+2 Киев
Я попадаю, а Джошуа улыбается и говорит: "Нет, нет, нет, там ничего нет"
– Олександре, доброго дня.
– Доброго дня.
– Ми у самому центрі Києва, дощить трохи. Як ви до дощу ставитеся?
– Дуже гарно ставлюся. Коли їхав на інтерв’ю, я бачив, що йде дощ, і думав: "Дуже гарно. Коли йде дощ – це завжди прекрасно".
– Ну ми не розтанемо.
– Нє. У нас буде все дуже гарно. І нам не буде жарко.
– А мені не буде холодно, я сподіваюся.
– Да.
– Я радий, що ми сьогодні будемо гуляти по Києву. Ви знаєте, оскільки нас дивляться мільйони людей в усьому світі, і переважна більшість із них поки що, на жаль, не розуміють українську мову, я б запропонував, щоб ми спілкувалися російською, щоб усі змогли зрозуміти великого чемпіона Олександра Усика.
– Ну, тільки один раз.
– Добре. Мы смотрели все ваш поединок в Джидде, в Саудовской Аравии. До инфаркта было близко у многих, конечно.
– Один раунд – девятый. Конец девятого, я думаю.
– Да.
– Все остальные – мне казалось – и команде, – что мы контролируем ситуацию, то есть все нормально, есть наши раунды, и больше. Но девятый – да. Даже у меня внутренне он был такой, тревожный.
– Но [Энтони] Джошуа такой пассажир – непростой. Да?
– Очень непростой. Очень многие люди после этого начали как-то обвинять его в каких-то высказываниях, когда он говорил после боя.
– Да.
– Но это все глупости. Это накопление каких-то эмоциональных переживаний. Очень сильный парень: олимпийский чемпион. Множество поединков, чемпион мира по профессионалам. Очень хороший парень с очень хорошими данными. И далеко не слабый, как некоторые говорят: "Та, перекачанный", – или еще что-то. Послушайте, ну он от природы большой парень. Как ему быть маленьким? Но спортсмен он замечательный. И я думаю, что как человек он тоже отличный.
– Что меня потрясло: вы его бьете – а он, с...ка, улыбается.
– Ну, это такая форма защиты чуть-чуть, да. Я попадаю, а он улыбается и говорит: "Нет, нет, нет, там ничего нет". Типа "твои удары я не чувствую".
– Но удары были сильными несколько раз. Такие, конкретные. Пропустил он хорошо. Да?
– И он, и от него прилетало.
– По корпусу прилетало. Да?
– По корпусу много прилетало. Со стороны кажется, что они очень болючие. Да, есть очень болючие удары...
– По печени было пару раз, да.
– Которые по печени, получается, в селезенку. Мы же еще нарабатываем, то есть набиваем: тренер надевает перчатки и...
Фото: EPA
– И бьет по печени?
– Не по печени, а просто по "первому этажу", как у нас говорят, хорошо. Он попадает и в солнечное сплетение, и по печени попадает. Печень невозможно набить, но части пресса, которыми можно защищаться, – их можно.
– Когда по печени хорошо попадает, выплюнуть печень не хочется?
– Я вам скажу. У меня было где-то три раза...
– Выплевывали?
– Но я не остановился, то есть я перетерпел. Я не знаю, как это произошло. Потому что практически перетерпеть боль...
– Это боль страшная.
– Оно все у тебя сжимается, и такое ощущение, что глаза сейчас должны лопнуть. То есть отказывает все: ноги, руки... То есть ты просто сжимаешься в такой клубочек, потому что боль адская.
– И бой еще надо продолжать.
– А надо бой продолжать. Ты же не упал и ничего не остановилось, и, там, ты еще не выиграл, еще много раундов впереди.
Когда мы во втором раунде с ним выходили, я ему бью передним джебом – и он очень хорошенько задней рукой пробивает мне навстречу. Но так как и в этих ситуациях, опять же, мы нарабатываем: когда человек бьет, как-то повернуть корпус, чтобы смягчить или убрать голову... То есть это все рефлексы. И чуть-чуть было смещенное, плюс ты уже вспотевший, тело мокрое. И оно чуть-чуть смягчает. Но если бы четко попал, то было бы очень больно. А так – было больно, но не очень.
– Виталий Кличко любит троллить власть: когда ему что-то говорят, а он не хочет делать, он говорит: "Ну я же боксер. Мне по голове неоднократно попадали. До меня не сразу доходит". Вам часто попадали по голове?
– Ну конечно. Это же бокс. Но мы же проверяем – с головой все нормально. То есть мы делаем все медицинские обследования. Я думаю, что Виталий Владимирович таким образом пытается очень сильно пошутить. Но у многих людей есть стереотип, что боксеры глупые или тупые, или еще что-то.
Спортсмен высоких достижений сам по себе не может быть глупым, потому что у него много всяких диетологов, массажистов, психологов и все, и все. Чтобы это все знать, это надо изучать самому. Просто если эти люди будут находиться возле тебя, и ты не будешь понимать, для чего тебе это делать: это психолог, это диетолог, это растяжка, это такой сон, это дыхание специальное, восстановительные процедуры... Если во все сам не будешь вникать, у тебя абсолютно ничего не получится. Это у каждого человека. Это не только у меня как у спортсмена, а я говорю это обо всех родах деятельности.
– Ну с чем можно сравнить такой сильный удар в голову?
– По боли?
– Да. По боли, по силе – по всему. Ну что это?
– Знаете, что происходит с человеком, которому попадает или в подбородок, или в висок? Во-первых, у него сразу отказывают конечности. Это ноги ватные. То есть человек не может ходить. Он как пьяненький. Знаете, когда человек сидит за столом, выпивает, выпивает, выпивает – и говорит: "Пойду схожу в туалет". И не пришел. Потому что он встал – и его – бум! Когда утром резко встаешь с кровати, головокружение и тебя чуть-чуть ведет.
– Да, да. А не надо резко вставать (Смеются).
– Да. Так вот здесь это во много раз... Я не могу сказать, что это приятно, но во много раз эффект больше, когда пропускаешь в подбородок или в височную часть, в затылочную – не важно, – где начинает вестибулярка нарушаться.
– Профессиональные боксеры тренируют вестибулярку.
– Да.
– Разными способами: крутятся и все остальное. Но во время поединка что бывает с вестибуляркой? Какие перегрузки бывают, когда просто все плывет?
– Ну вот от пропущенного удара все плывет. Нарушение движения сразу идет, ноги... Замедляешься, тело становится ватным. Как после хорошего захода в сауну, когда выходишь полностью расслабленным. Вот после пропущенного удара в подбородок или височную часть происходит такое. Когда пропускаешь в живот, ты, опять же, замедляешься...
– Сокращение. Да?
– Сокращение, замедление движения, сбитие дыхания. То есть диафрагма сжимается, разжимается. Человек просто быстрее устает, когда по животу – бам-бам-бам!
– В общем, мораль такая: не надо пропускать удары.
– Так точно. Не надо пропускать удары: надо работать над защитными действиями. Вот мы вчера, кстати, вспоминали... Приехали друзья, и мы сидели у меня дома и вспоминали. Ну и бой посмотрели: там в 10-м раунде очень хорошая серия была. Я или уклонился, или вышел – ударил снизу и закончил сбоку. То есть за весь поединок аперкот и боковой удар прошел три или четыре раза. А тренирую я это на протяжении всего времени, сколько я тренируюсь. И мы даже примерно подсчитали, что... Вот мы работаем, работаем – уже завершение: как заминка – надо пробить по мешку 100 "двоечек". И вот, к примеру, это происходило каждый день на протяжении трех месяцев четыре раза в неделю. То есть 100 – это минимально. После всего, что мы уже наработали. А прошло всего лишь три раза. То есть больше 10-ти тысяч ударов нанес в тренировке, а в бою только...
– Коту под хвост.
– Только три. Хороших три и три заметных. Башка улетела, отлетела – и судьи это засчитали. Это выигранные раунды. Если это в каждом раунде делать, то это выигранные раунды.
У многих спортсменов, у боксеров, есть "нокаут, нокаут, нокаут..." Многие зацикливаются на нокауте. Когда нокаут не получается, у них сломлен план: "Что же нам делать?" У меня конкретно, у моей команды – мы ставим себе задачу: мы готовим себя на 15 раундов. Даже не на 12 – мы готовим на 15. И нам нужен каждый раунд. Если в каком-то из раундов приходит успех, или наработанные комбинации – и я заканчиваю досрочно поединок, то хорошо,закончили. Если не получается, то выиграли 12 раундов, забрали большинство раундов – отлично. С меньшим количеством повреждений надо уходить с ринга.
Ко мне подходили и говорили: "Слушай, вот тебе деньги. Надо продать финал". Я говорю: "Деньги – это очень хорошо. Но..." И у меня история.
– Сколько раз вы просматривали свой поединок в Джидде от начала до конца?
– Семь. На данный момент Семь. Потому что вчера мы смотрели отдельные раунды.
– Что вы себе говорили, когда смотрели этот поединок?
– Первый раз, когда я смотрел, у меня были переживания, потому что большинство людей: "Ой, валидольно, ой, валидольно..."
– Валидольно.
– Я – не смотря поединок. Знаете, почему было валидольно, Ильич? Потому что от ситуации, которая у нас в стране – у нас война, – ожидания: хотелось победы. И тут много всяких... "Вот здесь... Да, да, да, проиграет. Та ты шо..." Согласитесь же, маразм: когда человек пишет о том, что "Усику помогут, потому что он украинец".
– Конечно. Маразм.
– Это настолько нечисто внутри головы, чтобы такое говорить...
– Никто уступать не собирается.
– Это спорт больших достижений. Я уверяю вас: ко мне подходили и говорили: "Слушай, вот тебе деньги. Надо продать финал". Я говорю: "Деньги – это очень хорошо. Но..." И у меня, там, история.
– Конечно.
– Чувак говорит: "Я понял. Денюжка не интересует?" Я говорю: "В таком формате – нет". А когда приходят к человеку, который олимпийский чемпион, чемпион мира, и говорят, что "вот тебе деньги, и ты должен политически как-то уступить", и он смотрит: 30 лет он ходит в зал, потеет, у него, там, слава Богу, получилось, у него на данный момент прекрасная жизнь, он может позволить себе много каких-то вещей, и ему говорят: "Надо продаться"...
– Я прошу прощения. Мы сейчас продолжим этот разговор.
– Да.
– Бессарабский рынок. Между прочим, памятник архитектуры. Зайдем на Бессарабку?
– Пойдемте. Можем фруктиков каких-то взять.
– Да.
– Отлично.
– Тогда в переход. Как вообще Саудовская Аравия? Вы посмотрели немножко?
– Очень чуть-чуть. Потому что когда у нас была еще предматчевая пресс-конференция, мы ездили, там... Я так понимаю, это закрытый клуб, наверное: пляжик, ресторан, там такие лежаки. То есть там эта вся съемка происходила: промо-ролик к поединку. А вот так, чтобы прямо ездить на экскурсии куда-то или еще куда-то, – я не ездил. У меня супруга...
– Богатейшая страна.
– В старом городе был. Город просто шикарнейший. Вот он настолько передает эту восточную их культуру и давность... Ну прикольно. Там тоже промо-ролик мы снимали. В этих моментах прикольно. Потом мы жили на берегу в гостинице. Город, кстати, ночной. Я на 17-м этаже жил. Днем выходишь – три-четыре машины ездит.
– Да. Жара, наверное, такая...
– В 10 вечера эта же улица – она полностью в пробке. Все – огни красные. Удивило чуть-чуть, что не было пешеходных переходов, чтобы человечек, знаете, с этим...
Не очень я посмотрел страну, потому что я работал в этот момент, когда все ездили и смотрели. Наши ребята... Там, мои друзья из Крыма приезжали меня поддержать. Они в Джидду хотели съездить, там один мусульманин. Но он уже был. И я так понимаю, что немусульманам нельзя туда попадать. Но я общался с местными жителями и с представителями – они говорят: "Можно".
– Что вы любите из фруктов?
– Та я фруктов много всяких ем. Малину люблю, яблоки ем, бананы, орехи тоже кушаю, но это не фрукты. Персики, сливы, голубику. У меня голубика просто есть – производство. Я строю бизнес.
– Ну а какие у вас яблоки вкусные? Здравствуйте. Виноград хороший, я смотрю... Нет, на веру. Мы вам верим. Вы скажите, что у вас вкусное. Красненькие? "Слава победителям"? Ага, "Фуджи". Лишь бы не "Кодак" (Смеются).
Продавщица: Оно сладкое и твердое.
– Дайте нам два яблочка. Сколько с нас?
Продавщица: Я вас угощаю.
– Да не, перестаньте. Держите, держите.
Продавщица: Та ну.
– А помоете?
Продавщица: Да.
– Хорошо. Вы нам помойте – мы сразу есть будем. Класс.
Продавщица: По телевізору ви дуже здорові.
Александр Усик: А так маленькі? (Смеются).
Александр Усик: Сфоткаться? Пока яблука миють, можете сфоткаться.
Дмитрий Гордон: Зови девчат. Пустой рынок. Вот кошмар. Война.
Александр Усик: Ставайте (Фотографируются).
Продавщица: Слухайте, вона нам тепер должна... Знаєте що? Вона зараз побіжить у лавку.
Александр Усик: А, да? Магар ставить?
Продавщица: Канєшно.
Дмитрий Гордон: Дякую, дякую. Ну що, помили вже?
Александр Усик: Дуже історичне місце.
Дмитрий Гордон: Да.
Александр Усик: Давайте я вам допоможу.
Мужчина: Да, будь ласка... Дякую (Делают селфи).
Дмитрий Гордон: Не знаю, кого фотографируют, но снимает лично Усик (Смеются).
Александр Усик: Вийшло, не вийшло?
Дмитрий Гордон: Давайте. Все. Ми пішли тоді.
Александр Усик: Ах, яке чудове яблуко... Смачне.
Мы когда жили в Черниговской области... До речі, я вчора їздив туди. Вчора 10 років було, як батька нема. І я поїхав вчора поминав батька. Квіти відвіз йому, пояси показав. І в тому селі, де ми жили раніше... Бо зараз у іншому будинку там мама живе. Але вона зараз не там. У мене була у дворі дуже гарна яблуня – білий налив.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– А мама досі в селі?
– Вона здебільшого живе там, але вона пересувається. Там, у сестри, коли вона хоче, сюди, у Київ, заїде. Але каже, що там зручно: сестри там, родичі, куми, друзі здебільшого там. Там дуже гарне місце. От будинок – і зразу за будинком річка, і десь через 2 кілометри вже Десна. Поле.
– Зачарована Десна.
– Зачарована Десна. Я там щуку ловив.
– Десна – красивейшая река вообще.
– И очень быстрая.
– Течение такое...
Мужчина: Дима, подойди, пожалуйста.
Александр Усик: Ми трошки працюємо, брат.
Дмитрий Гордон: Ми працюємо.
Александр Усик: Ми повернемося – і підійдемо.
– Да. Ну что, идем в переход, переходим – и идем дальше?
– Да.
Думаю, запрет боксерам в период подготовки к бою заниматься сексом, – это придуманные вещи с Советского Союза
– Раз уж мы с вами едим... А что такой большой красивый человек, да еще и чемпион по боксу, кушает? И что пьет?
– В обычной жизни или когда я в лагере тренировочном?
– Хороший вопрос. Начнем с обычной жизни.
– Я сильно в еде не гурманюсь. Я вам скажу, что больше всего мне нравится. Гречечка, котлеточка, можно супчик легенький какой-то. Если нет супчика, ничего страшного. Зелень, огурчики, помидорчики, водичка, сок, лимонад какой-то могу себе сделать в домашних условиях. Я имею в виду, там, фрукты, мед добавил, намешал...
– Вы не переедаете?
– Практически нет. Я привык уже... Я к тому уже пришел, что я могу поесть, мне еще хочется, но я подожду какое-то время: там, 10-15 минут, – не наедаясь, чтобы не переесть, чтобы тяжело не было. И все: оп! – классно, наелся.
– Когда завтрак? Во сколько обычно?
– Сегодня я завтракал в 10 – начале 11-го. Потому что вчера друзья были. А так – обычно завтрак в 9 утра.
– Обед?
– В 2.
– Ужин?
– В 8-7. Если это тренировочный лагерь, в 10 даже может быть.
– Да?
– Потому что, возвращаясь с тренировки... Ну я ложусь спать. Я пришел, поел... Пока у меня массаж, процедуры какие-то психологические – я ложусь спать в 1-2 часа ночи. Просыпаюсь я в 9, там, в полдевятого, завтракаю, у меня еще отдых – и у меня дневная тренировка в 12. Вечерняя – в 6 вечера.
– Вы мне когда-то рассказывали, что вы выпиваете за сутки шесть литров воды.
– Да. И продолжаю так делать.
– Шесть литров!
– Да. Иногда даже больше бывает.
– Равномерно или сразу много?
– После того, как встал с кровати, почистил зубы, там, умылся, спустился или на кухню, или в комнате есть вода – 0.5. Можно 0.33: оно легче. Но 0.5 мне вообще отлично.
Потом, опять же, там, завтрак. Помимо просто воды, я могу выпить чай, кофе, какие-то напитки: вот кокосовая вода. Вот мы когда сейчас в Дубае были. Я не пью никаких газированных напитков, никаких напитков, где содержится сахар или какие-то другие вещества. Или просто чистая вода, или уже, там, человек, который мне готовит, делал лимонады. В этот раз больше, потому что жарко, и хотелось пить.
В обычной, не спортивной, жизни я могу себе позволить газированную воду в виде каких-то напитков типа "Пепси", могу выпить пива, вина. То есть в обычной жизни, когда я знаю, что у меня нет уже предподготовительного периода или вот-вот уже сейчас начнется, – я могу себе позволить вот такое.
– Слушайте, ну 6 литров воды... Это сколько времени вы в туалете проводите, прошу прощения?
– Много. Попил водички – сходил, попил – сходил.
– Так и день проходит (Смеются).
– Да. Все зависит еще от состояния организма. Мы же проверяем организм постоянно: насколько эти соли нужны, не нужны, вода и все остальное. Могу меньше: не шесть, там, а пять или четыре. Но я вам говорю, что у меня за одну тренировку уходит полтора литра минимум воды. Это с определенными добавками. То есть три тренировки у меня. Это уже 4.5 литра. Там, в еде, еще где-то. Бывает, и больше иногда воды выпиваешь. Но уже привык. Поперву, когда такое было, что чувствовалось: там, почки потягивало...
– Ого.
– ...я думаю: "Ничего себе". Я еще вес как раз делал. Все проверили – все нормально. Просто большой объем воды.
– Во время непосредственного подготовительного периода к бою как вы питаетесь?
– К бою? Четко по времени мне дают еду. Ту, которую диетолог назначил. Ну, мы можем менять еду. Допустим, она назначила какую-то кашу: перловку – я ее не люблю. Я говорю: "Это будет гречка". Или не важно: нам нужен белок, нам нужен углевод, нам нужен жир. Все, я говорю: "Дайте мне это. Гречка, каша – это углевод".
– Мяса много вы едите?
– Мяса вообще не ем. Я имею в виду, в подготовке. Но мяса немного ем.
– Вы – боксер такого класса – не едите мяса вообще?
– Нет.
– А силы откуда?
– А мясо что, силу дает?
– Ну вроде да.
– Не всегда. Красное мясо забирает больше силы на переработку этого же мяса, чем на то, чтобы дать энергию. Я питаюсь исключительно рыбой и морепродуктами.
– Фантастика.
– Сейчас я вам еще одно расскажу, но только сейчас скажу... Мясо на этой подготовке я ел один раз в неделю. Это была суббота. У нас в субботу одна тренировка, утром рано. И здебільшого це или какой-то длинный кросс: это минимум 10 километров бежать – или 15, или 20 – в зависимости от времени, когда мы подходим, – или это велосипед: там, 50 километров, 30 километров, там, 100 километров.
– Ну и раз суббота – значит, мясо кошерное было явно.
– Да, мясо было кошерное. Мы пришли в ресторан и заказали баранью ногу. Ну такая, крупненькая. И парень, который готовил мне, и плюс он еще и тейпирует меня, помогает, – он говорит: "Я такую ногу могу сделать". Я говорю: "Николя, давай". Некст вик – и он делает еще лучше этой ноги. Картошечку запеченную, там, все это в зелени, пармезанчики всякие... Он долго жил в Италии – больше 10 лет. Он учился и знает, как вкусно можно приготовить.
– Саша, сколько длится период непосредственной подготовки к поединку? Вот когда вы выходите на финишную прямую.
– В лагере?
– Да.
– По-разному можно подходить к оппоненту. У меня – конкретных 12 недель мне надо. Ну, специализированных 12 недель. Но я начинаю раньше. И у меня, в принципе, тренировки каждый день. За винятком четверга: нет никогда. Ну, бывают иногда растяжки и такое. Но это баня. И воскресенье – это праздничный день.
– А так – каждый день тренировки, и не по одному разу?
– Да.
– Я вам задам нескромный вопрос. Это правда, что в период подготовки к бою боксеру нельзя заниматься сексом?
– Если жены рядом нет, тогда нельзя, наверное. А если жена рядом есть – почему нет? Ну или девушка.
– Но тренеры не рекомендуют же заниматься?
– Нет. Это, я думаю, придуманные вещи с Советского Союза. Они просто не до конца рассказали схему, как это работает. Если заниматься любовью з жінкою чи, там, з дівчиною, з якою ти зустрічаєшся, на протяжении всей ночи, то понятно, что утром ты будешь выходить – и тебе будет крышка.
– А если полночи?
– А если это полночи или хотя бы четверть, то ничего страшного, я думаю, не будет. Да, в какой-то момент, естественно, нет близости со второй половинкой. Я сам для себя устанавливаю. У меня это происходит за месяц. Если у меня есть возможность, если я готовлюсь дома. Но я все равно не дома живу, но я на выходные приезжаю к супруге. Там, в субботу приезжаю, в воскресенье мы с детьми и супругой идем в церковь. И если ее рядом нет, то...
– То есть вы за месяц себе говорите "все"?
– Когда она есть, то да, за месяц. Но когда ее нет, то, там, три-четыре или сколько это будет происходить.
– Ну да, вас так загоняют на тренировках, что даже мысли об этом, наверное, нет.
– Абсолютно. Ты отдаешь настолько много энергии в день на трех тренировках, что не то что ты, там, хочешь думать о сексе или еще что-то – ты думаешь: "Поскорей бы сейчас в кровать".
– Меня спрашивали: "Вам в армии бром давали?" Я говорю: "Нет. Нас так гоняли, что мысли не возникали" (Смеются).
– Примерно такая же ситуация.
В первый месяц войны у меня за домом грохотало, окна тряслись. Дети с женой спали в подвале, над нами летало
– Мы сейчас с вами гуляем по одному из самых красивых городов Европы и мира – по Киеву. А я все время думаю о том, что это не мирное время – это война. И каждый день, каждую минуту мы понимаем, что мы, может, живем последнюю минуту, последний день. Вы помните первый день войны? Как вы его встретили?
– Очень интересная история сейчас будет от меня. 21 февраля я со своим другом и членом моей команды вылетели из "Жулян" в Лондон. В этот же вечер мы уже были в Кардиффе. И на следующий день у нас там была запланированная работа, которую нам надо было выполнить. Это длилось около восьми часов. То есть мы все шикарно сделали, люди довольны. Все, кто снимали, думали, что мы останемся там больше чем на двое суток. Потому что они не были уверены, что все так быстро получится. Но все у нас получилось. И мы вернулись... Нет, не в Кардиффе – мы были в Ирландии.
– Дублин где-то, да?
– Ну мы сели на скоростной поезд – и туда. Вернулись. 24 февраля у моей дочки день рождения.
– Ай-яй-яй.
– 24-го февраля в 9.20 я должен был быть в Борисполе. Это прилет уже был из Лондона. Мы выполнили работу – пошли поели в ресторан, вернулись, попрощались, вернулись по номерам. И время где-то было около часа ночи. Я думаю: "Слушай, мне через два или трм часа вставать и ехать в аэропорт надо. Посижу почитаю". Ну, сходил в душ, лег на диван, читаю, там, все. И – не помню – в полчетвертого или 5 утра... То есть новостные некоторые паблики начали обновляться очень быстро. Я захожу и понимаю, что я уже...
– Никуда не лечу.
– Нет. Я сразу понял... Когда пошла информация между нами, я имею в виду, с близкими – говорят: "В Борисполь прилетело сразу, туда, туда..." И я понимаю: аэропорты не работают – все. Супруга мне пишет: "Началась война". Я набираю сразу Серого – ну, кто со мной. Я говорю: "Перебивай билеты на Польшу". И сразу же мы набираем... Уже приехал человек, который вез нас в аэропорт – Леонид. Мы приехали в аэропорт, поменяли билеты – полетели в Варшаву.
И это все время, понятно, я в наушниках, и постоянно несколько ресурсов... Чтобы понимать, что происходит. Я постоянно набираю жену: "Как, что?" У меня в доме около 30 людей: день рождения.
Мы добрались домой. Мы прилетели в Польшу. В Польше нас встретил товарищ, в Варшаве. Он нас отвез на границу. Пешком нельзя было переходить – на границе мы просто подсели к нашему соотечественнику в какую-то машину – он нас перевез через границу. Там нас встретил человек – довез до Ровно. ВРовно мы сели на другой автомобиль – и приехали в Киев.
То есть я 25-го числа... 24-го: где-то часов в 9 вечера – я уже был на территории Украины. Я еще на заправке стал – там было написано "Welcome to Ukraine". Не на заправке, но вот кордон я перешел, и 24-го февраля: где-то часов в 9 вечера – я был уже на территории Украины. Ну и, понятно, мы на машинах доехали. Я где-то в 6 утра или в 7 приехал. Люди по встречке ехали. Там уже пробки были. Ну и понятно, новости. Когда мы ехали из Ровно в машине, я слушал, слушал, слушал, и я проснулся от того, что у меня затекла просто шея. Я так спал. Я не знаю, как я сложился. Я просто так завернулся, как-то лежал. Вот просто выключило за все это время, что я не спал практически, пока добирались. Очень тревожно было получать сообщения от жены: "Война".
– Вы понимали, что это может начаться?
– Разговоры же были до этого.
– Разговоры были, но все же успокаивали: "Войны не будет".
– Знаете, у меня какое было? Я понимал, что что-то будет, потому что очень напряженно. Но до конца не верил, что это будет настолько глупо и бессмысленно: просто взять и лупить соседнее государство ракетами. Еще и не со своей территории.
– Вы помните ощущения свои, когда вы осознали: "Началась война"? Мир рухнул сразу или нет?
– Нет. Началась война. Это очень серьезно. У меня в голове сразу же началась работа о безопасности близких, семьи: где это будет безопасно, объединяться в группы, знающие друг друга. И нести какую-то помощь, которую можешь принести. То есть в первые дни это было волонтерство: ребятам еду какую-то возили, патроны, сами стояли там...
– Вы в терроборону вступили же сразу.
– Да. Патрулировали, там, ходили и по постам ездили. Ну вот такое. Людям какая помощь нужна была... Я помню, бабулечке надо было хлебушек, но она боится – все привезли. То есть такие, простые, вещи.
А потом уже: через неделю – более как-то нормализовалась организация всего. Потому что проезжал возле некоторых блокпостов – и диву давался: ты смотришь – человек крайне неадекватный, который не должен стоять на блокпосту с оружием, а он стоит. Но это быстро все исправили. Это очень просто.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– Семь месяцев уже идет война. Какое самое яркое впечатление или ужаса или радости у вас было за эти месяцы?
– Первые дни. Первый месяц, пока я находился тут. Потому что у меня, там, за домом грохотало, окна тряслись. Дети с женой спали в подвале, над нами и летало, и все остальное. Момент такой был, что надо было вывезти семью, детей, чтобы они не мешали.
Я на самом деле готов был куда-то идти, но, общаясь... Не куда-то, а я готов был идти воевать. То есть мне человек просто говорит: "Слушай, я тоже готов. Но кто меня туда возьмет? Но я подготовлен получше, чем ты. То, что мы ходим с тобой и ты тренируешься в тире, – это не значит, что ты можешь это сделать на поле боя. У тебя есть свое поле боя. Давай мы пообщаемся".
Но я крайне не хотел никуда уезжать. "Какое "уезжать"? Нет, никуда не уезжать". Я и не собирался этого делать. Но потом мне кто-то говорит: "У тебя бы забрали пояса". Никто бы у меня ничего не забрал. Все это бред. Дали бы мне какой-то отпуск – и все. Но посидев, поразмыслив, общаясь с небесным отцом, я помолился и говорю: "Господи, дай понятие мне, что для меня лучше будет. Не для меня, а как я могу лучше сделать, если я поступлю вот так, вот так и вот так". И уже во Львове я был: мы поехали в госпиталь, пообщались с ребятами... Первые ребята – это Мариуполь которые... Ребята говорят: "Саня, пожалуйста. Так победа нам всем нужна..." И он звонил, видео присылали. То есть я принял решение, что, действительно, таким образом я больше помогу своей стране, нежели я буду или в окопе, или в терробороне, или... То есть тут чуть-чуть другое. Моя задача – я понимаю какая: что я своим...
– Своей победой, слушайте, вы сделали для Украины столько, что...
– Вот. Вот это и надо делать. И есть группа людей, которым поставлена задача: "Вот такая, вот такая, вот такая помощь нужна людям". И мы в этом направлении работаем. Правда, на меня чуть-чуть команда ругается, что об этом я мало что-то говорю или еще что-то. Я говорю: "Вы говорите за то, что делает организация, – и все. А за меня ничего не надо говорить".
Чей крым? Наш он, украинский, был, есть и будет. Его взяли внаглую: просто пришли люди – забрали, отжали
– Для меня и для миллионов украинцев вы являетесь символом нашей страны. И сегодня в мире если говорят об Украине и украинцах, называют фамилию Усика в том числе среди небольшого количества фамилий. Тем не менее вы пережили немало хейта. Особенно после 14-го года, когда аннексия Крыма была и когда русские забрали Донбасс. По поводу ваших вопросов о принадлежности Крыма.
– Да.
– Ну я сам помню, мы с вами говорили: это год, наверное, 17-й был. Я спросил: "Чей Крым?" Вы сказали: "Крым Божий". Вот сегодня как вы считаете, чей Крым?
– Та наш он был и есть, и будет. Знаете, я думал вот об этом. Я говорил уже на одной пресс-конференции, что когда я пришел, меня спросили – и я один раз сказал. Кому-то этого было мало – и они начали... Я понимаю, что...
– Провоцировать.
– Конечно. Я понимаю, что если скажу я, то они напишут: "Вот что сказал Усик", – и эти ресурсы будут читаться более лучше. Естественно, мне не нравится, когда едят за мой счет, не предупреждая меня об этом. И я тоже люблю играть, и умею чуть-чуть. Немного, но умею.
Я помню, одно видео смотрел с очень... "Железная леди". Премьер-министр Израиля она была. Да?
– "Железная леди" – это [Маргарет] Тэтчер, в смысле?
– Тэтчер.
– Великобритания.
– Великобритания, прошу прощения. И одна молодая журналистка провоцировала ее на какие-то вопросы. Она говорит: "Милочка моя, я слишком много времени тружусь и сделала много работы, чтобы быть тем, кем я являюсь, а ты хочешь одним вопросом забрать всю мою славу? До свидания".
Нет, мне никакая слава не нужна. Я не тщеславный человек. Нет, чуть-чуть, наверное, тщеславный. Все мы... То есть гордынька есть и такое... Но знаете, было на тот момент, в 14-м году, – было обидно, когда ты живешь там, и отключает воду и свет киевская сторона. А ты там живешь. Я же украинец тоже.
– Ну да. Давайте скажем, что ваши родители из Черниговской и Сумской области.
– Да.
– Настоящие украинцы. Вы оказались в Крыму. Вы там жили, да? С семи лет, по-моему, в Крыму вы оказались, в Симферополе.
– Я родился и жил там до шести лет.
– В Крыму?
– Да. Потом мы вернулись обратно в 99-м году – из Черниговской области в Крым. И в 15-м году я выехал обратно из Крыма. Но родители раньше уехали.
То есть вот такой момент... Когда мне начинают... Да, он украинский. Он был – его взяли внаглую: просто пришли люди – забрали, отжали. Я больше чем уверен, что если бы были правильные указания людей, у которых есть яйца, то они бы не смогли Крым забрать так быстро.
– Да.
– И есть знакомые, с которыми я общался, которые, оставшись там, уволились. Ну, там их и поддавливают как-то. Ну они занимаются своим, там, пчеловодством – все. И он говорит: "Ни фига такого не могло... Если бы сказали, там, "делайте" – мы бы их там всех вынесли".
А меня спрашивают, чей он... Наш. У меня плакатик один был, и там полуостров... Это как календарь. Там полуостров так красиво: Ласточкино Гнездо, заливы... Они так соединили несколько фотографий. Это календарь 10-го года или какого-то. И я не знаю почему, но написано: "Чей Крым?" Вот просто там какие-то слова. Я взял маркер и написал: "Наш".
– Вы знаете, у меня есть ощущение – даже абсолютная уверенность, – что мы заберем Крым обратно и Донбасс. Все наше мы заберем. Вы представляете себе свой приезд в Симферополь, в Крым? Вы думали над этим когда-нибудь? Как вы вернетесь туда, где жили, где для вас столько всего хорошего было?
– Да просто на машине поеду.
– "Сяду да поеду". Да?
– Сяду и на машине поеду, как я это делал всегда.
– Куда вы пойдете первым делом в Крыму?
– В зал свой.
– В Симферополе?
– Да. В зал. На "Таврию" – на стадион – интересно было бы сходить: что там. Знаете, сколько я кругов там намотал и ходил, и все?
– Ну да, вы же играли в футбол.
– Мне было бы еще интересно побоксировать хотя бы на стадионе "Локомотив". Там нормально можно собрать людей. Не много, конечно, но достаточно. Символически.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– Я помню ваш бой с [Муратом] Гассиевым – россиянином – в Москве, который вы триумфально выиграли. И когда украинский флаг поднялся и украинский гимн звучал, москвичи встали и вас приветствовали. И Гассиев очень так, хорошо, себя повел. По-человечески, по-спортивному и по-мужски. Как вам кажется, в России у вас много поклонников?
– Я думаю, что меньше стало с моими высказываниями. Меньше, значительно меньше. И присылают: там, пишет парень плохое слово на меня. Дмитрий Ильич, у вас большая публика на многих ресурсах в интернете. "Ты гондон", – говорит. Офигеть. Вот сколько там желчи сидит. Ему же надо было какую-то смелость. Он же подумает: "Так, ну меня же могут найти..." Нет, но его никто не собирается искать вообще.
– Пока.
– Пока. И он очень далеко где-то, там. Ну вот он высказался, он оскорбил. Я говорю: "Та дай Бог тебе здоровья. Обозвал – да обозвал". На банковском счете сообщение не пришло – плохо, значит, что ничего не пришло.
Думаю, что есть, слава Богу, поклонники. Может быть, меньше. А может быть, больше. Кто его знает? Я не знаю. Меня интересуют больше мои украинские болельщики и співвітчизники.
Я не хотел бы с Путиным встречаться никогда. Чтобы не грешить
– Я не сомневаюсь, что [президент РФ Владимир] Путин хорошо вас знает и следил за поединком с Гассиевым в Москве. После всех преступлений, которые совершил Путин на украинской земле, если бы вы встретились с ним, что бы вы ему сказали?
– Если честно, не хотел бы с ним встречаться никогда. Чтобы не грешить.
– А могли бы?
– Я бы, например, не хотел бы ему жать руку. Не хотел бы. Но я тут человек грешный и я с разных сторон на это смотрю. Но я бы не хотел. Мне кажется, никакого нет смысла встречаться с ним: он не слышит никого, кроме себя. Абсолютно никого.
– Ударить его могли бы?
– Старый человек. Грешно старых бить. Может быть, нечаянно толкнуть в плечо – и он упал бы с балкона. Типа "Братан, извини". Оп! – и все.
– "Что ж ты, братан?.."
– Да.
– Ужасно – да? – все, что происходит с нашей страной, с нами. Ужасно.
– Очень ужасно это. И еще знаете, что ужаснее? Что некоторых людей это ничему не учит. Абсолютно ничему не учит. И это печальненько. Казалось бы, такие вещи уже вот прямо очень должны менять, а этого не меняется. Мне очень не нравится, когда в данный момент люди начинают друг друга как-то натягивать в плане того, что "вот я сделал столько, а ты столько... А ты сделал меньше".
– Уже меряются.
– Уже опять идет разделение. Спілкуючись українською мовою... Человек разговаривает на русском. "Я вас не розумію". Ну нельзя этого делать. Надо победить, а потом уже решать.
– Конечно.
– Я вообще считаю, что эти колебания с языками...
– Это враги могут только делать.
– Враги это делают, и они делают это специально. Я считаю, что вот у нас есть государство. Это государство называется Украина. У нас украинский язык. Он должен быть один-единственный – и все.
– Государственный, конечно.
– Государственный. А в остальном как люди разговаривают, там, у себя дома – это совсем другое. И приходя в магазин... Но вы же понимаете, что насильно мил не будешь?
– Конечно.
– Если тебя будут заставлять что-то делать... "Скажи Крым" – заставляли меня говорить это? Заставляли. Вот я начал... Да, там, встал в стойку. Послушайте, мне кажется, каждый здравый мужчина, на которого нападают, – он будет как-то защищаться. Так что надо еще больше, опять же, объединения – здравое объединение. И не кричать: "Я вот столько сделал, а ты сделал мало". Слава Богу. У тебя есть возможность делать столько. Знаете, как милостыню дает человек, у которого 10 тысяч долларов, и женщина, у которой 1 гривна. 10 тысяч долларов дал – молодец – все. И она дала 1 гривну. Она больше отдала, чем тот. Потому что у нее последнее.
Объединяться обязательно, помогать друг другу. Там, есть какие-то нервные срывы человеческие, еще что-то. Помогать обязательно. Если ты имеешь возможность перетерпеть, послушать, помочь человеку, так сделай это.
– Вы сказали, что зашли бы на стадион "Таврия" в Симферополе. Мы проходим мимо Олимпийского стадиона, на котором играло огромное количество выдающихся и великих футболистов в разные годы.
– Шикарнейшее место. Мне очень нравится футбол наблюдать. Вот сколько мы там раз были. Хорошая спортивная атмосфера. Вот у меня еще есть одна из целей...
– Сыграть здесь?
– Сначала отбоксировать я хочу на Олимпийском.
– Кого хотите отбоксировать?
– Желательно [Тайсона] Фьюри. Но он не поедет сюда. У меня сейчас здесь, в Киеве, мой друг-итальянец. Он снимает уже второй год про меня документальное кино. И когда он заезжал пару дней назад в Киев, у него пограничники спрашивают: "Тебя никто не заставляет сюда ехать? Ты добровольно едешь?" – "Да, все нормально. Я про Саню Усика кино снимаю". – "А, все, давай едь. Все нормально".
– Я не случайно спросил про стадион. Вы вообще в юности играли в дублирующем составе симферопольской "Таврии" как футболист. Вообще уникальная история: великий боксер, оказывается, еще и футболист. И с недавнего времени вы играете в команде "Полесье": житомирской команде, выступающей в Первой лиге.
– Да.
– Ну расскажите, каково это: великому боксеру выйти на зеленый газон. И, кстати, в каком амплуа вы играете?
– Центрального нападающего я играл за "Полісся". Если ты вот так, в обычной жизни, чуть не понимаешь футбол, то выходя на большое поле... Я вышел – я чуть-чуть был... Ну понятно, Юрий Калитвинцев дал задание: "Вот тут, вот так, вот так, вот здесь понаблюдай за этим игроком. Ты будешь его менять". Естественно, это такой спарринг футбольный был. Очень интересно. Понятно, там, скорости не хватает, навыков футбольных не хватает.
– Ну зато защитники соперников разбегаются.
– Ну они так: чуть-чуть в стороне были. Я – так ближе к ним, а они от меня. Я думаю: "Так, нормально, отлично. Работает".
– Но прикольно, да?
– Очень круто. Тем более, я с ними провел около недельки сбора.
– Да? Даже так?
– Да. Мы потренировались с ними, побегали, банька, общение... То есть я побыл с командой. И великолепно сыграли. Одержали победу в этом зимнем кубке. Времени не было. Я на самом деле рассчитывал на одну игру, а потом, уже когда пошло-пошло – Геннадий Александрович говорит: "Да, может, все сыграем?" Я говорю: "Блин, сейчас не могу. Тем более, у сына 2 февраля был день рождения. И мы ехали с ним в Турцию. Он даже не знал, куда мы едем". Уже когда в аэропорт приехали и сели в самолет частный... Для малого всегда удивление: он постоянно спрашивает: "Это твой самолет?" – "Нет, сын, это не мой самолет".
– Пока – нет.
– Он говорит: "Круто". То есть для него вообще капец... День рождения, девять лет, в Турции... Тем более, он футболом у меня занимается. С ребятами, футбольные команды, там много футбольных команд... Он прямо ходил и очарованно на это все смотрел.
– Вы детям много внимания уделяете?
– Максимально, сколько могу. То есть если у меня ничего нет, я могу просто ни с того, ни с сего... Вот у нас 8 вечера, например. Там, спать они ложатся в 10. Я могу эти два часа по хате устроить просто какой-то дебош, догонялки, убегалки, борьба, бой подушками, там, еще чем-то, мучаю их, ну, там, пугаю, запрячусь где-то, схвачу одного – второй начинает его спасать... Ну и вот такая у нас игра происходит.
– Дети понимают, кто их папа?
– Да. Сейчас более еще начали понимать. Первые разговоры детей после победы... Я разговаривал с дочкой – у нее очень была большая претензия к Энтони Джошуа: почему он бил ниже пояса. Плохое видят сразу. И пацаны тоже говорят: "Чего он ниже бил? Чего в затылок бил?" Я говорю: "Я думаю, не специально". Они понимают. Младший: семь лет... Они в Испании. Я приехал. "Пойдем пройдемся". Я понимаю, что ему показать надо: "Папа приехал". Просто его там все знают, в этой урбанизации. Он там такой, маленький, босс. Мне нравится, что вот он такой... Они все, в принципе, такие: раскрепощенные, общительные, не стеснительные. То есть я со старшим сыном ездил в Грецию, на Афон мы с ним ездили. И он общается, то есть он задает вопросы: вот это, то, се. То есть он не стесняется узнать что-то.
– Трое детей – для вас это предел? Или вы еще хотите?
– Нет, еще хочу. Жену надо подготовить к этому. Вообще цель с того времени, как я начал как бы планировать свою жизнь...
– Работать над этим.
– Да, работать над этим. У меня было, опять же, желание: хотелось пять. Большая семья. Для того, чтобы повышался рост украинцев и украиночек, надо минимум в семье четыре ребенка. Минимум трое, а то и четверо. То есть двое детей заменяют папу и маму, один – прирост, а там дальше... Ну хотелось бы. Вот есть трое. Дети готовы: им надо и сестра, и брат. Я тоже готов. Я тружусь в этом направлении. И я знаю, что никаких преград: знаете, типа "я заработаю – и рожу"... Все херня. Можно трудиться и зарабатывать, и рожать, и растить. Бог дает ребенка – дает и на ребенка.
– Да.
– Главное – чтобы голова в правильном направлении работала. И все.
Богатый ли я человек? Очень. Если вы имеете в виду деньги, то они у меня тоже есть
– Про "я заработаю". Вы знаете, наверное, не каждый понимает, какой каторжный труд – быть таким спортсменом такого высочайшего класса. Какая это каторга на самом деле, какая это подготовка, сколько это дней в тренировках изматывающих – на износ, – которые наверняка отражаются и на здоровье. Вы богатый человек?
– Очень. Если вы имеете в виду деньги, то деньги у меня тоже есть.
– Хороший ответ.
– Но богатство – в моем понимании, это от слова "Бог" – "богатство". Я богатый. У меня есть любимая супруга, дети, друзья, дом, работа, трудности. Я не люблю жаловаться на жизнь. Некоторые жалуются на судьбу. Я просто в судьбу не верю. Я не знаю, что это такое. Люди сворачивают свои вещи на судьбу.
Так вот в моем понимании, это и есть богатство: когда ты можешь ходить... Вот мы сейчас идем с вами, общаемся – мы очень богатые.
– Безусловно.
– Потому что мы идем, общаемся, мы в Киеве...
– Город какой...
– Знаете, как оно?.. Жадный не тот, кому мало, а у кого мало. Так вот богатство по-разному все определяют. Кто-то – в деньгах, кто-то – там, кто-то – там.
– Ну о материальном я спрошу. Не секрет, что многие спортсмены топ-класса, когда получают огромные гонорары то ли за поединки, то ли за победы за границей, стараются как-то уйти немножко в какой-то офшор, куда-то в Монако, не Монако. Но стараются как-то сработать. Вы показательно завезли деньги в Украину и заплатили налоги. Наверное, вы единственный человек. Я не видел таких примеров.
– Так точно. Ну еще не заплатил. Потому что там время какое-то должно пройти.
– Завели деньги в Украину.
– Да, да.
– Ну это вдохновляющий пример, кстати, не только для спортсменов – для всех. Если Александр Усик заводит деньги в Украину – значит, он верит в Украину. Раз. Он хочет жить честно и платить налоги – два. По-моему, это блестяще.
– А знаете, тут ничего такого нет. Просто все предыдущие поединки, которые я боксировал на других территориях мира, – я платил налоги там, где я боксирую. То есть они автоматически забирают.
– Да, да.
– Тут – в стране, где я боксировал, – она безналоговая, то есть там не надо было. И естественно... Я общался и до того. Я спрашивал, как сделать так, чтобы процент налогов шел не в другую страну, а в мою страну. Я же как бы тружусь там и все остальное. Там, опять же, надо какие-то содружеские документы, еще что-то. Юристы это все знают. То есть мы над этим всем работаем.
А здесь у меня принципиальная позиция в бизнесе: все светлое, белое. Послушайте, мне кажется, вот это время других дел – черных – оно чуть-чуть заканчивается, потому что люди хотят выехать куда-то в Европу... Купить жилье, заплатить за, там, яхту, кто трудится, за ресторан, букинг, еще что-то. А ему говорят: "А где ты деньги взял?"
– Конечно.
– А у него нет ответа, где он деньги взял. Потому что он их скоммуниздил. И он думает: "Что же мне делать?" Я не хочу так бояться. И ворованные деньги не приносят удовольствия.
– И счастья.
– И счастья. А вот когда ты заработал... Мне больше нравится даже не... Когда я близким какие-то подарки делаю... Мне нравится это вот...
– Что вы дарите? Вот жене что вы дарите?
– Часы, бриллианты, машину, квартиру. Я говорю: "Я весь твой. Забирай меня". Она говорит: "Так я ж знаю. Я же уже давно забрала". Я еще жене когда дарю подарки какие-то, думаю: "Так, это же еще может быть как инвестиция. Отлично".
Я бы хотел попробовать себя в кино
– Пройдет время – вы перестанете боксировать, перестанете даже играть в футбол. Чем вы будете заниматься, вы знаете?
– Я бы в кино хотел попробовать себя.
– Класс.
– Это одна из детских мечт: театральный...
– Да? Даже о театре думали?
– Да, я даже ходил на... У меня был пиджак специальный. Не пойдешь же ты в театр в футболке или свитере. То есть у меня такое понимание было: что нельзя в свитере идти в театр. Это же театр.
– То есть вы любили в театр ходить?
– Я ходил.
– Симферопольские, киевские?
– Украинский. Зеленый – или как-то – я не помню – назывался. Он в центре города у нас был: возле Совмина.
– Да, да, конечно. Зеленое здание.
– Да. Мы его так в городе называли: "Зеленый". Украинский театр, если мне не изменяет память.
– Да, да.
– Моего кума мама играла в театре. И у нас был балкончик. Я думаю: "Театр..." 18 или 19 лет мне было. Думаю: "Какой может быть театр?" А нет, оказывается, там комедия была, там было очень интересно. Там было очень много интеллигентных людей. Когда они разговаривали, я просто наблюдал и смотрел, и слушал. Но они же говорят об умном, о хорошем, о каком-то бизнесе – и ты просто получаешь качественную информацию. На дискотеке ее невозможно получить, если там неправильные люди. Да, я ходил. Мне это нравилось. В школе когда я учился, сценки какие-то делали. Ну нравилось это.
– То есть мы теоретически можем увидеть вас в кино.
– Может быть.
– Класс.
– То есть документальное однозначно будет. А художественное какое-то... Я вообще на самом деле еще думаю о том, чтобы отдать тот навык, который за все это время Господь помог мне собрать. Отдать детям украинским. Я понимаю, что тренерская деятельность аматорского бокса – это вообще не про заработок.
– Конечно.
– Это просто хобби, которым люди живут.
– Про подвижничество.
– Это чистое подвижничество. Вот я смотрю на тренеров старых, возрастных уже, которые тренируют... И мой тренер первый – Лапин Сергей Юрьевич – он в зале живет. Все средства, которые у него есть, которые он зарабатывает, – он в зал, в зал. Он там сделал кухню, он там готовит, ребята там кушают. Там у него сауны, там бани. То есть все для вот этих ребят. И его уже не изменить. Он уже такой есть. Это его жизнь. "Где ты?" Он в зале. "Сергей Юрьевич, может, отдохнуть куда-то на три дня?" – "Ты че? А пацаны? А зал?" Все, человек в зале.
У нас такая система, Дмитрий Ильич, неправильная: у нас слишком много лишних людей в составе всего. Можно минимизировать это, и три человека сделают больше, чем 23, которые ничего не делают.
– Кого бы вы хотели в кино сыграть?
– Если бы мне поработать, потрудиться, опять же, будет у меня задание, я повнедряюсь, посмотрю на себя в зеркало – я бы драму мог бы сыграть.
– Положительного героя или отрицательного?
– Любого.
– Вот так?
– Да.
– И злодея?
– Ну, злодея – не знаю. Но мог бы какого-нибудь сумасшедшего. Что-то с такими. Вот прямо с закрученным каким-то сценарием. Но надо было бы, мне кажется, очень сильно постараться. Но мог бы злодея, наверное, сыграть, но который не убивает. Ну такого, наглого какого-нибудь, типа... Вот у нас, к примеру, Троещины боятся все: "Вот Троещина, Троещина..." Замечательный район Киева. Ну вот какого-то смотрящего...
– За Троещиной.
– Да, за Троещиной. Я думаю, получилось бы.
– Кто из исторических персонажей вам более привлекателен?
– Исторических?
– Да.
– Кинематографа или в общем?
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– Нет, в общем. Исторический персонаж: политик или, может, спортсмен.
– Я недавно проклацывал фильмы. Я не смотрю новое кино, которое сейчас. Ну не то что... Я за этим просто как-то не слежу. Мне нравится или я увидел, там, трейлер – я его посмотрю. А так – я исключительно пересматриваю старые фильмы. Например, я могу пересмотреть, там, "Гладиатора", фильмы, там, 90-х: какие-то, там, привидения. Оно не сильно страшное. И я недавно наткнулся на фильм с Черчиллем. Но я его до этого смотрел, а потом я книгу прочитал про него. И мне очень он симпатизировал в фильме: как он вел себя. Я понимаю, что это на реальных событиях. В кино доработали чуть-чуть для художественного, чтобы это выглядело чуть-чуть красивее, но человек на тот момент принимал очень важные решения.
– Да.
– Мне очень он симпатизировал.
– Если не кино, то чем бы вы занимались? Бизнес – да или нет? Или не ваше?
– Ну, выборочно. Вот так прямо, чтобы вот бизнес, бизнес, деньги, деньги, – вообще не мое. Много бабок, еще чего-то, еще чего-то... Я минимально могу...
– Гречка, рыбка...
– Гречка, рыбка, зелени надо обязательно, водичка – и мне прямо много не надо. Обувь у меня хорошая есть. Там, на много лет хватит. Так что все нормально.
– Вы много поездили по миру, видели немало стран, городов. А где лучше всего жить, на ваш взгляд?
– Домой возвращаться очень хорошо. Дома хорошо жить.
– Домой – это в Киев, Симферополь или в Черниговскую область?
– Это вся Украина. Я на территории Украины когда нахожусь, я везде себя чувствую хорошо. Не важно, в каком городе я нахожусь. За территорией, когда я еду, я понимаю, что я вернусь. А вот когда война началась, и мы выезжали на подготовку, я понимал, сколько я буду готовиться – три месяца – и я вернусь. Но оно затянулось. И за эти полгода очень сильно: еще больше – я понял, что никакая другая страна мира...
– Где вам больше всего нравится отдыхать?
– Если не дома в своем саду, то это Испания, Мексика, Греция. Опять же, не просто отдых: приехать покупаться, лечь на лежаках – и все. Ходить, посмотреть что-то, поесть еду местную. Может быть, даже она острая. На рафте где-то прокатиться. Если там джунгли какие-то, поехать туда посмотреть. Активненько, активненько хочется.
На рыбалку в океан ездить не хочу. Потому что были случаи попадания в шторм. И это тяжело, это тошнит. И я говорю: "Не, не, пацаны. У меня есть озера. Там замечательная рыба, большая, хорошая, там ловится. А океан..."
Самый крутой отдых, я вам сейчас скажу, – это даже не заграница. В Вышгороде есть дом, Десна речка, сразу баня, все зелень, клеверочек, полько есть и в теннис поиграть, и в баскетбольчик. Вот это самое замечательное место для меня. Я еду туда с детьми. Баня, на гидроскутере покататься, пожарить шашлычок, сделать шурпишку... Вот там прямо карасиков пожарить на костре...
– Как вы вкусно рассказываете...
– Моя компания – это мои близкие и мои друзья, моя команда, которая со мной – максимально. А вот такие, где-то попутешествовать, – естественно, это супруга, дети.
– Мы гуляем по Киеву, и к вам подходит очень много людей фотографироваться, пожать руку. Все вас любят. Останавливаются машины, сигналят. Вам нравится это внимание и эта любовь?
– Я благодарен за это. Не очень нравится иногда. Знаете когда? Вот иногда, там, кто-то подошел, если, там, очередь: ты стоишь в очереди... Почему-то люди иногда... Опять же, это, наверное, у нас где-то в каком-то менталитете сидит: когда подходит какой-то известный человек, обязательно ему какая-то привилегия должна быть или еще что-то. Я считаю, что нет. Если вот он стоит сам, он стоит. Все. Когда начинают слишком много внимания, я как-то так, нехорошо, себя чувствую по этому поводу. А так, в принципе, я им благодарен. Фотографируемся, общаемся с людьми. Опять же, вернемся к тому: "Дима, иди сюда!" Вот такие люди. Я с ними иногда общаюсь. И даже с повышенными тонами. То есть: "Почему ты так ведешь себя?"
Бывало, что в повседневной жизни приходилось применять кулаки. Последний раз это было лет 10 назад
– Кулаки в повседневной жизни никогда не приходилось применять?
– Приходилось.
– Ого. Да?
– Да, приходилось.
– Как это?
– Вот так, чтобы я ударил человека по лицу... Это было...
– Как Высоцкий писал, "бить человека по лицу я с детства не могу".
– Да. Это было давно, кстати. Но это было вынужденно.
– Ну что была за ситуация?
– Слушайте, мы стояли возле McDonald's...
– В Киеве?
– Да. На Крещатике. Стояли, ждали свой заказ. Подошли девушки, и очень сильно громко разговаривали. И эти девушки очень сильно много сквернословили. Мой друг говорит: "Девушки, вы же прекрасные создания. Вы не имеете права матюкаться. От вас должно пахнуть цветами". Ну вот он просто начал что-то говорить. Там рядом два человека стояло. Обозвали его оленем и говорят: "Ты че, олень, базаришь так на телок?" Слово само... Он передо мной в стойку встал. Я его просто за руки взял.
– Боксер?
– Я не знаю, кто он. Он сумасшедший. Я ждал вообще заказ свой. Я его схватил за руки. Он так дергался руками – и я его же рукой его ударил. Ну потом он еще один раз получил. И все. (Смеются).
– То есть это не вы – это его рука.
– Это его рука. А вот так прямо, чтобы это я бил, – да, бывали такие ситуации. Последний раз это было, я думаю, может, лет 10 назад.
– Ого. После победы в олимпийском уже турнире?
– Да.
– Ого. Олимпийский чемпион применил кулаки.
– Да. Ударил человека по лицу. Большого причем. Очень большого. Он такой, здоровый, был.
– Как это было?
– Я был в одном месте в украинском городе, где стоял общался с женой своего друга. Мы вот так все стояли и общались между собой. У них в компании кто-то дембельнулся: из армии пришел. Он был в беретике, в тельняшке. Вели себя очень сильно вызывающе. И просто провоцировали, и стояли смеялись над нами, что мы общались. Мы с этой девушкой ходили вдвоем на танцы. Это в Черниговской области было. А муж ее – одноклассник моей сестры. Они в одной школе. И вот мы общались. "Катюха", – говорю, – "помнишь то, то?" – "Да!" А она преподает танцы там для деток. Ну и они, там, начали обзываться, плохими словами обзывать. Я говорю: "Надо уходить отсюда. Потому что до хорошего это не доведет". И мы когда уходили, они в ответ обозначили конкретно меня и обозвали очень плохим словом. И я подумал, что если я сейчас его не накажу, то он будет продолжать заниматься глупостями.
– Беспределом, слушай.
– Ну так.
– И что?
– Ну дал по лицу ему.
– Раз?
– Раза хватило.
– С правой, с левой?
– Левой. Левый боковой.
– Что с ним было?
– Он же не один был.
– Что с ним было?
– Ничего.
– Умер?
– Нет. Он присел. У него стали ватные ноги.
– Сначала присел, потом умер (Смеются).
– Нет. Живой, слава Богу. Они меня потом еще искали.
– Да?
– Ага.
– Какие смелые люди...
– На следующий день, там, туда-сюда: может быть, в темноте они что-то не узнали или еще что-то. Ничего. Они извинились. И мы пожали руки на следующий день.
– Да, есть бесшабашные ребята. Да?
– Вообще на самом деле спортсмен: боксер, – который в сборной, который понимает свой уровень мастерства и хочет строить свою карьеру для высоких достижений, – он будет избегать всех этих глупостей. Он не будет специально бить или кого-то искать, или еще что-то. Это все глупости. Вот когда: "Ой, боксеры побили!" Да побили дебилы, которые называют себя боксерами. Что значит "боксер"? Если он пошел два раза в зал, он называет себя боксером? "Ой, там, боксеры были. Они же занимаются. Они знают, куда бить". Даже если знают, куда бить, они все равно туда не бьют, потому что не отрабатывают. Но стереотипы есть стереотипы. Но это все глупости.
– Вы сегодня тренировались уже?
– Нет, сегодня не тренировался.
– Будете?
– Может быть, в баню схожу.
– И все?
– Да.
– А вчера?
– Вчера кардио было.
– Вы бегали?
– Нет. Велосипед.
– Сколько вы на велосипеде? Это тренажер?
– Да, тренажер. У меня дома и дорожка есть, и велосипед. Очень удобно, очень хорошо. Не надо никуда ехать, ни в какой зал.
– Сколько у вас вес сейчас?
– 99-98. Я вниз чуть-чуть пошел.
– Вы дошли до 100-та?
– У меня больше было. Но, естественно, упало от тренировок.
– В каком весе вам комфортно?
– Вот сейчас хороший вес, который подходит мне. Легко, все нормально. У меня, в принципе, такой вес и есть мой каждодневный. Это 98, 97,5. То есть вот так: до 100-та. А естественно, когда подготовка, мне приходится кушать и набирать пару килограмм мышечной массы.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– Вы любили всегда танцевать. Вы даже занимались танцами когда-то в детстве. Гопак знаменитый весь мир видел. Вы танцуете сейчас?
– Да, когда есть возможность. Вот вчера друзья были – мы у нас мяско жарили. Просто включили песенку на колоночки – и, там, какие-то домашние танцульки. Знаете, оно же рождается где-то внутри. Рождается – выдаешь. А когда близкие и друзья сидят, тем более, ехать никуда никому не надо, знаете, когда комендантский этот... Я говорю: "Кроваті для всіх є, все нормально. Лягаєм вдома". И все...
– Полягали усі?
– Да, да, легли, все нормально.
– Песни вы до сих пор любите петь?
– Да.
– Что вы поете, как правило?
– У меня очень часто играет в машине исключительно украинский репертуар. "Дике Поле", Вакарчук: "Місто Марії", – "ВВ"... Там повторюються деякі пісні. Вакарчука много, Yarmak есть, каких-то новых песенок. Когда в машине еду, музыку, понятно, слушаю, но еще аудиокниги какие-то слушаю. То есть какие-то исторические вещи подтверждtнные, еще что-то.
– Что вы сами под настроение можете спеть?
– Хм...
– Вот когда вам хорошо.
– Я вообще когда еду, и у меня хорошее настроение, играет музыка, я просто подпеваю. Вот она играет, и если я знаю слова... Или сделать какую-то подтанцовочку или жест какой-то. Когда вчера ехали к отцу... Ну просто ехали с другом, общались, разговаривали, потом я – бах! – песенку включил чуть-чуть погромче – импровизированный за рулем, когда ехал, танец. Ну ехали, слушали.
– Вот мы сейчас гуляем по Киеву. Дождь идет такой: то меньше, то больше. На вас сейчас все смотрят. Вы что-то решитесь спеть? Куплетик какой-то.
– Песенку?
– Да.
– Нет. Сейчас не напойное настроение.
– Не поет душа.
– Нет.
– Вы знаете, если загадать что-то в дождь – наверняка сбудется желание. Я вам последний вопрос задам: вот о чем вы сейчас мечтаете? Чего бы вы больше всего в жизни хотели?
– На данный момент?
– Да.
– Очень бы хотелось победить. Ну побыстрее, я имею в виду. Это не так, чтобы... Чтобы остановилась война – и пошло відновлення. Это для нас всех большое такое перевоплощение, как птица Феникс сгорает. Цена большая. Что очень печально – что это перерождение очень много стоит. Жизней, памяти... Здания-то – они че? Они восстанавливаются. Люди уходят. От некоторых людей уходит уверенность, понимание и вообще смысл жизни. И вот это вот. Но как бы ни прискорбно это звучало, но природа.
– Но мы прорвемся, пробьемся?
– У нас, Дмитрий Ильич, я – знаете, что наблюдаю? По фильмам, по сказкам, по каким-то историям, по всему-всему.
– У нас другого выхода нет.
– Нет другого выхода. Так всегда было.
– Вроде конец, вроде все...
– Вроде конец. Не, не, не. Но вот у нас такая вещь, что нам надо... И Господь дает. Просто он не может сразу это все сделать. Он может, но мы этого не хотим. И слишком медленно идем. Знаете, как говорят: "По дороге к Богу я не быстрее одноногого".
– Вы знаете, я тоже загадал желание. И точно такое же, как вы. И смотрите: дождь усилился.
– Отлично.
– И это говорит о том, что все сбудется. Правда?
– Конечно. Конечно, все сбудется.
– Спасибо вам.
– Дмитрий Ильич...
– Спасибо, спасибо. Дай Бог.
– Дай Бог.
Видео: В гостях у Гордона / YouTube
