софию Михайловну. Я в первый день войны ждал, что сейчас она, которая как бы "наше все", Герой Украины, легенда Украины, связующая нить между Украиной и остальными постсоветскими странами, выйдет и скажет: "Что вы делаете, сволочи? Как вы можете напасть на Украину?" Но София Михайловна молчала – и молчит до сих пор. Я не нахожу ответа на этот вопрос.

– Можно, я тебе расскажу одну историю?

– Можно даже две.

– Мы полетели в одну страну, неприятную очень. Потом мы не могли оттуда вылететь. Нас не выпускали.

– С Софией Михайловной?

– Да. По личному указанию одного плохого человека. Нам повезло, что спецура в этой стране была не из этой страны, а из другой.

– О Боже!

– Она подошла к начальнику. Разрешение на вылет. Самолет стоит наш.

– Чартер?

– Она, Руслана, Ани Лорак и коллективы.

– И ты?

– Ну, я организатор. Я их привез туда. Как сказал один мой знакомый, это же надо так деньги любить, это еще до 2013-го. Это 2009–2010 год, еще и в мыслях не было.

– Это в Грозном?

– Да. Нет разрешения на вылет. Мне параллельно звонят: "Немедленно улетайте, потому что за вами..."

– Это из-за Ани Лорак?

– Нет, кстати. Там совокупность. И подходит София Михайловна к пограничнику и говорит: "Сынок, ты меня знаешь? Отпусти нас". Мы садимся в самолет без разрешения на вылет. Борт был, по-моему, английский или какой-то... Нет, какой-то европейской страны. И командир экипажа был иностранец. Взлетаем. Как взлетаем? "У нас нет разрешения на взлет". Я так заорал на него, что он понял, что надо взлетать. У меня было два таких экстремальных взлета в жизни. Мы взлетаем без разрешения. П…здец! Гробовая тишина в самолете. Вот так повлияла София Михайловна. Кроме орденов, медалей и званий, которые уже давно ничего не давали артисту, все, что она получила и заработала, – это ее заслуга. Когда говорят: "Ты должен!" – не должен ни хрена. Она отдала свои долги. Уж столько, сколько она проработала... Она много делала, в отличие от Аллы Борисовны. Так вот, к чему я веду? Я не понимаю, что значит "должна была". Тут хочешь либо не хочешь, можешь или не можешь.

– Символ Украины, Сережа.

– Я знаю не понаслышке, в каком тяжелом состоянии она находилась в тот момент. В физическом. Поэтому, Дима, у меня нет вопросов к Софии Михайловне. Если у кого-то есть вопросы, подайте на нее в суд. Но я не вправе и не буду ее осуждать. У меня есть много вопросов к другим людям.

– Например?

– Это в следующем интервью. Давайте дальше, Дмитрий Ильич.

– Удивительно. Ты сейчас, кстати, сказал, что министром культуры должен был бы стать Игорь Лихута.

– Мне говорили, что он ходил по Москве и рассказывал это.

– Что будет министром культуры? Серьезно?

– Я не знаю, правда это или нет, но мне рассказали.

– Может, врут, клевещут. Поведение Таисии Повалий и Игоря Лихуты – что ты об этом думаешь?

– По иронии судьбы, первая украинская певица, которую я услышал в своей жизни, – это была Таисия Повалий… Жажда денег не туда заводит людей. Они хотели во власть, но не для власти, а для денег. Она была первой долгие годы. Но она была во многом благодаря близости к Януковичу. Она была, по-моему, в пятерке [партийного списка на выборах в Верховную Раду].

– Вторая была.

– "Не хочу быть столбовой дворянкой – хочу быть владычицей морской!" И так судьба завела в ту ситуацию, в которой они оказались. Мне вчера попалось ее интервью. Какому-то плохо говорящему, по-моему, больному ведущему российскому.

– Да, Корчевникову.

– Очень страшное видео.

– Страшное видео, да.

– Она такую х…йню несет! Господи, ты же такая талантливая!

– Лепит горбатого к стенке.

– Но мы же с тобой понимаем: а что ей остается? Тут ее уже не примут, а ей же где-то жить надо. Вот она и лепит. А жить они привыкли неплохо.

– Бывшие киевлянки Лолита, Успенская, Наташа Королева...

– Дима, нет. Давайте даже...

– Все то же самое?

– Вообще не то же самое. Они родились в Киеве, но какое они отношение к этой стране имели? Никакого. Вся их жизнь прошла там. Они русские. Какие они украинцы нахрен? От них что-то требовать – это вообще смешно. Почему мы должны от них чего-то ждать?

– С кем-нибудь из российских артистов во время войны ты общался?

– Если можно назвать Максима Галкина российским артистом.

– Он потрясающий оказался.

– У меня было одно соприкосновение с Филиппом [Киркоровым]. У меня такая обида на многих… В первые дни войны мне звонили многие. Рыдали. Но когда разговор заканчивался фразой "не все так однозначно", я сказал: "Ребята, спасибо, что перезвонили. Мы прорвемся", – и клал трубку.

Россия управляется пультом от телевизора. Ну как можно быть такими тупыми?

– Не все так однозначно.

– "Восемь лет бомбили…"

– Домбили Бомбас.

– Весь п…здец русской пропаганды. Сука, меня бесит! У меня есть одна подруга. Она не публичный человек, но имеет отношение к шоу-бизнесу. Мы с ней продружили много лет. Она мне звонит в начале года. Это был наш последний разговор. Я не знаю, о чем мне с ней дальше говорить. Говорит: "Сереженька, я так тебя люблю, так скучаю… Ты мой родной, мой хороший. А ты слышал, что у нас в Белгороде?" – "У нас такое уже третий год. И то, что у вас в Белгороде, – это ни о чем. То, что с нашей страной сделали… Сколько людей мирных погибло…" И она мне говорит: "Что, прям мирных?"

– Понятно.

– И я понял, что мне больше не о чем говорить. Нет, может, мне и есть о чем говорить, но я не хочу, потому что они пропитаны этой х…йней, пропагандой, этим ядом. Страна управляется пультом от телевизора. Ну как можно быть такими тупыми? У тебя пока еще есть интернет! Послушай альтернативное мнение, поговори! Твою мать, как можно быть такими тупыми, стадом баранов? Так вот, по поводу общения. Единственный человек, с которым я поддерживаю отношения, – Максим Галкин.

– Какой потрясающий человек оказался!

– Почему оказался? Он и был потрясающим. Вундеркинд, умница, гений, талантливый, образованный, с принципами, честью. Я уж молчу, что люди с таким чувством юмора – это люди особые. И вот он проявился. А как Алла Борисовна?

– Да, это все.

– В этом имени олицетворение стольких лет! Вся моя жизнь прошла с Аллой Пугачевой. Пластинки, песни, телевизор и так далее. Она за свою жизнь не легла ни под одну власть. Не пела ни одной патриотической, сука, кремлевской песни. Какой был прессинг за то, что она послала на х...й какого-то администратора… Не очень красивый поступок, но извините меня. Ее отправили в бан. Тебя просто нет нигде. Певица номер один большой страны, любимица в каждом доме. Такой артистки, как она, больше нет, не было и не будет. Такой драматизм в голосе, такая подача. И ей говорят: "Ты можешь искупить свою вину, поехать в Чернобыль". Ты знаешь, что почти все умерли, кто был с ней тогда на сцене?

– Я помню. Она с Кузьминым приехала тогда.

– Потом ее вернули. Я не знаю, правдивая это история или нет, но она своим здоровьем просто должна была отдать. Но тогда и выбора не было. А сейчас выбор у многих был. Люди имели все – все в топку ради принципов. Когда мне Максим сказал: "Сережа, как бы я в глаза детям смотрел, если бы поступил по-другому? Как это возможно?" А она, как декабристка…

– Декабристка, да.

– Спасибо им за это большое.

– Как, на твой взгляд, закончится война и когда?

– Знаешь, о чем я подумал? Что у нас есть свет в конце туннеля. А у них нет.

– У них и туннеля нет. Я вспомнил Жванецкого: "Что наша жизнь? Свет в конце туннеля. Только туннель, сука, никак не кончается".

– Когда война может закончиться? Через минуту. Может, тромб оторвется какой-то.

– Давай, оторвись уже, оторвись!

– А может быть, нескоро. Поэтому нам надо жить сегодняшним днем. Делай что должен – и будь что будет. Каждый должен приносить пользу своей стране. Если ты бесполезный для страны человек – на хер тогда из страны. Призовут – надо идти, когда дойдет очередь. Ну а как? Мы здесь живем, это наша страна. У меня был миллион возможностей уехать. Я не мыслю своего существования нигде, кроме как в Киеве. Все закончится. Закончится мгновенно. Закончится не на поле боя. Мы понимаем это. А вот что дальше будет – интересно.

– Ты когда-нибудь думал над тем, вернешься ли ты в родной Донецк? И интересно ли это тебе?

– Думаю об этом часто. У меня появилась возможность в 2013 году сделать нормальный памятник. У меня мама, бабушка и дедушка похоронены вместе. Я передал деньги, сделали красивый памятник, оградку. Но я не успел съездить в Донецк. Началось это все. У меня отобрали мою родину.

– Могилы отобрали.

– Жена моего брата, с которой он в разводе, прислала Игорю, а он мне прислал фотографию. Она была там на могиле. Я не хочу в Донецк, но хочу на могилу к маме. Это мне нужно. У меня никого в Донецке не осталось уже практически. У меня есть двоюродная сестра. Слушай, такая боль… Господи, что он с нами сотворил… Как можно было такую страну узурпировать? У меня в голове не укладывается. Они называют нас…

– Киевский режим. Хунта. Нацистский режим.

– Киевский режим. Сука, люди, которые узурпировали власть в громадной стране. Называть законно выбранного президента Украины "киевским режимом"… Ну а что им еще говорить? Им своим бабкам нужно что-то врать. Что видели в жизни эти бабки, кроме этой твари? Даже фамилию не хочется произносить. Тромб, я надеюсь, спасет. Это быстрый способ.

– Быстрее, быстрее.

– Я хочу рассказать другую историю. Когда президент заступил на должность, одним из первых в области культуры был разговор по поводу звания Героя Украины. Его мысль была: за последние годы столько людей получили звание… Курятник построил, обогатился, стал одним из самых богатых людей.

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– Купил звание.

– Какого хрена? Подвиг, воинская заслуга – вот это Герой Украины. Он как чувствовал. И Владимир Александрович придумывал такую премию, которая будет даваться артистам, деятелям культуры, врачам, учителями. Называется она "Национальная легенда". Это высшая государственная награда. Это не какая-то акция. Он сказал: "Мы должны чествовать живых, а не потом лить слезы на их могилах, когда они ушли уже". Само вручение "Национальной легенды" – пять минут. Президент вручал. Потом зал, достопочтенная публика, красивая трансляция. Ты, по-моему, был на первой "Национальной легенде" в Мариинском парке.

– Да. Красиво было очень.

– Меня спрашивают, почему так мало концертов во дворце "Украина". Во-первых, во дворце "Украина" мало концертов потому, что мало кому выступать и мало кто может собрать эту площадку. Очень много патриотов повыезжало из страны. Кстати, они уже никогда не вернутся. Их не ждут в этой стране.

– Кого ты имеешь в виду? Назовем?

– Ну хорошо. О ком ты думаешь в этот момент?

– Я думаю о Виннике.

– Забыли. Нет такого уже.

– О Потапе я думаю.

– Практически, да.

– О ком я еще думаю?

– Есть несколько человек.

– Повалий, Лорак – понятно.

– Это даже не обсуждается. Мы решили, что во дворце "Украина" должны быть не просто концерты, а события. Вирский – это наше все. Мне хочется чествовать таких людей. Мы делали концерт Вадиму Крищенко. Сейчас мы делаем Вантуха. 45 лет Мирослав Михайлович руководит гордостью Украины.

– Да, визитная карточка.

– Я считаю, что мы должны проявить уважение, сделать красивую телеверсию. Самые известные артисты будут чествовать Мирослава Михайловича на этой сцене. Он – "Национальная легенда". Мы хотим для этой страны, для этой культуры, для наследия. Проявить уважение к здравствующим людям, а не потом плакать на их могилах. Тяжело это дается, потому что все, что дворец зарабатывает, отдает на коммунальные платежи. Поэтому я хочу сказать людям, которые покупают билеты, спасибо. Потому что за ваши деньги мы имеем возможность на классном уровне чествовать наших прекрасных, замечательных, ныне здравствующих легендарных людей.

– Сережа, потрясающее действо "Моя Украина". Расскажи о нем.

– Во-первых, спасибо, что ты со всей семьей пришел на этот концерт. Для меня песни на украинском языке – они были всегда как... Они льются. У нас такой пласт роскошных песен, хитов, который, к сожалению, в наше время уже забывает молодежь… И мы решили придать новое звучание этим песням. Мы придумали с Димой Саратским, гениальным саунд-продюсером, композитором, Катей Царик, режиссером всех больших государственных праздников последних лет, проект "Моя Украина". Мы сделали несколько вечеров. Сделали вечер еврейский… Взяли за пример сестер Берри и с прекрасным дуэтом "Алиби" сделали еврейский вечер. Ты, по-моему, тоже был.

– Нет.

– Это был прекрасный концерт. Мы сделали с Олей Поляковой роскошный концерт украинских народных песен. Ее никто такой не видел! Люди, когда ее видели, рыдали. И мы сделали вечер песен про Киев.

– Потрясающий.

– Но еще мы набрали песни, которые были написаны в Киеве или были популярны в 60–80-е годы. Получился просто боевик, где роскошные артисты, "Женский квартал", солистки, Дима Каднай, Филипп Коляденко. Люди зал слезами умывали.

– Да, это очень талантливо.

– Когда Паша Зибров услышал "Крещатик" в исполнении Димы Кадная... Для меня это самая главная реакция была. Он был так доволен! Юрий Евгеньевич, Александр Иосифович Злотник, когда слышали свои песни... Алена Мозговая… Папины две песни в концерте. Сейчас наступил момент, когда, с одной стороны, надо что-то делать, а с другой – ничего не хочется. Денег нет, возможностей... Но мы все-таки решили концерт на большую сцену перенести. Подарить Киеву на День города. Поэтому я бы хотел тебя пригласить с семьей.

– Я приду обязательно.

– Я думаю, что ты не зря потратишь пару часов времени. Получите удовольствие с Алесей. Я приглашаю всех наших зрителей. Для меня это очень важно. Это очень важный проект.

– Сережа, напоследок я задам тебе два вопроса. Что такое счастье?

– У каждого человека есть свое счастье. Мое счастье – заниматься любимым делом. Жить в мире. И чтобы все близкие были здоровы.

– Счастлив ли ты? Вопрос бессмысленный, потому что ты сказал, что счастье для тебя – это жить в мире. Пока нет мира, нет и счастья. Я хочу пожелать тебе, себе, всем нашим зрителям, чтобы закончилась война, чтобы Украина победила, чтобы мы все были счастливы.

– Дима, спасибо тебе большое за твою патриотическую позицию и за то, как ты себя под угрозами ведешь и проявляешь в это тяжелое время. Для меня большая честь быть приглашенным на это интервью. Потому что самые легендарные люди, кумиры миллионов были твоими друзьями, открывались тебе в программах. Я бы ни с кем не говорил, кроме тебя. Спасибо тебе большое. Для меня это большая честь.

– Спасибо, Сережа. Спасибо.

– Ну а для нас, для всех, для Украины – большего счастья. И мы будем счастливы. Мы теперь понимаем, как это важно. Все будет хорошо, я в этом не сомневаюсь. У нас есть свет в конце туннеля. И туннель скоро закончится.