-1 Киев
Замысел Путина был абсолютно понятен: оккупация Украины, уничтожение сопротивления, опять Колыма, ГУЛАГ, Бабий Яр и НКВДшные расстрелы по подвалам
– Аркадий, добрый вечер.
– Добрый.
– Скажите, пожалуйста, в скольких вооруженных конфликтах и войнах вы принимали участие и как непосредственный участник, и как журналист?
– Как участник – в двух. Это Первая чеченская и Вторая чеченская. Потом Грузия, потом Киргизия, потом Украина.
– Чем вот все эти войны и конфликты локальные отличались от того, что происходит сейчас на российско-украинской войне?
– Войны все похожи и все разные по-своему. Каждая война – она отдельная, но при этом все войны – это, в общем-то, войны. На каждой войне смерть – это смерть, жизнь – это жизнь, предательство – это предательство, мужество – это мужество. Они на всех есть, одинаковые.
Но при всем при этом каждая война – она, конечно, разная. Та война, которая идет сейчас, и чеченская, которая была 25 лет назад, на которую я попал первый раз, – это две совершенно разные войны. Я совершенно не представляю, как война идет сейчас. Потому что технологии шагнули настолько, что держите меня семеро. Там-то были просто люди с автоматами. Кто друг друга перестрелял, тот и молодец. А сейчас вообще уже непонятно, что происходит. Я уже не понимаю многих терминов и многих тактик. Ну и, соответственно, изменилось общество, изменилась страна, Мордор изменился и все изменилось.
– Как вам кажется, чего [президент РФ Владимир] Путин изначально хотел добиться, когда дал приказ своим войскам пересечь границу с Украиной?
– Это все понятно уже. Путину не повезло родиться лет так на 150. Вот если бы он 150 лет назад родился, он бы вошел, наверное, в пантеон царей, которым сейчас бабушки в платочках ставят свечку. Но он родился лет на 150 позже и живет в XXI веке, а не в XIX. Век империи прошел, а он этого все никак одуплить не может. Хотел он все того же – возобновления империи. Он же сам сейчас с этим сравнивает. Он же сам говорит, что "вот Петр I 30 лет воевал со Швецией, строил империю – вот теперь, типа, пришла наша очередь".
Замысел его был абсолютно понятен: оккупация Украины полностью, уничтожение любого сопротивления, опять Колыма, опять ГУЛАГ, опять Бабий Яр и расстрелы по подвалам НКВДшные, выход на польскую границу, присоединение Украинской ССР и Белорусской ССР к Советскому Союзу 2.0 и начало восстановления империи, начало восстановления потерянных земель. Это должен был быть его первый блицкриг и первый триумф. Но не судьба, не сложилось.
– То есть вы считаете, что он даже Западную Украину хотел завоевать, да?
– Я думаю, это у него была такая программа-максимум. Программа-минимум – я думаю, Левобережная Украина по Днепру с Киевом включительно. Киев – это без разговоров. Это не обсуждается. В целом вся Украина. Но Украина – не самоцель. Украина – это только кусочек того пазла, который он хотел складывать. Украина нужна была для выхода уже на польские рубежи, на европейские рубежи, чтобы все то, что входило в Украину и что было у него в запасе – все вот эти сотни и тысячи танков – всей бывшей советской армадой уже оказались на рубежах непосредственно европейских стран, непосредственно Евросоюза. И новая реальность, в которой он бы уже диктовал условия. Но эту реальность ему украинская территориальная оборона, украинская пехота с [главнокомандующим Вооруженными силами Украины Валерием] Залужным во главе поломала полностью, безусловно.
Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube
– Спустя почти полгода после начала полномасштабной войны – чего Путин хочет на сегодняшний день? Какие у него планы?
– Все того же. Стратегические планы его не изменились абсолютно. Это надо понимать. Я думаю, что и еще одна попытка наступления на Киев будет. Я думаю, что они все равно еще будут пробовать. Я думаю, что они абсолютно не отказались от стратегии захвата всей Украины и попытки восстановления Советского Союза 2.0. Я думаю, что стратегия осталась той же – просто они пока изменили тактику. Вот они видят, что наскоком не вышло, блицкригом не вышло – "ну давайте попробуем сделать так, как делали в Сирии. Давайте бомбить все вдребезги. Сирию мы восемь лет бомбили – и разбомбили таки. Все-таки мы там своего добились". Я думаю, что они этой же тактикой будут пытаться действовать и в Украине.
Но Украина не Сирия. Украина – вообще ни разу не Сирия. И не Чечня-то уж тем более. В одной Чечне на момент начала войны – к ноябрю 94-го года – было 1,2 миллиона человек. Это население Харькова. В Украине в 40 раз больше население, чем в Чечне. В Сирии – не помню. Если не ошибаюсь, 8 миллионов (население Сирии в 2010 году, за год до начала войны, составляло более 22 млн человек. – "ГОРДОН"). Сирия и Украина были всеми брошены. В Украине 40 миллионов, Украина с запада на восток – там чуть ли не 1000 километров.
Украине сейчас помогает весь мир, поддержка просто невероятная. Со Второй мировой войны такого не было вообще. Поэтому тактика у них изменилась. Они думают, что добьются. Ну пусть думают. Флаг им в руки. Но стратегия не поменялась, это надо понимать. Путину 70 лет: мужик он, в общем-то, довольно молодой, по меркам XXI века. Здоровье у него вообще великолепное – лет 10–15 он еще проживет. Россия с ума сошла окончательно, но вот надо понимать, что как минимум лет 10–15 у нас на границах будет с полностью уехавшей головой фашистское государство с недофюрером во главе. И пробовать они еще будут, будут и будут. И это в лучшем случае лет 10–15. Потому что Путин – это, конечно, не причина. Путин – это следствие. Я думаю, что с его уходом ничего особо не изменится.
Я-то вообще думаю, что Россия сейчас переживает примерно такой же период, как и Германия в Первой мировой. И в следующие годы или десятилетия российское общество будет примерно так же, как и немцы в межвоенный период, – ущемленная нация, обиженная на свой проигрыш и жаждущая реванша.
Первую фазу войны Украина выиграла с разгромным счетом, вторую – по очкам
– Как вы расцениваете сегодня ситуацию на фронтах? Что вы о ней думаете?
– Украина выиграла и первую фазу войны... Первую фазу войны она выиграла просто с разгромным счетом: нокаутом, по меткому выражению Евгена Дикого. Вторую фазу войны Украина выиграла по очкам.
Первая фаза – это была вся оккупация, вот те его планы, о чем мы говорили. Выход как минимум на русло Днепра с захватом Киева. Здесь проигрыш абсолютный. Вторая фаза была... Я бы назвал ее "такая же быстрая оккупация всего Донбасса, всего юга плюс десант на Одессу и воссоединение Донецка через юг, через Крым до Приднестровья". Эта фаза тоже закончена. Она закончена тоже победой Украины. Битва за Донбасс еще не закончена. Битва за Донбасс, безусловно, впереди, но фаза быстрой оккупации Донбасса с пробитием перешейка в Приднестровье – она закончена. Победа Украины здесь не столь очевидна. Победа по очкам – она техническая. И самое главное, что сейчас происходит... У них еще больше и танков, и авиации, и небом они владеют, артиллерии у них есть больше и снарядов у них просто в разы-разы больше. Это все очевидно, это все естественно. Да? И быстро ничего не случится. И в этом году война не закончится. Я думаю, что и в следующем-то она, возможно, не закончится.
Фото: Александр Хоменко / Gordonua.com
– И в следующем не закончится?
– Я думаю, что, может быть, и в следующем. Противника все-таки не надо недооценивать. Но что произошло сейчас? На мой взгляд, самое главное: мне кажется, произошло то, что я бы назвал "перехват психологической инициативы". Вот именно психологической. Это еще не военная инициатива, но это все-таки психологическая инициатива. Потому что Россия не может ничего противопоставить. У нее есть только одна-единственная тактика. Вот ее тактика заключается в том, что "у нас есть крейсер "Москва", и сейчас мы высаживаем десант в Одессу. У нас есть большой десантный корабль "Орск". Крейсер "Москва" прикрывает все небо, "Орск" захватывает Одессу". Крейсер "Москва" – бульк! "Орск" – бульк! Новой тактики у них нет. Они ничего противопоставить не могут. Вот у них есть тактика: "У нас есть ракеты "Калибр", ракеты "Оникс", ракеты X-20", – что-то еще, там, у них есть, не знаю, – "много-много артиллерии и просто гигантские запасы артиллерийских снарядов. Сейчас мы будем просто сносить все, что перед нами есть, идти за огненным валом и выжженную дотла землю забирать себе". И тут появляются 13 HIMARS – и по линии фронта сгорают 50 складов. Россия не может предложить никакой новой тактики. Все, они в затыке. У них есть только эта тактика и никакого нового решения нет.
Украина же противника постоянно прощупывает, прощупывает, находит уязвимое место, пользуется им, бьет по нему – и достигает каких-то тактических переваг. Поэтому именно психологическая инициатива – она сейчас за Украиной. Украина пробует, в Украину завозится новое оружие. Говорят, что уже достигнута договоренность о поставках [истребителей] F-15 и F-16 (информация об этом пока официально не подтверждена. – "ГОРДОН"). Это будет совсем уже новый этап войны. Владимир Владимирович, ты хотел повоевать с оружием НАТО? Ну пожалуйста, держи в обе руки. Посмотрим, как предельно мотивированные летчики на американских истребителях будут воевать с твоими 50-летними, которых, как говорят, ты нанимаешь за 200 тысяч рублей. Я не верю, что за 200 тысяч. Я думаю, что там, скорее, больше 2 миллионов сумма, но тем не менее.
Возвращаюсь к вашему вопросу, Дмитрий: как я расцениваю ситуацию на фронтах. Ситуация на фронтах тяжелая, она предельно тяжелая. Наверное, что-то они еще откусят. Наверное, они еще вперед ползти будут. Наверное. Возможно. Я не знаю. Может быть, они Бахмут откусят, может, Славянск. Это сейчас можно только гадать на кофейной гуще. Мы с вами и никто не знает, за исключением тех, кому надо, – никто не знает ни сил, ни средств украинской армии, никто не знает ни сил, ни средств российской армии.
Я надеюсь, что третья фаза войны – это все-таки будет битва за Херсон. И я так думаю, что у Украины есть все шансы Херсон все-таки освободить, [вернуть] обратно. Но тем не менее ситуация будет вот примерно так, как сейчас есть, [развиваться]. Где-то они, там, будут продвигаться с той же скоростью, с какой двигаются: за месяц 10 километров. Это данные британской разведки. До того самого момента, когда все-таки паритет не наступит. Я думаю, осенью, когда начнутся дожди и дороги развязнут, – закончится либо битва за Херсон, либо их продвижение. И потом, уже ближе к зиме, начнется новая фаза. Но это уже будет фаза с другим оружием, с другим количеством и другим качеством оружия, – которое уже будет у Украины.
Когда в России вся туалетная бумага окажется у них в колбасе, а колбаса окажется у партактива, а задницу они опять будут подтирать газетой "Правда" – вот тогда они на улицы повалят с вилами
– Вы хорошо знаете изнутри российское общество.
– О да.
– "Лучше бы я его не знал". Да? Там что-то хотя бы вызревает? Хоть какой-то – не скажу "протест", но хоть осознание того, что происходит на самом деле. Хоть что-то до них доходит или там все глухо?
– Вот пик протеста в России был, наверное, после 24 февраля – где-то, наверное, до 24 марта. Вот, наверное, это был пик протеста. Больше там не будет ничего, и больше там ничего не вызреет. Я все-таки в силу работы подписан на каких-то, там, еще русских либералов, оппозиционеров с той стороны, мне все это надо смотреть, и я время от времени смотрю опросы, время от времени смотрю ролики. Вот недавно мне попался опрос с российской молодежью. Я вам сейчас могу совершенно официально и экспертно заявить, что там ничего не будет: не будет никакого дворцового переворота, не будет никакой революции, не будет никакой табакерки. Будет сплочение вокруг вот этой идеи, о которой мы с вами говорили в начале: нация, пережившая унижение и желающая реванша. В середине этой идеи Путин – значит, будет сплочение вокруг Путина. Экономика России пока, к сожалению, не рухнула. Практика показывает, что такие режимы могут существовать долго. Исламская революция в Иране произошла 1979 году. Прошло, там, чуть не 40 лет – режим аятолл устойчив, как и в первый день. Корпус стражей исламской революции вычистил вообще все, что там можно. И все – единение там абсолютное и полное.
Вот что-то примерно такое же ожидает и Россию с корпусом стражей православной революции. Пока Путин будет, это будет путинская Россия. Когда он умрет, будем смотреть. Но давайте понимать, что мы с вами в любом случае живем в эпоху развала империй. Российская империя – это, наверное, последняя империя в прямом – ну, полуклассическом – ее понимании. Она, безусловно, развалится. Это неизбежно. Но вопрос времени. Когда-нибудь они, безусловно... В 1914 году царя Николая в попу готовы были целовать, германские погромы, взрыв патриотизма, а всего через четыре года они же его и расстреляли. Здесь четырьмя годами, конечно, не обойдется. Хотя черт его знает... XXI век все процессы ускоряет. Но я думаю, все-таки какое-то время этот режим и эта страна будут устойчивы. Потом, когда вся туалетная бумага окажется у них в колбасе, – а колбаса окажется у партактива, а задницу они опять будут годами подтирать газетой "Правда" – вот тогда они на улицы, конечно, повалят с вилами.
– Повалят?
– Как в 91-м, как в 17-м. Они всегда валят. Просто надо понимать, что повалят они не за свободу – за колбасу, как это всегда и было. Как и в 17-м году, как и в 91-м. Так и в этот раз – они повалят за колбасу.
Так вот смена этого режима возможна только в двух случаях. Первый – это смерть Путина. Причем я думаю, что его естественная смерть. Но здесь на смену именно режима, мне кажется, шансов меньше. И второй – это экономическое обрушение. Но это еще не скоро, я так думаю.
Все, что в России могло протестовать, либо уехало, либо посажено, либо убито
– Давайте попробуем представить, что украинская армия взяла Херсон. Как Путин будет объяснять своей пастве, почему город, который он захватил и которым гордится, что его захватил, вдруг от него ушел?
– Никак. Им не нужно объяснение. Вы вот – я имею в виду вас, украинцев... Украина же воюет с Россией восемь лет. Так-то, по-моему, это 300 лет. Но вот восемь лет уже – последняя война. И вы все смотрите туда с рациональной точки зрения. Там рациональная точка зрения не работает. Там все работает только иррационально. Не надо объяснять, что там с Херсоном случилось. Как он объяснял, что случилось с Киевом? Да никак. Ну никак. Этой темы просто нет на телевидении, да и все. Это не является критичной точкой для объяснения. Сегодня взяли Херсон – завтра отдали. Да кто их поймет, этих 404-х, че у них там, в Украине, происходит. Да? Ну, "ДНР" воюет с "ЛНР", мы же этого не знаем. Да?
Я смотрю все эти вопросы... Это я вам сейчас говорю те мысли, которые говорят москвичи – молодые москвичи примерно 20–25 лет. То есть самая продвинутая вообще часть населения. Их это абсолютно не касается. Они живут в каком-то своем мирке. Объяснять... Там единственная точка бифуркации будет – это Крым. Вот Крым для них – это действительно...
– Донбасс – нет?
– Донбасс – нет. Донбасс они могут отдать, проиграть, уйти оттуда... Это их не колышет абсолютно. Чует кошка, чье мясо съела. Да? Пришли – не получилось – ушли. Ну и черт с ним. Разговоры про защиту русских людей... Ну не смешите меня. А вот Крым – это для них сакрально. Причем для всех: и для оппозиционеров, и для либералов, и для всех, всех, всех. Как границы начали закрывать, они все стали ездить в Крым. И не стесняются выставлять оттуда фоточки. Ну, там, 98%, например. Все в России протестного, что могло протестовать, могло уехать, – оно уехало. Вот разные цифры я видел: от 300 тысяч до 5 миллионов.
– Да?
– Да, да. Говорят, только в Грузию приехало больше 300 тысяч. И это большая проблема сейчас для Грузии. Потому что это около 10% всего населения Грузии. И грузины сейчас просто поняли, что они теряют свою идентичность, что набережная Батуми стала полностью русской. И они все говорят: "А как же так?" А вот так: туризм вне политики. Восемь лет втирали русским туризм, делали режим наибольшего благоприятствования для туристов – пожалуйста вам, приехали.
Так вот все, что в России могло протестовать, уехало, либо посажено, либо убито. Никакого противостояния там не будет, а вся остальная аморфная масса простейших... Простейшим не нужны сложные объяснения – простейшим достаточно простейших объяснений. "Что произошло с Херсоном?" – "Ну, что-то произошло". – "Ну и черт с ним. Ну и поехали дальше". – "Да и бог с ним".
Фото: EPA
– Вы допускаете, что украинская армия будет методично и целенаправленно бомбить Крым?
– Я думаю... Допускаю, да, допускаю. Но при этом все-таки, опять возвращаясь к вопросу Крыма, надо все-таки понимать. Смотрите: Крым – это сакральная, опять же, земля для россиян. Не в том смысле, что она прямо какая-то сакральная в их России. Нет. Вот Крым для них – это неотъемлемая часть России. И нападение на Крым они будут воспринимать как нападение на Россию. Нападение на Крым для них будет то же самое, что нападение на Белгород, на Питер или на матушку-Москву. Для них это будет неотличимо.
Поэтому насчет ракетных ударов – может быть, еще и нет, но в случае сухопутной операции – здесь мы снова возвращаемся к вопросу, а применит ли Путин ядерное оружие. Вот тут этот вопрос возникает с новой силой. И я думаю, что вероятность этого повышается очень-очень сильно. Потому что за Крым они действительно будут готовы воевать уже все. Они готовы отдать Донбасс, они говорят, что "надо задружиться с Украиной, уйти из Украины, надо вывести оттуда войска, то, что мы творили в Буче, – это плохо", но за Крым они готовы будут воевать действительно все. Наденут шинель – и если в поход труба позовет, все как один. Все либералы, оппозиционеры. И [российский оппозиционер Алексей] Навальный – соберет в колонии отряд штрафбатовцев и пойдет защищать – какой, там? – скрепный русский город Севастополь. Я уж забыл формулировки, которые там есть. Но я бы предложил украинскому руководству и украинской армии все-таки очень-очень сильно принять к сведению вероятность перехода войны уже в ядерный режим. И принимать меры для обеспечения безопасности Украины уже с учетом этой новой угрозы.
Весь мир недоучел моральный дух украинской армии и ее готовность к сопротивлению
– Вы лично ожидали такую беспрецедентную поддержку Украины западными государствами? Прежде всего Соединенными Штатами, Великобританией и Польшей?
– Да, да. Для меня это было несомненно. Но чего я не ожидал, так это вместе с экспертами всего мира я не ожидал того, что покажет украинская армия. Вот это действительно было для меня неожиданно. Я не думал, что Путин завоюет Украину за 72–96 часов, но я думал, что Киев он возьмет довольно быстро. Вот я думал, что действительно это произойдет довольно быстро. И то, что произошло, то, что показал украинский народ, украинские мужики, которые с автоматами останавливали все эти танковые колонны, – это, конечно, невероятно. Это подвиг невероятный. Я надеюсь, что в Украине когда-то будет поставлен памятник именно вот этому общему пехотинцу, неизвестному пехотинцу – которые где-то там, в неизвестных боях, про которые мы ничего не знаем и, может быть, никогда не узнаем, останавливали какие-то колонны этих орков и погибали сами. Это просто потрясающе. И весь мир, безусловно, недоучел вот этот моральный дух украинской армии и ее готовность к сопротивлению. И не только армии, а, безусловно, и всей Украины. Украинцам надо было продержаться неделю-две, чтобы показать, что они готовы к сопротивлению и могут сопротивляться. И тогда оружие только-только начало бы идти маленьким ручейком. Если Украина продержится полгода, это будет просто поток. Просто поток всего, что только возможно. Украина продержалась полгода – и пожалуйста: сейчас мы имеем и ленд-лиз, и новый транш на 5,6 миллиарда, и на 1,2 миллиарда, и на 100, 500 миллиардов, и на миллион 500 триллионов – что только угодно, чего только нет...
Но, опять же, надо понимать, что так не будет вечно, что это временно. Я думаю, что у Украины есть максимум два года, когда поток оружия будет именно таким. Он не прекратится уже никогда, не обмелеет никогда. Поставки будут, помощь будет. Но вот сейчас максимум того, что Украина может получать. И, безусловно, она из этой ситуации должна выжимать все сейчас по максимуму.
– Вы сказали, что война может длиться еще и год, а может, и больше. Как себя вести, на ваш взгляд, простым украинцам сегодня – в ситуации, когда конец войны неизвестно когда наступит?
– Я не знаю. Слушайте, Дмитрий, это было бы паскудство, если бы я за границей начал давать советы людям, которые находятся в воюющей стране. Я могу сказать совершенно точно про детей. Вот детей вывозите. Детей вывозите во всяком случае из тех мест, которые находятся близко к районам боевых действий. 20, 30, 40 километров – это не расстояние. Вывозите детей, совершенно точно. У вас, украинцы, сейчас есть уникальный шанс, которого не было ни у кого. У меня таких возможностей не было вообще. Мне два года пришлось добиваться того, чтобы хотя бы получить временный вид на жительство, судиться, судиться и судиться. Сейчас вам дается возможность выехать в любую европейскую страну, бесплатное место, где приткнуться хотя бы, хотя бы какие-то минимальные деньги, возможность работать и возможность отправить ребенка в школу. Выезжайте хотя бы ради детей. На год, на два хотя бы вывезите. Пусть ребенок походит в школу [где обучают] на другом языке. Дети в этом возрасте язык впитывают вот так. Он через два года у вас будет говорить, на каком вы выберете: французском, итальянском, норвежском – на каком хотите языке. Английский – пожалуйста.
Потом – через два года, например, – вернетесь, если захотите, и у вас уже будет ребенок, у которого будет два мировоззрения в голове. Он будет и украинцем, и европейцем – человеком мира. Он будет знать, что нет границ. Он будет знать, что можно поехать в любую страну вот так – по желанию, по щелчку пальцев. У него будет язык в голове отложенный, на который он будет переключаться вот так же – по щелчку пальцев. У него будет совершенно другое мировоззрение. Он будет знать, что класть мусор в пакет и выкидывать его вот так через забор... Не надо так делать, блин. Вот не надо так делать. Что поджигать траву – тоже не надо так делать.
Пожалуйста. Предоставляется уникальная возможность. Воспользуйтесь ею. Потому что никто не знает, когда и куда прилетит. И не стоит ваша квартира, телевизор и ковер того, чтобы потом хоронить детей. Ну вот честное слово. Как по мне, лучше на раскладушке в спортзале в Германии, чем все-таки где-то потом под обломками в Харькове. Я бы сделал так. Но это то, что касается детей. Надо спасать свой генофонд. Надо это делать. Никаких других больше советов я, естественно, со своим свиным рылом давать сейчас не могу. Это очевидно.
– Украина после окончания войны станет другой? Жизнь станет другой?
– Украина уже стала другой. Вы поймите, что никто никуда не вернется. Мы никто никуда не вернемся. Даже те, кто останется в живых, – все равно это будут уже другие люди. Это будут другие люди, которые придут в другую страну, в которой тоже будут другие люди. Так, как было до, не будет. Все теперь совершенно точно будет как-то по-другому. Как, я не знаю. Но будет по-другому. Даже если два соседа, два закадычных друга, которые воевали вместе в 2015-м, – вот сейчас один пошел в ТрО, а другой пошел, там, не знаю – в пехоту. Они вернутся – у них все равно уже будут разные компании, разные побратимы, разные новые друзья. Тех разговоров за пивом, которые были в 2014-м, – их уже не будет. Не будет тех людей и того пива, и тех ресторанов, и того просто места, и той страны. Возврата нет. Поймите это и примите, что будет новая реальность в любом случае, совершенно точно. И исходя из этого стройте свои стратегии, и стратегии выживания в том числе. Не ждите.
Помогайте ВСУ. Это хорошие инвестиции в свою безопасность
– Вы сегодня в безопасности?
– Ну, в относительной. Салман Рушди – он тоже 30 лет был в безопасности. До позавчерашнего дня.
– Ну есть страна, где вы можете себя чувствовать спокойно и которая дала вам убежище?
– Более-менее спокойно я себя сейчас чувствую в той стране, где я есть.
– Я не спрашиваю, где вы находитесь.
– Я вам и не скажу.
– Да, я не спрашиваю. Я понимаю прекрасно. Я спрошу вас вот о чем. Последние год-два, наверное, вы говорили о том, что у вас очень тяжелое материальное положение. Что могут зрители наши сделать для вас – для того, чтобы как-то облегчить ваше существование?
– Нет, я бы не сказал, что у меня прямо очень тяжелое материальное положение. На хлеб с маслом я все-таки зарабатываю. Но просто постольку поскольку у меня не было вообще никакого статуса, то мне официально было запрещено работать. Если ты находишься в статусе просителя убежища, ты работать не можешь. Да е-мое, я к этому 45 лет шел. Чтобы мне официально запретили работать, чтобы мне официально сказали: "Никогда больше в 7.00 ты не встаешь и в офис не едешь". Да спасибо, ребята. И как-то вот мы эти несколько лет мыкались туда-сюда, сюда-туда. Как-то вот мыкаемся, как-то перемыкались, что-то находится.
А что можно сделать? Друзья мои, помогайте ВСУ. Есть масса волонтеров. Есть – не знаю – тот же [Сергей] Притула. Хотя он говорит, что у них сейчас 600 миллионов там осталось и не знает, куда девать. Есть официальный фонд ВСУ. Переводите деньги на армию. Потому что вот этот невероятный подъем общества, общественного единения, который мы сейчас наблюдаем, – мне кажется, это впервые, в новейшей истории-то уж точно. Да? В Украине традиционно с государством не але, но с обществом всегда все замечательно. Поэтому помогайте ВСУ. Это хорошие инвестиции в свою безопасность.
Путин не просто начал войну – он украл у нас XXI век
– Глядя на свое прошлое и на свое настоящее, могли ли вы представить себе когда-нибудь, что у вас впереди такие американские горки?
– Ну, я в 18 лет уже понял, что жизнь спокойной, наверное, не будет. Но того, что происходит сейчас... Честно говоря, я не думал. Ну смотрите, что сделал Путин. Он же не просто начал войну – он украл у нас XXI век.
– Да.
– Он украл у нас наше будущее, которое должно было бы у нас быть. Потому что XXI век должен был быть веком невероятных научных открытий, невероятных научных прорывов, невероятного научно-технического прогресса. Мы должны были колонизировать Луну, мы должны были колонизировать Марс, [телескоп] "Джеймс Уэбб" должен был присылать нам просто тайны Вселенной, мы должны были разрабатывать новые теории и понимать, какие, там, квантовые струны с какими, там, червоточинами, как они связывают через белые дыры... И мы должны были жить этой жизнью. На тебе...
И я думаю, что XXI век – это век турбулентности. Я-то опасаюсь того, что, например, битва за донецкий аэропорт в будущих учебниках истории будет обозначена – не знаю – там, одним абзацем как незначительные, локальные, пограничные конфликты – как там говорится? – в период усиливающихся центробежных процессов. Что-то типа такого плана. Я-то боюсь, что и эта война – еще не последняя война. Я-то боюсь, что сейчас полудурков-то вон везде, по всему миру, к власти стало приходить на ура. Если, там, через два года в США к власти придет [экс-президент страны Дональд] Трамп, то это будет еще один новый расклад. И этот ящик Пандоры открыл, безусловно, Путин. Вот тот миропорядок – устоявшийся миропорядок с 45-го по 14-й год, – когда 75 лет мы жили без войн, и я-то думал, что так будет и дальше. На старости лет я думал, что вот сейчас все закончится – и, там, к 50 годам я начну заниматься уже своим имуществом. И, может быть, в моей фамилии, в моей семье, я буду первым поколением, кто сумеет оставить своим наследникам спадщину – первое наследство. Ну потому что ничего же не остается. Прабабку раскулачили, бабку в ГУЛАГ отправили, у отца – 91-й год, дефолт, нищета. Меня в 18 лет отправили в горы завоевывать кавказскую республику, которую я знать не знал, видеть не видел и в которой я до самой смерти не буду. Ну может быть, я думал, сейчас я буду первым в этой цепочке нашей семьи, кто дочери своей оставит квартиру, какое-то наследство – не знаю, лошадь с телегой и дом с соломой. На тебе – Владимир Владимирович поехал башкой. Спасибо тебе.
Поэтому XXI век он поднагадил нам всем, конечно, довольно сильно. И я не верил, честно говоря. Я и в 14-й год-то не верил. Потому что... Ну окей, ну хорошо, чеченцы – они, там, исламские, мусульманские террористы, как вы говорите. Бац! – потом Грузия. Как? Грузия? Грузия же православная. Ну окей, они православные фашисты. Окей, ну хорошо, фашисты. Бац! – Украина. Как Украина? Это же братский народ, братушки вот прямо, братее не было, братушки братушек. Ну, там бандеровские фашисты... Бац! – 24 февраля. Че вы делаете? Но вот я боюсь, что через какое-то время будет – бац! – ядерный гриб. Да куда вы вообще, сволочи? Вы остановитесь когда-нибудь или нет? Так что в этом плане я довольно пессимистичен на самом деле.
Фото: Александр Хоменко / Gordonua.com
– Знаете, я сегодня подумал: "Елки-палки, вот я, например, советский ребенок. Детство – Советский Союз, потом два года службы в Советской армии, потом перестройка, потом 90-е, потом два Майдана, потом одна война, теперь вторая, и все это выпало на жизнь одного поколения. Столько событий судьбоносных, противоречащих друг другу, казалось бы". Удивительно, правда?
– Но вот раз уж... Как говорил Путин, Петр воевал – значит, и нам это выпало. Ну окей: значит, нашему поколению выпало поставить на этом точку. Вот, блин, надо в этот раз уже поставить точку. Ну хватит уже. Ну 300 лет вы, ребята, всех по периметру захватываете и убиваете. Вот давайте в этот раз, наверное, все-таки поставим точку, чтобы не оставлять этот ров с крокодилами нашим детям. Пусть хоть они нормально поживут. Я надеюсь, что мы все-таки сможем это сделать.
– Ну вот про детей. У вас одна родная дочка, я так понимаю, – да? – и шесть приемных детей. Ну я хочу выразить вам уважение. Шесть приемных детей – это поступок, я считаю. Почему вы взяли этих детей на воспитание?
– Нет. Не мы им приемные родители. Они приемные дети моей мамы. Но жили, естественно, мы одной семьей. Первый у нас появился приемный ребенок – в нашей семье, второй приемный, и только третья родилась своя. Естественно, мы жили одной семьей – различий никаких не делали. Но они уже сейчас все выросли. Им уже далеко за 20. Они уже все живут отдельно. Все они живут, естественно, там. И понятно, в какой парадигме они там существуют.
А почему решили взять? Ну чего-то как-то... Видимо, мама решила, что сына все-таки на одной из войн каких-то грохнут и своих внуков не будет, – предложила взять детей. И я был только за. Я сказал: "Давайте так и сделаем". А потом у одной вторая сестра, у второй третий племянник, у третьего племянника двоюродная тетя... Это все из Липецка. Это все семьи, как вы понимаете, не самые благополучные, очень мягко выражаясь. Там, где в семье рожают 11 детей, а шестерых сдают в детдом. Ну, одного взяли – что, пятерых оставлять, что ли? Вот так вот, по цепочке, "ловись, рыбка, малая и большая" – так вот и вытянули невод. Все-таки циничная профессия у меня. Это профессиональная деформация. Невод с пятью детьми так и вытянули.
– Ну дети понимают вас или нет?
– Не думаю. Я опасаюсь общаться, если честно. Я боюсь услышать то, что боюсь услышать. Хотя, в принципе, я знаю, что именно это я и услышу, в общем-то.
– Вы российские телеканалы смотрите?
– Это моя ошибка – все-таки не смотрю.
– Не смотрите?
– Нет. Это зря. Хотя, конечно, по долгу профессии надо делать.
– Как вы считаете, пропаганда сделала все это искривление в мозгах? Или что? Или генетика?
– Это обоюдопроникающий процесс был. Безусловно, там телевизор свернул мозги всем. Геббельс-то, зараза, оказался прав: "Дайте мне средство массовой информации – и я любую нацию превращу в стадо свиней". Не любую. То есть должна быть еще и почва, на которую эта пропаганда ложится. Вот здесь они нашли друг друга: и пропаганда, и подготовленная почва. Потому что давайте признаем, что большевики провели просто невероятный эксперимент. И он удался просто на 100%.
– Отрицательная селекция.
– Идеальная отрицательная селекция. Если 70 лет проводить такую отрицательную селекцию... По-моему, только у красных кхмеров получалось лучше. Но они там действовали четыре года, а тут 70 лет. У Буковского очень замечательная фраза есть, когда он пишет, что какой-то, там, английский генетик 20 лет пилил коровам рога в надежде, что будут рождаться безрогие телята, – и ничего у него не вышло. "Вот", – говорит, – "не коммунист мужик, не комсомолец. Без огонька подошел к делу. Если 70 лет рубить людям головы, в конце концов начинают рождаться безголовые люди нового типа". И это правда. Не только 70 лет – там же столетиями все это было. Столетиями выбивался этот ген свободы мысли, вольнодумства, инакомыслия. Столетиями люди бежали оттуда в вольницу: либо в сибирскую, либо на Дон, либо в Украину. А все, что там оставалось, – это вот то, что оставалось. И вот на то, что осталось, легла эта пропаганда. И здесь они нашли друг друга. И результат вообще идеальный, конечно, получился.
– Я вам последний вопрос задам. Вы оптимист или сдержанный оптимист?
– Я скорее сдержанный оптимист. У меня почему-то реноме пессимиста, но это не так. Это не так. Я все-таки скорее сдержанный оптимист. Я думаю, все равно все будет Украина. Все будет Украина. Но не сразу. На это нужно время. Поэтому я оптимист, но сдержанный.
– Есть хорошая новость и плохая. Все будет хорошо, но не сразу.
– Но не сразу, да.
– Спасибо, Аркадий. Спасибо.
– Окей, спасибо, Дмитрий.
Видео: В гостях у Гордона / YouTube
