"Убила бы его. Они не виноваты, это Путин одурманил и гонит на убой". Целый день думаю об этом разговоре. И о том, в скольких головах пробуют примириться вросшие в сознание советские мифы и реальность

Звонит сегодня тетя из Полтавской области. Жена маминого троюродного брата. Мы в политической ссоре всю жизнь. Практически не общались последние 30 лет.

Они осуждали нас со времени студенческой голодовки 1990-го, обоих Майданов, голосовали за социалистов. Дядя – глава колхоза, тетя – бухгалтер. Это сельская интеллигенция, антизападники, читатели газеты "Сельские вести" времен Ивана Бокия, поклонники Бориса Олейника и Мороза.

Наши отношения с родственниками более или менее наладились с началом войны, когда их сыновей мобилизовали. Один – на передовой, на запорожском направлении. Другой тоже мобилизован, готовится на одно из самых горячих направлений. И вот сегодня происходит с тетей такой разговор.

– Ты не представляешь, Славочка, как я ненавижу этого Путина. Чтобы взять и такое натворить, поссорить братские народы, да разбить вековую дружбу людей.

– А вы видели, сколько россиян поддерживает Путина, что они говорят, как радуются бомбардировке наших городов? (И дальше по тексту, все аргументы.)

– Так вот я и говорю. Взял и сделал из друзей – врагов. Убила бы его. Они не виноваты, это Путин одурманил и гонит на убой.

– Выходит, что в вашего Юру стреляют сейчас не враги, а просто заблудившиеся "друзья"? Как вы можете такое говорить? У вас вообще нет претензий к русским?

– Ну, а тебе легко взять и так одним махом зачеркнуть годы, когда мы счастливо жили в одной дружной семье, когда все любили друг друга?

– Да ведь это пропаганда, ложь.

– (Плачет.)

– Валя, вы сейчас плачете о дружбе народов или о чем?

– Нет... Я просто не переживу, если моего ребенка убьют...

Целый день думаю об этом разговоре. И о том, в скольких головах пробуют примириться вросшие в сознание советские мифы и реальность. Сегодняшний разговор – это экстремальное проявление, конечно, есть гораздо мягче, эфирнее проявления, но не менее тяжелые.

Мы пока не очень охотно говорим о постколониальном синдроме (по многим причинам, я сейчас о другом). Часто ограничиваемся просто фиксацией таких вот разговоров. Но дело сложнее и глубже.

Думаю, многие наши дискуссии последнего года вокруг лайтовых форм постколониального синдрома (музей Булгакова, "хорошие русские" в украинских медиа, "Родина-мать") – все это как раз о "банальном колониализме" и его последствиях. Эти последствия для нашей идентичности метко описывает Николай Рябчук как "травмированную колониальным синдромом болезненную расщепленность".

Когда колонизованный усваивает колониальные стереотипы, принимает навязанные модели мышления, присваивает символы империи, монументы, знаки, ее культурные коды, оценивает себя глазами других, воспринимает все это как часть своего тождества. И даже на фоне уже очевидной геноцидной войны бывшей метрополии против Украины не может избавиться от этой зависимости.

Деколонизация сознания, отход от постсоветского раздвоения, такой определенной шизофрении – это неприятно и больно, как и каждое отдирание по-живому чего-то вросшего под кожу. Думаю, с этим связан высокий эмоциональный градус дискуссии, обесценивание и даже обиды в адрес друг другу. Это, конечно, неправильно. Потому что без спокойного, честного разговора, проговаривания и осмысления таки не обойтись.

Источник: Мирослава Барчук / Facebook