0 Киев
Веду ли я счет убитых врагов? Мы никого не убиваем. Просто прогоняем
– Даниэль, я тебя приветствую.
– Здравствуйте.
– Очень рада тебя видеть. Перед интервью перечитывала твою биографию: немногие мои герои имеют такую яркую, разнообразную биографию. Давай перечислим: ты хирург-офтальмолог, врач, ресторатор, певец, танцор, военнослужащий. Какие ипостаси еще забыла? И кем ты сам себя чувствуешь?
– Ты забыла самое главное: я папа.
– Прекрасно. То есть папа – это, я думаю, по зову души. А я сейчас больше о профессии. Кем ты себя больше всего чувствуешь? Давай поговорим о каждой из этих твоих профессий, занятий.
– Я не думаю, что моя жизнь может быть каким-нибудь примером. Я человек, который двигается по зову души. Что у меня в жизни сейчас происходит – я так и двигаюсь. Приехал в Украину… Чувствовал себя несчастливым, все бросил – ушел в ресторанный бизнес. Полжизни я работал официантом, барменом. Я ведь всегда, когда был маленький, был в телике. Кино – окей. Потом: "А почему не петь? Давай попробуем. А почему не танцевать? Давай попробуем". Эти регалии – это более или менее кастинг в кино. Самая главная мечта – попасть на большой экран. Поэтому танцы, петь, быть шоуменом, быть врачом... Я думаю, что моя основная профессия – это военный. Но то, что заставляет сердечко двигаться, – это кино.
– Через призму сегодняшних дней, через призму того, что ты сейчас защищаешь Украину, какие твои профессии, навыки из прошлой жизни помогают больше всего?
– Если можно сказать, чтобы все правильно поняли, – это авантюризм, это умение придумать решение любой проблемы. Я как врач могу быть в своем спецподразделении, и развлекать людей могу.
– Потому что ты лечишь, рассказывая смешные истории?
– Я думаю, что я просто человек такой, как Том Сойер.
– Ты жил в Марокко, Турции, Египте, Франции, Канаде.
– Я увидел мир. Я не считаю, что это какое-нибудь достижение. Есть люди, которые за год-два могут это сделать. Но я переезжал не потому, что хотел путешествовать, а потому, что хотел работать. Когда отдыхаешь, ты, честно говоря, не чувствуешь страну. Ты просто турист. Как амеба: ходишь и консьюмишь то, что страна дает тебе. Когда ты там живешь, по-другому все чувствуешь. Ты становишься частью комьюнити, понимаешь, как люди из других стран думают, работают, решают проблемы. Это интересно.
– Сегодня ты военнослужащий. Расскажи об этом подробнее. Какие у тебя функции? Я так понимаю, ты связан с разведкой. Какие у тебя задачи? И почему именно авантюристические навыки тебе помогают?
– Что я могу сказать? Я не знаю. Что можно сказать пулеметчику? Мы штурмовики, по сути. Я не знаю, что я могу сказать. Мне кажется, ничего. Функции... Быть храбрым – и все. Быть храбрым и умным, слушаться командира, уметь работать в команде. Это самое главное. Я думаю, что мои навыки – работать с людьми… Надо понимать, что такое команда. Не просто брат за брата, это романтично, это круто. И в этом дух украинский. Но если мы говорим разумно, это просто правильно работать в команде, знать плюсы и минусы своих побратимов, знать свои плюсы и минусы, знать, что можно и что не нужно, когда можно и когда не нужно. Я думаю, жизненные навыки помогают.
– Ты хорошо стреляешь?
– Да.
– Что дается тебе труднее всего? Что самое сложное на фронте?
– Мы общались об этом с моим побратимом. Он мне то же самое сказал. Он пришел в наше подразделение три месяца назад… Я сказал, что сложнее всего было, когда мне пришлось прийти к жене своего друга, когда нужно было ей сказать, что его уже нет, он отдал свою жизнь за свою страну. Это было самое сложное. Я приехал в Одессу, пошел с другом, и это было очень тяжело. Есть очень много такого, что мне не нравится, что тяжело. Но это было для меня лично очень тяжело… видеть эти глаза, видеть, как она отрицает и не верит тебе. Она начала кричать: "Нет, нет!" Упала на колени… Ты ничего не можешь поделать, просто сидишь рядом. Трудно было смотреть на это. Не хотелось этого говорить… Он мой друг, но мы не служили вместе. Он был в другой бригаде, но мне пришлось ей сказать это…
– Ты ведешь счет убитых врагов? Как поступают твои побратимы и посестры?
– Ничего не могу сказать. Мы никого не убиваем. Мы просто прогоняем.
– Расскажи о самых опасных ситуациях, в которых ты был, когда казалось, что смерть уже рядом.
– Это день, когда Славчик, мой напарник, получил ранение. Я не могу сказать, где именно мы были. Но нам нужно было, как говорят, взять позицию. И так получилось, что нам пришлось переночевать в одном из домов на территории армии РФ...
– На оккупированной территории?
– Да. Там, где армия РФ стоит… Почему я говорю "так случилось"? Потому что они перехватили наши сигналы. Мы не могли пойти назад. Нам нужно было переночевать. И это уже было опасно... Мы понимали, что нужно идти дальше, ставить позицию и потом заводить пехоту. Мы с утра ушли. Со Славой стали на позиции прикрытия. Нашим нужно было перейти через маленькую реку. И когда они ушли, нас осталось четверо – мы прикрывали. Ну, как… Мы сели, а вокруг нас мины были. Мы видим их, видим этот дом. По нашим данным, в этом доме не должно было быть никого, а там было больше 30 орков. И началась бойня… А я не могу вести огонь, потому что вижу своих. Жду, смотрю: "Пожалуйста, чтобы им в спину ничего не прилетело". Они проходят, и только потом я открыл огонь. Это было 10–15 минут, но очень динамично. Надо прикрыть своих, нужно стоять на месте, пока они не пройдут, перезарядиться. И ты последний замыкаешь. Командир возле меня.
У нас один раненый был. Пуля пролетела... Ты не понимаешь. В тот день ему нужно было идти в казино, а не на войну. (Смеется). Денис его зовут, позывной Зохан. Пуля выбила наушник. Когда пришли, сняли капюшон – он весь в дырах. Мы говорим: "Чувак, тебе нужно было сегодня быть в казино!" Лоб в лоб они встретились, началась стрельба. И мы прикрывали. Это 20–30 метров. Там были другие подразделения. Я не могу сказать какие, но были. Когда мы шли назад по посадке – а там мины повсюду, – мы уже не смотрели, где оно, потому что они открыли огонь. И мы шли в ряд, параллельно отстреливались… И в этот момент пуля прилетела прямо в локоть Славика, отгрызла ему локтевой сустав. Я выкладывал видео по этому бою: он лежал в эвакуационной лодке, ему замотали руку, и мы пели гимн Украины. Вот я вижу, как его рука... Он начинает кричать от боли... Я видел, как ему было больно. И он так аккуратно-аккуратно ставит автомат, пытается сесть… Я говорю другу, который возле него: "Давай скорее к нам, чтобы мы ему турникет поставили". Он сам поставил турникет. Мы потом замотали его. И мы так шли где-то 15 километров. Под обстрелом. Но самое главное из этого – когда был этот бой, мы прикрыли всю группу, мы уничтожили много врагов, потому что они не ожидали, что у нас будет прикрытие, что будет пулемет. Они думали, что это два разведчика каких-нибудь. И они, дураки, всю группу туда забросили, мы потом скорректировали огонь и сделали то, что нужно было сделать. К сожалению, Славчик ранен, но он герой, он держался все 15 километров, пока мы шли к эвакуации…
Для кого-то, наверное, я рассказываю какую-нибудь историю из кино, но все, кто там был, помнят этот день. Потому что они кружили по воде под обстрелами, ждали нас. Не сбежали, не сказали по рации "бензин кончился". Что я хочу сказать? Что мы, украинцы, знаем цену своим побратимам, знаем цену своей земле. И это дает нам такое вдохновение, дает такой дух. Ты не купишь храбрость в супермаркете. Это такая штука, мне кажется, в нашей ДНК. Упрямство, наглость, храбрость, жадность... Мы очень жадные к нашей земле. Это правильно, мне это нравится. То, что наше, должно быть нашим.
Не могу сказать, что я снайпер… Но то, что я стреляю очень точно, – это 100%
– Руку удалось спасти Славе?
– Еще работают над ней. У него было несколько операций. Из хорошего – то, что нерв удалось восстановить. Посмотрим. Я думаю, еще полгода минимум.
– Желаем ему здоровья, пользуясь случаем. Даниэль, какое твое любимое оружие?
– Пулемет. Честно говоря, я очень хорошо стреляю. Это то, чему я учился, когда был молодым военным. Я люблю оружие, у меня с ним свои отношения.
– Похвастайся перед нами. С какого расстояния куда можешь попасть?
– Ну, я не знаю. Я не могу сказать, что я снайпер… У меня большое уважение к снайперам, потому что нужно быть очень терпеливым… А я нетерпеливый человек. Поэтому я не могу сказать, что у меня есть какие-то достижения в дистанциях. Но то, что я стреляю очень точно, – это 100%.
– По движущимся мишеням тоже?
– Это самое главное.
– Сколько языков ты знаешь?
– Я знаю, к сожалению, кацапский язык. Очень хочется его забыть. Но я понял, что это круто: они наш язык не знают, а мы их – знаем. Это наше преимущество. Украинский язык. Английский – это мой первый язык. Арабский в 40 диалектах разных. Французский, испанский.
– Ты говоришь, самым первым был английский. А дальше какие языки изучал? И какой тебе сложнее всего давался?
– Ну, я думаю, что самый сложный – это последний. Это украинский язык. Первый – английский, потому что я учился в Бейруте, мы учились на английском. Арабский – просто язык, там все общались на нем. Потом я приехал в Украину, когда мне было 20, и я начал учить кацапский язык. В Одессе все говорили на нем... Я хотел попасть на телевидение и помню, как пошел на киностудию, чтобы уничтожить мой акцент. У меня был прикольный арабский акцент. Я так стеснялся... Ой! Блин, ну, это моя страна, уважением к стране будет разговаривать правильно, без акцента. Почему я не учился сразу украинскому? Не знаю. Ну вот был кацапский.
– А можешь сказать, как будет на арабском "Слава Украине – героям слава"?
– Ух ты!.. Сейчас, секунду. Ехми Украина – баталь ехми.
– Круто. Красиво.
– Да. Мне кажется, так правильно.
– Где твои родители сейчас?
– У меня нет... Они давно оставили меня здесь и ждут меня там…
– Прости, я не знала.
– Нормально.
– Когда это произошло и как?
– Мама ушла от рака. А папа – сердечный приступ...
– А сколько тебе было лет?
– Мне, кажется, было 14–15. Папа умер, когда мне было 25–26... Я уже был в Украине.
– Кто тебя воспитывал после того, как мама ушла из этого мира?
– Это Бейрут, там никто не воспитывает своих детей. Там улица воспитывает детей. Если кто-то был в Бейруте в самых бедных кварталах, они называются Буржнил-Баражня... Это как бедные райончики в Рио. Если кто там был, те поймут… Там бросают на улицу. А если ты мальчик – у тебя нет шансов.
– Мама украинка у тебя? Из Одессы?
– Да. Я родился в Одессе.
– Для нее было тяжело принять другую культуру и переехать с отцом?
– Для нее – нет. Для нее было ок. А вот для дедушки и бабушки в Украине было очень тяжело. Во-первых, тогда был Советский Союз. Дедушку уволили с работы за то, что мама начала встречаться с арабом. Но мы даже не арабы, а ливанцы... Мы, финикийцы, не считаем себя арабами. Если идти по истории, финикийцы – древние греки. Но тогда для Одессы это был капец. Дедушка обиделся на маму, сказал, что он не разрешает с ним встречаться. И – раз! – они поженились. И только тогда, когда дедушка узнал, что я на подходе, он простил маму. Все было ок. Но маме было несложно. Она всегда любила приключения, ей было интересно. И она очень любила папу. И папа любил ее.
– Даниэль, в Бейруте у тебя было бедное детство?
– У меня детство все было бедное. Ну что значит "бедное"? Считаю, я был самым богатым ребенком, я считаю себя богатым. У меня было все. Я узнал, что такое кроссовки, в 10 лет. Nintendo я увидел в 18. Не потому что у меня не было денег на них, а потому что мне было неинтересно. Я жил на улице, работал… Я знаю, что такое работать руками.
– С какого возраста ты начал работать? Ты даже обувь чистил на улице, да?
– Восемь. Это была моя первая работа. Я ее обожаю. [Отец] договорился с полицейским. Не знаю, наверное, здесь по-другому, но там полицейские, которые стоят на улицах, меняются по часам... И с ними надо было договориться, кто может работать на улице. Потом все было – и заправки, и рестораны, и цветы, и все что хочешь. Я ходил в школу первый год реально босиком.
– Я тебя сейчас слушаю и думаю: у наших-то детей другое детство. И часто те родители, у которых детство было бедным, хотят для своих детей сделать его максимально состоятельным. Сейчас у тебя есть дочь Санта-Луна. Мою самую старшую зовут Санта-Мария.
– Ух ты!
– Ей уже почти столько, сколько тебе было, когда ты пошел на улице чистить обувь… Ты представляешь, чтобы твоя дочь пошла работать?
– Я в восемь лет был счастлив. Луна сейчас, наверное, несчастлива только потому, что война в ее стране… Но тогда тоже была война в Ливане. Думаю, она несчастлива потому, что мы не вместе, потому что есть дистанция. Но она счастлива внутри. Она учится, рисует, танцует, ходит на кемпинги. Мне кажется, самое главное – быть счастливым. Неважно, есть у тебя пять копеек в кармане или нет. Самое главное – чтобы она могла думать, чтобы могла понимать, что такое счастье. Самое главное – чтобы она, как и я… Я мог прийти к своей маме и сказать: "Мама, накосячил, извини, мне плохо – посоветуй мне что-нибудь". Это было очень редко, потому что я был сложным ребенком, мало разговаривал. Но если она захочет работать, пусть идет работать. У меня нет вопросов к этому. И у мамы тоже, я думаю, нет вопросов. Самое главное – чтобы она понимала, чего она хочет. И у нее все получится.
– Какие подарки тебе на день рождения дарили? И какие подарки ты своей дочери даришь?
– У меня не было подарков. Мои подарки – провести время с родственниками, с мамой, отцом, со всей семьей. В Ливане у нас большая семья. И это было так круто собираться. Чаще всего я работал в свой день рождения. В мой последний день рождения перед 24 февраля я работал ведущим на другом дне рождения. Если ты не устаешь от своей работы, значит ты счастлив, делаешь то, что тебе нравится.
– Какие подарки ты дочери даришь на день рождения?
– Это всегда несколько подарков. Последний подарок перед 24-м – iPod с наушниками JBL. Почему не телефон? Я считаю, что ребенку не нужен телефон. Они всегда могут попросить маму позвонить кому-нибудь. Но у нее есть там FaceTime. Я только сейчас понял, какой это классный подарок, потому что она может позвонить мне в любое время, написать: "Люблю тебя". Блин, какой классный подарок! Это больше подарок для меня, чем для нее. Перед этим мы съездили с ней в Египет.
Желаю Путину, чтобы он съел бобов и сел на теплое
– Даниэль, после победы кем ты себя видишь? В принципе, можешь пойти в политику…
– Нет-нет.
– …в кино. Ты можешь продолжить на телевидении или в YouTube... Ты можешь остаться в армии и стать генералом. Чего ты хочешь?
– Я хочу просто быть счастливым. А если мы говорим о работе... Мне очень нравится быть военным. Я это понял, потому что я всегда хотел быть военным. И когда я стал военным в 17–19 лет, потом уехал в Украину… Думаю, я бы хотел остаться военным. В мирное время я хотел бы быть только актером. Я люблю кино. Я очень хочу, чтобы наша страна после войны и после строительства всего могла выйти на мировой кинорынок. Я бы очень хотел, чтобы люди ездили рожать детей в Украину, а не в Америку. Чтобы наш паспорт был чем-то, за чем люди бегали. Я хотел бы иметь две профессии – оставаться военным и быть актером. Не шоуменом, не ведущим, не певцом.
– Что ты хочешь пожелать военному преступнику Путину и всем поддерживающим его россиянам?
– Чтобы он съел бобов и сел на теплое. Я никогда не ненавидел так людей, как ненавижу его. И всех тех, кто сидит там. Я вообще очень добрый человек. Но если мы говорим о защите страны, для меня не проблема унести жизнь. Но я так ненавижу их всех! Я считаю, что им просто нет места в этом мире.
– Даниэль, я тебя очень благодарю за интервью. И береги, пожалуйста, себя, береги Украину. Слава Украине!
– Героям слава! Благодарю тебя.
– Спасибо.
