Проблема Украины в том, что кому-то очень выгодно, чтобы под мышками у этой страны находились костыли, потому что кто-то заведует кассой, которая эти костыли оплачивает
– Добрый вечер. В эфире программа "Гордон". Наш гость – волонтер и общественный деятель Алексей Мочанов.
Алексей, добрый вечер. Рад видеть.
– Начнем сразу с волонтера. Волонтером я был на "Евро 2012", и я считаю, что волонтерство – это костыли, которые нужны для того, чтобы человек, который сломал ногу, смог начать опираться на них, и встать с кровати, и начать ходить. Потом, в свое время, надо отложить костыли и взять палочку, после этого закачать ногу и ходить, как нормальный персонаж.
Проблема Украины в том, что кому-то очень выгодно, чтобы под мышками у этой страны находились костыли, потому что кто-то заведует кассой, которая эти костыли оплачивает. Три года волонтерить невозможно, да и не нужно. Те, кто знает – как, должны зайти внутрь системы, а не создавать параллельную, и что-то делать. Те, кто не знает… "Мы тут сидим безрадными", "вот номер карточки, помогите пацанам", "молимся, вернитесь живыми"… – это, по-моему, уже начинает раздражать, даже тех, кто внутри системы.
– Омоновец, автогонщик, каскадер, журналист, телеведущий Алексей Мочанов – что тебя привело на Майдан?
– Сложно сказать в двух словах. Я очень неплохо жил при Януковиче. Все знают (ну, так озвучено), что я там работал, занимался автопарком Сергея Курченко, и я не вижу в этом ничего плохого. Мне предложили работу…
– …ты зарабатывал деньги…
– …да, за очень хорошие деньги. И я делал то, что я знаю и умею. И лично мне при Януковиче нормально жилось. Мне не было плохо. Я просто не хотел, чтобы по наследству (я – своему сыну, а сын – своему сыну, моему внуку) мы передавали телефонную книжку, когда у тебя, для того чтобы нормально существовать, должны быть знакомый мент, знакомый прокурор, знакомый судья, кто-то знакомый на базаре, знакомый автослесарь, который знается с карбюраторами или, там, с ценами на нелегальные авто. Я хотел нормальных правил для всех, потому что считаю себя достаточно образованным и вменяемым человеком, чтобы в любых условиях найти себе место, заниматься тем, что я умею и знаю.
Мне для жизни, честно говоря, особо много не надо. Как и очень многие мои знакомые, которые вполне неплохо устроились при Януковиче, я выходил на Майдан для того, чтобы наши дети жили в другой стране, и мы хоть чуть-чуть…
– … с другими правилами игры…
– … жили в другой стране. И я пришел на Майдан. Собственно, я пришел посмотреть на годовщину Оранжевой революции, посмотреть, появятся ли те, кого я видел там в 2004 году. После чего раз зашел, два зашел – предложили спеть. 25-го ноября мы там студентам что-то спели (тогда еще было два Майдана – один политический, на Европейской площади, второй – на Майдане, где были только студенты). В итоге я не хотел быть нигде, а попал везде. Мы гоняли первых титушек, мы первыми начинали стрелять из травматического оружия над головой, потому что людей убивали возле Оперного театра и памятника коррупции в Киеве – Золотых ворот.
Я чувствую себя ответственным за то, что я там был, поэтому я три года на войне, с военными. Говорят: "Как ты попал в АТО?"… Нельзя попасть в "антитеррористическую операцию", если ты не работаешь в какой-то антитеррористической структуре. Это война, она не объявлена. Россияне это не называют войной. Они считают, что они освобождают Украину от каких-то там западных мерзавцев…
– бандеровцев…
– … от геев, бандеровцев, пиндосов… Ну, они же все время там вешают какие-то ярлыки. А я считаю, что мы победим, что все, что сейчас происходит, – это такое обострение болезни. Обычно обострение приводит либо к выздоровлению, либо к смерти. Вот нас и ждет "либо – либо". Что нас ждет – выздоровление или смерть, зависит только от нас, от воли, от ума, от образования. Надо помнить, что человек – это то, из чего он состоит: из того, что он выпил, съел, услышал и прочитал… Читайте, слушайте. Есть и пить – не то, чем мы занимаемся сейчас. Собственно, поэтому так и живем.
Настоящий Майдан – это те пятьсот человек, которые были там, когда все горело возле сцены
– В одном из интервью ты сказал: "На Майдане было две категории людей: одних не устраивала система, а других – что в этой системе нет их фамилий". Что эти две категории делают сейчас?
– Ну, я это сказал не в интервью, я это сказал 21 февраля со сцены Майдана, чем вызвал достаточно живую реакцию людей, которые были под сценой. Давайте смотреть правде в глаза. То, что сейчас иностранцам и многим украинцам, которые подзабывают недавнее прошлое, выдают за Майдан, с "лихтарыками", с кучей людей, – это не Майдан. Это концерт "Океана Эльзы". Славе Вакарчуку, для того чтобы собрать 70 тысяч человек под сценой, совершенно не надо устраивать каких-то акций в центре Киева. Они за билеты, за деньги собирают людей на стадионах. И, дай Бог, с их музыкой, они это будут делать еще много-много лет, как Rolling Stones.
Настоящий Майдан – это те пятьсот человек, которые были там, когда все горело возле сцены. Женя Нищук просил разобрать деревянные домики, но не трогать флаг и трезубцы той ярмарки, когда там можно было погибнуть. И когда сейчас люди с той стороны, которые категорически против того, что сейчас происходит в Украине, спрашивают: "Майдан выходил против олигархов, зеков и педиков, да? Так каким же образом так получилось, что в мае первое место занял олигарх, второе – сидевшая Юлия Владимировна, а третье – Олег Валерьевич Ляшко?". На этот вопрос достаточно тяжело ответить с лету. С другой стороны, я им говорю: "К сожалению, тех, кто мог сгореть, было пятьсот человек, а тех, кто пришел голосовать за олигарха и за его обещания, было 9,5 миллиона. И победило, к сожалению, не образованное и не продвинутое большинство".
– Твой отец, русский человек, сказал, что был счастлив возвращению Крыма в Россию. С отцом ты не поссорился после этого?
– Я не поссорюсь с родителями. Бате – 82, маме – 80. Практически все люди этого возраста хотели бы, чтобы вернулась опять страна, в которой "15 республик, 15 сестер", в которой они были моложе…
– …счастливы, молоды…
– … счастливы, молоды, полны сил и имели кучу возможностей, реализовали себя. У меня отец и мама – академики, безмерно уважаемые мною люди. На вопросы той же территориальной целостности Украины я смотрю так, отец – по-другому, но это не повод ссориться, это повод общаться, говорить и думать, что делать. Я думаю, что Крым оккупирован достаточно надолго, что очень тяжелыми дипломатическими усилиями когда-нибудь, может быть, удастся его вернуть обратно.
– А Донбасс?
– Нам надо четко понимать, что и как мы собираемся делать для того, чтобы жить вместе одной страной. Либо не жить вместе одной страной. Сейчас, как сказал мой друг Рауль Чилачава, в свете последних событий, "любой украинец должен сколотить будку, посадить Насирова и раскачать лодку". Вот я и говорю: "Петр Алексеевич, я в своей жизни строил собачьи будки, когда был инструктором-вожатым в пограничных войсках, и скворечники мы делали из старых гитар, с которых снимали струны, откручивали грифы и прибивали их к деревьям, поэтому я имею право на свою точку зрения. Мне в этой стране жить, я никуда отсюда не собираюсь уезжать. И я как не хотел жить при блатоте донецкой, а до них – при блатоте днепропетровской, так я и не хочу жить при винницких базарных пацанах, строящих страну, в которой каждой сестре раздается по серьгам, и, чем ближе ты к перстню, который ты поцеловал, тем больше возможностей тебе дают". Донецкие были с тюрягой связаны, они строили тюрягу, винницкие – с базаром, они строят базар, днепропетровские – с заводом, они строили завод
Мы декоммунизировали улицы, причем декоммунизировали их так смешно, что назвали улицу Боженко в Киеве улицей Малевича, не особо понимая, что Малевич говорил про Украину. Но написали на табличках на доме: "улица Малевича", а в скобках – "Боженко". Зачем было декоммунизировать? Это раз. Два: обратите внимание (Сикорский, кстати, тоже не очень много хороших слов говорил про Украину), у нас родилось очень много талантливых людей, но никто из них здесь не умер. Из тех, кто стал известным, – только те, кто выехал за рубеж. То есть эта территория родить может, а дать себя реализовать, к сожалению, – пока не очень. Я надеюсь, мы это исправим. Так вот, мы декоммунизировали улицы, но мы не декоммунизировали Конституцию…
– …и мозги…
– … Основной закон, по которому мы живем, был подписан и принят коммунистическим большинством Верховной Рады Украины. С тех пор каждый президент, который приходил к власти, пытался подстроить его под себя, и мы получали то завод, то зону, то винницкий базар. Ну и чему мы удивляемся?
Хотел бы, чтобы люди понимали, что далеко не все, кто на передовой, – это наши герои, и далеко не все, кто в тылу, – это негодяи с плоскостопием и те, кто "косит"
– Ты сказал о Крыме. А Донбасс удастся возвратить, на твой взгляд?
– Надеюсь, что да. Сейчас то, что происходит в процессе блокады, – это очень показательная вещь. Три года войны, да? Если бы мы блокировали это через три месяца после начала военных событий, тогда, в марте, когда был референдум по Крыму, или, как минимум, до середины июня 2014 года, я бы был категорическим противником, потому что нам надо было людей звать к себе и говорить, что все хорошо и что все, что рассказывают на каждом углу про снегирей, про кровь пятимесячных младенцев, про распятых мальчиков и бандеровцев, – это ложь и провокация.
– А сейчас?
– А сейчас я прекрасно понимаю, что мы должны… Единственное условие нашего сосуществования с нашими соседями в этом мире (с какими из них, мы сейчас пока не понимаем, потому что территориально мы все равно остаемся здесь, нас никто не вырежет и в Антарктиду не переклеит – мы и там можем пингвинов задолбать) – я понимаю так: сейчас мы должны предложить всем людям, которые живут на территории современной Украины, новый общественный договор, возможность договориться о правилах, получить своих отцов-основателей, которые не пойдут во власть, получат фильтр на выходе, создадут правило и на десять лет откажутся от любого варианта участия внутри процесса как действующие политические единицы. Тем, кто не хочет жить в этой стране, – популярное ныне: "Чемодан, вокзал, Россия". Мы должны вернуть себе территорию, либо, как минимум, вернуть сюда людей, которые готовы жить в этой стране, строить и не рассказывать, как плохо жить с теми, кто сейчас у власти. А думать о том, что делать с теми, кто будет после них, – а они будут очень скоро.
– Ты поехал на войну. Зачем?
– Вот с Майданом – нигде не хотел там быть и в итоге везде оказался, и с войной – та же история. Были мэрские выборы, я согласился пойти в мэры только потому, что Майдан дал запрос на новые лица. И мы считали, что если мы там находились и людей как бы возле себя держали, мы не можем просто так, когда все закончилось, уйти и опять начать заниматься автогонками, поэтому собрали команду и решили пойти на мэрские выборы в Киеве с такими посылами, за которые могли бы проголосовать датчане, если бы мы шли на выборы в мэры Копенгагена. В мае тогда ничего там не случилось, оно и не могло случиться…
– Не Копенгаген, да?..
– …и не могло случиться нормально. Как только все закончилось (чтоб это не было воспринято как какой-то предвыборный пиар), я поехал к своим знакомым ребятам из ГАИ, которые были в Изюме, в составе группы милицейской, которая сопровождала группу армейскую, по наведению порядка в рамках антитеррористической операции (еще тогда войной это никто не называл). Но сейчас уже, спустя три года, я прекрасно понимаю, что чувствовал тот же генерал Виктор Муженко, который 7 марта вместе с войсками поднялся и поехал туда, собрался и на три года погрузился в историю – очередь ни в Генштаб, ни в АТО тогда не стояла, и никто особо не хотел туда ехать, и боялись над некоторыми воинскими частями поднимать украинские флаги, чтобы их не постреляли.
– Ты много хороших ребят на войне встретил?
– Очень. Так же, как и мудаков, кстати. Поэтому искренне хотел бы, чтобы люди понимали: далеко не все, кто на передовой, – это наши герои, и далеко не все, кто в тылу, – это негодяи с плоскостопием и те, кто "косит". Любой нормальный человек имеет фамилию, имя и отчество, любой негодяй – тоже. И они не имеют ни цвета кожи, ни вероисповедания, ни точки сидения. Это либо нормальные люди, либо негодяи.
– Я тебя процитирую. "Почти в каждом украинце, – говоришь ты, – сидит мелкий вор, который завидует крупному коррупционеру". Ну, и еще: "Если бы в Украине за коррупцию рубили голову, а за воровство – руки, не исключено, что вскоре некому было бы рубить головы. Не осталось бы того, кто сможет держать топор, потому что руки у всех будут отрублены". Скажи, пожалуйста, Министерство обороны…
– Дима, контекст все-таки этого всего был о том, что мы боремся с коррупцией, а бороться надо с воровством. Коррупция – это всего лишь воровство с использованием служебного положения. И поэтому, когда большинство людей борются с коррупционерами, – это менее успешные воры борются с более успешными ворами за место возле точки, с которой можно что-то стырить. И в этом контексте я говорил о том, что да, действительно, если мы будем рубить головы руками, то увольнять надо и одних, и вторых.
Я не считаю каждого украинца мелким пакостником или, там, взяточником, или вором, но, скажите, пожалуйста, почему водитель, который стырил двадцать литров солярки, например, или бензина в свою машину, – красавчик, а руководитель маршрута, который заплатил, там, двадцать тысяч гривен за то, чтобы стоять на маршруте, – негодяй? Либо и тот, и тот – красавчик, либо и тот, и тот – негодяй. Проблема вся в том, что внутри страны должны быть принципы…
– …правила игры…
– …принципы, а во внешней политике – интересы. У нас все с точностью до наоборот. Во внешней – принципы: мы пойдем в Европу (хотят нас там видеть или нет, не важно), а внутри у нас бытуют интересы. То Юля хорошая, то плохая, то Яценюк хороший, то плохой, то Петр Алексеевич хороший, то плохой, то Жора Тука хороший, то плохой.
Вы определитесь. Если завтра самый отвратительный мне человек начнет жить в соответствии с определенными принципами, говорить и делать так, как эти принципы того стоят, я встану, там, тянуть баржу вдоль речки Днепр, буду стоять бурлаком.
Проблема у нас, что бы мы ни начали предлагать, – люди, вместо того чтобы обсуждать принципы и суть предложенного, начинают обсуждать кандидатуры. Кандидатуры как раз обсуждают, только когда речь идет об интересах. Плохой-хороший, далекий-близкий, белый-черный… Мы живем в стране, где реально, давайте смотреть правде в глаза, религий много, вер, да? А языков? Да тут не только украинский и русский. Слушайте, мы боремся за украинский или против русского? Мы боремся против русского. Если хотите бороться за украинский, попробуйте поехать в Закарпатье и в Берегово запретить говорить на венгерском. Когда я приезжаю туда…
– … там многие украинский не понимают вообще…
– Там, в Закарпатье, настроена вся эта аура, там прекрасно сосуществуют друг с другом украинцы, русины, словаки, венгры, евреи – кто угодно. Кто угодно! Да, но только там проходят фестивали не борща, а бограча, и в это время практически все Косино разукрашено не в "желто-блакитные" цвета, а в цвета Венгрии, потому что Орбан раздал достаточно много паспортов, и люди эти паспорта получили, на всякий случай…
– …пусть лежит…
– "Куме, шо ви робите на своєму городі? – Гроші закопую. – От ви дурний, куме: при комунізмі ж грошей не буде. – Це у вас, дурнів, не буде, а у мене буде". Понимаете?
В принципе любая война предполагает, что те, кто воюет, рассчитывают на какие-то трофеи. Кто-то воюет на передовой, кто-то – внутри Министерства обороны
– Леша, в Министерстве обороны воров много?
– (Пожимает плечами). Не знаю. Я не Министерство обороны. С ворами стараюсь не общаться. Думаю, в принципе любая война предполагает, что те, кто воюет, рассчитывают на какие-то трофеи, да? И кто-то воюет на передовой, кто-то воюет внутри Министерства обороны. Думаю, обидеть или забыть себя никто не хочет, потому что страна, государство и система не выстроены так, чтобы человек, который приносит пользу, мог видеть для себя в этом какой-то реальный толк.
– Но на позиции бойцам действительно поступает не всегда то, что им нужно?
– Это очень сложный вопрос. Когда как. Когда что. Проблема в том, что у нас есть две системы – система поставок Министерства обороны и так называемая волонтерская, от души, искренняя и зачастую не особо продуманная. Побежали всем селом – собрали две тысячи долларов, купили какой-нибудь Opel Frontera, не понимая, что он доезжает до Славянска, работает еще две недели и рассыпается в пух и прах, потому что для тех дорог лучше купить пять нормальных машин, чем пятьдесят автомобилей, которые… Вы поймите, там нет централизованной поставки.
Я как автогонщик прекрасно понимаю, что это такое, когда в команде у тебя Subaru и Mitsubishi одновременно, да? Это тройной бюджет. У нас одни ездят на Mitsubishi L200, вторые – на Pickup Nissan, третьи – на каком-то там Pickup SsangYong. Надо держать запчасти, надо немедленно это все ремонтировать, когда оно приходит в негодность не только от обстрела – у нас же главная террористическая организация в этой стране не ЛДНР, а "Автодор". Ну, это же они "кончают" нам две трети страны, а не тот маленький кусочек. Поэтому, поймите правильно, потребности людей, которые стоят на самой передовой линии – одни, у людей, которые стоят в двух километрах от них, – другие, в десяти километрах – третьи, а в двадцати километрах, куда еще добивает "Град", – четвертые. И им всем не нужны только батарейки, каски, тактические очки и грелки.
– Волонтерская помощь разворовывается?
– Понятия не имею. Я не публикую номер карточки. Я знаю, что это абсолютно бесполезная вещь. Я пытаюсь найти каких-то своих знакомых, которые имеют определенные средства. Если бы я сейчас озвучил людей, которые через меня помогали и покупали и "скорые помощи", и машины комбатам, и батарейки… От серьезных регионалов – до серьезных людей из Администрации Президента. Потому что есть работа и политическая целесообразность, а есть определенный уровень доверия, при котором мне звонят и говорят: "Алексей, вы были там-то и там-то. Что нужно там, там, там? Я бы предложил это – туда, вот это – туда, а вот это – туда. Я могу закрыть вот этот вопрос. Это для мирных, это – для военных. Хорошо?". Хорошо. Сделали.
– Я задам неудобный вопрос. Ребята, которые приезжают из зоны АТО, рассказывают мне разные неприглядные вещи в том числе, вместе с "приглядными". Наши воины там занимаются коррупцией, контрабандой и мародерством?
– Дима, я считаю, что любые обвинения, которые звучат, они должны звучать обоснованно и быть доказанными. Потому что говорить все время, без разницы, о ком, – от Бойко допустим, до командира 92-й бригады Ветра: "Этот – вор с вышками, этот – убийца Эндрю"… Соберите информацию, докажите и посадите. А три года орать "Держи вора!"… Может быть, на ворах и шапка горит?
Я не сомневаюсь, что есть люди, которые пытаются воспользоваться точкой ситуации для того, чтобы набить себе карманы. Не думаю, что это какая-то прямо глобальная схема. Огромное количество людей, которые находятся там, защищают территориальную целостность страны. Я понимаю, что если в кило девятьсот повидла добавить сто грамм дерьма, получается два килограмма дерьма. Вопрос – в консистенции. Но армия состоит из людей, которые пришли из обычных населенных пунктов, где тоже есть нормальные люди и есть воры, есть те, кто переведет бабушку через дорогу, и те, кто, пока бабушка переходит, попытаются залезть к ней в квартиру. Ничего там внутри… Там это все только оголяется и подсвечивается. Наша задача сейчас – научиться думать и понимать, как мы готовы жить вместе. Готовы ли мы на нормальный новый общественный договор, на свод правил, на основании которых мы напишем Конституцию, по которой мы готовы жить вместе. Либо это не прекратится никогда.
Гиви и Моторолу в общественное сознание вводила российская профессиональная пропаганда, потому что им нужен был коллективный Василий Теркин
– Ты рассказывал, что Моторола подвешивал труп за ногу и мазал его фосфором, чтобы он в темноте светился. А что за люди были Гиви и Моторола?
– Я не общался с Моторолой. И один раз, когда ездили по обмену Рахмана на Старкова, виделся с Гиви… (Презрительная гримаса) Слушай, ну, это два не особо серьезных клоуна, которых в общественное сознание вводила российская профессиональная пропаганда, потому что им нужен был коллективный Василий Теркин. Один – местный (Гиви – это Михаил Толстых из Иловайска), второй – приезжее чмо откуда-то из… не Калмыкии, а…
– Коми…
– … Коми АССР. Один – охранник, второй – мойщик. Для того чтобы люмпен, который находится на тех территориях либо в России, имел возможность понять, что если ты никто, но ты приехал освобождать Украину от бандеровцев, пиндосов и всего остального, ты будешь там подполковником, героем. Георгиевские кресты, танки, трали-вали, фестивали... При этом было очень выгодно использовать наличие двух этих придурков в ситуации "что же это за украинская армия, если она не может победить двух клоунов?"
– …мойщиков...
– А понятно же, что там работают российские инструкторы, понятно, что люди, которые воюют против нас с той стороны, проходят достаточно серьезное обучение и подготовку. Они мотивированы, они загнаны в угол, и понятно, что все это просто так и легко ни для кого не закончится. Поэтому, мне кажется, важно узнавать, кто кукловоды. Какая же разница, кто…
– …клоуны…
– Пьеро и Арлекин – это всего лишь два клоуна. Их уже нет, все. Но ниточки остались, и сейчас на них подвесят вот это… Не Пелевин, а, как его?.. Прилепин?
– …Прилепин, да…
– Будут вводить каких-то людей. Скажут: "Все, этих же уже нет, можно уже разговаривать вот с этими, потому что…"
– … свято место пусто не бывает…
– Свято место пусто не бывает, да.
Я себя предложил на обмен пленных, когда взорвали терминал и попали в плен Брановицкий, Толя Свирид, Олег Кузьминых. Я прекрасно понимал, кем они являются на самом деле и что будет, если их подноготная выяснится там
– Ты встречался с Александром Захарченко. Почему? Зачем?
– В конце июля 2015-го в плен попал мой друг, старый друг и знакомый Андрей Гречанов (Рахман), и я прекрасно понимал… Первая ситуация, когда я себя предложил на обмен пленных, была 20-го, по-моему, января 2015 года, когда взорвали терминал и попали в плен Брановицкий, Толя Свирид, Олег Кузьминых. Я прекрасно понимал, кем они являются на самом деле и что будет, если их подноготная выяснится там. Их просто заживо нарезали бы на ремни. Предложил себя обменять. Тогда это произошло, слава Богу, без моего участия. Я понимал прекрасно, что ЛДНР воюют против украинской армии. Самые крутые чуваки в украинской армии в их понимании – это десантники, самые крутые десантники – это киборги, а Рахмана президент Порошенко назвал "киборгом номер один". Рахман был на половине мобилизационных плакатов, Рахман был у Ахтема Сейтаблаева, который снимает сейчас фильм "Киборги", в программе "Киборги незламні". Рахман был у Сергея Лойко в книжке "Аэропорт"…
– Впечатления от Захарченко?
– Я поехал за другом. И весь вот этот вот набор дерьма, который до сих пор время от времени пытаются посыпать на вентилятор… Ну, мне уже даже не смешно. То есть, если для людей что-то где-то значит, у меня вот есть перстень со знаком ВДВ, внутри которого написано "Иди своей дорогой, усилия суммируются". Это мне подарил Андрей в благодарность и на память о том, что нам удалось вместе пройти эти четыре месяца и вернуть Андрюху сюда.
– Впечатления от Захарченко какие? С ним можно разговаривать, нужно разговаривать или нет?
– Дима, нужно разговаривать. Я не думаю, что разговаривать с Захарченко, или с Путиным, или с Сечиным, или кто там у них в России этим всем рулит…
– у них там много…
– …что это надо решать нам сейчас, в течение блиц-интервью в программе "Гордон". Пока не заговорят люди в пиджаках, люди в камуфляжах не успокоятся. Я надеялся, что Петр Алексеевич (ну, я не знал, что он участник боевых действий в 1984 году в Казахстане, служа в ПВО – вот, узнал и удивился) – хороший дипломат. Учитывая, что они полтора года троллили за Клинтон и попали в такую дипломатическую штангу, рассказывали, даже в день выборов написали, что надеются на ответственный выбор американского народа… А все равно президентом стал Трамп, за которым я следил очень давно. Помню, когда он еще с Опрой Уинфри шел как бы в паре в президенты США, и она уже тогда была афроамериканкой и женщиной (улыбается), и он не побоялся тащить ее с собой... Я смотрел на все эти смешные попытки нашей дипломатии выставить Хиллари явным лидером.
Я был уверен, что будет республиканец, но я был точно так же уверен, что классический, вот такой чистокровный республиканец (либо демократ) в современном мире сейчас ничего не сделает, потому что есть устои и принципы. И что нужен такой немножко… не от мира сего персонаж, которому, возможно, через три года объявят какой-нибудь импичмент, но он свое дело сделает. Потому что Америка читала биографию Бенджамина Франклина, отца-основателя. Потому что Америка прекрасно понимает, кто такой Абрахам Линкольн – с его знаменитой фразой о том, что он за сохранение Союза, что он не "за" и не "против" рабства. "Если мне надо будет освободить всех рабов ради того, чтобы Союз сохранился, я их освобожу. Если мне нельзя будет освободить ни одного раба, чтобы Союз сохранился, я не освобожу. Если мне надо будет освободить часть рабов, а часть оставить, я так сделаю – лишь бы сохранился Союз". Политик должен думать и идти на компромиссы. Это не сделки с собственной совестью. Очевидно, что этот конфликт одна из сторон силой закончить не может. Сил не хватает ни у одной, ни у другой. Эта партия заходит в тупик.
У нас огромное количество "никчем", которые не придумали ни Google, ни iPhone, ничего реально серьезного, но подпущены к возможности решать какие-то вопросы. Конечно, они сопротивляются, не хотят уходить от власти, потому что они ничему не учились
– От Абрахама Линкольна – к нам, грешным. Ты говоришь: "Ничто так не объединяет людей, как совместно стыренное бабло", и еще задаешься вопросом: "Откуда у вас, судейки, прокурорки, чинуши, мусора и решалы, то, что вы надекларировали?" Как ты относишься к результатам е-декларирования?
– Да я… Ну, ты просил перед программой не материться… Я был потрясен и возмущен до глубины души. Как можно выразиться? Ну, слушайте, есть персонажи – такие, как, например, Слава Константиновский, да? Он сам ходил, настаивал на том, чтобы приняли все его какие-то бумаги, а от него бегали, как черт от ладана, потому что было важно, там, назначить дурака. Слава явно не относится к этой категории, можно в каких-то вопросах с ним соглашаться, в каких-то – нет, но человек, как минимум, хотел обозначить, где он это все заработал. У нас же все практически живут по принципу: помыл одно яблоко, продал за два цента, скажем, купил четыре яблока, потом – восемь, а потом умерла бабушка в Питсбурге и оставила наследство в полтора миллиарда.
У нас огромное количество "никчем", которые не придумали ни Google, ни iPhone, ничего реально серьезного, но подпущены к возможности решать какие-то вопросы. Конечно, они сопротивляются, не хотят уходить от власти, потому что они ничему не учились, они умеют только созваниваться и говорить, кто – свой, кто – чужой, назначать виноватых, назначать правых, назначать хороших, назначать плохих. А в этой стране образование, количество прочитанных книг и их качество, желания человека ничего по-прежнему не означают. Если ты хочешь себя реализовать, ты должен уехать либо поцеловать перстень, потому что политика в нашей стране – это лифт: ты приехал, припарковался на нижнем этаже – открывается дверь лифта, стоит чмо с ключами и говорит: "Дружище, на любой этаж можешь заехать – целуй перстень. Вот насколько сильно поцелуешь и оближешь, так высоко и поедешь. Ты со мной можешь доехать до самого верха, мы будем смотреть с пентхауса на "электро-лохов" вот этих – электоральное лоховское поле – и будем на них "пилевать и писять". Но я тоже уже не могу прочитать слово "зарэжу" без акцента.
Мы говорим о не контролируемых территориях Донецкой и Луганской области, на которых есть подконтрольные нам шахты, забывая о том, что на контролируемых Украиной территориях есть не подконтрольные нам расследования по янтарю. Мы живем в королевстве кривых зеркал и, уж сто процентов, не ради этого мы выходили на Майдан, чтобы на смену одним организованным преступным группировкам во власть пришли другие организованные преступные группировки. А, судя по рожам, не пришли, а вернулись. Для всех – фильтр на занятие политической деятельностью, кто был когда-то кем-то. Настоящая люстрация – это возможность даже тем, с кем ты, в принципе, лично знаком, и относишься неплохо, сказать: "Друзья, извините, но если не будет принципов, мы погибнем. Вы все, что могли, уже нацаревали, наделали, теперь пришло время…
– … отдохните.
– Матрос Железняк где-то есть, и я надеюсь, что это не Вова Парасюк, честно.
– Я тебя опять цитирую. "В прокурорских и антикоррупционных делах главное – не копать глубоко, чтобы на самих себя не выйти". Вот сейчас "112 канал" транслирует, что происходит с господином Насировым. Что ты об этом думаешь?
– Я прочитал какое-то сообщение, которое написал Насиров, с инфарктом, судя по всему, на Фейсбуке. Я зашел на его страницу в Фейсбуке, и этой публикации не нашел ни я, ни мои друзья... То ли ее написал какой-то пиарщик про то, что он где-то там отлеживаться не будет, и убрал…
– Чем закончится история?
– Да я понятия не имею. Слушайте, идет война. Мне вообще не интересна судьба Насирова, мне вообще не интересно, как… Помнишь, был фильм "Антикиллер", да? Когда эти сидихинские чуваки – там были "красные" и "синие" – идут на какую-то драку, и они Сидихину говорят: "А как мы узнаем, кто – свои, кто – чужие?", а он говорит: "Они такие же, как мы, только морды незнакомые". Мне абсолютно все равно, как НАБУ с фискальной службой будут решать этот глубоко, как мне кажется, личный конфликт.
– В связи с этим еще одна цитата из Алексея Мочанова. Когда похитили Алексея Гончаренко, ты заявил: "Никого из власти и оппозиции не жалко. Никого. Они не вызывают ни сочувствия, ни сострадания".
– Это правда.
– Добавить и убавить нечего.
– Это правда. Слушайте, это клоунада. Есть еще вторая часть этой фразы. Практически каждый, кто в этой ситуации пострадал, – Булатов с ухом, Таня Черновол (девочку бить нельзя, но мы до сих пор не знаем, что там произошло)…
– А Булатову ухо отрезали, кстати?
– Не знаю. Я ж не ухо-горло-нос Булатова. Я его видел, и он не произвел на меня никакого позитивного впечатления. Ну, такой себе… Не так я себе представлял министра спорта в стране, где есть олимпийские чемпионы, "Динамо" (Киев) и куча всего. Ну, хотелось ему быть чинушей… Он честно потом пошел, где-то там воевал в 72-й Черной бригаде…
Петр Алексеевич Порошенко, как только стал президентом, сразу затащил своего сына в парламент, сделал то же самое, что и Янукович
– Что ты думаешь о Наде Савченко?
– (Долгая пауза) Дима, ну, это нечестно – сначала говорить перед эфиром "не матюкайся", а потом спрашивать: "А что ты думаешь об ухе Булатова, о Наде Савченко?". Я не знаю. Надя Савченко – это такой же гражданин Украины, как все остальные. Я работал в милиции, и уже тогда я был полицейским. Я работал в отряде милиции особого назначения, мой позывной был "Тайфун-27", я служил в 1-м взводе 1-й роты Отряда милиции особого назначения, когда Куликов только майора-подполковника получил. Так вот, я тебе скажу, нас очень правильно учили, что мы должны защищать всех граждан своей страны, а не только тех, кто тебе нравится или не нравится. Мне, может быть, отвратителен Гордон по каким-то причинам, я не знаю – потому что ты бритый или лысый, потому что ты еврей, что у тебя красный свитер или потому, что у тебя усы какие-то не такие, но если ты не делаешь ничего плохого, ты от меня не получишь никакой отрицательной эмоции. Мы просто вряд ли с тобой сядем за один стол.
– Уже приятно. Скажи, пожалуйста, младший сын Януковича Виктор действительно погиб?
– По той информации, которую я имею, – да. Погиб тяжело, страшно. И когда после этой истории меня набирали россияне и пытались что-то спросить по поводу подробностей... Но я не уполномочен их озвучивать.
– Что такое – "тяжело и страшно"?
– Провалился под лед и всплыл не в лунку, а рядом. И не хватило воздуха – задохнулся, утонул. А я просто скажу: из всех известных мне Януковичей, мне кажется, это был самый безвредный, и я бы не стал топтаться на его костях, обсуждать его. Он там себе ездил на гонках, и ездил, кстати, неплохо. Демонизируйте тех, кто реально был у власти. Маленький Витя был сыном своего отца, которого отец затащил в парламент.
– Он хорошим парнем был, правда? По отзывам…
– Не знаю, не знаю... Мы мало общались. Петр Алексеевич Порошенко, как только стал президентом, сразу тоже затащил своего сына в парламент, сделал то же самое. Виктор Янукович хотел быть президентом только тех, кто за него голосовал, а не президентом всей страны. Петр Алексеевич с точностью до миллиметра повторил его ошибку. Он решил, что он будет президентом только тех 54%, которые за него голосовали. Но я хочу напомнить Петру Алексеевичу, что 54% без Крыма, Донецкой и Луганской областей – это третье место на выборах президента, в которых выиграл Янукович, а второй стала Юлия Владимировна. По количеству людей Петр Алексеевич не выиграл даже у Юлии Владимировны.
Я бы не хотел, чтобы этот вот "террариум единомышленников" продолжался под куполом нашего "цирка", в Администрации Президента. Я хочу, чтобы люди собрались за столом, чтобы… Каждым новым президентом Конституционное собрание все время назначалось по удобным ему параметрам. Никто не хотел узнать у нас, как мы хотим или не хотим жить вместе, хотим мы один язык или восемь. Я не понимаю, почему президент страны поздравляет всех с Пасхой, но не поздравляет, например, с Рамаданом, с еврейскими Кучками. Ну, если мы живем в светском государстве, либо ты поздравляешь всех верующих, либо никого. Если мы живем в стране многонациональной, ты не можешь выйти и поздравить всех по-русски, украински и татарски… Что делать евреям? Что делать закарпатцам, которые говорят по-венгерски? А что делать людям с Буковины, которые говорят на румынском у себя дома друг с другом, и они такие же точно украинцы, и никуда не собираются уезжать.
У нас нет ни одного человека из тех, кто сейчас находится в высших эшелонах, которые готовы мыслить масштабно, которые учились этой работе, которые бы, находясь на своей точке, хотя бы попытались изучить свое место сидения, понять, какие это дает возможности не для собственного кармана, а для того, чтобы войти в историю как президент или премьер-собиратель. Я считаю, что нам нужен вице-премьер по Конституционной реформе – не буду называть фамилии, хотя у меня есть люди, которым я бы доверил эту позицию. Кто-то из них друг с другом договорится, сто процентов. Потому что опять начнут орать, что Путин нападет, что это люди Юльки, Мертветчука, кого-то еще…
Мне глубоко до одного места Виктор Медведчук, клянусь вам. Мне глубоко до одного места, работает с ним или не работает Надежда Савченко. До тех пор, пока она не нарушает законов Украины, она может быть депутатом украинского парламента. Но я хочу напомнить Наде и всем, кто за нее заочно проголосовал как за Героя, за депутата, что эту войну она не воевала. Все самое интересное она просидела. Поэтому Надя Савченко – участник боевых действий в Ираке, или где она воевала, когда была в составе 95-й бригады. Но война, которая, по-серьезному так, длилась с лета 2014-го по середину февраля 2015-го на временно оккупированной территории Донецкой и Луганской областей, – это не Надина война.
– Леша, недавно ты, красивый, молодой парень, перенес инфаркт. Как здоровье сейчас?
– Ты про все предыдущее тоже врал? (Улыбается). "Красивый, молодой парень"… Посмотри на зеркало, Дима.
– Хочешь сказать, что ты не красивый и не молодой, да?
– Мне 48 лет. Я понимаю, возраст уже, конечно, такой, что нужно почаще заглядывать в паспорт, и уже 22 раза особо уже не поподтягиваешься. Но отжаться 22 раза еще можно, и показать, что есть еще и порох в пороховницах, и ягоды в ягодицах… Режим, особенно во фронтовой жизни: утро – гречка с тушенкой, обед – вермишель с тушенкой, ужин – рис с тушенкой или картошка с тушенкой, где-то там чуть капусточки, грибочков... Понятно, что следить за собой достаточно тяжело. И все время за рулем.
– Сейчас – нормально?
– Бывало и лучше, бывало и хуже. Когда меня кто-то спрашивает, как дела, я говорю: "Зайдите в любой госпиталь, не обязательно киевский военный, их, к сожалению, хватает, посмотрите, каково пацанам, и поймите, что вам еще неплохо. Руки, ноги на месте". Мне сейчас вырвали зуб, дали какой-то антибиотик, не наложили на него пробиотик, начался стоматит… У меня полный Фейсбук каких-то просьб – от приютов и питомников до детских домов и инвалидов каких-то групп. И я все время вспоминаю анекдот: сидит Вовочка и говорит сам себе: "Маша из 2-Б беременная, пацанам из 5-го класса должен двадцать тысяч долларов, бате машину развалил – где ремонтировать, непонятно…" Подходит учительница и говорит: "Вовочка, ну-ка, сколько будет дважды два?". Он говорит: "Четыре, Марья Ивановна. Мне бы ваши проблемы". Поэтому когда меня просят: "Опишите свою жизнь в двух словах", я отвечаю честно: "Всякое бывало".
– Последний вопрос, Леша, подразумевающий ответ одним словом, – Украина прорвется?
– Да.
Записала Татьяна ОРЕЛ