Пискарева: В Черногорию мы добирались четверо суток. Потом было сумасшедшее чувство вины, что я выбрала не патриотизм, а материнство
Страшно было, когда дрожали стены дома и доносились звуки падающих, взрывающихся снарядов. Но мы обнимались и было легче
– Татьяна, как 24 февраля изменило вашу жизнь?
– Случилась катастрофа, началась война. Почти две недели мы сидели в подвале, благо наш дом в Козине обустроен серьезной защитой. Не понимаю, как это случилось, ведь никто в нашей стране не строил специальных подвалов, не оборудовал. Но у нас подвал полностью был оборудован и готов, мы даже приглашали соседей, в общем вся улица сплотилась и мы стали близкими людьми.
– Чем вам запомнился тот день?
– Первый день начался с того, что мы побежали часов в 10 утра в магазины, пытались что-то купить – очень стандартная история у всех. Бензин, очереди, люди начали выезжать, эти многокилометровые пробки. Мы с мужем решили, что никуда не едем. Я думала, как и все: это закончится быстро. Никаких позитивных ощущений не было, мы просто были не готовы покидать дом.
Острый эмоциональный момент, когда я стояла в очереди за продуктами и одновременно в кассу банкомата, чтобы снять хоть какую-то наличку. Потому что мы же все привыкли пользоваться карточками, а нужна хоть какая-то наличность на руках. И по ходу этой очереди выяснялось, что средства ограничены. Сначала одна сумма, а в конечном итоге маленькая.
Самое для меня важное – разговоры в очереди, где люди обсуждали, что вот на Украинку русские пойдут сразу, что нужно сделать в первую очередь, как запастись водой, едой, какие продукты следует покупать и какие не следует. Такие крайности, качели – слезы, дрожащие руки, холодные серые лица от ужаса, эмоции и тут же конструктивные разговоры. Я все внимательно слушала и не могла понять, что происходит. А дальше начало прилетать, первые крики детей и переселение в подвал.
– Могли бы вы вспомнить, как выживали в те дни?
– Не могу сказать, что было страшно. Во-первых, к нам приехали сыновья мужа, они взрослые ребята. Сначала младший сын, которому 20 лет, а потом и старший чуть позже со своей невестой. К нам заходили соседи. С соседями они постоянно дежурили по графику. Все стандартно: мы жили у телевизора, листали Telegram-каналы…
Говорю об этом и ощущаю, что мне страшнее сейчас, когда я не дома, чем тогда. Я словно замерла тогда, действовала, как машина: прибежать, взять воду, сделать суп, накормить всех, успеть до окончания комендантского часа сделать обычные бытовые вещи, не пускать детей на второй этаж дома... Страшно было, когда дрожали стены дома и доносились звуки падающих, взрывающихся снарядов. Но мы обнимались и было легче.
Ровно через две недели муж отдал приказ. Он у меня военный. Сказал, что больше не слышит моих доводов, сигналов душевных, а принимает решение об эвакуации, сам пошел в тероборону. Уехали мы в Черногорию, потому что пять лет назад муж приобрел там небольшие апартаменты для семейного отдыха. Сейчас это наш второй дом.
Мы научились уже не говорить друг другу о сложностях, научились пить белое вино онлайн, варить украинский борщ по видеосвязи
– Тогда уже не работал транспорт, были очереди на границе и все было непросто. Как вы добирались?
– Ехали большой группой – я, дети, собака, соседка с сыном. Сначала мы направились в Одессу. Тогда же там происходили обстрелы. Мы пересекли границу с Молдовой, там нас встретили друзья и привезли на ночевку в дом бабушки. Затем нам арендовали автобус, и на следующий день мы поехали в Румынию, в Бухарест, а уже оттуда самолетом в Черногорию. В общем добирались четверо суток.
Потом была неделя сумасшедшего чувства вины за то, что я бросила дом и выбрала не патриотизм, а материнство. До того момента думала, что я очень крепкий, со стальными нервами человек. Только по приезде в Черногорию оказалось, что я слезливая и слабая. Потом поняла, что сойду с ума, если не начну работать. Я позвонила знакомой одесситке, которая в Черногории открыла интернациональную школу. Поехала к ней увидеть детей, накрасилась предварительно, чтобы не плакать. У меня есть привычка артиста: "Если ты не умерла, значит, ты в форме, поешь и лицо на месте". А я не умерла. Зашла к детям улыбаясь.
– Что это были за дети?
– Дети разные, черногорские, русскоговорящие белорусы и россияне, которые давно живут в Черногории. Украинских детей было море. И с каждым днем их становилось все больше и больше. А я становилась с каждым днем все сильнее. Я пошла работать педагогом, поскольку у меня опыт педагогический 20 лет и я всю жизнь совмещала работу артиста и педагога. Много раз говорила себе. "Пискарева, угомонись, перестань заниматься детьми, это же так ответственно, тебя не хватит на творчество, не хватит на то, чтобы гореть для публики". Но я все равно продолжала. И сейчас мне это помогло.
Я приходила к детям никакой не артисткой, а просто педагогом, у которого светит солнце в душе и улыбка. Дети были разные, они отличались друг от друга. Я сразу видела, кто из них из Украины. У всех было беззаботное выражение лица, веселые радостные озорные глазки. А у наших детей, кто приехал совсем недавно, имел взгляд взрослого человека, который сканирует на предмет "свой – чужой, опасно – не опасно, верю – не верю". Через пару недель они адаптировались и становились такими же, как и другие.
– Сколько вашим девочкам сейчас?
– Старшей Анастасии – 15, а младшей Наде – восемь лет. 15-летней сложнее.
– А что с вашей школой в Украине стало?
– Моя большая вокальная школа "Фабрика эстрады" существовала до 24 февраля. А сейчас она как сфера услуг, творческий центр, естественно, погибла. Все это замерло на неизвестный срок. Таланты детей сейчас – не базовая потребность. Базовая потребность – безопасность, еда, одежда, медикаменты, обучение в школе. Это приоритеты для всех мам. У многих подушка безопасности за эти месяцы закончилась. Я это понимаю. У меня аналогичная ситуация, ведь бизнес мужа тоже рухнул. У меня в руках остались только опыт и ремесло.
Поэтому я хожу в школу, занимаюсь с детьми вокалом, сольфеджио, фортепиано и вот этими моментами наполняюсь, вдохновляюсь. Дети, наверное, дают мне больше, чем я им.
– Ваш муж сейчас в Украине?
– Андрей служит в теробороне, как и все мужчины. Он взрослый человек. Ему 55 лет. Он военный по первому образованию. Хорошо понимает ситуацию. Он категорически против, чтобы мы возвращались прямо сейчас. Чемоданное настроение потребовал убрать. Я понимаю, главное, чтобы сейчас перестали умирать мирные люди, а в ближайшее время это невозможно – идут острые военные действия.
Так и живем на уровне любви и приказов. Но 99% наших разговоров о любви и поддержке. Сейчас сложнее, потому что я, как и все уехавшие за границу женщины, скучаю по мужу и близким. Разорвалась вот эта нить энергетическая, эмоциональной близости и теплоты, любви. Понятно, что мы на расстоянии клика и часто общаемся по WhatsApp, Telegram и так далее, но это совсем не то. Мы научились уже не говорить друг другу о сложностях, научились пить белое вино онлайн, варить украинский борщ по видеосвязи, научились не плакать, а держать себя в руках, это называется у меня психологическая дисциплина.
Россияне в Черногории просят играть украинскую музыку и имеют огромное желание изучать украинский язык и культуру
– Татьяна, вы же продолжаете общаться с украинцами, которые, как и вы, сейчас в Черногории, артистами, актерами. Возможно, у вас уже оформилась какая-то творческая среда?
– Я инициировала здесь украинские концерты. Программу вместе с моей командой разработала мой концертный директор Маша Бобровская. Она в безопасном месте в Украине, у своих родителей в деревне, куда уехала с детьми. Помогали девочки, которых я не видела ни разу в жизни, – оказалось, что у меня есть собственный фан-клуб, которым управляют в Украине две Насти. Мы сейчас общаемся, делаем эту большую работу вместе. Также я подключила музыкантов в Черногории. Это интересная деятельность, очень эмоциональная, потому что за каждым человеком – уникальная история, судьба.
Но и здесь стоит вопрос украинско-российско-белорусских взаимоотношений. Даже не знаю, как сказать…
Мы вместе учились в музыкальном училище с Федором Лавровым из Санкт-Петербурга. Много лет он живет в Черногории. Этот человек самым острым способом реагирует на боль украинцев. Она даже просит меня "правильно розмовляти українською мовою". Он написал песни на русском и просил перевести их на украинский. Мы с ним решили записать дуэт. Более активного защитника Украины я в жизни не видела.
Эта боль является таким камертоном, откуда я начинаю понимать, как переживают то, что у нас называется войной, а в России – "спецоперацией", русские люди. Переживают с матами, агрессией, возмущением. Они просят играть украинскую музыку и имеют огромное желание изучать украинский язык и культуру.
Третьим человеком, с которым я делаю свою новую украинскую программу, стал парень из Харькова Костя Раковский.
Я бросила объявление, и четвертым мне написал белорус Андрей Юрчик, сказал: "Я сделаю все, чтобы украинский язык, слово и культура были услышаны". Они все стараются писать мне сообщения по-украински, пользуются переводчиком.
Еще мне написал Евгений Щербаков: "Простите меня. Я хочу с вами играть, но я русский. Я не могу пережить то, что Россия напала на Украину, поэтому я покинул Россию и поехал в Грузию". Дальше у него была другая история, друзья помогли ему приехать в Черногорию. Здесь он, великолепный музыкант, работает простым разнорабочим. Занимается всем – от развозки продуктов до мытья лодок, а до этого играл с российскими звездами.
Много у нас с ним было разговоров. В одном из них он спросил: "Сможешь ли ты однажды простить нас, русских?" Он сидел и плакал у меня в машине, а я слушала и думала: "А как у меня вообще хватает сил вот это все слушать". Потом я поняла, что кто-то из нас должен оказаться сильнее. Это должна быть Украина, как бы странно это не звучало. Я подумала: раз я украинка, значит, я сильная. И я сказала: "Женя, я могу тебя выслушать, я могу тебя услышать, я могу это принять, но простить не смогу". И он ответил, что ему этого уже достаточно, и пообещал играть со мной столько, сколько понадобиться, чтобы украинскую музыку услышали.
Мы подготовили новую программу и сыграли ее. Я и подумать не могла, насколько мы сильные. Знаете, тут ведь лето, курорт, море, солнце, люди слушают концерт под чашечку кофе, им невдомек, что где-то война, где-то рвутся снаряды и погибают дети…
В Черногории найти официальную работу нереально не потому, что не хотят брать украинцев. Хотят и принимают, но оформить документы официально занимает полжизни
– Как себя чувствуют украинцы в Черногории?
– Украинских женщин сразу видно. У них очень аккуратные дети, у них очень грустные глаза, они интеллигентно и тихо себя ведут. Если вы зайдете в ресторан, их можно сразу увидеть, – тихо собираются небольшими группами, заказывают из еды чашку кофе и обычную воду из-под крана, плачут, обнимаются, затихают, когда подходят официанты, а затем дальше продолжают общение.
Недавно один владелец ресторана позвонил моему одногруппнику по музучилищу из Кривого Рога Косте Ващенко – предложил организовать украинский вечер для беженцев. Мы решили, что не будет никаких концертов, микрофонов, угощений, выступлений, а просто встреча людей. Написали в группы беженцев в Черногории – в каждом городе здесь есть центр беженцев. И пришло очень много людей. Это было не очень понятно местным жителям, потому что у них встреча в ресторане – это обязательно кто-то должен играть какую-то музычку.
Организатором выступила Светлана Громова, которая руководит центром беженцев. Она сказала два слова о том, как мы здесь собрались. И я просто предложила за семейным столом попеть украинские песни и пообщаться. И мы открыли телефоны, вспомнили все слова и пели, как дома.
– Это было только один раз?
– Все продолжают встречаться, хотят продолжения. Были и другие события, когда приехали украинские актеры, фрагменты из украинской поэзии читали, под гитару пели песни.
Важно другое. Черногория – страна небольшая, экономически не самая богатая. Но тут очень радушные люди, теплые, добрые, которые помнят войну в Югославии. Когда они слышат украинскую речь, подходят, пожимают руки, в кафе могут преподнести в качестве дружеского комплемента и поддержки бокал вина или рюмку ракии.
Украинское посольство огромную работу выполняет – помогает людям оформлять бумаги, восстанавливать документы. Делает все, чтобы в каждом городе был определенный план мероприятий, чтобы украинская песня прозвучала. Тут ведь в каждом городе стоит большая сцена с профессиональным звуком, светом и оборудованием. Но поскольку курортный сезон, думаю, не каждый город хочет проводить такие концерты, где говорят о войне, рассказывают о наших потерях, нашей боли, о смертях. Мне сложно сейчас это говорить.
Война идет в Украине, а простые люди в Черногории носят в центры беженцев одежду, медикаменты, еду, разбирают беженцев по своим квартирам, апартаментам, насколько это возможно, хотя для них эти квартиры – кусок хлеба. Помощь простого народа очень большая. Государство, наверное, могло бы позволить себе финансовую поддержку украинцев, но ее здесь нет. Совсем.
Потому что накопления уже закончились, а найти работу совсем непросто. В Черногории финансовой помощи никакой для беженцев нет. Те, кто имеет возможность работать и зарабатывать в гривнах на свою гривневую карту удаленно, выживают. И, к счастью, наши карты тут принимают, нет потерь в деньгах. Но тем, кто не имеет работы онлайн, совсем трудно.
Например, я порекомендовала женщину в начальную школу, она работает в украинском классе в интернациональной школе и очень довольна. У других все не так. Кто-то приехал и теперь работает посудомойкой в ресторане за €15 в день. Кто-то, как я, дает онлайн и офлайн уроки и таким образом кормит своих детей.
В Черногории найти официальную работу нереально не потому, что не хотят брать украинцев. Хотят и принимают, но оформить документы официально занимает полжизни, здесь такие правила, и поэтому невозможно устроиться на работу легально. Права на работу никто из украинцев здесь не имеет по факту.
Сегодня мы пытаемся открыть творческий центр, школу и студию, которые будут работать по украинским стандартам музыкального образования. Многие музыканты таким образом смогут предоставлять свои образовательные услуги как минимум детям из Украины. Таким образом, у людей появится работа и возможность быть полезными. Уже на финальной стадии готовим документы, чтобы квалифицированные специалисты имели возможность не мыть посуду и убирать в отелях, а работали по специальности.
– Скажите, на что вы сейчас настроены – просто переждать и вернуться в Украину или строить новую жизнь на новом месте?
– Жизнь больше не будет прежней. Я понимаю это. А также и то, что дело, которое я начинаю здесь, не смогу бросить. Поэтому я решила строить тут школу как бизнес и возвращаться в Украину время от времени. Я уже нескольких коллег пригласила сюда работать, будем работать вахтовым методом. Захочется кому-то поехать домой, вздохнуть свежего воздуха и поработать в Украине? Значит, так и будет. Больше никаких планов не строю.