-2 Киев
О возрасте
"Нужно просто себе в этот день, когда переворачивается листок твоего календаря, сказать, что возраст – бестактность природы: она, идиотка, с легкостью его нам навязывает и никогда за это не извиняется. Хоть раз бы сказала: "Прими эти годы! Прости, я должна тебе их прибавить" – нет, только выкрикивает новые, все большие цифры... Трагически ускоряясь! Это как осенью листья в аллее, да? Ветерочек подул, и они сразу все вместе летят, только тут вместо листочков – роки. […] Я природе кричу: "Ти переплутала – не на ту сторону менi цi листочки поклала!".
"Есть возраст земной – он исчисляется годами, прожитыми в нашем материальном, кратковременном мире, но принять его – все равно что смириться с тюрьмой. Нет, я не собираюсь сдаваться на милость времени, которое даже не извиняется за свою быстротечность, – иного измерения, кроме космического, для меня нет".
О театре
"От чего получаю наибольшее удовольствие? Только когда с утра выхожу на доски и репетирую, и понимаю, что в любой части земного шара театральные подмостки – это мой дом: другого нет".
О любви
"Есть только один-единственный стимул – это заповедь природы человеку под названием любовь. Другого ничего нет: нежность и любовь – все!".
"Любовь – редкий цветок на земле, и она агонизирует. Так редко, увы, идут между людьми токи обожания, нежности и любви, но пока мы с тобой беседуем, эти токи просто вихрево вокруг нас".
Фото: Gordonua.com
О коммунистической идеологии
"Когда мы еще в школе учились, ходили к Неизвестному Солдату – этот памятник в конце улицы Ленина установлен – и носили туда цветочки, а потом захоронение вскрыли... я делаю большую паузу... и обнаружили там... немецкого офицера. С него даже форму не сняли – так и бросили, выходит, столько лет пионеры клялись в верности немцу – может такое быть?".
О культуре
"Культура – это же воля к духу, а она все ослабевает и ослабевает: в отличие от массовой культуры, которая являет собой предел, дно культуры, верхний ряд – точечный. Осталось уже безумно мало тех, кто может высказаться против большинства, только точечки, и власть должна это понять".
О мате
"Я думаю, что это царственные буквы. Фонетика иногда важнее самого слова. В этих татарских звукосочетаниях есть магическое заклинание: ты можешь не знать, что то или другое словечко означает (есть и такие артисты, которые еще не в курсе), но потом, когда объяснишь, они реагируют уже хорошо, а для тех, которые, может, и обижаются, я заменители придумал: "чичирка", "манюрка", "гедзалка". Их даже американцы (а также греки, итальянцы) повыучивали и с радостью откликались. "Чичерунька", "чичерище", "манюрища", и как только я кричал: "Манюрища!", артистка сразу понимала, что надо манюркой работать и идти вперед, и дышать чем-то другим".
О цензуре
"Не знаю почему, но когда давили, уничтожали сразу – закрывали, а я все равно улыбался, и они не понимали, как можно вот так реагировать. Тогда, правда, мне было совсем мало лет...".
Фото: Феликс Розенштейн / Gordonua.com
О дураках
"Ты знаешь, я счастлив тем, что пока дурак еще за дверью, я уже чувствую энергетику, которая от него идет, и с ним не общаюсь. Меня в это время уже нет: поверь, говорю правду".
Об одиночестве
"Думаю, что это самое великое, самое необходимое для творца состояние".
О страхе
"Иногда я вижу сон – самый страшный, который только возможен. Театр. Идет спектакль. Обычно по внутренней трансляции помреж объявляет, кто сейчас выходит, кому приготовиться, когда финальные поклоны, и вдруг я слышу: "Виктюк, на сцену! Виктюк опаздывает... Где Виктюк?" Прибавляю шагу, спешу, уже бегу, а передо мной ступеньки, какие-то страшные коридоры и... снова ступеньки. Наконец, задыхаясь, выныриваю из кулис и спрашиваю: "Зачем вы меня зовете? Я же всегда на сцене".
О войне
"Хочу жителям Донбасса сказать только одно: вы живете вне Бога, вы Его не слышите. На секунду выключите все телеканалы, закройте глаза и побудьте в тишине. Без зла, без насилия, без убийства. В этой тишине, приобщившись к Небу, может быть, в вашей душе что-то произойдет. Должно произойти, если вы украинцы. Если вы не граждане Украины, даже эта тишина вам не поможет, тогда оставьте Украину в покое".
Фото: Александр Лазаренко / Gordonua.com
Об Украине
"Осенью 2004 года, когда люди вышли в Киеве на Майдан, я как раз был в Нью-Йорке. В конце спектакля вышел на сцену и сказал: "Я украинский режиссер, вас приветствует Украина!" Зал вмещал где-то три или три с половиной тысячи зрителей, там были и американцы, и выходцы из Союза. Поверь мне, они встали и кричали на всех языках: "Браво, Украина!"
"Мой театр вот-вот получит здание [осенью 2014-го], меня умоляют об Украине молчать, но даже своим молчанием я красноречив".
"Несмотря на то, что говорят по российским телеканалам, мои артисты едут в Украину с открытой душой. Пусть мы наивные, пусть мы дети, пусть мы творческие хулиганы, но главное в нашей профессии – любовь".
О родном Львове
"А самое главное — кричу: "Я хочу додому, до рiдного повiтря, до рiдної землi, до рiдного сонечка!" Потому что только это лечит окончательно!".
О счастье
"Счастье – это пауза между двумя несчастьями: впереди и позади, а если ты себе говоришь: "За счастье я буду бороться, счастье должно быть с кулаками, его нужно вырывать", – ничего не будет. Ты теряешь лучшее, что в тебе было, а когда знаешь: тут нещастя, i там нещастя – и вдруг пауза и солнце...".
И ты тогда благодарен, но не кричишь: "Я столько нервов и здоровья потратил, но вырвал у жизни счастье". Не вырвал! – солнышко само пришло, само светит и греет, поэтому, если уходит свет, который должен быть в каждом (а это первородное ощущение детства), уходит все. Свет злым силам никогда нельзя ухватить: солнышко все равно светит, как бы они ни пытались взять верх".
