+12 Киев
Интеллектуальный фронт: что станет нашей победой?
На днях Павел Казарин резонно атаковал советский штамп "экономический фронт", написав, что существует только экономический, культурный, информационный тыл и т.д. Настоящий фронт – только в окопах.
Поскольку экономика и другие сферы жизни у нас не переведены на военные рельсы, с автором сложно не согласиться. Впрочем, есть сфера, где точно развернут второй фронт, на котором идут настоящие интеллектуальные бои. И от результатов этих баталий результат российско-украинской войны зависит ненамного меньше, чем от боевых столкновений на настоящем фронте. Если не верите, почитайте недавнюю дискуссию на страницах Foreign Affairs, когда и как должна завершиться российско-украинская война или хотя бы ее горячая фаза.
Главный вопрос, вокруг которого идут эти ожесточенные интеллектуальные бои, – что считать нашей победой? Казалось бы, все просто: как формулируют ответ украинские власти, победа – это возвращение контроля, а значит, суверенитета над всеми украинскими территориями в международно признанных границах.
Однако представим, что до конца года мы проведем парад победы в Севастополе. Смирится ли с таким унизительным поражением Россия? Перестанет ли обстреливать баллистическими ракетами и дронами-камикадзе наши города? Не будет ли готовить "третью украинскую войну", как готовила после подписания Хасавюртовских соглашений вторую чеченскую? К сожалению, выход ВСУ на международно признанные границы отнюдь не стерилизует агрессивный реваншизм России. Более того, без "метанойи" (от греческого слова μετάνοια – "сожаление, раскаяние в содеянном, покаяние") российского общества проигрыш России в текущей войне только катализирует ресентимент, на волне которого к власти может прийти не менее циничный, но гораздо более радикальный, чем Путин, лидер…
Не верите – спросите Израиль, который выиграл все свои горячие войны, но до сих пор не выиграл длительный мир. К тому же Украина сегодня, к сожалению, далеко не Израиль, а Россия – при всех своих проблемах – до сих пор гораздо мощнее арабских радикалов…
Вариант номер два. Смена режима в Кремле. Весьма туманная перспектива. Готовы ли мы вкладывать свои ресурсы в разборки между башнями Кремля? Есть ли у нас такие силы и средства, чтобы играть во внутрироссийские разборки? Или гражданская война, на пороге которой совсем недавно оказалась Россия, действительно в наших интересах? Не родит ли современная русская смута очередных Ленина с Троцким, которые безжалостным террором мобилизуют миллионы послушных рабов и начнут буквально воплощать в жизнь лозунг известной советской песни: "Мы за ценой не постоим!" Как это работает, можно было посмотреть в ходе Бахмутской операции, в которой Пригожин без колебаний положил десятки тысяч россиян за руины городка, который не имел никакого стратегического значения.
Конечно, наиболее близкий нам исторически пример – Вторая мировая, когда Германию и Японию лечили от агрессивного милитаризма оккупацией, демилитаризацией и размещением на их территории американских военных баз. Обеим странам такая шоковая терапия, безусловно, пошла на пользу. Но, боюсь, в планах наших союзников такой вариант не рассматривается даже как вариант z. А у нас пока нет никакой возможности (и, я надеюсь, желания) снова реколонизировать Восточно-Европейскую равнину, как делали наши предки тысячу лет назад.
Я намеренно выношу за скобки вопросы цены реализации любого из вышеописанных сценариев. Прежде всего цены как количества санитарных и безвозвратных потерь, но также разрушенных городов, поселков, объектов критической инфраструктуры и т.д.
Европа отстроилась после ужасов Второй мировой благодаря длительному миру, ценой которого было признание реалий разделенного континента и железного занавеса между двумя его частями.
Конечно, вопросов гораздо больше, но обсуждать их подробно – явно не формат сообщения в Facebook. Все, что я хотел здесь продемонстрировать, – это то, что концепт нашей победы намного сложнее и многограннее, чем выгнать последнего русского солдата (или таки "москаля"?) с украинской земли. Более того, туманность, непроговоренность, нехватка консенсуса по этому концепту – основная причина стратегической неопределенности, которую Запад так искусно продемонстрировал Украине в Вильнюсе.
Потому что у Запада нет ответа (по крайней мере, консолидированного), что делать с Россией, кроме того, что она должна быть наказана за нападение на Украину. А концепт украинской победы неразрывно связан с этим вопросом, вернее, с ответом на него.
Поэтому до сих пор альянс наших союзников исходит из концепции "Украина не должна проиграть", что, на самом деле, уже свершившийся факт. Чтобы склонить их к пересмотру формулы в пользу "Украина должна победить", мы должны не только героически выгрызать наши земли на юге и востоке, но и начать тяжелую работу на интеллектуальном фронте. Потому что странным образом дефиниция нашей победы только кажется простой и очевидной. На самом же деле ее концептуализация, продумывание, вербализация и отливка в четкие формулы – главный вызов перед украинскими (и не только) интеллектуалами, наш настоящий интеллектуальный фронт.
Потому что очень трудно достичь того, что ты четко не представляешь.
Источник: Gennadiy Druzenko / Facebook
Опубликовано с личного разрешения автора
