-2 Киев
Павел Юров – украинский режиссер, которого в театральных кругах знают как основателя экспериментального проекта "ДрамПортал", открывающего новые возможности для актеров, помогающего театру стать модным и интересным, привлечь молодого зрителя.
В конце апреля Павел Юров и художник Денис Грищук проездом оказались в Славянске. О том, что где-то в окрестностях идут бои, они, конечно, знали, но не предполагали, что прогулка по городу обернется для них двумя месяцами плена.
Их киевские друзья и коллеги делали все, чтобы помочь ребятам выбраться на свободу: устраивали пикеты, писали письма, обращались за поддержкой к российским деятелям культуры. И получили отклик: письмо с просьбой отпустить из плена Павла и Дениса среди прочих подписали Александр Калягин, Евгений Миронов, Валерий Фокин, Михаил Пореченков, Ксения Раппопорт, Вероника Долина.
Вполне возможно, что именно шум вокруг этой истории и помог Денису и Павлу выжить в плену. Террористы поняли: коль просят за них такие люди, значит, пленников можно продать – по 100 тысяч долларов за каждого.
Но обошлось без торга. Вечером 4 июля украинская армия окружила Славянск, террористы бежали из города, и пленники были освобождены.
Сегодня режиссер Павел Юров собирает материал для будущей пьесы под названием: "Военный театр Донбасса". Вместе с актрисой Анастасией Касиловой они сделали композицию из интервью разных людей, которые так или иначе имеют отношение к событиям на востоке Украины. В числе "спикеров" оказались также и деятели "Новороссии". Павел Юров считает, что для правильного понимания, кому и зачем нужна война на Донбассе, нужно выслушать все стороны.
Интересна ли его идея, Павел Юров решил проверить на зрителях в Германии и Польше, куда отправился с читкой пьесы. И убедился: идея действительно интересная, хоть от темы войны в Украине, как ему показалось, на благополучном Западе уже устали.
"Но у них есть выбор – вникать или не вникать в эту тему, – считает режиссер. – У нас же выбора нет. Это наша история".
Те, кто допрашивал нас в Славянске, похоже, насмотрелись сериалов про войну, про "ментов" и подражали их персонажам. Это был какой-то театр
– Павел, вы уже много лет живете в Киеве, занимаетесь режиссурой. А в плен попали в Славянске – не самый театральный город в мире, надо сказать, – который в апреле уже был захвачен террористами. Зачем вы поехали туда? Из любопытства?
– Меня часто об этом спрашивают. Понимаете, это был для меня период отчаяния, когда я не мог ни на чем сосредоточиться, меня угнетало, что я не принимаю никакого участия в тех событиях, которые происходят на Донбассе. Там война, а я тут пьесы пишу… Хотел записаться в Нацгвардию, но понял, что мне для этого, прежде всего, нужно заняться спортивной подготовкой. Но и сидеть на месте не мог. Я бывал на Майдане, наблюдал там за реакцией людей, и мне важно было понять, кто взялся за оружие на Донбассе, чего они хотят на самом деле. Моя мама живет в Антраците Луганской области. Она рассказывала про митинги сепаратистов с российскими флагами, но мне казалось, что она не полностью описывает ситуацию. Хотелось увидеть все своими глазами. На Пасху поехал в Донецк к Денису Грищуку, с которым мы по Киеву знакомы, – он оттуда родом. Мы пробыли в Донецке несколько дней, гуляли по городу, видели, что он живет обычной жизнью.
– … параллельной жизнью с боевиками, которые, отгородившись баррикадами, пытали заложников в здании Донецкой обладминистрации. А народ в соседних ресторанах пил шампанское, дети катались на качелях.
– В целом обстановка не казалась нам опасной. Мы решили, что перед возвращением в Киев заедем в Славянск. Нам казалось, боевые действия идут где-то далеко, за городом. Зашли в кафе, где был wi-fi, поели, стали просматривать новости, комментировали вслух. Одна женщина спросила: "Мальчики, какие новости?". Мы сказали: "Оккупанты идут". Она: "Какие оккупанты?". Мы ответили: "Русские". И тут началось. Она возмутилась: "Да разве же это оккупанты?! Это же освободители!". В общем, слово за слово… Поднялся шум, гвалт. Там еще российские телевизионщики оказались. Девочка-журналистка стала кричать, что мы лижем жопу Обаме, а мы сказали, что они лижут жопу Путину. Они стали нас снимать. Мы поняли, что спорить бесполезно, собрались и ушли. Через двести метров, за углом, нас остановил вооруженный патруль: "Стоять! На колени!".
– Кто-то уже успел позвонить куда следует?
– Возможно, эти журналисты и позвонили. Нам сказали, что нас задержали по приказу местного мэра и везут в здание СБУ.
– Именем революции… Это тот самый маргинал Пономарев, который восседал в "мэрском" кресле в спортивных штанах и раздавал пресс-конференции иностранным телеканалам, а потом сам оказался в тюрьме по приказу Стрелкова?
– Я так понимаю, что этот Пономарев был неким статистом, изображал видимость деятельности, для порядка. Не думаю, что он вообще за что-то отвечал. Нас завели во двор СБУ, завязали глаза, начали бить. У Дениса в планшете нашли его фотографии с Майдана. Нам инкриминировали именно участие в Майдане. Мы говорили: "Ну, так почти все, кто живет в Киеве, бывали на Майдане". Один сказал: "У меня друг в Киеве живет, так на Майдане почему-то не бывал". И ударил. "Гимн Украины пели?" – снова удар. "Слава Украине!" кричали? Удар. Поначалу они считали нас шпионами, и вообще сложилось ощущение, что они насмотрелись сериалов про войну, про "ментов" и подражают их персонажам. Это было похоже на какой-то театр.
– Вас допрашивали россияне?
– Нет, мы имели дело только с местными. Но о том, что в руководстве были люди из крымского "Беркута" и российские офицеры, которых они называли "спецами", слышали. В общем, там быстро поняли, что никакой угрозы мы не представляем.
Мы узнали, что за каждого собирались взять по 100 тысяч долларов
– Тем не менее, вас продержали в плену больше двух месяцев…
– Когда по нашему поводу началась шумиха, нас, видимо, решили придержать, чтобы поторговаться. Уже после возвращения мы узнали, что за каждого собирались взять по 100 тысяч долларов.
– Так вы дорогого стоите…
– Нам об этом стало известно, когда начали собирать документы для Европейского суда по правам человека – мы с Денисом подали иск против России. Ну а в конце июня, незадолго до освобождения, нас хотели обменять на гуманитарную помощь. Но не успели.
– Ночь освобождения, наверное, когда-нибудь войдет в вашу будущую театральную постановку как самая сильная сцена…
– Да, это незабываемое зрелище – когда сорок человек в растерянности выбегают в коридор, никто не знает, что делать дальше. Это было вечером 4 июля. В одной из камер сидел бизнесмен из Славянска. Охранники то ли дверь к нему не заперли, то ли окно, через которое еду передавали. Он первым вышел и сказал, что охрана сбежала. Еще раньше Денис выкрал ключ, который подходил ко всем камерам – мы имели возможность выходить в коридор, поскольку с конца мая разносили еду всем заложникам. В общем, стали открывать двери, но решили, что бежать пока опасно – ведь мы не знали, что происходило в городе.
– Но к этому времени украинская армия уже окружила Славянск. По поведению охранников вы не догадывались о том, что освобождение уже близко?
– Знаете, мы все время пытались уловить ситуацию по каким-то деталям. Допустим, не дали ужин. Начинаешь гадать: то ли им не до этого, и они уже думают, как спасаться, то ли, наоборот, наше положение ухудшилось, и не понятно, чем это грозит. С нами сидел Ярослав Маланчук из Константиновки, член партии "Свобода" – за это его и задержали. Он служил в армии, так что разбирался в военном деле. Боевики посылали его рыть траншеи, потом укрепления для минометов. Он нам говорил, что, судя по направлению обстрелов, украинская армия уже подошла со всех сторон, и скоро все должно разрешиться. Так что мы этого уже ждали. А когда стало ясно, что нас никто не охраняет, ночью позвонили своим друзьям в Киев, те созвонились со штабом АТО, и нам сказали, чтобы мы оставались на месте. За нами приехали ребята из украинского спецназа, перевезли в Изюм, потом в Харьков, а оттуда – в Киев.
– А в это время ваши охранники вместе с российскими "спецами" и прочими террористами, орудиями и боемашинами двинули на миллионный Донецк. И эту колонну никто "не заметил"…
– Мне это тоже кажется странным. Их окружили со всех сторон, свободной оставалась только дорога на Краматорск и Донецк, по которой они и ушли. Думаю, это было такое военно-политическое решение. Мы вообще не можем пока целиком понять всю эту историю, которая началась в ноябре прошлого года, потому что она еще не закончилась.
– Но, к счастью, закончилась страшная глава из вашей личной истории. Просыпаясь дома по утрам, вы уже не прислушиваетесь к "лязгу тюремных замков"?
– Какое-то время я не мог расслабиться, поверить в то, что могу идти куда хочу и что хочу говорить.
– Вы выросли в Луганской области, у вас там наверняка остались родственники. Возможно, вы и раньше говорили с ними на одном языке, но даже если и нет, то после этих страшных событий они ведь не могли бы уже сочувствовать пророссийским боевикам, которые издевались над вами в плену?
– У меня есть двоюродный брат, мы с ним созванивались еще во время Майдана – он говорил, что нас всех там нужно водометами разогнать и перестрелять. Когда я был в плену, он сказал маме, что позвонит какому-то знакомому в "ДНР" – чтобы меня там подольше подержали. А в итоге сбежал в Крым, потом, в Россию как будто. А моя мама – за Украину. Она работала на рынке, и когда я попал в плен, все держала в тайне, потому что вокруг нее одни "сепаратисты". А у Дениса Грищука ситуация еще сложнее. Его родители и старший брат – за Россию. Конечно, они прилагали усилия, чтобы вытащить его из плена, но, по-моему, даже не встретились с ним после его освобождения. Они уехали в Россию.
Россия унаследовала советскую шизофрению и с этим наследием нормально себя чувствует
– И в этом тоже трагедия многих семей…
– Ситуация на Донбассе, так же, как и Майдан, – словно рентген, который высвечивает человеческие качества.
– И касается это не только близких людей, но и тех, кто своей популярностью обязан зрителям – как российским, так и украинским. Ведь до недавнего времени кумиры у нас у всех были общие: киноартисты, театральные актеры и режиссеры, музыканты, исполнители. Но настал момент, когда в угоду российской власти они предали украинского зрителя, поддержав политику Путина. Хотя именно обращение российских деятелей культуры сыграло существенную роль в вашем освобождении…
– Я благодарен этим людям. Очень радовало, когда Отар Иоселиани, Лия Ахеджакова, Олег Басилашвили, Людмила Улицкая и другие художники поддержали Украину. И очень обидно было видеть известные имена в письмах поддержки политики Путина. Хотя за некоторых из них "подписались" без их ведома. Все это изменило мое отношение к русской и советской культурам, которые я раньше всегда ценил как в некотором роде эталон художественного и смыслового качества. Теперь я понимаю, что все это пропитано ложью, имперской идеологией, шовинизмом. Меня удивляет, что эти люди с экранов или со сцены говорят о духовности, о высоких нравственных ценностях и в то же время поддерживают агрессию и ксенофобию. Мне кажется, это последствия советской системы, которая фактически узаконила двойную мораль. Россия эту шизофрению унаследовала и с таким наследием нормально себя чувствует.
– Вы назвали "Новороссию" театром абсурда. И кто же, по-вашему, в нем режиссер?
– Режиссером там хочет быть каждый, кто с помощью автомата захватил власть.
– На роль главного и единственного режиссера изначально претендовал только Путин, но тут на сцену вышли местные бандиты, у каждого из которых – свои "режиссерские" приемы. Импровизация…
– Честно говоря, я не верю в то, что события, в которых задействовано такое огромное количество людей, может срежиссировать один человек – я имею в виду все, что связано с Майданом, и все, что произошло после него. Понятно, что на каких-то временных промежутках кто-то использует те или иные механизмы, но в целом такой сценарий может выстроить только Господь Бог.
– Согласитесь, что не последнюю роль в этом театре абсурда сыграли и сами жители Донбасса.
– Очень печально, что за эту новороссийскую абракадабру они готовы умирать, да еще и вовлекая в трагическую историю всю страну. Понятно, что основная политика в этом конфликте навязывается Россией. Но в основе его лежат старые проблемы – проблемы отношений Донбасса и Украины, интеллигенции и пролетариата. До недавнего времени мы все находились в изоляции друг от друга: правительство – от людей, люди – от правительства, художники – от аудитории. И лишь благодаря последним событиям мы стали соприкасаться друг с другом. Лично меня Майдан научил доверию и открытости. Я понял, в чем должны заключаться политические перемены. Выбирая президента, мы голосуем не за того, кто будет делать нашу жизнь лучше, а за того, чью работу мы сможем контролировать. Этот человек, по сути, – топ-менеджер. Он обязан выполнять задачи, которые ставит перед ним народ, и защищать интересы страны, а не лоббировать личные. В России же, я думаю, людей устраивает полная зависимость от правительства.
– Мы с вами не закончили разговор о Донбассе. Эта точка "болит" сегодня у всей Украины…
– Российские провокаторы манипулируют Донбассом, играя на таких его особенностях, как нарциссизм, гордыня и инфантилизм, которые сформировались еще в советские времена. Поймите, это моя родина, я не отделяю себя от Донбасса, в какой-то степени нахожу эти качества и в себе. Мне кажется, что в диалоге с Донбассом Украина должна учитывать его специфическую идентичность, которая во многом обусловлена статусом индустриального региона.
– Павел, давайте упростим. Вы считаете, что Донбасс, край угля и стали, как воспевали его в советских песнях, считал себя самым важным и самым нужным? Так?
– Так.
– Согласно вашей теории, это объясняет "нарциссизм" и "гордыню". А инфантильность – откуда? Человек без характера в шахту не пойдет.
– В том, что повелся на российскую провокацию. Донбасс кричал: "Нас не слышат!". А Киев говорил логичные, но неприятные вещи – о том, что регион дотационный, к примеру, что ему необходимы реформы и модернизация. А тут Россия, пользуясь моментом: "Вы – самые крутые, мы вам поможем, мы вас не бросим, возьмем вас в нашу империю, будете жить под нашими флагами, вам только нужно взять в руки автоматы и – вперед!" Донбасс не готов был к серьезному, взрослому диалогу, предпочитая ему эмоциональное потакание, и руководствуется детскими страхами в принятии решений.
В Антраците на центральную площадь подъезжал автобус, из которого раздавали оружие: пиши имя, фамилию и бери себе на здоровье
– Тем временем Россия в свою империю Донбасс брать не торопится. И даже если Украина его отвоюет, автомат будет лежать под каждой второй подушкой. И периодически стрелять, как ружье в театральном акте. В руках потерпевших поражение, спивающихся местных боевиков. Хотя об их поражении говорить, увы, рано. Скорее наоборот.
– Да, мама мне рассказывала, что весной в Антраците на центральную площадь подъезжал автобус, из которого раздавали оружие: пиши имя, фамилию и бери себе на здоровье.
– И ведь берут же. Вот вам и идентичность Донбасса…
– Знаете, даже в этом конфликте можно найти положительные моменты. Люди вынуждены были стать беженцами – это, конечно, трагедия. Но с социально-культурной точки зрения внутренний взаимообмен стране необходим. Ведь нарциссизма и гордыни не лишена и Западная Украина, и этим тоже подогревается сегодняшний конфликт, потому что есть определенные стереотипы в отношениях востока к запада. Сегодня они рушатся, потому что люди вынуждены сталкиваться друг с другом лицом к лицу и воспринимать друг друга по-человечески.
– Вы имеете в виду, что беженцев с Донбасса сегодня принимают жители Западной Украины, помогая с одеждой, продуктами и жильем? Таких примеров много, честь им за это и хвала.
– На Донбасс сегодня тоже приезжает много людей – волонтеры, журналисты, представители общественных организаций.
– Донбасс сегодня не в лучшей форме и вызывает скорее сочувствие, чем потребность чему-то учиться у него.
– Донбасс не в лучшей форме последние 23 года, как минимум. Я сам в какой-то степени беженец из Донбасса, только сбежал оттуда 17 лет назад. Тому, кто не хотел работать в шахте, становиться бандитом или вступать в партию, которая грабит людей, на Донбассе делать было нечего. И все же этот регион тоже многое может дать другой Украине. К самым положительным, героическим его качествам нужно было бы добавить побольше европейского, демократического и произвести взаимообмен этим лучшим с остальной Украиной. Кстати, в Западной Европе тоже существует проблема с индустриальными регионами, которые выработали свой промышленный ресурс. Когда та или иная отрасль становится нерентабельной, правительство думает о том, как развивать регион в другом направлении, как обеспечить людей работой. Так что это общеевропейская проблема.
– Вы сейчас в Варшаве, перед этим побывали в Люблине, в Германии. Как проходят читки вашей пьесы "Военный театр Донбасса"? Интересна ли еще эта тема Западу?
– Мне показалось, что люди в Германии индифферентны к событиям в Украине. У них все хорошо, жизнь отлажена. А в Польше, которая была сильно вовлечена в наши события, поддерживала нас, от этой темы подустали, и волна интереса к ней спала. Но и с польскими, и с немецкими актерами, которые озвучивали наши тексты, работать очень приятно. Они проявили искренний интерес к тому, что происходит в Украине. Еще меня порадовало, что в Кельне на нашей встрече собрались молодые люди, уехавшие из Украины ранее, но не теряющие связь с родиной. Это был такой импровизированный кельнский Евромайдан. Фестиваль "Globalize: Cologne" организован при участии певицы и актрисы Марьяны Садовской. Она родом из Львова, живет в Кельне. Очень переживает за Украину. В августе вместе с актерами Львовского академического театра имени Леся Курбаса она дала концерт в Мариуполе для бойцов украинской армии. Кроме того, Марьяна Садовская участвует в сборе средств и гуманитарной помощи для Украины. В тот же вечер, после читки пьесы, была дискуссия с участием Сергея Жадана и выступление украинской музыкальной группы "Собаки в космосе". Я почувствовал, что у ребят, которые пришли на эту встречу, есть голод по всему украинскому и большой интерес к сегодняшним событиям. А вот одна пожилая немка после читки спросила, чувствую ли я влияние Америки на то, что у нас происходит? Думаю, российская пропаганда работает даже в Германии.
– В вашу пьесу вошли интервью разных людей, опубликованные в тех или иных изданиях, озвученные актерами. Кому вы дали слово в пьесе?
– В числе других персонажей это и украинская патриотка с Донбасса Ирина Довгань, и командир батальона "Миротворец" Андрей Тетерук, и донецкая писательница Елена Стяжкина, Александр Бородай и Владимир Антюфеев из правительства "ДНР"...
– Вот уж поистине единство и борьба противоположностей – в отдельно взятой пьесе… Простите, а чем вас, человека, который два с лишним месяца провел в плену у террористов, заинтересовали главари "Новороссии" – российский политтехнолог Бородай и один из создателей Приднестровья, продолжающий на Донбассе дело строительства непризнанных республик, Антюфеев?
– Второе название моей пьесы – "Новороссия. Теория и практика". Я ставил перед собой задачу показать соответствие и несоответствие между тем, что декларирует "Новороссия", и реальной картиной на Донбассе. Ситуация там крайне запутанная, поэтому я и попытался представить зрителю как можно больше разных мнений людей, причастных к событиям на Донбассе.
