+2 Киев
Некоторые факты бывшие заложники отказывались обнародовать, дабы не помешать освобождению тех, кто остался в застенках Донбасса
– Татьяна, вы автор и инициатор создания проекта "Заложники" о людях, оказавшихся в плену на оккупированных территориях. Почему решили создавать фильм об этих людях?
– Множество событий мы, телеведущие, переживаем в прямом эфире. Даже за объективом камер и света студии не спрячешься от действительности. Мы вместе с участниками и организаторами освобождения заложников волновались, не обманут ли сепаратисты с обменом, смогут ли украинцы увидеть своих близких.
Именно тогда, вспомнив опыт предыдущих, редких за годы АТО освобождений гражданских и военных, мне захотелось как-то помочь обществу понять, что конфликт на востоке Украины продолжается, и на мирной территории льются слезы родных, которые волнуются о пленниках.
Миссия нашего проекта – рассказать истории украинских заложников всему миру, напомнить, что на востоке Украины идет война, которая уносит человеческие жизни даже вне активных боевых действий, помочь уже бывшим заложникам принять ситуацию и научиться жить в новых условиях. И хотелось бы, чтобы о них не забывали… Ведь это трагические судьбы людей, ставших заложниками войны.
Когда начались съемки, мы несколько недель подряд выпускали цикл интервью с героями – это был своего рода анонс. Нам хотелось заинтересовать зрителей, показать, что судьбы героев похожи, но при этом уникальны, рассказать правду о том, что происходило в плену, как переживали происходящее близкие заложников здесь, на мирной территории.
– Как вы определяли, что именно эти заложники станут участниками, ведь бывших пленных гораздо больше?
– Некоторых героев мы приглашали в прямой эфир и сразу же договаривались о дальнейших интервью, некоторых искали наши гостевые редакторы. Мы также получали контакты через знакомых. В общем, использовали все возможности.
Было принято решение, что в фильм войдут истории военных и гражданских. Например, военные Александр Морозов и Александр Калин стали заложниками в феврале и сентябре 2015 года, контрактник Валентин Богдан – в декабре 2016-го. Ультрас Влад Овчаренко попал в руки сепаратистов в октябре 2016 года, гражданский Игорь Яковенко – в августе 2015-го. Героев найти было непросто. Многие из них находились на лечении и реабилитации или уехали к родным и просили пока их не беспокоить.
– Отказывался ли внезапно кто-то принимать участие в съемках, рассказывать о пережитом?
– Некоторые сначала обещали принять участие в фильме, а потом не выходили на связь. Иногда интервью были на грани срыва. Чтобы получить у Александра Морозова согласие на съемки в проекте "Заложники", мы договорились встретиться в неформальной обстановке и обсудить нюансы. И он выдвинул условие: согласится сниматься, если у него не будут спрашивать о пытках. Я не могла этого обещать. Он поменялся в лице, встал и вышел. Я растерялась, но через некоторое время Морозов вернулся и дал согласие на съемку. Правда, меня не покидало ощущение, что даже во время записи интервью он может также встать и уйти.
В досъемочном периоде нам приходилось долго общаться по телефону как с самими героями, так и с их родными, и называть аргументы, почему им надо согласиться, перебороть свою боль, сделать еще одно усилие и рассказать о событиях, происходивших в плену. Некоторые факты бывшие заложники отказывались обнародовать, дабы не помешать освобождению тех, кто остался в застенках Донбасса. Мы ведь получали действительно важную и эксклюзивную информацию. Например, нам стало известно, что к добробатам сепаратисты относятся агрессивнее, чем к бойцам ВСУ.
– Существует мнение, что, побывав на войне или в плену, человек может накапливать агрессию и в мирной среде, а потом неожиданно выплеснуть. После пережитого стресса в каком психологическом состоянии находятся бывшие заложники?
– К нашей съемочной группе герои не проявляли агрессии, но я заметила, что они вспыльчивые. Сами украинцы, в принципе, не особо контролируют свои эмоции. А конкретно эти люди не совсем понимают, почему ими так интересуются журналисты. Возможно, они хотели бы меньше внимания...
– Обеспечивается ли государством необходимая освобожденным из плена людям реабилитация?
– Официально государство заявляет, что делает все необходимое и выполняет все полномочия, на него возложенные, чтобы помочь бывшим заложникам справиться с последствиями пребывания в плену. Это лечение и психологическая реабилитация. Также, если бывшие заложники захотят вернуться в армию, их примут с распростертыми объятиями. Это то, что предлагает государство.
С другой стороны, сами освобожденные из плена люди не могут понять, зачем им нужна психологическая реабилитация. Например, лечение зубов, болезней желудка, устранение увечий они принимают. То, что касается психологической поддержки, полностью отрицают. Им необходимо объяснять, что работа с психологом нужна – это прорабатывание проблем, находящихся в глубине подсознания.
Но есть и вторая проблема – несоответствие уровня психологической помощи тому стрессу и травмам, которые пленники получили у сепаратистов. Например, психолог дает им советы: полностью напрячь тело, затем резко расслабиться. После пережитого такие методы бывшие заложники уже не принимают. Наши герои считают, что результат должен быть сразу, чего в психологии не бывает. А ждать ребята не хотят. Они пытаются реабилитироваться с помощью работы, самореализации, семьи.
Я считаю, что государство должно проводить открытые уроки с освобожденными из плена, напоминать обществу, что конфликт есть, и правильно расставлять акценты. Это будет контрпропаганда во время гибридной войны. На YouTube, например, мой фильм посмотрели многие люди с пророссийскими взглядами. Мы должны показывать, как отсюда, из Украины, видим ситуацию.
Наши герои рассказывали, что их били током, боксерской перчаткой или со словами "Поздравляю, вы в Новороссии!" давали ногой по голове
– Всех бывших заложников, с которыми вы общалась, пытали?
– Наши герои рассказывали, что их били током, боксерской перчаткой или со словами "Поздравляю, вы в Новороссии!" давали ногой по голове. Если у человека было звание, отношение к нему было более жестким. Солдата могли сразу отправить в СИЗО. Один герой сказал, что сепаратисты заявили ему: "Если бы вы были добробатами, вас бы сразу убили, а поскольку вы из ВСУ – идите в тюрьму".
Конечно, им сложно вспоминать все истязания. Воспоминания включают воображение, а герои не хотят снова видеть картинку пережитого, испытывать то, что пережили во время пыток. И они закрываются... Правы первый вице-спикер Верховной Рады Ирина Геращенко и экс-омбудсмен Валерия Лутковская, что они ждут, когда уляжется информационная волна, чтобы фиксировать показания заложников. Должно пройти время.
– Сами бывшие заложники ждут суда? Возмездия?
– Один герой сказал, что долго читал Библию, пребывая на оккупированной территории в тюрьме, и считает, что он не Бог, и не вправе кого-то судить.
– Возможно, хочет поскорее забыть и отпустить пережитое…
– Это абсолютно точно. Он не хотел даже соглашаться на интервью. Многие хотели бы стереть пережитое из памяти. Но от войны никуда не деться. Она в каждом выпуске новостей.
– Материалы фильма о заложниках могут рассматриваться в суде?
– Почему бы и нет? Например, в суде над Виктором Януковичем транслировали его пресс-конференцию. А в фильме заложники как раз признаются, что их пытали. В фильм вошли не все записи бесед с ними. Но мы сохраняем также исходники материалов, которые могли бы предоставить суду.
– Намечается ли продолжение проекта?
– В сентябре мы планируем узнать, как сейчас живут наши герои: идет ли бизнес, строится ли дом, поженились ли те, которые планировали свадьбу. К этому времени государство выплатит обещанные 100 тыс. грн каждому заложнику, и мы уже сможем узнать, как герои потратили эти деньги. А в ближайшее время я хочу реализовать проект о наших согражданах с особыми потребностями – о людях с инвалидностью.
– Вам лично было морально тяжело работать над фильмом "Заложники"?
– После Революции достоинства я была морально готова. Работа над фильмом стала моим выходом из зоны комфорта, из студии. Это был хороший опыт.
