0 Киев
Штурмовать противника, безусловно, тяжело. Трудно психологически свыкнуться с мыслью, что твой выход на боевую задачу может быть последним
– Павел, добрый вечер.
– Добрый вечер.
– Вы командир 93-й бригады, одной из самых крутых механизированных бригад Украины. Вам 39 лет. Где вы родились?
– Я родился в семье военного в Беларуси. В первый класс пошел в Москве, так как отец в это время учился в академии. После окончания учебы отца мы переехали в Украину, потому что отец решил после развала Советского Союза продолжить свою службу в Вооруженных силах Украины.
– У вас отец – полковник. Родной брат – замкомандира 30-й бригады. Да?
– Да, все верно.
– Вы с братом часто общаетесь на тему войны, на тему того, что нужно делать военным во время войны?
– Время от времени, да, советуемся. Иногда он делится опытом, иногда – я. Но в короткие моменты общения хочется говорить о чем-то более далеком [от войны].
– Что вы закончили?
– Я окончил Львовский институт сухопутных войск в 2007 году.
– Вы на войне с 2014 года. Прошли и АТО, и весь Донбасс выходили своими ногами. Какие воспоминания у вас об этом времени?
– Воспоминаний много, как приятных, так и не очень. Донбасс – наверное, особый регион Украины. И до того, как в 2014 году я попал в состав сил антитеррористической операции, я вряд ли посетил бы его. Я так думаю.
– Почему?
– Я представлял себе Донбасс как степь с сетью терриконов и отвалов. Хотя в действительности, попав сюда, увидел множество красивых пейзажей. Жаль, конечно, что при таких обстоятельствах.
– Что вы поняли, когда оказались в АТО?
– Почему-то у меня была уверенность, что это превью к каким-то большим событиям, к большой войне по факту.
– Вы учились в США военному делу. Где?
– Мне посчастливилось быть студентом в United States Army Command and General Staff College, форт Ливенворт, штат Канзас. Это была стандартная программа сотрудничества США с вооруженными силами других стран. Я прошел конкурс, собеседование с представителями посольства, полиграф – и меня выбрали.
– Полиграф?
– Да.
– Интересно.
– Меня выбрали как кандидата. А потом уже с должности командира 15-го отдельного мотопехотного батальона 58-й бригады я поехал на обучение. Хотя на самом деле в тот момент не хотел. Уже тогда батальон удерживал район обороны в Песках Донецкой области, и мне очень не хотелось покидать свой коллектив, пока мы не вышли бы на ротацию или восстановление.
– Что там, кстати, за чудо-церковь в Песках?
– Ближе к донецкому аэропорту стояла церковь, которая на протяжении многих лет выдержала кучу артиллерийских, танковых обстрелов противника. На церкви была колокольня, на которой, несмотря на все разрушения, висели колокола. И у военных, которые несли службу по обороне Песков, было такое поверье: "Пески будут наши, пока стоят колокола на церкви". И неформальные приемы и передачи района обороны командирами батальонов осуществлялись как раз возле церкви. Мы передавали друг другу колокола.
– Чему главному вас научили американцы?
– Главному… На самом деле там множество вещей. В первую очередь это замечательный опыт общения с военными других стран с кардинально другим опытом, возможность учиться у самой большой, самой крепкой армии в мире, изучать их подходы, изучать их способы выполнения задач... Даже методику обучения, я бы сказал… Их опыт в Ираке, Афганистане.
– Что, по вашему мнению, нужно калькировать из армии США в армию Украины, а что – нет?
– Наверное, в первую очередь модель образования. Я бы многое взял... Конечно, дополнил бы нашу модель.
– Военного образования, вы имеете в виду?
– Конечно. Ну и от нашего мира я бы наверняка добавил обучение сержантов и офицеров в военных институтах, где они получают начальное образование, предмет или направление – то, как зажигать в глазах подчиненных огонек, я бы так сказал.
– Вы закончили обучение в Соединенных Штатах как раз накануне полномасштабного вторжения российского. А как провожали вас американцы на войну?
– На самом деле я не закончил обучение в колледже. Я уехал на два месяца раньше. Хотя пройденный материал, сданные зачеты и обязательные работы позволили мне получить диплом о завершении колледжа. Хотя магистерскую работу я все еще планирую написать после боевых действий.
– А как провожали?
– Я был не то чтобы удивлен, а скорее потрясен. Провожали с пониманием. Хотя завершить учебу и просто собраться... Руководство колледжа попросило меня так не делать, а выдержать полную процедуру, как оно должно бы быть в соответствии с протоколами…
Однажды я поднимался с перерыва в аудиторию. И у входа встретил двух военных студентов, собственно, из армии США. И с ними был в гражданском человек, который был похож на преподавателя. Спросили: "Are you leutenant-colonel Pasha?" – "Yes, I am". Они стояли с двумя такими большими баулами. Говорят: "Слушай, друг, мы слышали, ты возвращаешься в Украину. Мы бы хотели тебе презентовать кое-что". И они фактически снабдили меня экипировкой, которую я использую и по сей день. Я был растроган этим. Я им очень благодарен. И вообще сочувствие им присуще.
– Это правда, что именно вы формировали первый в Украине штурмовой полк?
– Да, я имел честь быть первым командиром 5-го отдельного штурмового полка, который в дальнейшем стал 5-й отдельной штурмовой киевской бригадой.
– Что делают штурмовые полки на войне?
– Их задача непосредственная – провести штурмовые наступательные действия, пробивать оборону противника.
– Этому учат отдельно?
– В нынешних условиях, я бы сказал, да.
– Трудно, в первую очередь психологически, штурмовать противника?
– Безусловно. Трудно психологически свыкнуться с мыслью, что твой выход на боевую задачу может быть последним. И речь не только о штурмовиках. Такие мысли присущи любому военному, выполняющему задачи непосредственно на линии соприкосновения.
"Вагнеровцы" очень неохотно сдавались в плен. Их больше устраивало покончить жизнь самоубийством, чем сдаться в плен
– Какие слова вы как командир находите для ребят, которым нужно идти на штурм?
– Как правило, это не что-то так, как мы видели в фильмах, когда перед великой битвой полководец на коне скачет и говорит, что мы всех победим, – "ура!" – и побежали. Не так происходит на самом деле. Ребятам, выполняющим задачу, очень важно дать понять, что они на всех уровнях будут поддержаны и обеспечены. Это в первую очередь работает через определенный цикл подготовки. В первую очередь, чтобы солдат был уверен в своих силах, знал, что ему дали полный набор навыков и умений, которые обеспечат выживание на поле боя и выполнение боевого задания.
– Есть ребята, которые в последний момент боятся идти на штурмовые действия?
– Да, есть.
– Что вы им говорите?
– В первую очередь мы их старались сразу убирать в сторону, в менее агрессивную среду, чтобы с ними могли поработать психологи. Как правило, после разговоров и раздумий человек сам приходит к тому, что "я готов".
– Сейчас подчинена вам бригада под Бахмутом. Как там?
– Горячо и холодно одновременно.
– Трудно?
– Трудно.
– Много россиян противодействует вам?
– Хотелось бы, чтобы их было меньше.
– Это ваша бригада "вагнеровцев" перемолола там?
– Действительно, 93-я отдельная механизированная бригада "Холодний Яр" из всех бригад Вооруженных сил в битве за Бахмут простояла дольше всего. С перерывом в полтора месяца, но на финальной стадии битвы за Бахмут она была хедлайнером обороны города. И непосредственно имела дело длительное время с ЧВК "Вагнер", да.
– Чем "вагнеровцы" отличаются от других россиян, служащих в боевых частях?
– Прежде всего это был неудобный и хорошо обученный противник, очень "философски" относившийся к потерям.
– Им было плевать, погибнут они или нет?
– Да. Волна за волной. Даже случаи были, когда противник, я так понимаю, в целях обнаружения наших огневых точек отправлял впереди штурмовых групп совершенно безоружных воинов. Возможно, это были какие-то штрафники или залетчики или бойцы, которые отказались выполнять задачи и вынуждены были под угрозой смерти идти вперед. После того как они были уничтожены, приходили новые, и новые, и новые.
– Мне ребята рассказывали, что "вагнеровцы" вставали в полный рост и шли на наши окопы. Это правда?
– И такие случаи бывали. Но вообще ЧВК "Вагнер" – это был, если честно, серьезный противник. С ними было тяжело воевать, но в то же время бригада получила неоценимый опыт борьбы с самой боеспособной единицей вооруженных сил врага.
– Это была самая боеспособная единица?
– Я считаю, да. Они добились самых существенных результатов, которые могли к тому времени иметь вооруженные силы РФ. Хотя и ценой огромных потерь. Это мое личное мнение.
– В советской армии во время Второй мировой войны перед атаками давали воинам 200–300 грамм водки. Говорят, что "вагнеровцы" шли на штурмы под наркотой. Это так или нет?
– Анализ крови я им, конечно, не делал, но некоторые их действия побуждают к такому выводу.
– Вы много брали "вагнеровцев" в плен?
– Все относительно. Брал. "Вагнеровцы" очень неохотно сдавались в плен на самом деле. Их больше устраивало покончить жизнь самоубийством, чем сдаться в плен.
– Я общался с "вагнеровцами" в лагере для российских военнопленных. Меня поразил просто уровень их образования. В большинстве своем необразованные и тупые. Что вы думаете о них?
– Я думаю, что большинство тех, кого набирали из исправительных учреждений, были наиболее способны выживать в очень недружественной среде. И именно это обеспечивало им определенного рода результативность. Безупречный человеческий материал, позволявший противнику реализовывать свои замыслы путем забрасывания "мясом" оборонных позиций Вооруженных сил Украины. Этих людей никто не будет искать, ждать. Дешевый отгруз.
– Сегодня ЧВК "Вагнер" на бахмутском направлении уже нет?
– Встречаются иногда подразделения, которые относятся к частным военным компаниям, в составе которых бывшие бойцы ЧВК "Вагнер". Но массового характера это не носит.
– В вашей бригаде семь Героев Украины.
– Посмертно.
– Все семь посмертно?
– Всего 10. Семь – посмертно, к сожалению.
– За какие поступки на поле боя дают сегодня звание Герой Украины?
– Последний военнослужащий бригады, получивший звание Героя Украины из рук президента Украины, – это военнослужащий противотанкового подразделения, который подтвержденно уничтожил 18 танков. Но на самом деле эта цифра больше. Там кроме танков было множество других бронированных и небронированных целей противника.
– Один?
– Да. Расчет под его руководством.
– Фантастика. Что такое командир бригады в современных условиях? Я почему спросил? Потому что сегодня держится все на командирах бригад.
– На самом деле все держится на невероятных коллективах, на людях, для которых нет слова "невозможно", безгранично верящих в то, что они делают. Благодаря таким людям и держится фронт. Благодаря волонтерам, которые, несмотря на то что трудно, продолжают помогать и поддерживать подразделение и бойцов отдельно. На таких людях и держится все. А современный командир бригады – это в основном невыспавшийся, замученный военный, занимающийся менеджментом разного диапазона.
– Сколько вы спите в сутки?
– Здесь все зависит от обстановки на участке ответственности. Было время, когда я мог и по несколько суток не спать. И сейчас знаю командиров бригад, которым тоже обстановка не позволяет полноценно отдохнуть. Четыре часа, а порой не четыре часа. Бывает, что во время перемещения могу в машине вздремнуть.
– Что сейчас происходит на фронте? Как вы оцениваете ситуацию?
– Сейчас Вооруженные силы Украины продолжают вести оборонительную стратегическую операцию путем сдерживания противника и при возможности ведения активной обороны на определенных участках. По факту противник изо дня в день предпринимает попытки штурма позиций ранее утраченных, захвата новых, перегруппировывается и без конца пытается двигаться вперед. Слава богу, безуспешно.
– Линия фронта неизменна?
– На том участке, где работает 93-я бригада "Холодный Яр", неизменна.
Мне бы хотелось, чтобы в законе о мобилизации вообще не было нужды. Чтобы каждый сознательный гражданин пришел в ТЦК и спросил: "Где я могу быть полезным?" Впрочем, гораздо умнее было бы для многих, кто еще не присоединился к Вооруженным силам, смириться с тем, что война его не минует
– Вам не кажется, что у россиян уже нет такого мощного наступательного потенциала, который они имели раньше?
– Я бы не стал недооценивать противника. Ресурс – человеческий в первую очередь – у противника огромен. Его невозможно сравнить с нашим. Поэтому я думаю, у противника наступательный потенциал сохраняется, и достаточно мощный.
– А как россияне вообще воюют? Как бы вы охарактеризовали это?
– Это тоже зависит от подразделения. За время ведения боевых действий на этом участке мы встречали разных. Встречали достаточно стойких. Тот же "Вагнер", который даже при значительном огневом воздействии на позицию или на подразделение, при потерях более чем 50%, все еще оставался боеспособным и оказывал упорное сопротивление. В то же время встречали подразделения, которые после нанесения огневого воздействия покидали позиции, спасались бегством или вообще убегали до начала огневого воздействия или огневого контакта.
– Чего не хватает россиянам на поле боя и чего не хватает нам?
– Я бы не хотел говорить, чего не хватает россиянам. И слава богу, что им чего-то не хватает.
– Я имею в виду технику и оружие.
– Техники и оружия, я думаю, россиянам хватает. Что касается Вооруженных сил Украины, то прежде всего хотелось бы иметь уверенность в обеспечении в первую очередь боеприпасами. Не только снарядами, но и боеприпасами разных номенклатур, чтобы иметь должную возможность поддерживать подразделения, в первую очередь те, которые ведут непосредственные боевые действия на переднем крае.
– Снарядов не хватает?
– Да. Нехватка их чувствуется. Я бы не хотел говорить о цифрах, но сугубо в определенных сравнениях с определенными периодами ведения боев на этом участке – есть с чем сравнить.
– Чего еще не хватает?
– Не хватает, наверное, человеческого ресурса. В первую очередь для того, чтобы иметь возможность менять бойцов, прилагающих просто титанические усилия, чтобы линия столкновения была статичной. Я понимаю, они дольше находятся на позициях. Они и морально выгорают, и банально им нужно дать отдохнуть хотя бы некоторый период. Одновременно нужно проводить боевую подготовку, постоянно тренировать и совершенствовать навыки бойца, чтобы его эффективность повышалась и у него было больше шансов остаться в живых и выполнить боевую задачу. Время для тренировки, время для отдыха. А так приходится такими вещами, как отдых, жертвовать.
– В какой технике или в каком оружии мы превосходим россиян? Нет ли такого?
– Мое личное мнение: мы стабильно развиваем технологии дальнего поражения противника с помощью беспилотных систем. У нас нет тотального преимущества, но на том участке, где работает наше подразделение, я бы сказал, мы контролируем ситуацию. В плане FPV-дронов, разведывательных комплексов. Ну и в первую очередь, я думаю, мы имеем преимущество в людях, для которых слова "невозможно" нет.
– FPV-дроны заменяют артиллерию?
– Мне трудно спрогнозировать, какое будущее будет в этом противостоянии, но они однозначно между собой уже конкурируют. Это гораздо более дешевый способ решения огневых задач. В условиях дефицита боеприпасов это очень хорошая альтернатива.
– FPV-дронов хватает?
– Хотелось бы больше. Больше FPV-дронов – больше уничтоженного врага.
– Сегодня два самых популярных слова – "мобилизация" и "демобилизация". Что вы думаете о законопроекте о мобилизации, который вскоре будут голосовать в Верховной Раде, и о демобилизации?
– Начну, с вашего позволения, с конца. Демобилизация – по-моему, это то, что нас должно ожидать после окончания войны. Мобилизация... Каждый гражданин Украины должен исполнить свой долг, в первую очередь моральный, по защите Родины. Когда-то считалось, что это не обязанность, а привилегия защищать свое государство с оружием в руках. И если глянуть в историю, эта привилегия была не всем дана. И мне очень досадно, когда я смотрю в новостной ленте, как люди убегают, избегают мобилизации. Вооруженные силы Украины нуждаются в специалистах разного профиля. И это совершенно не значит, что если тебя мобилизовали, то через двое суток ты побежишь штурмовать посадку. Нет. Каждый гражданин может принести пользу для ускорения победы. Люди ломаются, люди болеют, люди получают ранения, люди гибнут. Их нужно кем-то заменять. Чем быстрее общество с этой проблемой справится, тем быстрее мы сможем завершить войну и вернуться к мирной жизни, по которой мы все (и поверьте, бойцы тоже) очень соскучились.
– Какого бы закона хотели вы?
– Мне бы хотелось, чтобы в законе о мобилизации не было нужды. Чтобы каждый сознательный гражданин пришел в ТЦК: "Где я могу быть полезным? Я умею то, я умею то". В конце концов, гораздо умнее было бы для многих, кто еще не присоединился к Вооруженным силам, смириться с тем, что война его не минует, и лучше выбрать себе профессию и подразделение, в котором ты хочешь служить, по собственному выбору, а не по принуждению, куда назначат или куда выйдет в соответствии с распределением.
– Каким, по-вашему, будет для Вооруженных сил и для вашей бригады 2024 год? Чего вы ждете?
– Я думаю, это будет трудный год. Я думаю, это будет очередной год борьбы, год титанических усилий, год испытаний. Мы обязаны приближать завершение этой войны. Должен быть основательный вклад в этом году.
– Мы много говорим о победе Украины. А что для вас победа?
– Победа решится на поле боя, однозначно.
– На поле боя?
– Ее будут решать Вооруженные силы, стопроцентно. Какая она будет – это уже будут решать, я думаю, дипломатические, экономические, информационные направления. Но с последним выстрелом победа для нас еще не наступит. Победа для нас наступит, когда мы сможем исключить повторение этих событий в будущем. После последнего выстрела будет много работы. Победа впереди. И для нее нужно делать многое.
– Каждый день и каждую ночь вы рискуете жизнью. На ваших глазах идут на небеса наши герои. Вы видите и ранения тяжелые, и смерти видите своими глазами. Вы счастливый человек?
– Хороший вопрос. Наверное, в какой-то степени и да, и нет. Я, наверное, счастлив в первую очередь из-за того, что моя работа – это мое хобби, и я всю жизнь мечтал быть военным. Я счастлив, что могу пригодиться таким образом своей стране. Несчастный потому, что понимаю, сколько горя и слез это приносит людям. Но это наша реальность, и нам нужно работать с тем, что есть.
– Если бы у вас была возможность загадать желание и была бы гарантия, что оно бы сбылось, чего бы вы пожелали?
– Можно все?
– Что угодно.
– Даже смерть какого-нибудь человека?
– (Смеется.) Я даже знаю какого.
– Ну я бы загадал.
– Вы думаете, что все изменилось бы с его смертью?
– Возможно, не все, но было бы легче.
– Ну что ж, пусть сдохнет. Благодарю вас за то, что вы делаете для Украины. Благодарю вас за ваше мужество. Слава Украине.
– Героям слава. Спасибо, Дмитрий Ильич.
