Я часто убегаю мысленно в дом в лесу. Не в тот, где горит камин и пахнет кофе, нет, в другой. В тот, который дрожит, как рана, которую не дают забыть.
Там воздух другой. Более тяжелый. И в то же время – более легкий. Там я молчу, но не для кого-нибудь, а наконец для себя.
Когда во мне начинает гудеть тревога постоянным звоном контузии, когда каждая мысль становится гвоздем, который не вытащишь, я представляю, как просто иду. Бросаю все, что построил, насобирал, о чем молчал. Иду в лес. Без отчета, без разрешения, без толку.
Может, скоро. А может – никогда. Может быть, не так пафосно, как эти слова.
Может, однажды утром встану и не вернусь.
И в этой тишине будут не ангелы – будут мертвые.
Молодые. Красивые. Невозможно настоящие.
Они приходят как сны, не отпускающие в реальность. Из-за чего каждое утро тяжелее предыдущего.
Вначале будет страшно, потому что на земле остались следы памяти. И я не знаю, это они выныривают, или я просто больше не могу их прятать в себе.
Следы. Воронки. Молчание между словами.
Каждый из них был кем-то. Каждый был миром. И все это как взрыв, который не прогремел.
А потом – мечты. Их. Мои о них.
Я не знал их. Я никогда не узнаю, что они хотели, кого любили, о чем молчали.
Но именно поэтому они становятся святыми. Потому что погибшие не обманывают. Не предают. Не устают быть лучшими.
Весной все расцветает. Даже там, где не должно было. И мне не хочется, чтобы цветы росли. Потому что эти цветы – как стыд. Как попытка украсить боль.
Я не хочу новых названий улиц. Потому что в каждой – фамилия того, с кем я не думал прощаться в 40 или до. И я не знаю, как носить этот город, где каждый поворот – это память.
Источник: Masi Nayyem / Facebook
Опубликовано с личного разрешения автора