Мэр Вильнюса о водке "Путинка" от посла России: Не представляю, чтобы американский дипломат подарил мне бутылку “Обаминки” G

Мэр Вильнюса о водке "Путинка" от посла России: Не представляю, чтобы американский дипломат подарил мне бутылку “Обаминки” Шимашюс с учениками одной из гимназий Вильнюса
Фото: Remigijus Šimašius / Facebook
Ремигиюс Шимашюс, заместитель председателя партии "Союз либералов Литвы" – один из самых молодых литовских политиков. Лишь недавно отметив 40-летний юбилей, он уже имеет за плечами опыт руководства министерством юстиции, а с марта 2015-го возглавляет литовскую столицу. "ГОРДОН" поговорил с Шимашюсом об опыте декоммунизации в Вильнюсе, о том, как литовская столица становится открытым городом, а также о беженцах, стремящихся в Литву из Украины и России.

– Господин мэр, по образованию вы юрист, ранее были министром юстиции. Сейчас возглавляете крупный город. Это несколько иная сфера деятельности. Как вы к этому пришли?

– Когда я был министром юстиции, мне доводилось слышать, как это хорошо, что профессионал возглавляет министерство. Но тут дело скорее не в профессии, а в политической готовности руководить большим учреждением. Люди часто думают о тебе в рамках одной должности, но навыки руководителя, ключевое умение можно применять в самых разных сферах. Если говорить о Вильнюсе, то я живу в этом городе уже 23 года, большую часть своей жизни. Я знаю этот город, люблю его и для меня вполне естественно было этим заняться. Это очень интересная работа с большими вызовами, мне нравится ее суть и, мне кажется, я делаю ее хорошо.

– Мэр – это, в первую очередь, политик или менеджер? Или эти два понятия разделять не стоит в принципе?

– Четкой грани, конечно же, нет. Я так на себя и смотрю – как на политика и хозяйственника одновременно. Мэр избирается горожанами напрямую, но есть городской совет, где своя коалиция депутатов, и с ней надо как-то вести дела. Это политические вопросы. С другой стороны, мне приходится решать много важных для жителей города проблем, связанных с городским хозяйством. Так что для меня нет антагонизма между этими двумя ролями.

Рямигиюс Шимашюс, его жена Агне и их дети. Фото: Agne Matulaite / Facebook Ремигиюс Шимашюс, его жена Агне и их дети. Фото: Agne Matulaite / Facebook

Коммунизм совершил свои преступления, ушел, но оставил следы. Естественно, что надо избавиться от монументов, которые ассоциируются с преступностью

– Поговорим о политике. Вы поддержали решение о демонтаже советских статуй с Зеленого моста в центре Вильнюса. Я завел об этом речь, потому что в Украине сейчас возникает много дискуссий вокруг принятого закона о декоммунизации. Есть мнение, что по крайней мере некоторые культурные объекты советской эпохи имеют определенную ценность. Как найти грань между памятниками тоталитаризма и культурным наследием?

– Эта грань достаточно тонкая и нельзя сказать, где конкретно она проходит. Несмотря на это, есть очевидные моменты. Если бы коммунистическое правление случилось здесь 1000 лет назад и все бы уже забыли, сколько зла оно принесло людям, их родителям и дедам, то, возможно, отношение было бы другим. А сейчас получается, что коммунизм совершил свои преступления, ушел, но оставил следы, которые его превозносят. Нельзя оставлять памятники тому, что противоречит гуманизму и нынешнему образу жизни. Вполне естественно, что надо избавиться от монументов, которые ассоциируются с преступностью. Предположим, что кто-то сделает памятник бандиту. Он может быть хорошим с точки зрения искусства, но это не означает, что он должен находиться в центральной части города. Ему место где-нибудь в музее преступности или, если качество исполнения действительно высокое, в художественном музее.

– На Зеленом мосту были фигуры колхозников, рабочих, студентов, а не бандитов…

– И солдат советской армии. Самая большая дискуссия развернулась вокруг них. Очевидно, что это были памятники тем солдатам, которые оккупировали Литву. С точки зрения литовцев, это то же самое, что поставить памятник нацистскому солдату из вермахта. Если он стоит где-то на кладбище – это одно, а когда в центре города, как символ оккупации – совсем другое. Ну а если говорить о рабочих и колхозниках, эти памятники не так уж и уникальны, как некоторые это подают. Они все выполнены в одной манере, которая была задана коммунистической партией. На самом деле ни таких рабочих, ни таких колхозников не было. Они выглядели совсем по-другому, а советские статуи – это пропаганда. В таком виде нас пытались представить коммунисты. Я приведу пример: у нас сейчас есть проект установки небольшого памятника водоносу. Это образ небогатого еврея с ведрами воды, символический, но показанный таким, какой он есть, выполненный с уважением, а не так, чтобы продемонстрировать то, чего никогда не существовало.

– А какова дальнейшая судьба этих скульптур?

– Они были в аварийном состоянии – все в дырах и трещинах, их нельзя было там оставлять. Это был вопрос даже не идеологии, а банальной безопасности, потому что при сильном ветре надо было перекрывать тротуар, чтобы они ни на кого не упали. Я сказал, что не стану тратить общественные деньги на их реставрацию. Демонтировать их было намного дешевле и адекватнее. Я думаю, что сейчас не найдется в Литве человека, который возьмет на себя ответственность и предложит потратить несколько десятков тысяч евро на ремонт этих скульптур и возвращение на мост.

– Российские каналы, когда делали репортаж о демонтаже этих статуй, конечно же, показали несколько возмущенных граждан, в том числе плачущую старую женщину. У вас было много проблем с горожанами после принятия решения избавиться от скульптур?

– Зная историю “Бронзового солдата” в Таллинне, мы ожидали всякого и постарались все четко организовать, чтобы избежать недоразумений. Но никаких неприятностей не было. Пока пару дней шел демонтаж, к мосту подходили тысячи людей, многие делали фотографии на память. Большинство положительно к этому отнеслось. Конечно, нашлось несколько человек, которые были недовольны. По интернету гулял ролик, в котором подвыпившая пара говорит: “Вот увидите, сначала они сняли скульптуры, а потом подорожают сигареты”.

– Если говорить о Вильнюсе, то все, кто в нем бывал, знают про район Ужупис, который ранее был заброшенным, а сейчас превратился в территорию художников и одну из главных туристических достопримечательностей города. Есть ли у вас планы по развитию Ужуписа и обновлению других заброшенных территорий?

– Вильнюс имеет очень древнюю историю и тут есть обширные территории старого города, одни из наибольших в Европе. Ужупис – это даже не старый город, а то, что находилось за его стеной. Он всегда был немного заброшен. В советские времена не было моды на то, чтобы жить в исторической части города. Когда начались процессы ревитализации городского пространства, они коснулись, в первую очередь, старого города. Когда там стало слишком дорого для художников или артистов, они стали искать другие места – со своей изюминкой, недалеко от центра, но дешевле. И Ужупис был таким местом. Сейчас он уже становится престижным районом, где все подорожало, включая недвижимость. Это значит, что сейчас мы должны думать уже не о том, как восстановить этот район и привлечь туда больше денег, а как регулировать инвестиции, чтобы они не разрушили сущность Ужуписа. Есть дебаты о том, что делать со старыми зданиями – ремонтировать или отстраивать, есть вопросы, связанные с водой, но в целом в Ужуписе сейчас все хорошо и речь идет не о ревитализации, а, скорее, о ее регулировании.

Есть другие районы, которые мы хотим развивать, потому что видим интерес людей к ним. Во-первых, это местность вокруг железнодорожного вокзала. Это район на окраине старого города, который никогда не был особо престижным, но сейчас все больше творческих людей там селится. Там появляются лофты, центры развлечений для молодежи, открываются новые кафе, за ними приходят инвестиции, и те старые территории, которые ранее выглядели плохо, постепенно ревитализируются. Можно говорить, что в районе вокзала уже появился новый "Ужупис". Есть еще один район – Паплуйос. Но там были только заводы и он обновляется системно, там сразу строятся хорошие дома, в отличие от Ужуписа, который знаменит своей хаотичностью.

– А как в этих процессах принимает участие мэрия? Вы даете людям преференции, чтобы они туда переезжали?

– У нас была дискуссия на тему того, что стоит сделать с привокзальным районом, и самой популярной рекомендацией было не делать слишком много. Если сразу начать какую-то масштабную работу, теряется возможность естественного хаотичного развития. Для города очень важно определить, в каких районах нужны системные инвестиции, а в каких – точечные. К примеру, к развитию Паплуйоса мы подошли системно, организовали конкурс и определили, как все будет выглядеть с точки зрения урбанистики. В привокзальном районе мы больше смотрим, как он развивается сам. Если приходит какой-то предприниматель, который открывает там бизнес, мы делаем все, чтобы он чувствовал себя уютно и хорошо. Это касается лицензий и вопросов безопасности. Мы следуем за инициативой самих жителей.

Шимашюс отрицает обвинения в русофобии. Шимашюс отрицает обвинения в русофобии. "Я не боюсь общаться на русском. И русскую классику читаю в оригинале", – добавил он в комментарии к фотографии. Фото: Remigijus Šimašius / Facebook

– Для крупных мегаполисов сейчас актуален тренд внедрения IT-технологий в городскую жизнь. В Нью-Йорке, Барселоне и многих других городах есть какие-то свои практики. Как эта сфера развивается в Вильнюсе?

– С одной стороны, это действительно тренд, с другой – из тех примеров, что я изучал по другим городам, разговоров об этом, к сожалению, больше, чем дел. Вильнюс всегда был достаточно продвинутым городом в этом вопросе. Знаете, бывает так, что кто-то хвастается, что может одним нажатием на мобильном телефоне заплатить за парковку или проезд в общественном транспорте, а на деле таких нажатий пять или шесть. Так вот, у нас для этого требуется действительно только один клик.

После установки GPS-навигаторов на снегоуборочные машины у нас появилось 600 тысяч надзирателей. Это позволило улучшить все маршруты

Сейчас мы расширяем сферу применения цифровых технологий и стараемся фокусироваться на open data. Еще год назад в Вильнюсе не было такой практики. Мы декларируем, что это на 100% открытый город. И если кому-то нужны какие-либо данные, все они доступны. Уже появились инициативы, такие как Open Data Fest, где люди объединятся и используют эти данные, для создания новых приложений, например.

Также я создал в мэрии рабочую группу по big data. Я очень верю в этот подход и считаю, что решения должны приниматься на основе практических данных. Порой это бывают системные вопросы, такие как работа городского транспорта. Иногда это бывают более простые вещи, но и они приводят нас к полезным выводам. Пример, который лично мне очень нравится, – установка GPS-навигаторов на все снегоуборочные машины в городе. Теперь можно увидеть в реальном времени, как они работают. И если раньше возникали вопросы, почему центральные улицы чистят, а на окраинах не всегда, то теперь уборка снега выглядит совсем по-другому, ведь мы имеем 600 тысяч надзирателей. Они могут посмотреть и сделать замечания по работе. Эта инициатива позволила нам улучшить все маршруты.

– National Geographic назвал Вильнюс лучшим туристическим направлением зимой 2016 года. Какие вы проводите работы по привлечению туристов?

– Люди, приезжающие в Вильнюс, приятно удивляются нашему городу. Я считаю, что если у них складываются позитивные впечатления – это хорошо, но то, что они удивлены – это плохо. Это значит, что наш маркетинг еще не такой, каким должен быть. У нас нет больших средств на продвижение городского бренда и привлечение туристов. Я считаю, что на это должно выделяться больше денег. Где-то о нас знают лучше, где-то хуже, но это не заслуга маркетинга, а передача информации от человека к человеку.

– Поскольку Украина провозгласила курс на евроинтеграцию, у нас приковано большое внимание к процессам, происходящим в ЕС. В этом году Европа столкнулась с серьезным кризисом, связанным с миграцией из Африки и Ближнего Востока. Критики говорят, что ЕС скоро развалится, оптимисты считают, что это всего лишь временные трудности. Как европейский политик, что вы можете сказать о данной ситуации?

– В сегодняшнем глобальном мире, который полностью покрыт интернетом, культурные различия гораздо более заметны, чем десятилетия назад. И это играет большую роль. Западный мир – Европа и США – это пространство, где люди всегда говорят то, что хотят. И если есть большинство, которое все устраивает, то всегда можно найти одного, которому что-то не нравится. В политике, да и в целом в любых дискуссиях, самая радикальная позиция всплывает наверх. Так работает демократия. Но в США и Европе к такому привыкли. А вот тем, кто не привык к демократическому устройству, кажется, что есть реальные проблемы, которые невозможно решить. Я вижу, что в российских медиа европейский дискурс пытаются воспринимать с российской точки зрения. Такой взгляд на проблемы связан с другим менталитетом и другой культурой дискуссии.

Конечно, в Европе большие проблемы с мигрантами. Это связано с тем, что беженцы из Сирии и других стран хотят попасть сюда, где нет войны и жизнь более благополучна. Но вопрос не в самой проблеме, а в том, как о ней говорить.

Для Литвы гораздо актуальнее вопрос беженцев из Украины. Об этом не так много говорят по телевидению, но если походить по городу, то можно встретить много украинцев

– А как бы о ней говорили вы?

– На сегодняшний день в Литву приехала только одна семья, но их показали по всем телевизионным каналам. К сожалению, Литва не очень богатое государство и к нам мало кто стремится попасть из беженцев. Конечно, я думаю, что мы не должны пускать всех, кто приехал и хочет просто так пользоваться социальными благами. С другой стороны, мы не должны строить стены, и если есть реальные проблемы, надо смотреть, как помочь этим людям практически.

Если говорить о практических вопросах, для Литвы гораздо актуальнее вопрос беженцев из Украины. Об этом не так много говорят по телевидению, но если походить по городу, то можно встретить много украинцев, которые уехали сюда и пытаются пережить здесь этот период.

– Есть какая-то отдельная процедура оформления для беженцев из Украины?

– По моим данным, как таковых “беженцев войны” у нас нет. Все происходит в виде стандартных процессов миграции и получения вида на жительство. Чаще всего люди находят здесь работу и их переезд не становится социальной проблемой. Для жителей востока Украины литовского происхождения есть отдельная программа, в рамках которой можно получить социальное жилье и другую помощь.

– История с послом России, который подарил вам на Рождество водку “Путинка”, вызвала большой резонанс. Какова дальнейшая судьба этой бутылки?

– Она все еще стоит у меня. Хотелось вернуть ее, но по почте посылать нельзя, а передать с курьером не было случая.

– По поводу благотворительного аукциона для сбора средств жертвам политических репрессий в России у вас еще идея была.

– Да, я сам это предложил, но потом решил, что лучше в это не ввязываться.

– Как вы вообще оцениваете такой жест со стороны дипломата, посла другой страны?

– Я не представляю, чтобы американский дипломат подарил бы мне бутылку “Обаминки”, если бы такой напиток существовал. Не думаю, что это политика российского дипломатического корпуса. Скорее, решение самого посла, которому это показалось остроумным. Но очевидно, что это провокация. В Литве идет большая дискуссия на тему политики Путина в Украине в первую очередь, да и в самой России. Кроме тех, кто бежит в Литву из Украины от войны, у нас находят убежище те, кто бежит из России от этого режима.

Рямигиюс Шимашюс на митинге в поддержку Украины, август 2014 года. Фото: Aušrinė Armonaitė / Facebook Ремигиюс Шимашюс на митинге в поддержку Украины, август 2014 года. Фото: Aušrinė Armonaitė / Facebook

– По поводу российских оппозиционеров в Литве. Недавно стало известно, что Гарри Каспаров и другие оппоненты Путина собираются провести в Вильнюсе Форум свободной России. Вы как-то содействуете этим процессам?

– У нас нет больших средств, чтобы как-то этому содействовать, но, конечно, морально мы их поддерживаем. Литва – свободная страна, и мы рады, что люди могут найти убежище от преследований не слишком далеко от своей родины. Мы уже 20 лет принимаем белорусских оппозиционеров и даже Белорусский университет. Это немаловажно для нас. Я бы даже сказал, что это часть нашей истории. Часть русскоязычных в Литве – это наследники тех русских, которые бежали от Петра I 300 лет назад. Староверы, и не только они, до сих пор компактно проживают в некоторых районах. Так что это, к сожалению, уже своего рода традиция. Но мы – за демократию и права человека, так что помочь этим людям – наша обязанность.

Как читать "ГОРДОН" на временно оккупированных территориях Читать