0 Киев
Ющенко присоединился к этой работе – мы вместе лепили из пластилина трезубец со щитом
– Когда вы получили заказ на проект создания трезубца?
– Ко мне обратился директор музея Второй мировой войны Юрий Савчук. Он просил, чтобы я помог, потому что очень долго медлили, а тут уже немногие могли успеть это сделать. И проект нужно было делать очень быстро. С 18 мая этого года я начал работу, и уже где-то в середине лета проект был готов. То есть я справился почти за семь недель. Конечно, над этим проектом работала большая команда, возглавляемая мной, – архитекторы, 3D-дизайнеры, графики, геральдисты. Много людей участвовало, чтобы реализовать этот проект.
Мы прошли экспертизу. Мои контрагенты даже сказали, что я метеор, – они никогда так быстро не согласовывали проекты. Уже потом по моему проекту Украинский институт стальных конструкций имени В.М. Шимановского, по моим чертежам рассчитывал воздушные нагрузки, аэродинамику, весовые нагрузки и т.д.
– Можете рассказать, как велась работа?
– Я работал 25 часов в сутки, ночевал в библиотеке Вернадского, просто не хватало времени на исследование, изучение информации – геральдической, законотворческой, ведь трезубец прописан в Конституции Украины со всеми пропорциями. Я ничего не придумывал – задача была удачно смасштабировать герб, но вид его – толщина, расположение относительно щита – это уже мое художественное достояние. Очень много эскизов сделано, начиная с эскизов карандашом, потом графических. Мы с моими 3D-графиками выбирали из 20 эскизов, меняли размер, центрировали. Я общался с создателем нашего герба Алексеем Коханом, и он настаивал, чтобы вершина центрального верхнего отверстия трезубца – "зуб" – была расположена точно по геометрическому центру щита.
К этому процессу также присоединялся третий президент Украины Виктор Ющенко. Все происходило в моей мастерской, расположенной в Новых Безрадичах под Киевом. Там находится музейный комплекс "Код нации", созданный Ющенко. Я там выполняю свои работы по камню. Мы с Виктором Андреевичем почти ежедневно просматривали разные варианты трезубца и обсуждали, как лучше сделать... Я его называю "отцом", так что когда лепил разные макеты в масштабе 1:30 из пластилина, то просил его: "Отец, прикоснитесь своей рукой на удачу". У Ющенко тонкий художественный вкус, он в соседнем помещении режет огромные скульптуры из дерева, пишет много картин.
И когда мы сделали финальный вариант, Ющенко присоединился к этой работе – мы вместе лепили из пластилина трезубец со щитом в пропорции 1:30. А потом еще я сваривал из стали образцы по толщине, подвешивал их на щиты, фотографировал, приходил тогдашний министр культуры Александр Ткаченко, и мы сравнивали варианты. Сошлись на том, что 20 см – лучшая толщина барельефа. Потом уже я сделал финальный метр погонный, нижний правый угол, из такой же стали, из которой был изготовлен весь монумент 42 года назад. Этот вариант я согласовал на ученом совете, затем в Минкульте и Кабмине. И когда мой проект победил, началось производство.
Трезубец полностью изготовлен из металла абсолютно такой же толщины (1,5 мм) и марки, как тот, из которого сделана вся скульптура. К сожалению, тот металл, который предоставила "Запорожсталь", был другой толщины – 1,7 мм, – что значительно увеличило бы вес изделия, поэтому мы использовали металл, который привезли из Бельгии. Сделали на заводе "Тиссо-Продакшн".
– В каком виде этот трезубец транспортировали?
– На трезубец металла ушло где-то примерно 400 кг по весу. На заводе трезубец изготовляли пять недель. По моему проекту изготовили так называемый кессон – это подоснова, сделанная из металла, имитирующая радиус щита – 7 м. Сам щит высотой 12 м, а шириной 8 м. Трезубец высотой 7,60 м и шириной 4,56 м. И вот на этом кессоне выварили этот трезубец и цельным, на подоснове, транспортировали в музей. Трезубец ехал на большой платформе с сопровождением полиции. Это было вечером, где-то в 21.00 в пятницу. Тогда же герб был поставлен на первую платформу, а уже с утра занесли его наверх. Кессон остался на земле, а сам трезубец подняли.
– Когда должны были монтировать трезубец на щит, был порывистый ветер и периодические воздушные тревоги и пришлось откладывать работы. Довольно нервная была ситуация. Вы тоже волновались?
– Я уже привык. Я живу на Печерске, рядом. И у меня балкон расположен выше, чем щит "Родины-матери". Да, было немного неудобно – надо заканчивать работу, а тут – спускаться, потом подниматься. Подъем где-то занимает минут 20. Я уже не говорю о том, что там снаряжение, надо вылезти оттуда, снять все эти пояса... Да, мешали эти тревоги.
– На высоте у вас дыхание перехватывало?
– Нет, я не боюсь высоты абсолютно. Я даже предлагаю... Не знаю, даст ли мне разрешение на это музей... Уже общество стало обсуждать, что "Родина-мать" не полностью декоммунизирована, потому что на гарде меча еще остаются четыре советские звезды. Вот я могу ответственно заявить, что, поскольку имею допуск верхолаза и альпинистское снаряжение, у меня есть бригада альпинистов, которые готовы туда подняться, на руку, я готов срезать эти звезды и отдать их на хранение в музей. Это я готов сделать за свой счет. Мы поднимемся на руку безо всяких лесов с альпинистским снаряжением. Это нужно сделать до холодов.
Я надеюсь, монумент переименуют в "Украину-мать"
– Как вы относитесь к этому монументу?
– "Родина-мать" создана, как какая-то космическая ракета, то есть точно и очень хорошо с технической точки зрения, инженерной – гениально. Я уже о художественной молчу. Потому что с художественной точки зрения она вообще шедевр просто.
– Сейчас идет дискуссия, нужен ли этот монумент в целом. Как вы к этому относитесь?
– Повар Евгений Клопотенко говорил, что надо снести его. Да и другие тоже, писательница Оксана Забужко, например. Я хочу поинтересоваться: а может, мы спросим сначала профессионалов? Например, архитекторов-градостроителей и скульпторов-монументалистов или искусствоведов, знающих, в чем ценность. Знаете, Ги де Мопассан, известный очень деятель культурный и писатель французский, в начале ХХ века, когда создали Эйфелеву башню, говорил: "Я люблю пить кофе на высоте Эйфелевой башни. Почему? Потому что я ее оттуда не вижу". То есть он ее совершенно не воспринимал. Ну и что? Все равно сейчас Эйфелева башня для всего мира и для самих парижан – это символ Парижа, символ Франции.
Вот это именно будет и с нашей "Украиной-матерью". Я надеюсь, ее переименуют в "Украину-мать". Значит, относительно того, что она несет какую-то советскую нагрузку. Смотрите. Кроме вот этих звезд и кроме советского ярма, которое там до этого висело и которое мы срезали, там ничего советского нет. Посмотрите, у нее прическа и пропорции головы такие же, как у Венеры Милосской. У нее древнегреческий хитон, не видно стоп. Пропорции тела такие же, как у кариатид на Парфеноне. У нее абсолютно спокойные, сдержанные движения, вертикальные ритмы. Кстати, трезубец их сейчас очень удачно дополняет. Очень диссонировали концентрические ритмы советского ярма, глаза Саурона, по Толкиену, – куда смотрел этот глаз на башне, там лезли орки. Если этот глаз не смотрит – значит, оркам нечего туда лезть.
Далее, прототипом этой скульптуры были три украинские женщины. Авторами были два украинских скульптора: Евгений Вучетич и Василий Бородай из Днепра. Выдающиеся украинские скульпторы. Кстати, Бородай – мой наставник. Я учился у него и профессионально плодотворно с ним общался по поводу моего каменного памятника князю Святославу, который стоит в центре Киева, на Пейзажной аллее.
Василий Захарович изменил монумент. От первоначального замысла Вучетича "Родина-мать" отличается существенно. На эскизе Вучетича она была больше похожа на ту, что на Мамаевом кургане стоит, а Бородай сделал образ, связанный с монументальной героикой (так этот стиль называется), то есть он трансцендентный. Вот у нас есть образ богини, берегини, идущий сквозь века. Она отсылает нас к рождению панъевропейской культуры, мы были свидетелями этой культуры, в отличие от наших северных соседей. Когда был Геродот, он путешествовал до наших границ и говорил, что от Дуная до Дона, то есть от Сяна до Дона, и от Крыма на север до русла Десны находилась Великая Скифия. Он очень гордился этим народом. В то время как на севере, где живут наши вот эти бешеные соседи, – там, он писал, жили андрофаги. Андрофаги в переводе с греческого – это людоеды. Как видим, они очень хорошо своим традициям сейчас следуют. Ничего не изменилось. Так что древнегреческий хитон – это напоминание о том, что мы стоим у истоков искусства европейского и были его свидетелями.
Именно поэтому россияне не смогут никак понять украинцев. Они и завидуют нам. А эта "Родина-мать" развернута на север, потому что плеяда художников 70-х, таких как Бородай, – они отлично знали, где находится враг. Они не могли просто этого прямо сказать, потому что была цензура. Но они прекрасно знали, где враг. Это послание потомкам: "Будьте осторожны, пожалуйста. Враг только с одной стороны. 400 лет он пытается нас проглотить". Ничего у него не выйдет. "Родина-мать" абсолютно спокойно стоит с мечом, со щитом, на щите маячит трезубец святого Владимира. И, собственно говоря, я думаю, что о каком-то сносе этой статуи – это вообще идиотские разговоры.
А потом, давайте посмотрим. Французы подарили Америке статую Свободы, сама скульптура – 29 м. А наша скульптура – 62 м от постамента. Чтобы построить сейчас такую скульптуру с нуля вместе с этим постаментом и всеми конструкциями – это просто бешеные деньги. Просто не хватит годового бюджета Украины. А чтобы демонтировать, нужно тоже около половины этих средств. Ну так а зачем это разрушать? Это наследие предков. Его нужно передать потомкам. Мы немножко сделали ребрендинг. Теперь не "Родина-мать" будет, а "Украина-мать". У нас она имеет нормальную символику. Абсолютно через три – пять лет забудутся все эти дрязги, и наши дети будут смотреть на нее как на "Украину-мать". Она достаточно органично вписывается в ландшафт.
Пани Забужко говорит, что, "когда я пересекаю Днепр и смотрю на "Родину-мать", мне хочется закрыть глаза". А я всегда ей хочу сказать: "Пани Оксана, мы за вас очень беспокоимся. Если вы будете закрывать глаза, вы можете упасть в Днепр".
Совки, например, когда что-то не могли понять, сразу это разрушали. Давайте не будем прислушиваться к подобным мнениям.
Я опирался на взгляды профессионалов, какие пропорции должны быть у этого трезубца, чтобы он не мешал самой скульптуре, чтобы он не выпирал, чтобы он был в рамках щита, чтобы он не влиял на всю композицию. Потому что я же не автор "Родины-матери". Я автор только изображения трезубца на щите. То есть у нас идеология была такая, что "Родина-мать" должна держать не трезубец на щите, а она должна держать щит с трезубцем. Это очень важные вещи.
