Киевлянка Хорошунова в дневнике 1941 года: Главный тост теперь – "За жизнь!" Да, весь вопрос в том, будем ли живы G

Киевлянка Хорошунова в дневнике 1941 года: Главный тост теперь – "За жизнь!" Да, весь вопрос в том, будем ли живы На Подоле, 1941 год
Фото: Київ 1939–1945, фотоальбом. Издательство "Кий" 2005 г.
"ГОРДОН" продолжает серию публикаций из дневника Ирины Хорошуновой – художника-оформителя, коренной киевлянки, которая пережила оккупацию украинской столицы в годы Второй мировой войны. Этот документ – уникальное историческое свидетельство, не воспоминания, а описание событий в реальном времени. Редакция публикует дневник в те даты, когда его писала Хорошунова, которой в момент начала войны было 28 лет. Сегодня мы представляем читателям запись от 24 июля 1941 года.

24 июля 1941 года, четверг

С утра еще не было известно, едут ли Нюся и Люба. Потом выяснилось, что в пять часов они едут. От того, что они уезжают, делается совсем страшно. Отчего же и зачем я одна остаюсь здесь? Но в то же время – неужели же можно всем уехать из Киева и бросить город навсегда? Почему и зачем? Разве кто-нибудь знает, что действительно будет с Киевом? И, если все же вернется когда-нибудь мама, может быть, война поможет ее освобождению, а она придет и не застанет нас. Что тогда?

Нюся думает отвезти имущество и вернуться назад.

Собирались с волнениями. Двинулись с вещами. Пришлось немного идти пешком. Пришли на пристань позже, чем было нужно. В результате груз ушел, а они остались. Мы почти два часа сидели среди грязи и пыли, под палящим солнцем, среди груды вещей. Вокруг все, внутри и снаружи, запружено уезжающими. Среди них беженцы из других городов. Но их меньше, чем уезжающих из Киева. Народа много меньше, чем когда числа 13-го мы ходили на пристань узнавать, какие есть возможности движения по Днепру.

Наконец, измученные Нюся и Люба получили билеты на следующий пароход. Часов в семь они уехали. Очень тяжело мне при мысли, что их нет уже в Киеве. Увидимся ли когда-нибудь? У меня остались ключи от Любиной квартиры, адреса, деньги и несколько поручений. Я остаюсь единственным связующим центром для всех уехавших и уезжающих.

улица Мельникова, 1941 год Фото: Київ 1939–1945, фотоальбом. Издательство Улица Мельникова, 1941 год
Фото: Київ 1939–1945, фотоальбом. Издательство "Кий" 2005 г.

Вечером мы отмечали день Лелиных именин. Она сердилась на меня, что я весь день провожала своих консерваторских "родственников". Пили водку, вино. А главный тост теперь "За жизнь!". Да, весь вопрос в том, будем ли живы. Леля выпила и во всеуслышание жаловалась на мою черствость. Старалась не очень реагировать на ее заявление, потому что это несправедливо. Если бы я к ней и к Татьяне относилась иначе, чем отношусь, давно бы ушла санитаркой, добилась бы, чтобы меня мобилизовали. А так как не могу причинить им это огорчение и сама немало волновалась, если бы не знала, что с ними, так и сижу без всякой пользы дома. 

Предыдущая запись в дневнике – от 23 июля.

Редакция благодарит Институт иудаики за предоставленные материалы.

За идею редакция благодарит историка и журналиста, сотрудника Украинского института национальной памяти Александра Зинченко.

Как читать "ГОРДОН" на временно оккупированных территориях Читать