Звезда "Дома-2" Солнцев: В России принят закон, что гомосексуалы – враги российского государства. Открытые гомосексуалы Басков, Лазарев, Билан, Киркоров, облезлый Соседов теперь будут изображать из себя натуралов G

– Рустам, добрый вечер.

– Добрый вечер, Дима.

– Мне очень интересно с вами сегодня поговорить. Вопросов-то много. Знаете, с чего я начну? Вы стали известны многомиллионной аудитории по "Дому-2".

– Было, да.

– У вас этих "домов" было, по-моему, не один и не два, а три или четыре даже. Да?

– Точно.

– Вы не жалеете сегодня, что участвовали в такой сомнительной истории?

– Я когда участвовал, то эта история хоть и была сомнительная, но она была ну дико популярна. Поэтому это как раз был тот случай, когда было очень хорошо всем. И зрители, которые вроде как нос кривили всякий раз, а на улице рвали на части буквально нас всех... Нас было семь человек основных.

– Некоторых – хорошо бы, чтобы и порвали. Но не случилось, видите.

– Есть такое. Я надеюсь, мы попозже немножко поговорим. Вы про [российскую телеведущую Ксению] Собчак, что ли?

– Нет, нет, там есть еще, кроме нее.

– Окей, хорошо. В общем-то, это было то время, когда всем все нравилось. И я понимаю, что все как-то скалили рот в такой ухмылке типа "что это такое? Грязь и все прочее". При этом, допустим, [российский телеведущий] Андрей Малахов звал меня на свое шоу, к слову, только потому, что он посмотрел "Дом-2" и ему казалось, что я там самый говорун из всех: такой златоуст. И я отсидел у Андрея все последние почти 15 лет. Поэтому смотрели абсолютно все. Это сейчас, конечно, про "Дом-2" уже лучше не говорить. Он отсутствует в повестке. Единственное, что происходит, – это когда кто-то из ведущих вдруг что-то, там, творит и так далее. Тогда речь о нем заходит, а так уже все. Что должно было быть похоронено еще тогда, сейчас не следует к обсуждению совершенно.

– Вы немножко калмык, насколько я понимаю. Да?

– Нет. (Смеется.) Нет, это придумала одна журналистка зачем-то. Если бы я был калмык, то я бы с удовольствием об этом говорил. Потому что калмыки ну все сильно красивые.

– Да.

– Поэтому – что про меня только ни говорят... Все абсолютно национальности ко мне идут. Но это вообще не так. У меня совершенно обычные родители. Мама – так вообще русская с еврейскими корнями – собственно, беленькая красотка до сих пор. А батя – он, скажем так, с Северного Кавказа.

– А кто по национальности?

– Понимаете, Дима, в России, как и во многих других странах бывшего СНГ, очень развит этот шовинизм. Стоит даже чуть-чуть мне о чем-то намекнуть, как начинается это вот все. Вы понимаете? Но, увы, не калмык. Был бы калмыком – так сразу бы сказал: "Ребята, я калмык, друг степей, калмык... Это я, прошу любить и жаловать". Но это, увы, не так.

– Рустам, вы сейчас в Соединенных Штатах Америки.

– В Лос-Анджелесе, верно.

– Я вас поздравляю. Благословенное место.

– Очень хорошо. Тепло, нет сезонов, спокойно, комфортно. Не хватает, конечно, этого всего...

– Движа.

– Да, что присуще Москве было: вот этот весь ток, этот весь заряд, этот весь движ... Не хватает, честно. Потому что тут все сильно спокойно. Я вот за год уже подпривык, скажем так, и не парюсь уже по этому поводу.

– Сколько вы в Лос-Анджелесе уже?

– Вот уже год и почти полтора месяца здесь.

– То есть вы уехали сразу практически после начала [полномасштабной] войны?

– Да, так получилось. При том при всем, Дима, я совершенно никуда не собирался. Я собирался в Мексику на отдых. И месяца за два до начала войны был куплен тур. Тогда еще во всех этих новостях разгонялась эта тема. Мы как-то так переглядывались с друзьями... Но казалось, что здравый смысл воспарит над всеми. И никто ничего не ожидал плохого. И я, собственно, с той девушкой, которая мне нравилась, которая как бы жительница Лос-Анджелеса... Мы с ней договорились встретиться в Мексике, обсуждали этот тур, нашу поездку. Купили этот тур в конце концов. И, собственно, так получилось: мне вылетать – и тут началась война. Буквально вот до этого. Ну ладно еще с этим, окей. Я помню, как мне подписчики писали: "Ну все, ты никуда не летишь: война. Какая Мексика?" И я сидел и не понимал: "Лететь мне в эту Мексику, в этот Канкун, не лететь... Зачем мне там быть? Сейчас наступило все это..." Плюс, Дима, что самое интересное: это все наступило 24-го, а у меня гастроли. Потому что там 8 марта. Понимаешь? Страна-то собирается веселиться. Это у них были свои планы, а у страны свои планы. Женщины хотели танцевать. И у меня все было раскуплено. Включая казино в Калининграде, в котором я как раз в пику на 8 марта веду мероприятие огромное и все прочее.

– Ну ты же нормально зарабатывал. Правда?

– Дима, я зарабатывал каждый день. Каждый день деньги шли либо от рекламы в соцсетях, либо это гастроли, либо это благословенный YouTube, как ты понимаешь... Все идет и все колосится. И в этот момент, с этим всем ужасающим настроением... Началась война, и ты каждый день ждешь, что, там, Мединский... Помните? Тогда он ездил.

– Да.

– И ты ждешь: "А вдруг договорятся? А вдруг у них что-то получится? Ну пожалуйста. А вдруг это на самом деле? Они не просто подсадные утки, а в самом деле они имеют какой-то за собой смысл. Вдруг они там специально посланы, чтобы это все сделать?" И каждый день ты ждешь, ждешь. Просыпаться не хочется. А еще при этом у тебя каждый день по два мероприятия, ты перелетаешь из города, в город, ты это ведешь все. Люди – вообще ноль реакции на войну. Я начинаю каждое мероприятие: "Друзья, мы проснулись в новой стране. Как вам это все?" Народ разводит руками. Никто не говорит ни слова, но все уже с такими, специально плохими лицами. Люди уже не веселились вообще.

Я помню 8 марта, казино Калининграда – казалось бы: вход свободный – заходи, вот она, сцена, – танцуй, пой, я все это обеспечу, а народ сидит, как мешками прибитый. Я это очень хорошо помню. И после 8 марта я возвращаюсь в Москву – и где-то уже через несколько дней я был, собственно, в Мексике. И моя подруга, которая несколько старше меня... Она, между прочим, из Киева. Она уже 35 лет живет в Лос-Анджелесе. Вот той самой, Дима, нашей любимой национальности – те самые евреи, которые когда-то уезжали из Советского Союза. Вот тогда она с родителями совсем маленькой девочкой в 91-м году уехала. И она мне предложила, уже будучи в Мексике: "Послушай, ты не должен возвращаться". Все было очень конкретно. Такая концепция. Вообще это была ее идея. А моя идея была самая простая. Я не знал, что мне делать, потому что меня ждет родина: там мои родители, там моя мама, там мои собаки, моя работа, мои друзья – все мое, – а у меня дыра в голове. Я помню эту пустоту внутреннюю и этот стыд. Я этот стыд не перекладывал. Тогда кто-то говорил такие фразы: "Вот стыдно, там, за родину". Нет, мне было стыдно за самого себя. Потому что я долгие годы, мне казалось, тоже имею к этому немножко отношение. Я автор на "Эхе Москвы" в тот момент. Я помню, я несколько раз и о вас тоже писал после ваших интервью, пытался даже вас немножко подколоть, критиковать. Но при этом так, давая вам понять, что я очень вас уважаю и люблю. И вот этот стыд – у меня он был только по отношению к себе. Я не стыдил никого в этот момент – я стыдил только самого себя. Ну и потом я оказался в Америке.

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– Вот когда началась война 24-го – полномасштабная такая, жуткая война – твои ощущения. Ты понимал, что проснулся в другой стране?

– Это нельзя было сравнить вообще с пониманием того, что ты в другой стране. Невозможно. Дима, я жил на Старом Арбате, на первой линии. Ты можешь себе представить: я выхожу со своими собаками, а Арбат пустой? Это сильно странно. 12.00 дня. Я обычно к этому моменту, если свободный день, просыпался. Никого вообще – ни одного человека. Пару каких-то зомби где-то там бредут мне навстречу. Погода великолепная, уже тепло, и я понимаю, что что-то не то происходит. Вообще все не то.

А потом я пошел в метро, мне нужно было проехать одну станцию до "Охотного ряда" и дойти до фитнеса своего. Дима, я не мог смотреть в лица людей на эскалаторе. Не мог. Зачем-то надел эту маску, которую я 100 лет уже не носил, и можно было ее уже в метро не носить, в принципе. Натянул капюшон... Это я очень хорошо помню – это ощущение стыда. Но стыда за себя: что ты вот лоб здоровый, а это все происходит, и ты в этом внутри. Очень хорошо помню.

А поводу того, что другая страна... Да, это была новая реальность, увы. Мы все ее не ждали. Мы как-то анекдотично к этому относились. Еще за пару дней мы на эти темы шутили. Я до конца вообще не понимал, к чему они клонят. Вот на том собрании, где этот [глава Службы внешней разведки РФ Сергей] Нарышкин мямлил, – я вообще не понимал, к чему они клонят. Я не знал, что это такое. Все-таки я больше, Дима, в какой-то развлекательной сфере. Все-таки шоу-бизнес, все-таки что-то такое... Да, политика в моих текстах, допустим, но при этом это было все-таки, знаешь, с сатирическим таким оттенком всегда, все через "ха-ха". Я никогда не вникал в это вплотную и не переживал об этом сильно. Мне казалось, что эти взрослые дядьки примут верное решение. И решение приняли.

– Ты наверняка общаешься с близкими людьми, которые остались в России. Какова трансформация? Есть ли она, кстати, – эта трансформация?

– Была.

– Ощущения москвичей, россиян... Хотя москвичи и россияне – это разное. За этот год и почти три месяца. Какие этапы этой трансформации ты заметил по людям, которых ты хорошо знал?

– Заметил. Первое, что было, – "все правильно". Допустим, вот близкий друг мой, Дима, между прочим: "Все правильно, мы на правильном пути. Ты ничего не понимаешь. Америка это все устроила. Украина ужасна и все прочее". Тут же мои аргументы: "Дима, ты каждое лето в Одессе обязательно, а потом ты летел в Майями. Как это может быть? Скажи мне, пожалуйста. Каким образом это могло сейчас все переиначиться в твоей голове? В смысле: "Украина ужасна"? Ты был в Одессе, и тебя было оттуда не выманить. Весь сезон ты там гуляешь с девочками, ты в Аркадии целыми днями, ты на пляже, ты счастлив. Ты летишь в Майями. Ты в Майями был десятки раз. Скажи мне, пожалуйста: что могло случиться? Какая к черту Америка? При чем здесь она вообще? При чем здесь мы, она? Скажи мне, пожалуйста. Она каким образом к тебе имеет? Ты что, [российского пропагандиста Владимира] Соловьева смотришь?" И все.

Я помню, с моей стороны... Дима, я очень в этом смысле принципиальный, и это неправильно. Любой психолог скажет, что ты должен разговаривать, что нужно понимать проблемы собственных друзей. А я не хотел ничего понимать. Я просто посылал их к ...бени матери. И это было в Facebook. Я послал всех этих прохоров шаляпиных, своих друзей, которые начинали писать эти тексты: "Да здравствует, бл...дь, Красная армия! Да здравствует это все. Да мы сейчас как победим..." Я думаю: "Прохор, ты сидишь в Америке по два раза в год. Ты сколько раз был в Киеве? Ты сколько раз был в Одессе? Ты что вообще делаешь?" Между прочим, к слову о нем, об этом бабко...бе. Я помню, как он единственный был в 2014 году на шоу... Такой был у нас еще ведущий до Андрея – Михаил Зеленский – на "Россия-1". И я помню, как Прохор в пробросе сказал фразу, когда Крым был уже наш (вероятно, Солнцев имеет в виду оккупацию и незаконную аннексию украинского Крыма Россией в 2014 году. – "ГОРДОН"), – в пробросе сказал фразу: "Украинцы – наши друзья. Как вы смеете, студия, говорить о них плохо?" И это попало в эфир. Дима, я глазам не мог поверить. Смелость этого человека... Я любил Прохора как своего очень хорошего кента, а после этого я подумал: "Боже, какой смелый чувак..." И тут я вижу эти тексты, тут я вижу это все, за что уже были заплачены деньги. Потому что все эти тексты появлялись после перечисления денег. Никто от себя текстов не писал. Эти заметные все люди – они ничего не делали от себя. От себя были только черные квадраты. Все, что прославляло, все, что говорило о том, что "наконец-то это случилось", "мы долгие годы это ждали", – это все за деньги. И продолжается за деньги. Фамилии этих бл...дей я знаю наизусть.

– Ну хорошо. Какие сейчас настроения в той же Москве?

– Сейчас изменились. Сейчас стали меняться. Тот же самый мой Дима боится говорить по телефону об этом. И когда я решил с ним примириться спустя несколько месяцев, я спросил у него... Он сам мне написал: "Давай помиримся". – "Давай". И я спросил: "Скажи мне, пожалуйста: что-то изменилось в твоем сознании, дружище?" И он мне написал: "Руся, все изменилось. Я больше так не думаю". И на том я больше с ним никаких вопросов и допросов не вел. Я все понял. И мы стали общаться как прежде. Я по-прежнему люблю своего друга, я по-прежнему интересуюсь, как его дела, мы каждый день на связи, угораем и прикалываемся. Потому что я знаю, что он излечился.

Фото: solncevrusya / Instagram

– В моем понимании, над Москвой навис страх. Гнетущий такой, соленый, страшный страх. Это так или нет?

– Подруга моя... Ну, назову ее сейчас. Это шоувумен такая российская, очень известная девушка: Ленка Ленина. Недавно была в Москве. И вот любя этот город и живя в нем... Ленка – она все-таки европейский житель: она живет в Монте-Карло давно. Но Москва для нее – это все. И она недавно была в Москве. И звонит мне, уезжая оттуда, по пути в Ригу. Через Ригу она улетала домой. Она позвонила и сказала: "Не могу находиться в этом городе". Я говорю: "Ленка, что такое? Что они сделали с нашей Москвой? Что произошло?". Вот доподлинно. Мне все это интересно, я дико беспокоюсь об этом. Она говорит: "Ты знаешь, невозможно ходить по улицам. Все эти постеры ЧВК "Вагнер": "Идите и умрите за родину". Все это, говорит, на каждом шагу. Даже если ты этого не видишь, в центре этого не так много – достаточно увидеть один постер по пути из аэропорта – и тебе становится плохо. А Ленка – она жутчайшая патриотка России. В хорошем смысле, в здоровом смысле этого слова. И слышать от нее это было настолько удивительно... И вот она, любя Москву, уезжает из нее и говорит: "Меня хватило на неделю". Вот это были ее слова. Я надеюсь, я не раскрыл сейчас ничьи секреты. Потому что она была очень корректна, она никого не проклинала. Многие так себя ведут сейчас, многие. Люди не говорят ничего плохого, но поступки их вопиют.

– Интересно ты сказал. Я не знал этого: что все эти посты в соцсетях были заранее проплачены. То есть пропаганда государственная сработала на высшем уровне.

– Я удивился, Дима. Это – знаешь, как было? Мы не успели еще, так сказать, ложку до рта донести, а эти уже упали до выстрела, как говорится. Буквально вся эта вакханалия, каша в головах, эта пустота и в то же время тяжесть, которая на нас навалилась в те дни, – это еще все только нарастает несколько дней, а у этих уже посты чешут. Да такие, как будто бы они в этом жили, как будто бы они только этого и ждали. Это было невыносимо. Это были те же ведущие "Дома-2". Я помню эту [Ольгу] Бузову, [Ксению] Бородину... Ну слушай, это клейменные проститутки. Этим шкурам – на них негде ставить клейма.

– Бузова на Донбасс ездила вообще.

– Дима, молчи. Знаешь, это удивительно. Послушай: ладно Бузова, но бывший муж Бородиной: дагестанская фотомодель Курбанов – тоже оказался там. Послушай, это было невыносимо. Потом понеслись посты уже от калибра повыше, я помню. Это Кудрявцева Лера – это вот все, все. Этого стало так много со всех сторон, что казалось, что нет, нет. Просто вовремя и круто, и грамотно сработали кураторы. Кураторы – я знаю, что это такое, как они это делают.

– А как? Что это такое? Как они это делают?

– Дима, схематоз очень простой в самом деле. Обычно через директора. Либо если они очень спешат, и они не могут, и нет у них времени набирать директору никакому, они пишут тебе в директ. У меня было один раз такое предложение. Это было где-то за полгода до войны. Тебе пишут в директ: "Здрасьте, Рустам". Прямо к тебе обращаются. "Скажите, пожалуйста: можем ли мы рассчитывать на вашу поддержку? Хотелось бы опубличить следующую информацию. Скажите, пожалуйста: какой ваш гонорар?" Вот все, знаешь, просто. С таким уважением, все так... Ты начинаешь отвечать и так далее. Я помню, когда мы это получили, мне позвонил директор, и я ему сказал: "Дима, на это письмо ты не отвечаешь. Не смей". Один мой директор: мой менеджер, который до сих пор со мной работает, – он такой: ему все равно, на чем зарабатывать. Гадалки, шмадалки – вот это вот все. Плюс вот это ему попалось. Он пишет сумму просто от вольного, а они пишут: "Мы согласны".

Дима, я хочу, во-первых, версию разбить – не знаю, к месту это будет или не к месту, – о том, что на звезд наезжают, на них давят – и они под давлением это делают. Ничего подобного. Никакого давления ни на какого Лазарева, какие бы версии ужасающие ни звучали... "Лазареву сказали, что отнимут детей"... Ложь, ничего подобного. Стелют мягко, все на мягких лапах. Это же шоу-бизнес. С ними надо мягенько. Они же там, как девочки. Они же обижаются все, они же плачут, они рыдают, как Басков. Вот этот стыд и позор из головы не выходит, я извиняюсь. С ними все деликатно...

– А что, Басков рыдает?

– Слушай, Дим, а ты забыл, как он рыдал на шоу [пропагандиста Бориса] Корчевникова?

– А, да. Это ужас.

– Я про это. Слушай, это незабываемо на самом деле. Причем по этому рыданию, к слову... Помнишь, в один момент они зарыдали все? Рыдала Захарова, читая стихи. Рыдала Кудрявцева на НТВ зачем-то в шоу, в которых пели артисты из 90-х: "сбитые летчики". Зачем она там рыдала, вспоминая армию? Вообще было непонятно. Бесконечно рыдает Корчевников, подвсхлипывает в своих Stories Бородина... В общем, ты знаешь, весь этот стыд...

– А Корчевников – вообще дебил, по-моему, больной на голову.

– Ты знаешь, Дим, учитывая, что он полностью глухой человек...

– Глухой?

– Да, он абсолютно глухой. Он читает с подстрочника, весь свой текст он считывает. Он считывает вопросы, которые задают гости, он говорит по какому-то наитию, не слыша их... То есть если мы говорим о Корчевникове, то это совершенно больной человек. Пропаганде не жаль даже его. Это, как говорится, все на продажу. В том числе этот абсолютно больной человек, с которым я... Не побоюсь этого сказать, Дима. Когда-то мы были соседями по Тверской улице и были совсем еще пацанами. Нам было едва за 20. И я помню, как мы ходили с ним в ночной клуб "Нирвана" на концерт группы "Мираж". Ты не поверишь – вдвоем. Два вот такие – тонкие, худые, звонкие...

– "Музыка нас связала..."

– Было, было. Что это было? "Эта ночь может нам помочь". И я помню, как Боря все время... Понимаешь, я как человека, по-человечески его очень любил. Пока однажды не зашел в церковь на Пасху. Это было в то же самое время. Небольшая церковь на Никитском бульваре. Небольшая – и увидел среди прочего людей, которые зажигали свечи. Это была уже пасхальная ночь. Я увидел среди прочего Бориса, который вот на этой большой книге стоял и читал вслух эту церковную книгу. И тот голос, тот тон, которым он это делал, настолько меня испугал... И я даже не дал ему понять, что я его в этот момент вижу. Потому что я так, наискось, смотрел на него в этот момент, буквально в полутора метрах от него, а он читал и читал как завороженный вот эту книгу – вот это вот все. На меня так сильно подействовало... Я тогда уже понял, что он... Ну, не сказать "...банулся", но, ты знаешь, уже все к этому способствовало, все уже подошло к этому всему.

И потом наше общение продолжилось, когда он был ведущим на "Россия-1". Мы хорошо, в общем-то, общались. Мы были теплы друг к другу. А потом уже шло все это сумасшествие. Он заболел. И, я так понимаю, его глухота нарастала. Говорить об этом, конечно, откровенно говоря, не очень красиво, но, учитывая, как Корчевников и что он говорит, опираясь на Библию и некое учение, почему его должно быть жаль? Это же сволочь калиброванная, это же живодер, это же человек, которому удалось испугать меня... Послушай, Дима, у меня третий бультерьер. То есть я не боюсь уже практически ничего. Я сплю с бультерьером. Он между мной и моей женой спит. Ты понимаешь? Меня ничем не пронять в этой жизни, но меня испугал когда-то Борис Корчевников этими своими кошмарными экзерсисами, демонами, которые из него перли. По-другому это не назвать.

Фото: solncevrusya / Instagram

– Значит, если я правильно понимаю, накануне вторжения Кремль через определенное количество кураторов... Ну, я человек системный, поэтому я думаю, как бы сделал я. Я бы составил список всех сколько-нибудь значимых блогеров, артистов и прочих людей, которые способны иметь аудиторию, расписал бы ценники, задачи, дал кураторам бы команду – и кураторы начинают работать с каждым напрямую.

– А они начинают бомбить... Дима, там не с каждым напрямую. Там бомбилово шло буквально по всем, у кого есть хоть какая-то аудитория. Более того, я тебе хочу сказать. Я предполагаю (это мое допущение, но, скорее всего, так и было), – так как деньги выдавались несчитанные, безо всяких подписей, безо всяких этих дел просто переводились на карты директорам или напрямую артистам – я думаю, что пилилось очень много. То есть эти так называемые кураторы с вкрадчивыми голосами – я думаю, что они забирали просто треть...

– Половину.

– Конечно, конечно, конечно. И когда все это появлялось, то тут было уже понятно, зачем они это делают. Это было целое поветрие. Например, твоя бывшая подруга Лолита Милявская вместе с этими всеми, кто вот "по-маленькому": я имею в виду звезд "Дома-2", Кудрявцеву и прочих телеведущих, – они тоже... Знаешь, они же делали хитро: у них в определенный момент пошла такая тема: "Девушки, россиянки, чего вы так приуныли? Ну идет война, ну ...баный рот, девочки... Что вы прямо испытываете какую-то депрессию? Вы с ума, что ли, сошли, любимые? Ну посмотрите на меня. Мне тоже плохо, но вы посмотрите, как я себя чувствую. Я – нормально. Эге-гей! Девчонки, все в наших руках. Продолжаем жить". Это у каждой из этих шкур появлялось в Instagram в Stories. Каждая говорила своими словами. То же самое говорила Кудрявцева: "Слушайте, девчонки: о чем вы распереживались? Ну курицы мои... Все супер". То же самое делала Бородина, Бузова и все прочие, прочие. Это те, которых я сейчас точно помню.

И конечно, от этой шкурности, от этой проституции скулы сводило. Просто сводило скулы. Как они низко оценивают свой народ, с каких позиций они подходят к живым людям, каким образом они навязывали им этот схематоз: поведение во время этих всех безобразий. То есть "девочки, все нормально, послушайте, посмотрите на меня: я никуда не ухожу, я продолжаю свои концерты, у меня все норм. Я сейчас просто поеду: я должна работать, у меня коллектив... Вы че, девчонки? Давайте воспрянем духом. Все же охрененно". Вот так это выглядело.

– А есть вообще среди российских артистов и звезд шоу-бизнеса люди, которые, допустим, искренне уверены, что Украина – это "фашистская страна", что Америка хотела напасть на Россию? Вот есть такие, искренне уверенные?

– Нет, нет. Тех, что ты видишь конкретно в шоу-бизнесе, – Дима, будь уверен: они все по тысячу раз были в Соединенных Штатах...

– Конечно.

– Многие из них имеют там дома. Я знаю, где находится дом Киркорова, где находятся квартиры всех этих... Аллегровой и заканчивая Валерием Яковлевичем Леонтьевым, который отмолчался и, как показала практика, правильно сделал. То есть свою позицию он показал. По сути, это была позиция. Где их квартиры, где их дома и бесконечные гастроли. Дима, о чем говорить? Если в своем Telegram-канале один из пропагандистов низшего ранга... Не хочу фамилию называть, потому что карму ломает напрочь. Я про Антона. Фамилию мы все его знаем. Где он благодарит Аллегрову в том, что она поставляет что-то, там, на фронт. И я тебе хочу сказать: я помню, меня так это взбесило... И когда Аллегрова звонила – помнишь? – Кеосаяну: "Я с вами, я вас поддерживаю. Я не с ними", она имела в виду кого? Аллу Пугачеву она имела в виду. То есть она не с ней. Пугачева – видите ли, ренегатка, предательница. И тут нарисовалась, извините меня, императрица. И я помню, я не поленился: я зашел и погуглил все ее афиши из Киева. Дима, их было так много...

– Она была нормальная баба.

– О чем мы вообще говорим? Я могу представить, как ее встречали в Киеве, как ее поили, какими мясами, борщами ее кормили, как она там пила и по каким баням она парила свое бренное тело. Я с ужасом об этом думаю: как ее любили и вылизывали организаторы, какие бонусы она получала от этого всего, как ее любил концертный зал "Украина" и все остальные... И вот эта сволочь, будучи уже в таких тревожных годах, позволяет себе такие вещи... Ты понимаешь, Дима, дело даже не в том, что они оказались такими людьми. Они ведь могли и отмолчаться, у них могла быть такая позиция: "Окей, промолчу, спрячусь, скажусь, бл...дь, больным". Их никто бы не тронул. Еще раз повторяю: все это сказки, что на них давили. Нет. Все делалось деликатно. Это, там, какие-то неформалы, дебилы типа, там, этого писателя, господи, этого: революционного... Который... Как же его?..

– [Захар] Прилепин?

– Прилепин. Это он все списки составлял. Дима, на самом деле ничего этого не было. Его списки он мог вставить себе в задницу. Списки тех, кто не хочет поддерживать якобы "специальную военную операцию" (так в России называют войну против Украины. – "ГОРДОН"). Нет. На самом деле это ни на кого вообще никак не влияло. Если ты молчал с начала войны и продолжал молчать... Поверьте мне: они большие артисты, они уже старючие, бл...дь, люди, и вот они в этой своей старости начинали делать это все. Ну, наверное, это должно было все случиться, с этими всеми жертвами, чтобы мы к тому, какой урок мы извлекли, мы еще и поняли, кого мы все эти годы слушали, к кому относились с иронией, с любовью, ждали их на экранах, в конце концов. Было же время, когда это все было сильно прикольно.

– Ты знаешь, для меня кто стал самым большим потрясением? Люба Успенская. Я объясню почему. Девочка, рожденная в Киеве.

– Знаю, да.

– Работавшая в Киеве, впитавшая в себя традиции, культуру, киевлянка до мозга костей. Гражданка Соединенных Штатов Америки, успешная, куча денег, ездила в Киев до последнего. Несмотря на Крым, Донбасс, она ездила в Украину. Ее пускали, ее любили, концерты, переполненные дворцы спорта... То есть все хорошо. Я с ней и интервью несколько делал. Давние отношения были. И вдруг она поздравляет Путина с днем рождения, который убил столько украинцев... И вдруг она поддерживает открыто эту войну. А ей-то что – гражданке США? Это что, столько бабок дали? Что происходит?

– Дима, ты знаешь, мне кажется, что в этом случае как раз это было уже, наверное, не за деньги. То есть, ты понимаешь, она просто в начале всего этого конкретно струхнула, она перебздела, как только может живой человек, она тут же представила себе всю эту картину дальше: что это может быть, – она осмотрелась, она сделала какой-то вывод – и она поняла: "Послушайте, я не хочу быть как Лобода: я не хочу, чтобы меня начали тут кенселить. Дай-ка я попробую... Вот начну с малого: начну придумывать какие-то версии, как я была когда-то унижена". Как она говорит? "Я была когда-то изгнана за свою еврейскую национальность из Украины". "Изгнана"... Это что-то новенькое на самом деле. Ну послушай, Дима, сейчас, конечно... К той придури, которую она включает, придуривается... Это очень хорошее слово. Она просто придуривается. Она все хорошо понимает. Она еще и себя накручивает. То есть это такой, компромиссный момент. Ты сам себя накручиваешь на этот компромисс. "Ну слушай, я не могла иначе: я должна была так поступить. Послушай, ну ведь я не на самом деле. А, подождите, а Зеленский – еврей. Нет, нет, это не считается. Он какой-то не тот еврей".

– Он "нацист". Он "еврей-нацист".

– Да, "он еврей-нацист". Это что-то новенькое. Скорее всего, так и было. А ей кто-нибудь, там, из ее менеджеров: "Люба, ты права, ты правильно поступила" – ей говорил: "Люба, а вы помните, как мы были на последнем концерте в Киеве, и кто-то, там... И было мало букетов. Вот это вот оно: это их нацизм проклятый!" Она такая: "Точно! Фак! Вспомнила!"

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com (архив)

Дима, вот этих "вспомнивших" – их же сильно много. Послушай, старый идиот [Стас] Садальський, который, кстати говоря, так тобой любим был когда-то, сидит в интервью и вспоминает [российскому пропагандисту Вячеславу] Манучарову о том, как его не впустили в Украину. И это является причиной того, что он желает Украине захлебнуться в крови. Вот это его непущение тогда в Украину, вот эта его мелкотенность, вот эта его мелочность человеческая, вот это его малодушие, что эту диабетическую, бл...дь, стопу не пустили в Украину, и оно не может, бедное, никак успокоиться: он ставит на одни весы это свое, там, пьянство, которое он хотел провести после своего спектакля, на который все равно бы пришли люди по старым дрожжам посмотреть на эту рожу, и ставит себя, и ставит вот это все, что происходит... И на голубом глазу он сидит, выпивая водочку, рассказывает все это. Но потом, правда, он немножко, так сказать, струхнул – стал рассказывать через пару недель, что Манучаров даже не предложил ему никакого гонорара – даже ничего. Оно это вот все болтало без денег – просто так, всухомятку. Дима, этих историй очень много. Я уже молчу. Там через запятую [Лариса] Долина твоя любимая. 

– Да какая "любимая"? Я ее ненавидел всегда.

– Дима, ты ее хоть и ненавидел, но у тебя было вежливое и уважительное к ней отношение.

– Я с ней виделся раза четыре за всю жизнь, кстати.

– Окей. Дима, я ее тоже видел пару раз.

– Лучше бы я ее не видел ни разу.

– (Смеется.) Послушай. То, что она делает сейчас... Эта караочная певица, у которой в самом деле раскардаш в ее треках... Ведь если разобраться, есть этот "зонт", с которым можно решить все проблемы – песня про зонт, – и больше ведь ничего.

И вот она: эта караочная певица, которая славится своими перепевками... Я как шоумен на своих мероприятиях перепеваю песни. Но я шоумен – я имею на это право. Но она... Послушай, Дима, извини, но у меня тоже накипело: она даже не нашла в своей жизни авторов, кроме Виктора Резникова когда-то давным-давно, которые бы написали ей достойный репертуар. И вот имея всю эту пересортицу, всю эту дрянь, которую она исполняет на концертах, она в самом деле решила, что сейчас она заменит Пугачеву. Она в это верит. Послушай, там совершенно облезлый козлодой по фамилии [Сергей] Соседов рассказывает в интервью, что на замену Алле пришла Долина. Послушай... Я записал шорт, почему Долина – не Пугачева. Его хорошо посмотрели, между прочим, у меня на канале. Я – единственное, что скажу: ты понимаешь, у Долиной сильно злое лицо.

– Да.

– У нее злое и неприятное лицо. Лариса Александровна, вам никогда не быть на месте Пугачевой. Вам бы свое место сохранить, родненькая. Вот так бы сохранить. Потому что на самом деле года идут. И стыдно быть старой проституткой. Вот я понимаю, когда ты еще молода.

– Молодой еще не стыдно. Правда?

– Еще не стыдно. А когда ты уже в таких, уже достойных годах, когда ты уже доросла, так сказать, до апекса, то есть дальше уже все только туда, на убыль... И когда ты, Газманов – вы вдруг устраиваете эти пируэты, которые может позволить себе в номере какого-то иностранца молодая, спелая, красивая шлюха... Все вот это вот: эти шпагаты, стойки на руках, эти мостики, это все заглатывание по гланды – это все идет молодым, это все хорошо идет тому возрасту, которому это все благоволит, которому это смотрится еще как-то. Для этого существует OnlyFans, в котором вся эта молодежь развлекается. Но когда вы, старые люди, кряхтящие, с больными суставами, с перекошенными от старости рожами – все это устраиваете на наших глазах и считаете, что мы это считываем за вашу искренность, что мы смотрим на это и думаем: "Бл...дь, вот это патриот!" Слушай, это Газманов, который начинал свою проституцию еще при [экс-мэре Москвы Юрию] Лужкове, и ему показалось, что он нашел эту дверцу до всего, и теперь деньги будут сыпаться бесконечно. И теперь, когда он весь седой по самые яйца – и он вот это устраивает... И вот это все они.

Дима, я смеюсь над ними каждый день. Я каждый день со своими подписчиками устраиваю разбор полетов. И ты знаешь, я тебе хочу сказать, что очень хорошо всегда смотрят Пугачеву – если что-то про нее. Очень хорошо залетают совершенно неочевидные персоны. Но когда речь заходит, например, о Милявской – никто не хочет смотреть. Хотя я делаю такие острые заголовки: "Милявская и лопата с дерьмом". Не хотят смотреть, потому что все понимают про этих людей.

Далее: я хочу закончить по этой персоне. Я думаю, что ты видел, скорее всего, этот скрин переписки этого же пропагандиста низшего звена, который выставил у себя в Telegram-канале переписку с Милявской. Антон переписывается с Милявской...

– Не видел.

– Не видел? Дима, рассказываю. Она благодарит его за то, что он ведет свои бесконечные, шикарные... Она так и пишет: "Я горжусь тобой, я перед тобой преклоняюсь, я получаю удовольствие". Дима, я напоминаю, что все эти интервью, которые записывает этот чувак, – это интервью с теми людьми, которые отличились только в одном: в ненависти к Украине, – а некоторые уже и замазаны кровью. И вот она признается ему в глубочайшей любви. И я думаю: "Что у тебя там, тетка, должно быть внутри? Что вообще, бл...дь, с тобой случилось? Ты почему так морально уродлива?"

Вот не зря я ее недолюбливал. Я помню, как она бахалась на колени перед Мизулиной на своем концерте. Уже тогда Мизулина-старшая с этой, бл...дь, своей гулькой инициировала все эти человеконенавистнические законы в России. В моей стране уже ненависть перла полным ходом, и вдруг эта перед ней падает, при этом через неделю выступая в гей-клубе... Ты понимаешь, Дима, это шизофрения. Она ведь идет уже очень давно. Но когда ты преклоняешься и пишешь об этом: "Я преклоняюсь перед тобой, Антон, за то, что ты выносишь на белый свет всю ту мерзость... Преклоняюсь..." "Я так тебя люблю..." – пишет она. Слушай, лучше бы она продолжала употреблять, как тогда. Лучше бы она продолжала нюхать. Я не знаю, у меня слов не находится. Это какое-то старое позорище, это же просто никак не объяснить.

И знаешь, Дима, я тебе хочу сказать: у меня произошла аберрация сознания. Я когда вижу всех их: разодетых, пестрых, в цветных одеждах – на разных каналах российского телевидения, все эти отрывки, мое сознание перестало выдавать мне людей. Я вижу животных, я вижу чудовищ. Я смотрю на Милявскую, на Кудрявцеву, на Газманова и прочих, прочих – и я вижу чудовищ. У них реально хвосты, копыта, какие-то странные уши. Я не могу. Я буквально пугаюсь этого. Это действительно что-то ненормальное. Я перестал видеть в них людей. Я не вижу в них ничего человеческого.

– Ты знаешь, что интересно? Мы говорили о [Любови] Успенской: киевлянка. Мы говорим сейчас о Лолите: девочке, которая прожила в Киеве лучшие годы, во Львове жила перед этим, которая тоже впитала Украину, пела песни на украинском языке. И я тебе больше скажу: Наташа Королева. Это же вообще беда. Я жил в Киеве на Борщаговке – это район такой – и ходил в среднюю школу №205. Проучился там до седьмого класса. Потом переехал на Оболонь. В эту же школу спустя несколько лет ходила Наташа Королева, тогда Наташа Порывай. Мало того. У меня была классная руководительница Мария Николаевна Бабич: преподаватель української мови та літератури, – которая потом была классной руководительницей Наташи Королевой. Она пела песни на украинском языке. Ну а с этой идиоткой что произошло? Ну муж у нее идиот: две извилины в голове, и то – подозреваю, что полторы. Но она-то... Как можно так по отношению к своей родине, к своей стране, к своему народу, которого она часть? Что с ними происходит? Это что, деньги так? У тебя квартира в Америке, у тебя там мама, у тебя там сестра, у тебя там семья сестры. Что с ними?

– Дима, ты знаешь, есть такое понятие, как "принюхались". Вот когда вокруг дерьмо, но ты принюхиваешься – и ты его в какой-то момент уже не ощущаешь. Я сейчас и про ее мужа, который с начала войны выдавал эти посты. Ему за это много не платили. Это не были миллионы рублей, как, допустим, у больших персон за постик. Чтобы ты понимал, какие суммы там гуляют. Заплатили ли эти пройдохи с них налоги – это уже другой вопрос. Нет, цена этому копеечная. 50–100 тысяч рублей. Кому нужен этот старый яйцетряс? Это вообще непонятно. Но она принюхалась. Ты знаешь, она встала перед выбором, что ей делать: либо избавляться от него, либо каким-то образом... Это же тоже манифест. Понимаешь? Это тоже очень революционный был шаг. Я помню, я в своих эфирах говорил: "Вы знаете, она разошлась с ним. Вот увидите: она с ним разошлась". Я это вижу по ее фотографиям: нет его. Только она одна. Но сейчас они милуются на каких-то курортах, она трется рядом с ним, с улыбочкой... Не то что это неуместно, учитывая, что ты украинка по крови... Это как-то выглядит издевательски.

И учитывая еще, Дима, что Людмила Ивановна Порывай – женщина, которой за 80 лет, – несмотря на эти свои приколы, послушай, она ведь остается патриоткой своей страны. Она ведь много раз высказалась и дала свое понимание этому. Ведь у них на самом деле там случился конфликт внутренний. Я не знаю, как они смогли договориться. Мне непонятно, что она испытала в этот момент. Ты знаешь, Дима, может быть, она в самом деле любит его. Может быть, ей не хотелось все это устраивать.

А по поводу того, что мы от нее ничего не дождались: допустим, какой-то программной речи, программного заявления, или хотя бы молчания по этому поводу, или хотя бы маленького намека на это на все... Послушай, они себя оправдывают следующим образом: "Нас не пускали в Украину. Слушайте: что вы хотите? Я давно невъездная". Все, там быльем поросло. "Они во всем виноваты". Как оправдывала себя Лолита, помнишь? Я не знаю, веришь ли ты в этот случай: что в русскоязычном Киеве ее маму якобы грохнул кто-то за русскую речь.

– Абсурд.

– Да, Дима, это же было придумано специально, чтобы всякий раз доставать этот козырек. А ведь Лолита – это постоянное вранье, это брехня. Начиная от того, как... Не хочу падать в эту желтизну, но послушай. Когда у нее был еще тот молодой муж, который деньги от нее носил своей молодой любовнице, она ведь каждый день не ленилась выходить в Stories и рассказывать с оплывшим лицом женщины, которая забыла, что такое личная жизнь, – рассказывать, что она имеет секс, что зато у нее секс каждый день. И это понимали все: "Зачем она врет? Зачем это все, если мужа рядом нет?" Он уже давно был в секте, он уже давно сносил какую-то... Понимаешь, это все вранье, вот как бы ложечки и бабушка... Вот это та история: что осадок остался. Они – каждая для себя – придумали вот ту самую концепцию: "Я буду говорить, что было так: маму ударили, в Украину не пускали, еще что-то". Что-то, там, придумывает Ани Лорак, бедненькая. Ерзает так, все по-тупому...

Фото: solncevrusya / Instagram

– Она тупая просто. Поэтому ерзает.

– Не очень умная. Дима, но я тебе хочу сказать... Ты знаешь, она не очень умна, я соглашусь, но вспомни, как ее любила Украина. Как мне сказал один человек из Украины, я помню, давно-давно: мы бегали по Киеву и искали ее компакт-диски, когда интернет еще был не сильно развит. Он мне говорил: "Она выросла на глазах у всей страны. И поэтому мы ее любим. Ты должен купить этот альбом с ее украинскими песнями. Как мы все к ней хорошо относимся..." И я помню, мы бегали перед моим поездом на Москву и искали эти диски. И вот что сейчас? Ведь ей никто не позволит вернуться, концерты ее не состоятся. Ведь это не та история, которая сейчас с Сердючкой, концерты которой: Веркины, Андрюшкины – перенесены в Лос-Анджелесе и вообще по всей Северной Америке, но их все ждут. Я еще вчера был в Вашингтоне, но билеты были взяты сегодня на ночь, чтобы сегодня быть на концерте Андрея. И концерты таки будут. Там все это технически немножко не сложилось, но Андрея все ждут. И ни у кого даже не возникает сомнения, что это будет биток. А что будет с Ани, я не знаю. Позволят ли они ей? Что будет с бедненькой [Светланой] Лободой? Кстати говоря, в меньшей степени я как-то внутри испытываю конкретно к Светлане какой-то негатив. Потому что я помню те обвинения. Я помню, что и ты тоже был к ним присоединен: что она была не искренна в первые дни, что это были крокодиловы слезы и прочее, прочее. Дима, она по-другому не умеет. Вот какие слезы были, такие и были. И потом она начала огребать от всех: от России, от Украины. И все, что ей осталось делать, – это доказывать всем, что она не конченый человек. Я знаю, что она оказывает помощь простым людям. Это бесконечная гуманитарка. Ну послушай... Я думаю, что все-таки с Лободой случится какой-то такой камбэк... Мне так кажется: что Украина не то чтобы простит... За что там прощать, елки-палки? Работала – и работала. Но Украина каким-то образом поймет ее просто. Просто поймет.

– А Меладзе Валера оскандалился...

– Дима, я тебе объясню. Там очень странные какие-то системные ошибки у Меладзе. Допустим, вот они его ловят на вот этом "слава Украине". Они его ловят. Я даже допускаю, что тот мужик, который ему говорил: "Ну скажи, скажи "слава Украине", – что он специально снял это для того, чтобы устроить этот вброс. Валерий учит этот урок. Он его понимает: что сейчас они его ловят. Они ловят, они унижают, они травят его на телевидении, травят его в СМИ. Он все это понимает.

Далее: какого хера ты поперся, скажи мне, пожалуйста, в Альпы с женой Тимура Иванова – заместителя [министра обороны РФ Сергея] Шойгу? Какого ты черта с ней рисуешься? Да у нее, бл...дь, волчий билет на лбу приклеен, это баба из чумного барака. На нее смотреть нельзя, ее стороной надо обходить. Ну ты ведь только что сделал заявление, Валера, о том, что "ребята, я против ненависти, я за то, чтобы все это разрешилось... Пожалуйста, поймите меня правильно", и тут ты появляешься с этой женщиной. Да я понимаю, что она якобы в разводе. Я все это понимаю. Но слушай: для каких дураков эта сказка про развод была? Ты не должен себе этого позволять. Она все-таки известная личность, и она жена этого человека. Это стыдно, это стремно, Валера. Неужели эта связь не выстраивается в голове?

То есть Валера сам себе ставит эти капканы, сам в эти капканы попадает, потом он делает это грустное большое лицо: что его опять не поняли. Потом он опять наткнется на то, что его полностью закенселят в России. Полностью. И не дадут выступать. Просто не дадут. Украина, послушай, тоже под большим вопросом. Что делать? Ездить по Восточной Европе и пытаться работать на ту аудиторию? Это тоже все большой вопрос, это тоже все немножко странно, это все немножко удивительно. Зачем он это себе позволяет? Я даже не знаю, есть ли у этих людей, Дима, тот карт-бланш, то доверие, знаешь, большой люфт доверия от людей, в том числе жителей Украины, которые смогут все это переварить, простить им это.

– Нет, нет. Прощения никому не будет. Потому что кровь и много крови. Никому не будет прощения. Все.

– Они же на виду, они стоят в открытую, их все видят. Ведь к ним побежали кураторы. Зачем они им нужны были, эти люди, на самом деле которые поют простенькие песенки? Потому что они на виду, потому что на них смотрят, якобы они концентрируют в себе какие-то смыслы. Сейчас понимаем: ну какие, бл...дь, смыслы, к чертовой матери? Кто они такие? Да любой ребенок, который рисует рисунок антивоенный, – в нем больше смысла, чем, бл...дь, во всей Долиной, вместе взятой со всеми ее достижениями и песнями про то, как 31 июля что-то, там, зацветет. Да пошли вы к черту, старые уроды, с этим всем. Как вы проникновенно рассказываете в своих соцсетях, что все, что сейчас происходит, – это верно, это правильно... Нет, любимые. Я в каждом своем эфире говорю: "Запоминайте эти ...бальники, запоминайте каждого, кто это делает".

И еще я рассказываю своей публике... Я не знаю, как ты к этому отнесешься, Дима, но люди бывают разные. Люди приходят, и они в самом деле находят что-то плохое в украинском народе, они за что-то, там, цепляются: "А вот они, а вот они..." И тогда я им говорю всем одно и то же: "Послушайте. Ну если вы не хотите проникнуться к людям с той стороны, окей. Вам они безразличны, вы считаете, что так им и надо. Хорошо, пусть так и будет. Подумайте о нас: о россиянах. Вы считаете, что мы сейчас в шоколаде? Мы все находимся в каком-то сливовом повидле, бл...дь, нам всем круто повезло? Да на вас, бл...дь, девочки, лица нету. У вас душа на соплях держится". Каждая вторая пишет мне то ли на почту, то ли еще куда-то: "Руся, не знаю, что делать. Все по п...зде. Не знаю, за что браться". Вначале этого было еще больше. А сейчас они немножко приноровились. Люди чуть-чуть стали себя хотя бы ассоциировать с тем, что происходит вокруг них. Как бы перестали бесконечно находиться в этой депрессии. Но ведь это было. И я им говорю: "Пожалейте себя, пожалейте нас, пожалейте нашу страну: Россию. Пожалейте ее, в конце концов, если вы не можете пожалеть соседнюю. Но пожалуйста... Вы же видите, что вас обманывает пропаганда. Вы же видите это все. Как вы можете это хавать и, мало того, вооружаться этими знаниями от нее – и приходить мне – 48-летнему лбу – рассказывать о том, что вы там услышали и вы в это верите? Да как вы смеете, в конце концов? Что с вами, народ? Пожалейте себя". Вот ты знаешь, это действует, Дима. Люди выдыхают, у них опускаются плечи, они становятся как бы сами свои. А в самом деле: какого черта? А то, а се, а пятое-десятое.

Слушай, в общем, всем очень тяжело, но я очень надеюсь... Дима, я все вижу. Я знаю, как ты – даже поначалу – как ты держался, как ты пытался найти эти слова, обращенные к моему народу: к русским людям, к россиянам. Ты пытался их найти, ты пытался быть понимающим человеком, ты пытался говорить. "Я все понимаю, люди, что вы закабалены, что вы не можете выйти на протест" и так далее. Я помню, как в тебе было это все. И я помню, как ты с этим с каждым разом расставался. Я помню, как в тебе нарастал гнев. Я все это видел.

– Я не думал, что русский народ окажется таким рабским, таким тупым и агрессивным. Ты знаешь, я не думал. Какая все-таки умная Алла Борисовна и какой умный Максим [Галкин]...

– Ты знаешь, это нельзя даже просто так обсуждать. Это какой-то такой момент... Пугачева оказалась больше себя самой.

– Да.

– В несколько раз. Она такая огромная оказалась... Ты представляешь? То есть делая все это, живя всю эту, бл...дь, жизнь, находясь на этой сцене, я постоянно вижу какие-то ее выступления, которые я пропустил мимо себя, я любуюсь ей, этой красавицей, на которой трещали колготки и она не была той красавицей, которой от нее кто-то, там, ожидал, но при этом она была так красива и так уместна, сука, в каждом жесте... Я смотрю на нее – и я пощу, посылаю то маме своей, то маминой сестре, чтобы напомнить им: "Послушайте, ведь это она. Она царствовала, она царила, она парила, бл...дь, над нами".

И вот проживя всю эту жизнь, заработав все эти деньги, построив все эти дворцы, взрастив Макса от худенького, ушастого, какого я видел на премьере в "Современнике", "Гроза" с Яковлевой в главной роли... Они вдвоем пришли. Она: такая большая, такая широкая, такая изобильная Алла – и рядом худенький пацанчик, гурвинык с ушами – Макс. И она взрастила его в эту умницу, в этого большого человека. И мне так стыдно, что я позволял себе те же самые материалы на том же "Эхе" когда-то, где пытался подтрунивать над. Я просто не понимал, какой это человек. Просто не понимал. Я не понимал, какая Алла. Я там же писал к ней обращения. И, кстати говоря, я ей говорил: "Алла, почему ты молчишь? В стране происходит мракобесие, оно нарастает. Ты слова никогда не скажешь. В тюрьму попадают правозащитницы. Окей, пофиг тебе на мужиков – скажи что-нибудь о женщине, с которой сейчас власть поступает худо и дрянски, защити ее, напиши у себя в Instagram хоть что-то, хоть что-то мявкни". Я вот так ей писал. Но теперь я понимаю, что все это было сделано для того, чтобы Алла не просто мявкнула, а для того, чтобы она рявкнула вот этим своим поступком и показала все. А показала она самые простые вещи: "Как вы меня за...бали, твари... Как же я вас, бл...дь, ненавижу... Как я вас, бл...дь, терпеть не могу... Суки вы ...баные, ...битесь тут раком со своей войной. Я пошла. Я не буду иметь к этому никакого отношения". Вот это, не сказав ни слова, сказала Пугачева на самом деле. Вот это и был ее манифест, вот это и было ее послание.

– Пугачевский бунт.

– Он самый. Он самый, который так и не смог снять Василий Шукшин и себя в главной роли. Как он хотел снять этот фильм... Сердце все свое истрепал. Боже мой, слушай, это же должно было случиться. Дима, мы не могли это ни в каких страшных снах предположить, что Пугачева когда-то будет отщепенкой, предательницей, ренегаткой в их словах, в их глазах, что они будут ее проклинать с больших федеральных каналов, что будет стоять улыбающаяся [пропагандистка Маргарита] Симоньян и говорить все те мерзости в их адрес, которые она говорила. Но она, озираясь, как вор на ярмарке всякий раз... Ты бы видел, с какой охраной она ездит по любимой Москве, где – судя по всему, она верит, что ее сильно любят, а охрана у нее, бл...дь, как у Цеденбала. Так вот она упустила один момент. Об этом она, бл...дь, промолчала: что все, что бы она ни говорила, чем бы она ни дристала, бл...дь, по стенам в адрес Пугачевой, – это все людям не заходит, это не работает. Пугачеву как любили, как боготворили, так и любят. И если Пугачева будет, например, в каких-то своих экзерсисах, в своих эскападах чуть более ярче, что ли, и чаще их дубасить, то это будет только на ура, мы будем только одно понимать: она жива как патриот своей родины, она огромная гражданка, и эта гражданственность в ней кипит, и ей не все равно. И я так глупо, не понимая этого когда-то, пытался ее критиковать за молчание... И я помню, как меня раздражало... Она даже в собчаковском интервью, где Собчак пытается ее на чем-то подловить, вытянуть ее на что-то, а Пугачева делает вид, что не понимает, о чем говорит Собчак... Я помню, как меня это бесило. Я помню, как все внутри бурлило: "Алла, ну что ж такое?! Ну почему, ну почему, ну почему? Ты должна, ты и есть та самая, бл...дь". Но я не получал этого ответа от нее. И вот теперь я понимаю: шли все эти годы, чтобы она ответила по-настоящему. Она рванула – так рванула. По-настоящему, по-боевому. Вот так, как могла. Она поставила на карту все, как никто. Она сказала за всю прежнюю жизнь.

Фото: alla_orfey / Instagram

– Да. Ну вот Киркоров – он же тоже ею взращен. Почему он поступил как идиот? Потому что он идиот?

– Испугался, лупоглазый. Испугался. Дима, он сильно перебздел, пересрал. Извиняюсь за эти натурализмы. Ребята, других слов тут не подобрать. И то же самое: люди ошибаются: они говорят о том, что ему якобы кто-то угрожал. Никаких угроз. Достаточно было запретить пару его говноконцертов: вот этих его дешевеньких выходов в шляпах в перьях. Достаточно было сделать это. Достаточно было натравить на него шизофреника Певцова, чтобы он наложил полные штаны. И вот так, скрепя задницу, чтобы не расплескать, он ходит до сих пор. Что бы он, там, ни показывал, в каком бы состоянии расширенного сознания ни находился, Дима, его ведет сейчас только одно: страх. Потому что он должен понимать, что он как гомосексуал, как человек, о котором известно абсолютно все – и на всех его любовников, эскортников... Они все есть в большой папочке записаны и в конторе лежат. Он должен понимать, что в какой-то момент, если им понадобится, они его схватят – и заверещит он очень громко – на всю, бл...дь, Ивановскую. Он будет говорить о том, что "да я такой..." Не сработает, не поможет вообще ничего. Вот эти все его концертики улетят по известному адресу. Все эти его перья, все эти задницы, которые он там демонстрирует, – все вот это, что якобы ему похрен, якобы теперь он примадонна... Примадонна он только всратая. Это все не сработает.

– А в Америку уехать он не пробовал?

– Дима, ты знаешь, он как-то странно, хитренько появляется здесь, в Майями, постит все эти Stories со своими друзьями. Как будто бы все по-прежнему. Якобы ему ничего не мешает. "Что вы! Я человек мира, я такой космополит... Я и тут, и там летаю. Ха-ха! Посмотрите только на меня. Как вы можете предъявлять мне претензии? Я же голубь мира". Петух ты, бл...дь, мира, х...й ты мамин. Вот ты кто. Это раз.

Дима, в Америке дом. Хату просто так не продать. За бесценок ты не отдашь этот дом в Майями. Дом большой. Он стоит несколько миллионов. Ну, в Майями не такие цены, как в Лос-Анджелесе, они там меньше. И там можно, например, такое жилье, как у него, скинуть, например, до $2 миллионов. Может быть, за два с половиной. Но на это надо найти покупателя. И я думаю, он сильно ерзает. Я думаю, он очень испуган в этом смысле. Он понимает, что его могут внести во все эти списки. Я не знаю, внес его Зеленский в списки или нет.

– Конечно.

– Вот. Потом эти списки, как правильно говорит Невзорыч, перефотографирует Европа и Америка. Нам надо только подождать. Я честно скажу: конечно, много людей, которые каким-то образом пытаются мне внушить: "Ну послушай, это же Киркоров. Ну что ты от него хочешь? Ну он, бл...дь, артист Яйцев. Что ты от него ждешь?" Ну послушай... Окей, у нас перед глазами те артисты, которые закрыли свои рты. Просто закрыли. У нас тот же Леонтьев. И я думаю, я уверен, Дима, что Киркорову ничего не грозило. Ну рассказала Симоньян, что Киркоров занимается извращенным сексом, намекнула она на это. Не хочу говорить, но там туши свет вообще. Окей.

– А что такое "туши свет вообще"?

– Дима, она очень четко сказала. 

– Ну что он гей или что?

– Дима, это уже старая информация, ну послушай... Это уже никому не интересно.

– Он уже не гей?

– Нет. Там другое. Послушай: она прямо намекнула на его сексуальные пристрастия. Геевские пристрастия ею не озвучивались, это было и так все понятно.

– Что она сказала, раз она уже сказала? Что?

– Знаешь как? Я так, мягко, скажу. Потому что нас будут смотреть и женщины тоже. Мне очень не хочется оскорблять людей, для которых я и так уже тут наболтал матом. Она намекнула на то, что Киркоров занимается сексом с использованием, мягко говоря, экскрементов. Это его страсть. Вот на это она намекнула. Потому что Симоньян закон не писан. Он испугался того, что она продолжит свой спич. И побежал – ты не поверишь, Дима, – перед ней извиняться. Она, будучи пройдохой, конечно, сильно хитрой, очень хотела, чтобы эти его извинения остались между ними. Но Симоньян в интервью, по-моему, Манучарову тому же – все выдала. Она вывалила весь этот ушат про него: что он извинился, испугался и прочее, прочее, прочее. Так что так.

А то, что он находится в Америке, и вся эта история про туда-сюда, как он ездит и так далее... Я очень надеюсь, что это ненадолго. Очень надеюсь. Потому что те люди, которые нам рассказывают, что все те безобразия, которые происходят... Рассказывают со сцены, с якобы слезой в голосе, что все эти безобразия... Короче, что война – нам мать родна и это то, к чему мы так шли, и то, чему мы должны быть рады...

– И все из-за Америки.

– И все из-за Америки. И сейчас Америка руками Украины все это делает... Вот все эти люди, все эти публичные представители российского шоу-бизнеса – они должны знать о том, что в свободный, другой мир они выехать больше не смогут: санкции навсегда.

– Конечно, 100 процентов. На кого еще не наложили, на того наложат. И дома свои, и квартиры – они о них могут забыть уже.

– Наложат. А как они плачут за ними, слушай... Как Газманов подплакивает за тем, что у него где-то в Прибалтике квартира, в Латвии – и прочее, прочее, и он не может... Он бы хотел, но он не может, и ему приходится платить там коммуналку.

– Пусть Путину поплачется – может, Путин ему компенсирует.

–Да, ему или еще кому-нибудь.

– А Басков тоже боится того же, чего боится Киркоров?

– (Смеется.) Басков – один из самых, конечно, трусливых представителей всей этой п...здобратии. Он боится вообще, в принципе, всего. Я думаю, что это его разрывает. У него какая-никакая фан-база из этих бабок, бабусенций всяких, бабуленций, которые ждут от него... Сегодня встаю, с чашкой кофе перед компьютером сажусь – и что я читаю? "Наконец-то Басков рассекретил свою девушку".

– (Смеется.)

– Сейчас, Дима, мы дождемся. Мы дождемся брака тысячелетия. Мы увидим еще все эти свадьбы.

– Киркоров женится на Баскове?

– Слушай, у Киркорова тоже якобы какая-то тетка сейчас завелась. Сейчас они будут все их демонстрировать. Я не знаю, на что это будет похоже. Но если кураторы предложат им деньги – и, допустим, какая-нибудь третьей свежести Лера Кудрявцева... Потому что только она может. Я тебе напоминаю про ее роман с Лазаревым и про ее бесконечные выкидыши, когда она снималась. Вы просто это забыли. А это помню я, потому что – ну послушайте – я был обозревателем светской хроники. И я помню эти заголовки: "У Кудрявцевой выкидыш от Лазарева". То есть они врали настолько, они придумывали настолько... То есть какие-то кошмарные высоты брехни: кошмарнейшие.

То есть если какие-то кураторы предложат достаточную сумму, Кудрявцева и мужика своего, хоккеиста, бросит, и отречется от всего на свете, сделает все: в зеленый цвет покрасится и член себе нарастит. За бабки все абсолютно. Для того чтобы опять войти в какие-то отношения с каким-нибудь Басковым. Потому что на самом деле женщины, которые ценят себя, конечно, этого делать не будут. Ни за какие деньги они не будут изображать.

Между прочим, я тебе хочу сказать, Дима, это сложно – изображать какие-либо отношения на публике. И после того, как Басков это изображал с Лопыревой, с Волочковой, еще х...й знает с кем, он пытался это делать еще и с другими людьми. И это все было никак, это все было как в пустоту. По одной простой причине: они сами не заводятся друг от друга и у них не получается это показывать на публике. Понимаешь? Эмоция не вырастает никакая. Но здесь им нужно будет изображать, потому что закон принят: гомосексуалы – это враги российского государства. Открытые гомосексуалы, как Лазарев, Басков, Билан, Киркоров, облезлый Соседов туда же, кстати говоря, который заделался пропагандистом мерзейшим, – им придется что-то с этим делать. Они будут изображать из себя теперь натуралов. Это будет стыдно, это будет сильно смешно, но мы будем свидетелями этого.

Фото: EPA

– Что будет дальше? Ты наверняка задавал себе этот вопрос. Как ты на него отвечаешь?

– Знаешь, Дима, все мы ждем якобы этих "черных лебедей". Этого лебедя, который прилетит вдруг сегодня – и небо прояснится. Но даже здесь, находясь в Лос-Анджелесе, в бесконечном раю в одном сезоне – этот сезон называется "лето", – я все равно чувствую одно и то же. Сердце, знаешь, как заячий хвостик. Вот так вот. Не могу это от себя отпустить. У меня не получается перестать думать о том, что происходит. Я сильно беспокоюсь. Я беспокоюсь за собственную страну, я беспокоюсь за Украину. Меня все это очень заводит, я болею этим всем. Это правда так.

И все эти рассказы о том, что уехали... "Ну послушай: уехал – и забудь". Это так не работает. Этот механизм просто так не едет. Этот пепел Клааса все так же стучит. И, естественно, я каждый раз продумываю то, о чем ты сейчас спросил: что будет дальше, что нас всех дальше ждет. Если говорить о том, что будет с шоу-бизнесом... Несмотря на то, что случилось, кто бы ни пришел к власти, например, завтра в России, послушай, они будут себя вести так же, как коммунисты в 91-м году, когда развалился Советский Союз: "Да ничего не случилось, ребята". Они по-прежнему будут петь. И только самые упоротые люди типа меня – они будут напоминать им о том, как он себя когда-то вели.

– Они скажут: "Нам дали не ту информацию, нас обманули".

– "Нам велели, нас заставили, на горло поставили ногу".

– Да.

– Нет, конечно же, это все ложь. Я думаю, что люди умные и все будут это все понимать. Так что все, что касается шоу-бизнеса, всех этих пройдох и шкур, – они будут себя вести как ни в чем не бывало. Я не знаю, будут ли они по-прежнему плакать за дедом Кабаем, как восхваляют его сейчас, как они будут к этому относиться... Я не знаю. Я себе с трудом представляю прямую речь Ларисы Долиной или Баскова, которые устраивают нам все это порно.

Все, что касается простых людей... Те люди, которые верят и надеются в лучшее, – Дима, я тебе хочу сказать, что их большинство. Я знаю твое отношение. Я знаю всю твою риторику. Она довольно злая. Я все это знаю. Я знаю, как ты проклинаешь всю эту ситуацию. Я все это знаю. Но я помню, Дмитрий Ильич, с какой... И все это есть в YouTube. С какой любовью ты разговаривал с артистами: советскими, российскими артистами, – как ты их любил. И через эту твою любовь... (Плачет.) Бл...дь... Я понимал, как ты любишь людей – всех людей. И то, какой ты сейчас стал, и какой стал я сейчас, и какие мы стали злые...

– Ты знаешь, я не знал и представить себе не мог, что многие из тех, кого я любил, окажутся п...дорами просто: просто п...дорами гнойными, погаными. И я не представлял себе этого. И о части этих людей мы говорили с тобой сегодня. У нас здесь бомбы летят на жилые кварталы, у нас гибнут дети здесь – в Украине, – у нас убивают людей, военных наших, ни за что ни про что. Пришли, суки, сюда. А эти суки там, в Москве, воспевают это и еще рассказывают, что так и надо, еще и мало. "Давайте еще".

– "Давайте еще больше".

– Да как же их любить? Их проклинать и ненавидеть только.

– Я знаю. Дима, я все это знаю. Я каждый день говорю в адрес этих людей слова ненависти. Понимаешь, они разрушают и мою нервную систему в том числе. И я, конечно, молю Бога о том, чтобы скорее это все закончилось. Потому что это не может продолжаться вечно. Я все это вижу. Я вижу эти жертвы. Я смотрю, я читаю все, я все это смотрю. И сердце мое кровью обливается. Учитывая, что мой отчим, который вырастил меня – мой неродной отец, то есть мой отец не по крови, – он из Украины. Он, между прочим, из Донбасса. И какой бы он ни был по отношению ко мне, какой бы он ни был трудный, какой бы он ни был жесткий, – он меня вырастил. И я столько раз был в Украине, я столько раз был в Киеве... Я снимался на телевидении. Кстати говоря, у [кумы президента РФ Владимира Путина, бывшей украинской телеведущей] Оксаны Марченко в шоу. Да. Даже это мне повезло. Я столько раз выступал в Одессе... Я выступил во всех ночных клубах со своей шоу-программой, включая "Ибицу", "Итаку" и так далее. И везде был биток народа, везде бесконечная любовь и везде... Послушай, я не знал, как уезжать оттуда.

И я, памятуя обо всем этом, никогда в жизни... Меня никакая пропаганда никогда не обманет, что бы они мне ни рассказывали. Я очень четко знаю, какие на самом деле люди Украины, на что они способны, сколько у них в душе всего. И это навсегда со мной. И эти люди приходят ко мне в чат. И удивительно, Дима, насколько они корректны. Никто из них никогда не пишет: "Русские, да чтоб с вами то, это, пятое..." Никогда. Вот они несут эту боль, они об этой боли рассказывают, они делают это настолько умно, и никто никогда из них, зная, что у меня такой огромный, тысячный чат в этот момент, не напишет: "Русские, что с вами? Горите". Никогда. Это удивительное качество. Просто удивительное. И я всякий раз об этом говорю: "Чат, заметьте, сколько у нас украинских женщин, которые добры: просто добры по-человечески. Цените это".

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– Рустам, спасибо. У нас было очень хорошее интервью.

– Да.

– Очень хорошее. И я уверен, что миллионам наших зрителей оно тоже будет интересно, как и мне. Я получил удовольствие. Спасибо.

– И я – тоже удовольствие. Дима, большое спасибо. От моей жены вам большой привет. Киев в ее сердце навсегда. Акцент киевский никуда не делся – украинский. Это так мне приятно... Хотя как красиво она говорит на английском языке... Ты бы только слышал... Но когда она переходит на мову – для меня это просто чудесно. Я ей говорю: "Говори, говори, говори". (Смеется.)

– Супруге привет. Спасибо.

– Хорошо. Всего доброго. Пока.