"Девка Березовского бросилась к официанту при Боре: "Трахни меня. Он не смог!". Боря пришел домой и повесился". Полный текст интервью Караулова Гордону G

– Андрей Викторович, добрый вечер.

– Добрый.

– Много лет уже прошло с тех пор, как мы с вами виделись. И больше не получалось. Но теперь есть зато повод поговорить. Вы мне всегда интересны, я этого не скрою. Я пристально за вами слежу. И мы сегодня попытаемся с вами найти ответы на непростые вопросы.

– Чем же я тебе так интересен? Открой тайну.

– Ну, вы всегда говорите ярко, остро. Вы на гребне волны всегда. Плюс актерское образование – оно же даром не проходит.

– Я театровед. Я не актер. Я театральный критик по образованию.

– Театральное образование.

– Ну, театральное, да.

– Да.

– Ну поехали, давай.

– Как вам коронавирус? Расскажите, что вы об этом думаете вообще.

– Ужасно. У нас самое страшное – это фраза "полностью выздоровели". Оперштаб Российской Федерации всякий день пишет глупость: "полностью выздоровели". "Полностью" – значит "нет никаких последствий". А в коронавирусе, как и в СПИДе, когда полностью теряется иммунка, самое страшное – последствия. Уже понятно, что коронавирус сам по себе не очень страшен. Как говорил Онищенко у нас на канале недавно, это мягкий вирус, интеллигентный вирус. Ответ иммунной системы, иммунный ответ – это то, на что вирус и рассчитывает. Мы только что похоронили... У Акчурина был замечательный завотделением, профессор, 66 лет, здоровяк-мужик, красавец. Иммунка упала после "короны" на ноль. Не спасли. Это такие же последствия, как от СПИДа. Полное падение иммунной системы. Когда оно случится и случится ли у всех, и сколько пройдет после коронавируса: год, полгода, четыре года... Как после СПИДа. Федя Чеханков жил со СПИДом 16 лет.

– У него СПИД был?

– У него был СПИД в очень тяжелой форме. Но он прожил рекордное количество лет. Я еще служил в театре, когда у Феди был найден СПИД. Знали об этом немногие. Помогали ему как могли. Я помню, я его даже как-то позвал отдохнуть в Италию. Тогда еще была возможность. Мы ездили семьями. И Федя был с нами. И я смотрел на его бритву с кровью, когда он брился по утрам... Жили же в одном доме. Думаю: "Вот она, смерть". И он в себе ее носил. И мало кто об этом знал. Близкие знали, Валя Талызина знала. Периодически ему становилось очень плохо. Мы видели, как он уходит. Но это и был коронавирус: если угодно, растянутый на такое количество лет. В конце концов Федя от этой болезни ушел. Так что эта фраза жуткая "полностью выздоровели" – это подонство. Никто не знает последствий. От последствий ушел Виктюк. От последствий ушел Слава Пифф.. Я каждый день хороню друзей. От последствий ушел Володя Фортов – близкий мне человек, академик российской и американской академии наук. От последствий ушел митрополит Феофан и многие-многие-многие. Именно от последствий – не от самой болезни, за четыре дня.

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– На ваш взгляд, это искусственно выращенная болезнь? Или это все естественно?

– Абсолютно. У нас об этом говорится замечательно на официальном канале Караулова... Прошу не путать с каналом "Момент истины", там мерзавцы сидят. Мы сейчас их судим. Там уголовное дело в полном разгаре. Украли просто название, решили заработать некие адвокаты. Но это отдельная история. Они не стоят внимания. А на нашем канале доктор наук – не журналист, а директор института – с журналами английскими, китайскими, американскими в руках сказал: первая вспышка – на американской базе, 2013 год. Потом – 2015 год. Потом после скандала американцы уезжают в Ухань и работают вместе с китайцами...

Мы всей правды не узнаем, как не узнаем всей правды о взрывах башен-близнецов в Нью-Йорке. Это все помнят. И Пентагон. Куда делся еще один самолет среди атакующих. "Такие приказы, полковник, не остаются в наших архивах", – говорил когда-то у Копполы в фильме главный герой. Помнишь, в "Апокалипсисе"? Но то, что это ручная штука, и то, что в этой штуке заложены элементы СПИДа, для меня совершенно очевидно. Поэтому самые страшные последствия. Сколько сейчас тромбоза, сколько отрезанных ног и ступней после коронавируса... Мы ничего до сих пор не понимаем о последствиях. Онищенко вчера сказал... Я вообще удивляюсь, как его из партии до сих пор не выгнали. Уже сутки прошли. Хотя он не член партии "Единая Россия", но в Думу-то могут не взять. Он сказал: "Вакцина "Спутник V" для 60-летних и выше опасна".

– Вот так.

– Это прозвучало из уст академика Российской академии наук. Она слишком тяжелая. Она тяжело варится. Это говорят промышленники. Она тяжело производится. Но вчера, когда был эфир, мы еще не знали о скандале с Наташей, пресс-секретарем Лукашенко. Ты ее знаешь.

– Да, конечно, знаю.

– Вот видишь. Эйсмонт Наталья.

– Да.

– Вакцинировалась еще летом. Причем обеими вакцинами "Спутник V". Никаким не плацебо. Мы за границу плацебо не поставляем. И в случае с Пивоваровым, в случае с журналистами Russia Today или в случае с Валерой Гартунгом, депутатом Госдумы, еще можно было бы спорить, плацебо или не плацебо... Хотя Гартунг сегодня уверен: никакое не плацебо. И нам обещали 15 ноября Александр Леонидович Гинзбург и другие разработчики сказать, что кололи Гартунгу. Я ждал этого дня как праздника. Ничего не сказали. Но за границу, в Беларусь, мы не плацебо поставляем. В каком она сейчас состоянии? Посмотри. Появился в сети ее диалог с помощником Лукашенко, из которого понятно, что почти вся администрация болеет. Сам он уже месяц, как она говорит, не появляется на работе. Где он какие встречи проводит – я не знаю такой резиденции. Итог: заболеваний после вакцинации "короной" все больше и больше.

– А мэр Ялты, который умер, – он умер после прививки вакцины или нет?

– Не знаю. Он умер после прививки. Но от чего, я не знаю. Это очень опасная тема. Многие поспешили написать, что он умер именно от вакцины. Так нельзя сказать. Это не точно. Боюсь, никто не знает даже из патологоанатомов.

– Вы боитесь заболеть коронавирусом?

– Конечно.

– Вы будете прививаться вакциной "Спутник V"?

– Нет. Я поверил Александру Чучалину. Я давно знаю этого человека и ему очень верю. Не скрою: я сделал все, чтобы Чучалин был на совещаниях у Путина, а не Иван Иванович Дедов, специалист по крови. Первое совещание – конец марта. Я обалдел, когда увидел там Дедова. Он-то что там делал? "Владимир Владимирович, у нас все хорошо, под контролем, я был в Чернобыле..." Иван Иванович действительно был в Чернобыле. Он же по крови специалист. Там была паника – там чего только не было... Что за чушь? Академику Чучалину я позвонил...

Была такая девушка, главный специалист Минздрава. Мясникова, кажется. Я ее спрашиваю: "У вашего министра Мурашко... Он новый парень в Москве. Чучалин часто бывает на совещаниях?" Ответ – знаешь какой? "А мы его ни разу не видели. Я его в лицо не знаю". И к Путину его не позвали. То есть я сделал все, чтобы академик Чучалин был у Владимира Владимировича со своей правдой, чтобы Путин наконец эту правду услышал. И он ее слышит.

Александр Леонидович Гинзбург – как бы сказать помягче? Не во всем согласен с академиком Чучалиным. И академик Чучалин не во всем согласен с академиком Гинзбургом. Личный разговор не имею права передавать, но вот Чучалин больше верит в вакцину "Вектора", которой пока нет. Она более слабая, более щадящая. Но еще раз: пока нам мировые авторитетнейшие клиники, как "Раффлз Госпиталь" в Сингапуре... Мне когда-то Ли Куан Ю говорил: "Лечитесь только у нас". Я говорю: "Почему?" Он уже был старый совсем. Великий Ли Куан Ю, создатель "сингапурского чуда". Он говорит: "Понимаете, у нас другая ответственность. Я учу врача 12 лет. У него зарплата в среднем более 10 тысяч сингапурских долларов. Если он на молекулярном уровне не увидел что-то у вас, а паспорт остается в госпитале, в компьютере, он будет уволен консилиумом врачей на следующий день. И где он найдет работу? Весь остров 60 на 40 километров. В соседней Малайзии? А у него ипотека, школа, дети и так далее. Куда ему деваться? Он ошибиться не может".

– Андрей Викторович, как вы думаете, Путин привился?

– Нет, конечно. Что ты! Нет. И не скоро будет.

– Дочери его не привились?

– Дочь привилась. Да, Катя привилась. И я даже знаю, как это было. Она хотела просто послужить России. Здесь не надо смеяться. Она была одной из первых и она спрашивала у тех, кому она верит: "Как мне послужить стране?" И нашлись люди, подсказали: "А сделай прививку". Она пошла и сделала. Молча. Он не знал. Мы-то еще думали, – его порадовать.

Меня потряс Гинзбург тем, что он испытал вакцину на себе. Как когда-то это сделала великая Ермольева, которая спасла Сталинград от холеры в 1942 году, получив пенициллин. Она же на себе все делала. Погибла от этого. И Александр Леонидович повторил ее опыт. И все разработчики. Ладно себя уколол Гинзбург, но он жену уколол. Он обожает свою жену. Он всю семью уколол этой вакциной – настолько он в нее верит. Когда мы говорили всем: "Ребята, наверное, надо поверить", – многие поверили быстрее, чем я сам. Я вот сам говорил, но не пошел. Просто не пошел, потому что... Я не знаю.

– Потому что вы умный.

– Это ты комплимент мне делаешь. Нет, у меня жена умная. Она как-то сразу сказала: "Я пока не рожу..." Она очень хочет ребенка, хотя я старый. Но ничего. "Я, значит, тебя не пущу". И вдруг пошли вопросы, на которые никто не мог ответить. Первый вопрос: у нас есть странный пацан. Называется Дмитриев. Российский фонд прямых инвестиций. Ты мне объясни, на кой черт, если этот Дмитриев продвигает вакцину "Спутник V" на мировые рынки, он в мае покупает AstraZeneca на народные деньги в немалом количестве? Мы тогда решили, что он будет колоть себя и Владимира Владимировича. Нам и всем остальным – "Спутник V", а им, которые белая кость, – AstraZeneca.

Вот дальше с AstraZeneca начались проблемы. Выяснилось, что AstraZeneca и "Спутник V" – это одно и то же. Только там обезьянья субстанция, а здесь человеческая. От AstraZeneca умирает человек-испытатель в Бразилии. В Англии у человека от AstraZeneca проблемы со спинным мозгом. Я пошел к промышленникам нашим, которые стали выпускать уже тогда, летом, не дожидаясь третьего клинического этапа испытаний, что неправильно. Полагается третий этап полгода. И еще полгода наблюдаешь, нет ли побочных явлений. Уже в июне мы стали варить эту вакцину: паника – надо скорее. Спрашиваю у производственников: "Ребята, а этот Дмитриев на хрена купил AstraZeneca? Вакцина трудно варится". Мне знаешь что ответили? "Потому что идиот". Вот такой прозвучал ответ. Последнее – знаешь, что сделал Дмитриев? Это только в России такое может быть. Ты сидишь?

– Держусь за стол.

– Возьмись за стол. Он предложил соединить AstraZeneca и "Спутник V", две вакцины – в одну.

Фото: EPA

– А это правильно.

– Я тоже так думал. У Сталина была идея объединить в Москве цыганский театр и еврейский театр. И приказать им в две недели найти общий язык.

– Тем более, что в цыганском театре было много евреев. В театре "Ромэн". Поэтому частично оно и объединилось как-то.

– По-моему, только Рома Лебедев. И то – он скрывал, что был евреем.

– Андрей Викторович, вы взяли интервью у огромного количества людей. Сколько героев у вас было? Вы никогда не подсчитывали?

– Нет. Я тебе могу сказать с гордостью, что в "Моменте истины" и "Русском веке" снимались практически все общественно значимые люди. А сколько всего?.. Я как-то пытался вспомнить, какое количество руководителей стран я снимал. Демирель, Ли Куан Ю, Саддам Хусейн...

– Саддам Хуссейн даже?

– Саддам давал нам интервью, как и Ким Чен Ир. А как я дачу-то построил? У меня японцы покупали за огромные деньги по минуте из интервью с Ким Чен Иром. Мы разыграли с Володей Яковлевым, тогдашним губернатором Петербурга, некий спектакль. Я был в составе этой делегации, увязался за Яковлевым. Ответный визит после приезда Кима в Москву, когда его напоили на "Балтике" вусмерть...

– Он на поезде ехал. Да?

– У него были проблемы, видимо, все-таки с эпилепсией связанные, с головой. Он только ездил на бронепоезде этом. Да, он приехал в Питер, в Москву. Его принимал Путин. На "Балтике" его напоили до смерти. И он решил Яковлеву отомстить в Пхеньяне. Пригласил с официальным визитом. Ему на "Балтике" было сказано "пиво без водки – деньги на ветер". Чем это закончилось, лучше не вспоминать. Я это видел: как его несли.

И когда у них были переговоры в его резиденции, мы поставили камеру на стуле. Потому что идиот-оператор с "5 канала" забыл штатив в городе. Мы снимали Ким Чен Ира, первое интервью за 20 лет, через стул, перевернув. Увидев эту конструкцию, начальник охраны обалдел. Потому что по протоколу не согласовано. "Что это такое?" – спрашивает он. А ему подчинялись все. Я говорю: "Мы ждем господина Яковлева. Я у него хочу взять интервью". Я подхожу к Яковлеву, когда они выходят вместе. А куда им? Они же вдвоем выходят из комнаты. Там один коридор. Я сижу в коридоре: жду Яковлева. "Не вашего товарища, а нашего товарища. Извините, извините, гостеприимство". И спрашиваю у него: "Когда товарищ Ким снова будет в Петербурге?" Нормальный вопрос?

– Да.

– На что Владимир Анатольевич говорит: "А ты спроси у него". И я разворачиваюсь, как я и развернулся. И я его снимал восемь минут. Пленка осталась. Я стал богатым человеком. У меня покупали японцы по минуте.

– Вот оно – корейское чудо.

– Они смотрели на это корейское чудо – и по роговице глаза определяли, чем он болен. Они догадывались про эпилепсию. Крупный план они делали, как мне потом объяснили. То есть я, получается, поработал на разведку. А я для "ТВ-Центра" старался. Кстати, на "ТВ-Центре" пленку уничтожили, идиоты. Когда пришел Пономарев, они весь архив мой сожгли. Но у меня архив весь остался. Ему нет цены, конечно. И там все.

– А Саддам Хусейн – где вы его снимали?

– В Багдаде. Это был первый прилет российского самолета. Это было очень трогательно. Блокада. Мы летим через Керманшах – нас не пускают. Естественно, не пускают. А мы везем медикаменты. Три дня мы сидели в тюрьме. С нами был депутат Госдумы. Это были "Внуковские авиалинии", тогдашние руководители компании... Человек двенадцать. Я и дочка моя маленькая, Лидка. Лидку я взял. Зачем я взял дочь, понять не могу. Но в итоге после четырехдневного сидения в Керманшахе... Гостиницу действительно сделали тюрьмой, там мальчиков поставили. Хотя я успел съездить в город и купил, помню, коврик небольшой персидский настоящий. Мы все-таки получили разрешение – и на сутки прилетели в Багдад. Это было очень трогательно. Когда огромный аэропорт, и они... Он же пустой: никто не летает, блокада натовская. Они пустили зеленый огонечек и написали "Багдад – Москва". Идет посадка на рейс "Багдад – Москва".

Вот тогда мы сняли Тарика Азиза, тогда я снял Саддама. Потом полетели второй раз уже через Ереван. И взяли Жириновского. Лучше бы мы его не брали. Матерь божья... Когда нас не пустили... Там-то Гейдар Алиев помогал с пролетом. Мы летели Баку – Керманшах. А здесь полетели через Ереван, уж не помню почему. И нас тоже никуда не пускали. Жириновский орал в самолете: "Наш самолет будет Брестской крепостью!" Ересь какую-то нес, в общем. Но в итоге тоже мы второй раз были. Уже принимал Тарик, но не Саддам.

– Вы же брали интервью у Фиделя Кастро.

– Нет. Это легенда. Это то, что у меня не получилось. У меня так и не получилось договориться с королевой английской, Ее Величеством Елизаветой II, и с Фиделем. Толя Карпов был посредником. А он дружит с этой семьей. Шахматист. Но не получилось из-за болезни Фиделя. Я упустил момент.

– Знаете, вы, конечно, сделали памятники людям, у которых взяли интервью. И какие люди... От Майи Плисецкой до Олега Борисова. Кто самый яркий из тех, с кем вы делали интервью? Можете назвать несколько человек?

– Невозможно сказать. Назову, но... Кто лучший Ленский: Иван Семенович или Сергей Яковлевич? Для кого как.

Скриншот: Андрей Караулов / YouTube

– Сергей Яковлевич, я думаю.

– А может быть, Масленников. Толя Масленников – замечательный певец, не оцененный. Великий актер еще. Великий. Он не только пел, но и играл Алексея в "Игроке" у Бориса Александровича Покровского. Чьи разговоры остались в памяти – это те разговоры, к которым я возвращаюсь и цитирую их. Дмитрий Сергеевич Лихачев, Борис Раушенбах – конечно, Чингиз Торекулович, мы с ним очень дружили. Я приезжал к нему специально: и снять, и поговорить.

– Мудрец был – да? Айтматов.

– Он был не мудрец – он как никто умел слушать. Он был прост в разговоре, когда ему было интересно. И он все не понимал: "Андрей, ну неужели взлетает вертолет?" А я ему всякие ужасы рассказывал. "Открывается дверь вертолета, и тот человек несчастный, который обманным путем оказался в вертолете, или подпишет сейчас все свое имущество – и нотариус там же, в вертолете, поставит печать, или он пойдет вниз без парашюта?" Я говорю: "Да, Чингиз Торекулович".

– Так было?

– Мы в ресторане сидим в Брюсселе. Он берет ручку и на счете это все записывает. Я говорю: "Ручку мне отдайте". У меня музей личных вещей великих. У меня есть ручка Чингиза Айтматова. Это моя ручка. "Я записывал за Карауловым все эти ужасы 90-х годов". Я его обожал. Но не за мудрость, а за дружбу. Он умел дружить. Настоящая дружба всегда отнимает время. Он не жалел времени. Мы откровенно говорили обо всем. Потом на инаугурации Курманбека Бакиева мы встречались. Он сидел, как "чужой на этом празднике жизни". Он был мощный. Он мне рассказывал, как они с тогдашним президентом, он ныне у нас в МГУ преподает...

– Акаев?

– Акаевым. Ехали... Как бы это помягче сказать? К королю Швеции с намеком, что вообще Чингизу Торекуловичу Нобелевскую премию по литературе нельзя не иметь. Как Лев Николаевич не имел. Ну как-то странно. Алексиевич имеет, а... Но это было до Алексиевич. А оказалось: "Андрей, слушай. Король вообще не при делах. Он вообще к этому не имеет никакого отношения. И я ему рассказывал про повадки зверей. А он охотник, и ему было так интересно..." Как я записывал, так и он записывал. Он был прост, велик. Он был мощный, хитрый, но он умел разговаривать. Он слушал как никто другой. И пауза, если я ее делал, – она его не раздражала. И в ответ... Я же его снимал еще. У меня много с ним. И когда мы делали вечер во Дворце съездов, юбилей нашей передачи, я как раз на экран вывел Лихачева, Раушенбаха и Чингиза Торекуловича. Больше никого. Хотя потом шли картинки всех: и Муслим, и Гейдар Алиевич, с которым я дружил, и так далее.

Он был... Не мудрец... Я сейчас пытаюсь сказать слово... У него был государственный охват. Он на все посмотрел как государственник. Бельгийские ли это проблемы, Кыргызстан ли, Россия... У него был прекрасный русский язык. С ним было, как вот с тобой сейчас, просто и легко. Если даже между Раушенбахом была какая-то дистанция, а между Глушко и тобой всегда была дистанция... И даже с Майей Михайловной была. Была благородная дистанция. Хотя когда мы снимали, помню, уже ночь была – потом еще остались по рюмке выпили. И такси не вызывается. 93-й год или 92-й. И я пошел на улицу – поймал "ГАЗик". Говорю: "Майя Михайловна, простите. ГАЗик. Такой, брезентовый". Она говорит: "Слушай, у него колеса есть?" – "Конечно". – "Они крутятся?" – "Конечно". – "Поехали". Ну, ехать-то ей было на Тверскую. Я там жил недалеко. Но это все было. Или когда мы отмечали ее юбилей и юбилей Щедрина в пивнушке. Это все в пивнушке, с сосисками. Юбилей Щедрина – после вечера все в парадных костюмах в пивнушке. Сосиски, картошка...

– Это в Германии. Да?

– Да, в Мюнхене. В гитлеровском зале, в холодном, который спонсор сделал, открыл. Сейчас я с ним не общаюсь уже много лет, со Щедриным. Жаль. Но это он виноват. Даже Майя Михайловна не смогла быть у нас на юбилее. Я ее очень хотел увидеть. Олег Попов не смог. Она не смогла и он. Другие все приехали. Все приехали, кого я хотел увидеть. Нестеренко приехал из Австрии и Маша Гулегина... Да все были. Третьяков из Германии. Все выступали. Все бесплатно выступали. Я никому ни копейки не платил. Света Захарова танцевала, Вадик Репин приехал из Новосибирска, ее муж. Коля Цискаридзе танцевал. То есть все было по-человечески.

А вот Айтматов тут меня задел на самом деле. Он ни на кого не похож каким-то эпическим покоем, эпическим взглядом на жизнь, такая проза у него... И последний его роман: "Когда падают камни"... Он грустно говорил: "Андрей, это не "Гарри Поттер". Сейчас все будут эту ерунду читать. Это вот серьезная книга. Но кому сейчас нужны серьезные книги?" Так у меня этот том и лежит его. У меня такая есть... Как это сказать-то? Я не знаю как. Это не выставка, конечно. Ну стеллажи, что ли. Вот там вещи Чингиза, очки Ильинского, записная книжка Меркурьева Василия Васильевича, бабочка Светланова, бабочка Нестеренко Евгения Евгеньевича. Я недавно позвонил ему в Вену. Несколько лет мы не общались после смерти Кати, его жены. Не все мне там было понятно. Но я позвонил. Варя хотела с ним познакомиться. И первая фраза великого Нестеренко: последнего героя соцтруда из нашей оперы, последнего из живых: "Да, это я, Андрюша. Вот видишь... Не понимаю, для чего я живу". Так же мне когда-то говорил Алексей Николаевич Грибов после инсульта: "Андрей, актер умирает на сцене. Мне жаль, что я еще жив. Хотя пожить еще хочется". Он не играл после тяжелейшего инсульта. Приходил в театр – часами сидел в буфете. Почти уже не пил. Кто-то рюмочку наливал ему, по традиции.

– Во МХАТе, да?

– Во МХАТе. В новом даже МХАТе. Он старый МХАТ очень любил, понятно. И все его любили. Они плакали, когда МХАТ закрывался на ремонт, понимая, что они на эту сцену... Ефремов тогда накрыл старикам стол прямо на сцене. Я это видел. Лучше бы я этого не видел. У всех слезы, все понимают, что они уходят. Настасья Платоновна Зуева, Марк Исаакович Прудкин... "Ну пойдем, пойдем, дружочек..."

– Георгиевская, Степанова, да?

– Георгиевская. Видишь, ты знаешь хорошо. И Михаил Пантелеймонович Болдуман. А Георгиевская как страшно умерла... Ты знаешь эту историю?

– Нет.

– Ей же собака съела голову.

– Да вы что!

– Ее потеряла Доронина. Великая Анастасия Павловна Георгиевская, народная артистка Советского Союза, не пришла на сбор труппы. Осталась в театре Дорониной. Грандиозно она играла Иудушку Головлева. Она – и только потом Смоктуновский и Порфирьев. Она мать играла. Грандиозная. Кинулся бы театр: "Что случилось с народной артисткой СССР?" Она жила одна с собакой. Но никто не кинулся. А когда она на репетицию через неделю не пришла, догадались позвонить. Взломали дверь. Выскочила полубезумная собака-овчарка, которая от голода съела ее лицо. Не было лица. Полиновский написал об этом в "Известиях" страшную статью, как ушла из жизни Георгиевская, а МХАТ Дорониной потерял народную артистку СССР из вида.

– Кошмар.

– Был это, по-моему, 92-й или 91-й, или даже 90-й (Георгиевская умерла в 1990-м году. – "ГОРДОН").

– Уже никому ни до кого не было дела.

– Абсолютно. С языка снял. Я когда рассказывал об этом Ире Мирошниченко... Мы тогда много общались. Она мне даже не поверила. Она не знала. Ну, до статьи Полиновского. Она не знала, что случилось с великой Георгиевской.

– Вы знаете, вы сделали огромное количество программ с людьми, которые были эпохой. И я абсолютно уверен, что это не могло на вас не отразиться – и вы стали совершенно другим. После каждой программы, я думаю, вы становились другим, вы менялись.

– Нет. После каждой программы я понимал, что я сяду – и отдам свою жизнь... Это дело жизни. Я не стесняюсь говорить именно так. И я напишу "Русский ад". И я в этом году переписал уже... Варь, сколько мы переписали? Весь первый том. Сколько там? 600 страниц получилось. И сейчас второй том начали. И перепишем за несколько месяцев. Два тома по 630 страниц. Только не машинки, а больших. И там весь 91-й, вся Беловежская пуща... Все до развала Белого дома. И герои книги все – и Ельцин, и Горбачев, и Раиса Максимовна, и Шахрай, и Бурбулис, и Чубайс, и Смоктуновский, и Борис Саныч Покровский, и Николай Яковлевич Петраков, друзья, – и директора заводов, и проститутки, и Явлинский, и Коржаков... Вся правда об этих годах. Это будет 14-е издание. Будут издавать опять "Аргументы недели", мои друзья. Первые 13 изданий разошлись. Сейчас последнее допродается. Но я полностью переписал книгу. Это полностью другая работа. И этим я горжусь.

– Вот счастье – быть свидетелем этих событий и общаться с этими людьми?

– О чем ты говоришь? Конечно. Знаешь, как Владимир Михайлович Изрядин приехал в Челябинск, и афишу повесили: "Он играл еще при царе". Ну что ты... То люди – эпоха. Таких уж нет. Почти нет. Ну вот сейчас ушла Антонова. Уходят последние. Как тихо, в общем... Ну, не тихо. Ну, Рома Виктюк пережил славу. И ужасно пережил свою славу. И те гадости, которые писали дураки на Украине, которые не видели его спектакли... Он так любил Украину... Он так нес сегодняшнее все... Кстати, это к тем, кто на Украине писал "подох, и слава богу". Он был честным внутри себя.

– Конечно.

– Последний раз мы встретились – я его не узнал в Большом театре. Он попросил познакомить его с Олей Бородиной. Я его подвел к Оле и говорю: "Оля, только не пугайся. Я приведу Виктюка". Он не был похож на самого себя. Он еще три года назад таким не был. Онкология и инсульт – они сделали свое дело. А видишь – умер от коронавируса.

– Я был на его похоронах во Львове. Да. Ужасно.

– Страшно. Правда страшно.

– Вы много лет снимали знаменитую программу "Момент истины". Скажите, телевидение умирает?

– Нет. Не потому, что оно умерло, а потому что есть Алексей Алексеевич Громов, который запретил говорить правду, когда ушел с "5 канала". Помнишь, керченский стрелок?

– Да, конечно.

– У нас полдня об этом на каналах не было ничего. Помнишь смерть Лужкова?

– Да, конечно.

– Мне позвонили мои друзья с "Первого", помощники Кости: "Это правда"? Я говорю: "Да, правда. А что у вас?" – "Сидим и будем спрашивать. Мы вообще отмечаем, мы говорим или не говорим". Как, "спрашивать"? Умер мэр Москвы, кавалер всех этих степеней. Вы че, ошалели? Но Алексей Алексеевич пока до Владимира Владимировича не дозвонился, очевидно, – команды нет. Знаешь, когда команда пришла? В четыре часа дня.

– Давайте скажем, кто такой Громов.

– Первый заместитель главы Администрации и главный идеолог страны, человек, который не покидает свой кабинет, о России судит по интернету, ни разу в жизни не был ни на одном заводе, ни на одной птицеферме, ни в одной деревне. Возьми карту, где был Громов, поставь флажки – и ты поймешь, что он давно уже не выходит из кабинета и ничего о собственной стране не знает. При этом занимается идеологией: руководит ею. Обхохочешься.

– То есть он формирует взгляд Путина тоже. Правильно?

– Нет. Он его боится, как огня. Когда Путин позвонил Громову и спросил: "Чего ты Караулова закрыл?" – он какую-то чушь стал говорить.

– Путин позвонил и спросил?

– Конечно. И Путин, и патриарх – все позвонили Громову. Он все кивал на Ковальчука: "Это не я". Ковальчук кивал на этого... Как дети. Ну как дети. Я на это посмеялся, доделал свои планы, сделал как я хотел первый вариант книги. Сейчас его переписываю. Но сейчас уже легче. И сделал свой канал на YouTube. Все, ребята, до свидания.

– Вот канал на YouTube. Знаете, я встречаюсь с аудиториями разными. Там, и тысяча, и полторы тысячи человек – молодые люди сидят. Я спрашиваю у людей до 40 лет: "Кто из вас смотрит телевизор?"

– Никто не смотрит.

– Да. 20% смотрят, а 80% – нет. Причем у многих нет телевизоров.

– Когда смотреть нечего. Как Майя Михайловна говорила... "Майя Михайловна, посмотрите, какая красивая девушка..." – "Где? А что в ней красивого? Молодая – да и все". Ответ гения. Так и тут. Смотреть нечего. Вот и все.

– Умирает телевидение, на ваш взгляд?

– Да нет. При Громове оно уже подохло. Не просто умирает. Если мы 40 передач в году обсуждаем... Какой "в году" – в месяц 40 передач про Украину, и еще 40 – про смерть Быстрицкой. Или 40 с хвостиком – про смерть Армена [Джигарханяна]... Ну, сейчас – смерть, а тогда – развод с женой.

– Ужас.

– Это сериал бесконечный. Это не просто пошло... А больше говорить не о чем, нет других проблем. Есть Армен, есть отношение сестры Быстрицкой к самой Элине Авраамовне и ее роман с девчонкой, которая сейчас в тюрьме, Элины Авраамовны. Она не скрывала свои отношения с Ксюшей. А что делать?

– Да вы что!

– Конечно. У нее своя история была и с мужем, который ее чуть не убил, и так далее. Я об этом рассказывал на "Первом канале".

– Да вы что!

– Конечно.

– Там эта история?

– Там не просто история – там любовь. Причем любовь такая, что она хотела, чтобы они поехали в какую-то из стран, где регистрируют браки. Элина Авраамовна, член партии, народная артистка СССР. Она боялась потерять Ксюшу. Так было. А муж ее – точнее, его любовницы – хотели ее убить. И так ее траванули, что она еле ушла из студии одной. Чуть было не умерла в больнице.

– Вот это судьба...

– И еще ей Фурцева сказала: "Молчи, дура". А он был на важной работе. И она несколько лет жила с человеком – своим убийцей. Она после этого возненавидела все и всех.

– Какая красивая женщина была...

– Великая женщина, благородная, искренняя. Она уже плохо ходила... Она пришла ко мне на юбилей во Дворец съездов, и ей было трудно стоять. У нее же были проблемы с ногами. И вот она вцепилась мне в руку, чтобы не упасть. А пела... 16 куплетов было в песне. "Каким ты был, таким ты и остался". Я уже ей рожи делал, я не знал, как быть. Она не могла не прийти, ей было больно стоять. Была фонограмма, не она пела. Но она не могла не прийти.

– Она фронтовичка, киевлянка. Я с ней делал интервью в свое время. Я с ней неоднократно встречался. Она мощная такая женщина была.

– И она никому не рассказывала свои личные тайны. Это сейчас, когда Ксюша оказалась в тюрьме... Причем вот суд рассудил... Подпись Быстрицкой, вроде как Ксюша ее обокрала, – подделана, суд это установил. И все равно отправил ее в тюрьму. Кто на здание претендовал, которое Лужков сдуру ей подарил? Вот это здание на Цветном бульваре. Разбитое до сих пор стоит это здание, подаренное Быстрицкой. Оно стоит денег. Место какое... Кто хочет? Чья жена? Я знаю, чья жена. Презумпция невиновности у такого деятеля. Глаз положил ее фонд на это здание. Мне Миша Барщевский сказал: "Плохо будет". Я говорю: "Миша, ну как? Подделана подпись". А он защищал ту сторону, помогал той стороне. "Плохо будет, Андрей. Вали с этой темы", – предупредил меня еще летом. Мы до последнего не верили, что Ксюша пойдет в тюрьму. Как? За что? Это подделка. Не могла Элина Авраамовна подписать эту бумагу. И физически не могла, и человечески не могла – никак не могла. Подделана подпись, нет пострадавших – в тюрьму.

Скриншот: Андрей Караулов / YouTube

– Российское телевидение... Знаете, что меня поражает? Семь лет эта бесконечная бодяга на федеральных каналах, когда каждый день в прайм-тайм – Украина. Вот в России ничего уже не происходит – Украина.

– Абсолютная фантастика. Знаешь, это даже не обсуждается. Говорить не о чем. В России огромное количество людей живет за чертой бедности – обсуждать нечего. Это не наша тема. В России происходит то, что происходит сегодня. У нас Гоголь Николай Васильевич отдыхает. Уже все знают, что губернатор Мурманской области взял у Путина миллиард народных денег – и построил, сволочь этакая, "ковидный" госпиталь, но на скорую руку и из материалов первого класса опасности. Там ни одного дня нельзя не то что оперировать – находиться. Какова судьба госпиталя? Сейчас продают на запчасти: кто "очко" купил из глав районов, кто – дверь, кто – крышу.

У нас за смерть человека... Я сегодня разговаривал с руководством минюста. Шесть лет назад подполковник Акимов, председатель гарнизонного калужского суда, постановил: за смерть человека высчитывать у убийцы 5200 рублей ежемесячно и оставить его на действующей воинской службе. Я хочу 17 [декабря] (интервью записывали до пресс-конфренции Путина, которая состоялась 17 декабря 2020 года. – "ГОРДОН") прочесть этот приговор президенту Российской Федерации. Пескову я уже его прочитал и отправил, и говорил с ним. Дима офигел. Говорит: "Не может быть. У тебя монтаж". – "У тебя в приемной протокол. Посмотри". Пункт первый: старший лейтенант Старущенко в день развода с женой надел парадный китель, нажрался до чертиков, явился к своей бывшей жене в полпервого ночи и задушил ее, как Отелло Дездемону, с особенной жестокостью, в присутствии малолетнего Андрейки.

Постановление суда: "Именем Российской Федерации..." Это когда два начальника боятся вынести сор из избы, чтобы Путин не узнал, Шойгу не узнал. А как? Пункт первый приговора дословно цитирую: "Признать старшего лейтенанта Старущенко убийцей. Приговорить его к году тюрьмы. Пункт 2-й: год тюрьмы заменить годом исправительных работ. Пункт 3-й: исправляться Старущенко будет, оставаясь на действующей службе воинской в той части в Шайковке: это "Белые лебеди": дальняя авиация, – где он работает техником. Целый год". Но он же бабу-то убил. Надо же наказать. Пункт 4-й: за убийство бабы, жены, в присутствии Андрейки, который остался калекой и несколько лет после этого не разговаривал, высчитывать из зарплаты старшего лейтенанта 10% жалованья. Но не в пользу Андрейки, а в пользу государства. А пункт 5-й, от которого у Пескова на том конце провода телефонного желваки заходили... У Путина тоже зайдутся. Пункт 5-й: подполковник Акимов приказал Путину как верховному, Шойгу, министру обороны, и другим генералам в течение года, раз расправляется со Старущенко, не повышать его в воинском звании и не награждать государственными наградами Российской Федерации. Этот приговор прошел все этапы, включая Верховный Суд. И таких приговоров у меня 107 штук. Невиданных в истории человечества.

– Но Соловьев об этом молчит.

– Да это... Не надо. Иных уж нет, а те далече. Мы трупы не оперируем. Вот я это все принесу. Я сегодня сказал руководителям минюста: "Давайте сделаем за такие приговоры – совет аксакалов, совет моральных авторитетов при минюсте. 20 человек раз в месяц будут собираться и просто с точки зрения здравого смысла..." И тогда уже минюст, пленум Верховного суда, раз Лебедев не справляется...

У нас судьи что только не выносят... У нас брачный договор отменяют влегкую просто со слов желающих: либо мужика, либо женщины. А люди, когда не находят справедливости в суде, им остается только одно: идти на улицу, на площадь. А куда еще-то? Как в Хабаровске. Надо это? Нет, не надо. Сколько людей прошло через тюрьму? Посчитай. С нулевого года, когда Путин пришел, до 20-го. Миллионов 16–17. По миллиону-то в год.

– Да?!

– А как же? Включая тех, которые в СИЗО. А сколько несправедливо осужденных? 30% от бизнесменов. Ну 40% – допустим, маньяки отъявленные. Сейчас поймали этого маньяка: 25 душ сегодня на его совести на Волге. Но там же очень много бизнесменов, которые сидели ни за что. После сюжета в "Моменте истины" 14 человек вышли на свободу, а 15-го оправдал суд присяжных. У меня свой "список Шиндлера". Ни за что. Мы из лагерей людей доставали, как Артура Преля – и пленум Верховного суда его оправдал. Давайте сделаем при минюсте, раз такая пьянка пошла, раз не справляется Лебедев с судьями, если у нас судьи отвязные многие, если у нас есть адвокат Киселевская, которая, Дима, селфи делает в совещательной комнате судьи, согнав судью Базарову с кресла... Это совещательная комната, куда вход запрещен всем, включая президента России. Только судья и только ее помощник. Потому что там в тишине именем Российской Федерации решается судьба человека или судьба имущества – не важно. Так Киселевская согнала с кресла Базарову, сделала селфи для интернета. Судья московская Базарова, в отставке уже, узнала свой кабинет и Киселевскую. А когда я показал эту фотографию Адвокатской палате Москвы, где сидели Поляков, мой товарищ Генри Резник сказал: "Это что?" Они сказали "нормально". И даже замечание Киселевской не вынесли.

У Адвокатской палаты Москвы будут проблемы с законом. Это я сегодня говорю. Киселевская потеряет статус адвоката за свои преступления. Возбуждено дело уголовное. Это я говорю. Но фотография как была, так и осталась. Это вроде как само собой разумеется. Та же Киселевская сделала фальшивые ордера. Вот у тебя за спиной вдруг появляется адвокат. Ты с ней не подписывал никаких соглашений. Ты вообще не знаешь, что она у тебя есть. Она на ту сторону работает. "Да", – сказала Киселевская, – "я юридически плохо подкована". Это адвокат с 40-летним стажем. И Адвокатская палата Москвы во главе с Поляковым даже замечания ей не высказала. Это можно. Создан прецедент. Значит, можно делать такие вещи. Это уже все, это черта, это дно. И это очень хорошо понимает Константин Чуйченко.

– Скажите, кого из коллег по цеху вы смотрите и кого считаете большим мастером?

– Аркаша Мамонтов – по расследованиям. Максим Шевченко – по взгляду на жизнь и по разговорам. Андрюша Угланов – по интервью. Да очень много молодых. Они у нас на канале постоянно выступают. Вот Леня Якубович будет постоянно делать свою рубрику. И Любич делает, экономист, и другие. И Лысаков, депутат Госдумы.

– Познер, Ксения Собчак – мастера интервью?

– Нет, конечно. Ну что ты? Нет, ну Ксюша – это совсем другое. Ну что вы? Это не интервью никакое. Это себя показать, о себе рассказать. А что касается Познера... Как тебе сказать помягче?.. Как в таких случаях говорил Сергей Сергеевич Аверинцев, "о наших великих лучше ничего или только хорошо". Это немножко другое. Нет, это малоинтересно.

– За что в свое время вас назвали телекиллером?

– А это всех называли. Был 91-й год. Просто манера сама говорить людям в глаза: "Это ты сделал или не ты?" Как Чубайс меня пародировал: "Только правду". И такую еще интонацию делал, как по Караулову. "Только правду". Это ваше "только правду" – или псих, или психиатрия. А тогда все были киллерами: и Доренко был киллером, и я был киллером. Просто это был новый жанр. Люди не привыкли к такой... На языке КГБ это называлось "вглядка". Когда тебя сбивают сразу. Как это сделал Кинг с Путиным: "Что с лодкой?" А тот пришел... "Она утонула". Хороший вопрос и "хороший" ответ. Да? Вот и все. Вот эта манера – она была Урмасу немножко... Но у него плохо это получалось. Забыл... Он живой, не знаешь?

– Урмас Отт? Нет, он умер несколько лет назад.

– Умер, да? Ну вот у него не получилось это. Но он тоже начинал интересно тогда: в те годы. Когда был "Взгляд", эти неожиданные разговоры не по бумажке... Если "вопросы ваша пресс-служба утвердила" – это все сразу в сторону. И тогда пошло киллерство. А потом, мы же Баранникова снимали с работы. И сняли. Генерала армии, начальника КГБ. Когда притащили. И выяснилось, что на Макарова есть дело, на кого-то есть дело, на Киселева есть дело, а на Караулова нет никакого дела. Потому что не работал я в КГБ. Я был очень доволен. Спасибо архивам. Не нашлось ничего, так сказать.

– А многие коллеги в КГБ работали?

– Очень многие. Международники практически все. У меня в романе это есть: когда-то Марине Семеновой рассказывал пьяный Рыбин или Борису Санычу Покровскому. Марина Тимофеевна – великая балерина, а Борис Саныч был худрук театра. И был такой Рыбин, который проштрафился в охране Сталина – и его отправили комендантом в Большой. Он говорил, что подписали 95% труппы Большого на работу в органах. Не подписали Марину Тимофеевну, она прикинулась идиоткой. И гениально, бесподобно сыграла Раневская психопатку и клиническую дуру, когда к ней пришел лейтенант. По-разному к ней подходили. Через Орлову Любовь Петровну подходили, еще как-то.

– А Любовь Петровна – да?

– Никто не знает. Зоя Федорова – да. А вот Орлова – никто не знает. Хотя ей очень симпатизировал Сталин. Сталин же спрашивал, когда что-то не получалось, у ее мужа на приеме: "Почему, товарищ Александров, вы снимаете только свою жену?" Тот испугался. "Товарищ Сталин, я хорошо чувствую ее эстетику..." – "Я понимаю, понимаю, что чувствуешь. Только совесть тоже надо иметь". А Раневская говорила: "Милый, где ты был раньше? Я тебя ждала всю жизнь. Я никому не скажу. Вербуй меня, вербуй! У нас под лестницей есть сарай. Мы там сядем. Милый, дай мне пистолет. Я буду стрелять". Осталась надпись в архиве: "Вербовке не подлежит. Основание: клинический идиотизм".

– Замечательно.

– Она гениально играла сумасшедших. Как Гейдар Алиевич гениально играл, если кто-то при нем рассказывал, не дай бог, антисоветский анекдот. Вот не слышит – и все. Или если ему очень хотелось, чтобы кто-то повторил. Я ему однажды сказал: "Гейдар Алиевич, вы мастер власти". – "О... У... Ильхам... Как ты выразился?" Он все слышал, но ему очень хотелось еще раз услышать. "Андрей, я прилетел в Москву с визитом. Идет дождь. Смотрю в окно – стоит Немцов в белом костюме и в сандалиях. Встречает меня. Ну подходим мы, говорим – все. Он меня провожает в это здание. Стою я, генеральный прокурор, сейчас уже надо ехать. Вдруг подходит Немцов и говорит: "Гейдар Алиевич, у нас в Москве на улице Тверской сейчас такое количество продажных женщин..." Андрей сделал вид, что я не слышу. А он подумал, что я глухой. Смотрю – снова идет. Стою я, генеральный прокурор. Он снова: "Гейдар Алиевич, продажные женщины..." Когда он пришел в третий раз, я не выдержал. Я сказал: "Борис Ефимович, это же ваши женщины. Это не мои женщины. Что вы мне все время про них говорите?" Это было особое искусство: паузы, иронии...

– Это были другие люди.

– На моих глазах Марья Ивановна Бабанова на спектакле "Большевики" (режиссер Галина Борисовна Волчек) на просмотре для пап и мам одевается в гардеробе, идет Галя: "Марья Ивановна, а мне не сказали. Вы в театре! Ой, Марья Ивановна, как вам спектакль? Я так волнуюсь... Это мой первый режиссерский спектакль". – "Это заметно, деточка". Понимаешь? И все сказано. Все, и приехали. И тушите свет, как говорится.

– Вы немножко сейчас говорили о Жириновском. Вы ему в свое время посвятили фильм под названием "Скунс".

– Да.

– Почему "Скунс"?

– Я предполагаю, что Владимир Вольфович Жириновский – это создание КГБ СССР. Кстати, не самое плохое создание КГБ СССР. Я предполагаю, что Владимир Вольфович, кроме денег или, скажем, поста рыбной промышленности в прежние, ельциновские, годы, или поставиться премьером... Он все к Полторанину приставал: "Ну назначьте меня, Михаил Никитич, вице-премьером. Как сын буду Борису Николаевичу". Прохиндей чистой воды. Но забрал на себя огромную часть маргиналов, помог Борису Николаевичу. Как Зюганов забрал другую часть. Это тогда Бурбулис придумал финансировать КПРФ через Видьманова, его сына Олега – скандал с деревяшками на Кипре... Видьманов признал, что у них там есть своя компашка. Все были постановки Кремля. Надо было, чтобы Борису Николаевичу было полегче. Вот с одного бока ему помогал Жириновский, с другого – Зюганов.

– Но талантливый Жириновский, правда?

– Не-а.

– Да ну!

– Талантливый не будет скунсом. Ты посмотри, что в фильме о нем говорят его же сторонники. Талантливый не поедет к Дудаеву облизывать его и говорить, что "вы герой своего народа". И талантливый не будет делать водку "Жириновский". Ее однажды Олег Попов выпил. Боже, какой был мат... "Андрей, это был как рашпиль в глотке! Она же не горит, когда ее поджигаешь. Ну что... Настоящие талантливые люди руководят страной сегодня. Они в тени. Их мало кто знает вообще по именам. Так Россия устроена.

Фото: EPA

– О! Кто же эти люди?

– Их несколько человек.

– Давайте назовем.

– Давайте назовем... Давайте назовем...

– То есть не Путин руководит Россией сегодня?

– Только Путин. Но есть люди, которым он доверяет абсолютно. Это самая большая его беда. Сейчас, после Лукашенко, он стал немножко понимать... Немножко, не до конца далеко – что он живет в незнакомой стране. Он не ожидал "корону" эту. Его и тут обманули. И вот когда был Потанин, обманули идеально все. В прежние годы был Абрамович, давай так. Ты говоришь, имена... Есть такой Анисимов у нас, олигарх. Есть Ковальчуки. Но не этот, который физик. Этого даже брат Юрий не сильно всерьез воспринимает. Нет. Ротенберги, конечно, Тимченко, разные всякие братья. Это такой, близкий, круг.

– Сечин?

– Да. Но сейчас, видишь, большие проблемы с "Газпромом" и трубой – и у Сечина проблемы. Они все не справились, по большому счету, с природными ископаемыми. Или как детка у нас появляется чья-нибудь. Вот детка Сергея Борисовича Иванова, некто Сергей Сергеевич Иванов, взял и затопил рудник "Мир". Кто сказал, что это вечная мерзлота? Наврал Путину. Я удивляюсь... Вот есть Александр Васильевич Бортников. Сейчас не на микрофон работаю. Он честнейший человек. Я знаю, что он делал. Он делал невозможные вещи. Я не могу какие-то вещи рассказывать. Мне очень хочется рассказать правду об этом замечательном генерале армии. Но он напишет бумагу, покажет ее начальнику, предполагаю я, а дело до конца, до посадок, не доводит. Он не Андропов. Он больше мне Крючкова напоминает. Самый честный из них, самый порядочный.

– Интересно.

– Но не доводит до конца. В этом беда. Почему? Не знаю. Стиль такой. Боится, убьют? Я не знаю, чего может бояться генерал армии. Мне когда-то Глушков у Кобзона показывал... Глушков был начальник КГБ. "Тише: тут могут прослушивать". У нас с Иосифом Давыдовичем была истерика. Генерал армии показывает на потолок: "Там могут жучки стоять".

Так что умные люди, которые формируют мнение руководителя во многом, с кем он реально советуется, – они всегда в тени. "Деньги любят тишину", – когда-то говорил мне Потанин. Многие ушли, многих уже нет. Вон Проничев был. Многие ушли, кому доверял Путин. Сегодня он больше доверяет интернету. С ним произошло то, чего раньше не было. Я просто знаю: если ты позвонишь по спецкоммутатору и передашь дежурному охраны: "Звонил такой-то, такая-то проблема, и в таком-то городе люди ночью пошли сбивать молотками "улицу Терешковой" после обнуления..." Название "Валентина Терешкова".

– Да вы что! Пошли сбивать?

– Доносят до него в течение часа. Может быть, двух. Очень быстро. И его реакция на многие вещи. Он же признался, что о Норильской катастрофе он узнал от нас с Митволем. Он так и сказал: "Мы из соцсетей узнали". Его идеально все обманули. Усс думал, что он пятнышко за неделю вычерпает. Потанин вообще не собирался приезжать. Министр не сидел, МЧСники там какие-то дурака валяли...

– То есть вы хотите сказать, что Путин в интернете?

– Сегодня – да. Но не сам – ему дайджест делают просто выборочно. Квалификация этих людей весьма сильна. И очень силен, конечно, Песков. Потому что у него своя функция, он никогда не выходит за пределы этой роли. Просто знаю это. Но он довольно честен с руководителем. Если не предельно честен. Почему? Потому что... Знаешь, у Путина есть такая манера: "Вы все сказали? Да? А теперь правду". И рубашка становится мокрой, и к телу прилипает. Путин не хочет ту страну, какую строит Чибис в Мурманске: с "ковидным" госпиталем – или губернатор Осипов в Чите, который выгнал всех из рейсового самолета, когда ему не дали свой персональный самолет, там что-то с резиной было. И полетел один в Чару, в деревню. Ему же западло лететь в набитом людьми самолете. Твое интервью с Лукашенко Путин внимательно смотрел.

– Вы это знаете?

– Я тебе это говорю. А ты спрашиваешь: "Вы это знаете?" Я это слышал. Сорока принесла.

– И что он в этом интервью увидел, как вы думаете?

– Одно из двух: или Путин поймет, что эта компашка: Кириенко и Громов – его действительно очень сильно подвела. Они оба импотенты. Знаешь, когда мужчина импотент, это плохо для его жены. Но когда импотент – главный, кто отвечает за внутреннюю политику или идеологию, это гибель общества. Вот это мы и наблюдаем. У нас COVID-19 убил государство. Оказалось, нет медицины. Потом окажется, что нет экономики. Потом нет кинотеатров, театров – ничего нет. Есть только ракеты Юрия Семеновича Соломонова, которые, к счастью, летают. Поэтому действительно сильны. И есть всякие другие страны: как вот погубленный рудник или пустая труба, или "Северный поток" – непонятно что, или идиотская история с Навальным.

– А скажите, пожалуйста: как вам кажется, что Путин увидел в моем интервью с Лукашенко?

– Это ты позвони ему. Я тебе дам спецкоммутатор тайком. Найди двойку. Не надо даже первую вертушку, а по двоечке позвонишь и скажешь: "Это Гордон. Доложите мне". Хрен он тебе че скажет. Он говорит одно, думает другое, делает третье. Парень такой. Их так учили. Понимаешь? Но уже заигрываться нельзя. Потому что после Хабаровска все понимают: "Что-то не то. Что-то не так". И "не то" идет от губернаторов, от внутренней политики Кириенко. Не от Антонова и даже не от Мишустина, который нас, конечно, всех поразил, освободив зятя от уплаты налогов. Видел наш скандал в интернете? Мы устроили.

– Конечно.

– С "Грибной радугой". Бахчевая культура: шампиньоны. Мне мои друзья из аппарата истерику устроили. А что делать, если Мишустин сделал глупость? Зато 300 миллионов – экономия для семьи. Мы одним днем-то все живем. Это все Путину не нравится, предполагаю я. Что будет дальше, я не знаю и он сам не знает. Но что-то должно быть. Потому что будет, как в Белоруссии. Это тоже уже понятно. Дума будет оппозиционная, если будет так, как сейчас. И навальнята станут вокруг каждой урны на три дня и три ночи, и правильно сделают. И ничего вкинуть не дадут. А у них деньги будут. Есть ресурс: оттуда, с Запада. Это не коммунисты, не Жириновский, не Захар Прилепин с товарищами. Совсем другая ситуация сегодня. Поэтому он будет там, а жена здесь. О, пасьянс какой интересный...

– Вы сказали в свое время: "Ходорковский – серийный убийца, за ним более 70 трупов". Вы подтверждаете это?

– 72.

– Вы подтверждаете?

– Конечно. Предполагаю. Я аккуратен. Он в суд пойдет – я не все докажу. 72. Мы считали. Две серии "Ходорковский и трупы" – это тот случай, когда страна поверила мне, а не ему. Мы сделали из двух серий одну. Она в интернете, у меня на канале. Можно посмотреть. Эти истории придумать нельзя. Ни Свету Врагову, ни Олю Костину: все эти покушения – ни другие невозможно придумать. Фантазии не хватит.

– В свое время вы говорили, что Березовский жив и может приехать в Россию. Он действительно жив?

– Дим, рассказываю, почему я так сказал. И что сегодня. Я однажды снимал Бориса. Мы были на "ты". Не забывай, что он у моего тестя Шатрова украл жену.

– Конечно.

– Поэтому если бы Якубовский, мой товарищ, догнал бы его в эти дни на набережной Москва-реки и утопил бы, то мы бы жили в другой стране. Березовский дважды спасался бегством. Первый раз – от Якубовского. И спасся, потому что тот жирный был, толстый. Якубовский упитанный, бегал тяжело.

– "Генерал Дима".

– Да. А Березовский бегал с папочкой, как Паниковский, под мышкой очень резво. А первый раз он спасался бегством от плотника Степана с топором и баб в совхозе "Московский", когда они с Синяковым, его товарищем по лестеху, купили кур, сделали кооператив – и решили сэкономить на кормах. Кур-то они взяли 2 тысячи, а корма приехали из Луксора, из Пакистана. Так дешевле, с растаможкой... У меня в романе все написано. Все куры сдохли. И бабы не выдержали. "Бей жида, спасай Россию!" – орали бабы. Боря вскочил на подножку последнего автобуса в сторону Москвы, благо Москва недалеко. И спасся бегством. Если бы его поймали эти полупьяные люди, они бы, конечно, оторвались. Он еще и зарплату не заплатил.

Я его однажды снимал в Лондоне. Я приезжал снимать его в Лондон шесть раз. И все показывали мы на "ТВ-Центре". Я убеждал тогда всех: и этих больших разных, – что Березовского надо показывать много и крупно. Люди пусть сами решают, враг он или не враг. Если не показывать, то будут думать, что он святой. Это были не провокационные разговоры – это были честные разговоры. И хотя мы были на "ты" и знали друг друга годы... Я когда приехал к нему, мы с оператором... Это была единственная съемка у него в кабинете. Мы полчаса ждали, пока Боря придет. А он полчаса смотрел, не подсыплем ли мы чего-нибудь, какой-то полоний, ему в чашечку с кофе. Я еще не понимал: "А где Борис-то? И еще бы жрать. Голодные мы с самолета. У меня всего ночь. А его нет и нет". А он, оказывается, смотрел в щелочку. А когда он понял, что его не отравят, был нормальный разговор. Потом снова, потом снова, потом снова. То есть это были не провокационные разговоры, а те разговоры, на которые он шел. Но он очень часто проговаривался и выдавал желаемое за действительное, и выдавал ту самую ненависть, которую я не приемлю ни в ком из людей. А уж тем более в политиках. А он считал себя политиком.

И вот я однажды его снимаю. У него лежит телефон. Он говорит: "Андрюша, у мамы операция. Вроде все хорошо. Но она из наркоза не вышла. Если чего, позвонит – мы прервемся". И мы разговариваем, и я чувствую, что он напряжен. И на телефон... "Боря, может, мы прервемся?" – "Нет-нет. Работаем". Мы снимаем, снимаем. Ждет. Вдруг звонок. "Да, вышла! Андрей, полчаса паузы".

При живой матери, при таком отношении к ней повеситься, считал я, Борис не мог. Но я не учел одного: три грамма кокаина в день. И я не учел ту тему, которая для него всегда была важна: приехала девка из Москвы, а он ничего с ней сделать не смог. Жил уже в квартире своей жены Галины. Там паб через дорогу. Они переходят дорогу в восемь утра. Девка бросается на грудь официанту, чтобы его унизить: "Трахни меня. Он не смог". Он пришел и повесился. Саше Добровинскому его охранник писал смс-ки каждые 30 секунд. "Саша, я вошел – он висит. Саша, что делать? Научи. Саша, дай смс. Саша, шарфик оборвался..." Я читал эту переписку. Так сыграть невозможно. Но я эту переписку читал через месяц после своего заявления, что... Нет же ни одной фотографии Бориса в гробу. И в Пикадилли есть его любимый ресторан "Алароза", где спагетти с грибами он очень любил и где он Соловьева уговаривал баллотироваться в президенты, чтобы его грохнуть потом, в этом ресторанчике как кандидата в президенты.

– Это святое.

– Соловьев оказался чуточку умнее, чем, так сказать, Борис думал. А Ваня Рыбкин...

– Сначала Рыбкина, конечно.

– Нет, не сначала. Сначала была Хакамада. Нет, ты путаешь хронологию.

– Ага.

– Сначала была Хакамада. Вот. Это был конец, 20-е числа, января. Я был в Питере. Мне позвонил мой товарищ, связанный с большими здесь, и говорит: "Ты где?" Это была суббота, а эфир был в воскресенье. Я говорю: "Я в Питере у Натальи Петровны Бехтеревой". – "Ну и дурак". – "А чего ты обзываешься?" – "Быстро в Москву". – "А что случилось?" – "Не скажу. Я тебя встречу в аэропорту". Может, передачу закрыли? Я звоню Попцову и говорю: "Олег Максимович..." Ныне здравствующему. Подтвердит. Я ему вчера послал корзинку еды. Замечательный наш учитель. У него деньги-то есть, но просто хотелось порадовать человека.

– Деньги есть – еды нет.

– Еда тоже есть. Нет, это нормально все абсолютно. Он упал с лестницы год назад – поломал себе все ребра. Сейчас живой-здоровый. Слабенький, конечно, с тех пор. Ну пять или семь ребер сломал сдуру. Грохнулся. Книгу полез доставать, как Инна говорит.

"Олег Максимович, что случилось?" – "Я ничего не знаю. Поезжай к нему". Я несусь в Москву. Стоит мой товарищ Костя. "На, читай". – "Что это такое?" – "Это полная хрень. Я ее сам засунул в интернет. А сейчас сказал для тебя, чтобы ты это озвучил на экране со ссылкой на интернет". И я читаю: "Березовский убьет Ирину Муцуовну Хакамаду, готовит покушение. Поскольку она вот-вот получит регистрацию как кандидат в президенты". "Это же полная хрень". – "А ты же сам говорил, что он чего-то ждет". А я действительно, когда приехал последний раз, друзьям рассказывал, и Косте тому же, что Береза меня встречает в Хитроу, мы едем на его "Мерседесе"... Его охранник был на мотоцикле. За ним носится. И я спрашиваю: "Борис, что ты такой напряженный, такой счастливый?" Он говорит: "Секунды считаю. Не знаю, куда себя деть. Жду, когда выборы будут. Жду – прямо не знаю, куда себя... Вчера был на концерте музыки". – "Какой музыки, Борис Абрамович?" – "Церковная музыка XVII века. Не знаю, куда себя..." А что он так выборы ждет? И я стал спрашивать. "Чего-то он замыслил, ребята". Убить Хакамаду. И я это озвучил. У меня передача была про сельское хозяйство. Я ее за ночь всю переделал. Потом позвонил, сказал, что я все сделал. Послал кассету. Ну, правильно все сделал. Дальше был Соловьев: его история, когда он поехал туда на один день на самолете. И их разговор: "Баллотируйся".

А потом, когда Соловей понял, что такое сакральная жертва, пошел в библиотеку и, видимо, почитал. Иван Петрович Рыбкин, который не мог после гибели Юшенкова не поехать в Киев, но который здесь всех предупредил, что "я еду туда, в нехорошую квартиру Жвании, и буду сидеть там". А дальше Иван Петрович запсиховал, потому что с Собчаком была непонятная история похожая: то газ пустили, то не газ пустили... Короче, запсиховался Иван Петрович до того, что он в восемь вечера вышел на Крещатик, купил темные очки непонятно зачем, сел в "Жигули" – и прилетел в Москву. Я его встречал в эту ночь и снимал. У меня пленка осталась. В каком состоянии был Рыбкин... Я через две недели Боре сказал: "Боря, а Иван-то Петрович перед поездкой в Киев-то..." А он поехал, и в поезде уже стал зарегистрированный кандидат в президенты. То есть труп Рыбкина в день выборов – в обед Associated Press в другой стране. И Рябов обязан остановить выборы. Вся власть у кого? У Касьянова. Чего Касьянова-то не выгнали перед выборами? Значит, все встали: МУР, Патрушев – все – стеной: "Или мы, или он". А Путин не хотел.

– У него обязательство было перед семьей, у Путина.

– Конечно. У него много чего было. Но не хотел. А они встали. И он поддался. Ты говоришь: "Кто правит страной?" Тогда возник Фрадков. Фрадков в тот момент, я предполагаю, сидел в криптории какого-то, там, века в Брюсселе и пил пиво с Костей Тоцким, который оказался генералом армии на полковничьей должности после отставки. И они думали, кто будет премьером. Туда не проходят мобильные звонки, но от Фрадкова прошел. Он утром без вещей поехал в Москву срочно за назначением. Вот как было-то.

Березовский умер в 2013 году. Фото: EPA

– То есть Березовский мертв?

– Я Борису сказал: "Иван-то перед тем, как в Киев ехать, к Патрушеву сходил". И Березовский как вскинется... Это я помню до сих пор. "Я ничего не знаю. Это мое предположение". – "Ты редко ошибаешься".

– Березовский мертв?

– Сейчас, думаю, мертв.

– Как вам кажется, зачем отравили Навального?

– Это двухходовая история. Так я думаю. До конца я не разобрался. Но разберусь. Я почти разобрался. Давай вот через месяц я тебе все расскажу, как было на самом деле? Я могу сейчас сказать версию, но просто спугну двух людей, которые понимают, что произошло на самом деле.

– Но источник в России?

– И не только в России. Там все так и не так. Это талантливая игра, блестящая совершенно. И то, как было это все сделано... И Навальный здесь ни при чем. Это не его спектакль. Это с ним играли, втемную использовали. Это блестящая игра. Мне нужно проверить два момента, которые я не понимаю, но я их проверю. Мы сделаем фильм на эту тему. Я тебе первым, обещаю, все расскажу.

Еще раз: не надо его в чем-то обвинять. И вина лежит на нас, что мы не сделали уголовное дело. Мы идиоты колоссальные. Но здесь сошлись интересы очень многих людей и в России, а главное – там. Они неправильно выбрали адрес, потому что уголовные дела Навального хоть и пропали сейчас куда-то: по "Кировлесу" – из МВД, но где-нибудь наверняка найдутся. И другие документы найдутся. Потому что Навальный – это все непросто. И с ним работали – я уже об этом не раз говорил – самые разные структуры в России. Сейчас никто не работает, поэтому он замолчал. Сейчас просто боятся. Я три года назад предупреждал Путина, не скрою, что с Навальным будет так, как будет. Три года назад я написал бумагу и отдал ее. Ее донесли. Причем два источника ее доносили. "Это я уже читал", – сказал Путин. Я предупреждал, что эта игра выйдет за границы. Путин отмахивался. Это страшная история. Это первый раз, когда Путин реально проиграл, Россия проиграла. Не с Ходорковским. Там умный не скажет, дурак не допрет. А здесь проиграли вчистую все.

– Ну, с Немцовым проиграли, я считаю.

– Нет. Понятно, кто убил Немцова.

– Понятно?

– Понятно. Если я скажу, меня убьют. Это все в России делалось. Это все делалось как подарок Путину. Здесь все понятно.

– Как подарок Путину?

– Как подарок Путину. Как и Политковская, – подарок Путину в День рождения. Катька Ефтоди признала своего ребенка Бореньку, слава богу, это сын Немцова. Вся же семья отвернулась. Еще один ребенок в семье не нужен: ни маме, ни братьям, ни сестрам. Катя бедная по судам... Они думают, что она у них деньги большие отнимет. А Катя хотела, чтобы у маленького Бори, Бориса Борисовича, был отец хотя бы после смерти. Его Немцов ни разу не видел. Катя Ефтоди – одна из самых преданных ему женщин, любимых, подружка моя. Так что здесь все просто. А с Навальным – это блестящий проигрыш Путина. Блестящий, идеальный.

– Вы только что сказали, что "если я скажу, меня не будет". Я думаю...

– Сумасшедшие с того конца, кто это делает. Просто идиоты клинические. Не хочу их называть. Не пойман – не вор. Я же ничего не докажу. Я проиграю любой суд. И мы с тобой будем извиняться.

– Вы просто очень много делаете громких заявлений. Причем сенсационных, таких, на которые мало кто решится. Правда ли, что вы живете за пятиметровым забором?

– Да нет, конечно. А, нет, забор у нас метров шесть. Только там половина плохого.

– Неправда: не пятиметровый – шестиметровый.

– Шесть. Варь, сколько у нас забор? Ты не мерила? Шесть?! О, моя жена лучше знает.

– Шесть метров.

– Да. Так это чтобы идиоты не залезали. Когда перепрыгнула одна девка с журналистом через забор, мы поставили такие, пластмассовые, штуки. Мой друг Саша Колмаков, он начальник ДОСААФ сегодня. Мы учились в одной школе. И дядя Петя его и меня учил драться. Его научил, меня – нет. Он генерал-полковник. Он говорит: "Ну это за пять минут можно твои шесть метров преодолеть". Правда, правда, шесть. Человек перелез взять у меня автограф. А когда у меня украли паспорт, чтобы взять автограф, в Финляндии... Я чуть было не остался в Хельсинки навсегда, без паспорта, прямо в аэропорту, когда я проходил границу. Знаешь, когда раздеваешься полностью и кладешь. А я еще рыбу нес. И я положил паспорт сдуру. Оделся... А человек, который шел сзади, схватил паспорт, чтобы потом либо продать, либо, как он сказал, автограф взять. Я иду дальше, а паспорта нет. Поэтому пусть лучше будет шесть метров, знаешь.

– И говорят, у вас весь дом в "тревожных кнопках". Это правда?

– Варь, у тебя есть "тревожные"? У меня нету. А чего ты от меня скрываешь? Я у жены спрашиваю. А чего толку-то от нее? Мы в деревне живем. Пока доедет кто... У тебя есть кнопка, Варь? Нету? Так ты скажи Гордону. Он мне не верит. У Вари нет. Варя не врет. Варь, а может, я чего не знаю?.. Я однажды спросил у Михалкова: "Сергей Владимирович, а правда, что вы и жена ваша работаете в КГБ?" Дед задумался и сказал: "За жену не скажу. Не знаю".

– Потрясающе. Но у него чувство юмора, говорят, было.

– Какие кнопки? Зачем? Что ты! Кеннеди убили. Это все не спасает. Зато у меня охраны нет.

– Покушения были на вас?

– Два.

– Что это было?

– Ну, одно я так и не понял. Второе не связано совершенно с журналистикой, абсолютно. А одно не понял. Когда Наташка, моя жена, кровь отмывала в лифте, я не понял, что это было. Или чистая случайность, или я себя глупо повел. Два каких-то человека. Так они в квартиру вошли еще и полчаса нас или час там держали, мутузили. И не ушли, пока я не показал...

– Били?

– Ну, немножко. Живой же. Но потом я день лежал. Пока я не показал портрет Дудаева, они не успокоились. А у меня было интервью с Дудаевым. А когда увидели, сказали: "О, все, все". Это меня спасло. Я открыл двухтомник "Вокруг Кремля", и там Дудаев. Это был 94-й год или 93-й, когда это было еще модно: Дудаев, там, и все.

Скриншот: Андрей Караулов / YouTube

– Я вам сейчас задам несколько вопросов. И я рассчитываю на честный и искренний ответ.

– Конечно. Давай, давай. И уже заканчиваем.

– Ну, дайте еще полчасика.

– А, нет, пожалуйста. Я просто думал, у тебя такое крещендо. Давай. Самые честные.

– Я задам вам вопрос как человеку умному и который старается говорить правду. Скажите, пожалуйста: аннексировав Крым и забрав часть Донбасса, Россия совершила трагическую ошибку?

– Очень хороший вопрос. В Крыму многие сегодня считают, когда видят, что происходит с "Массандрой", а я об этой трагедии делал фильм еще четыре года назад... Я снимал Бойко, убежавшего сегодня от уголовного дела. И от нас убежавшего, и от вас убежавшего в Молдову. Великого винодела, героя труда Украины. Такие вещи как "Массандра" или обрушенные дороги "Таврида", или последняя дорога в Крыму упала, которой Путин тоже перерезал ленточку, – это все, конечно, вещи невозможные.

Крым был заложен Лениным в банк Рокфеллера. Об этом в "Русском аде" подробный рассказ. А в "Моменте истины" – Михаила Никифоровича Полторанина. Проект назывался "Крымская Калифорния". Почему он вошел в состав Украины? Ты хочешь честный ответ – и сейчас ты его получишь. Итак, 20 какой-то год. Ленин берет 50 миллионов долларов, связанный кредит, у Рокфеллера, на покупку паровозов и тракторов – сельхозтехники. Если помнишь, в Сокольниках была выставка сельхозтехники в 20-е годы...

– Да.

– И Ленин там был. Это связанный кредит. То есть мы берем не долларами, а техникой. В какой кузне Ленин собирался трактора чинить, не очень понятно. Но в банк был заложен полуостров Крым. Заложен в банк Лениным от имени Российской Федерации. Он был председатель Совнаркома РСФСР. Кстати, договор об образовании СССР никто найти не может. Его, похоже, никто не подписывал.

– 22-й год.

– Его не подписывал никто, его нет. Найди оригинал.

– Вполне допускаю.

– Получишь от меня бутылку коньяка. Похоже, его никто не подписывал. То есть мы жили в стране, которой нет на бумаге. Но Крым был заложен от имени РСФСР, обрати на это внимание. Первые выплаты и само тело, 50 миллионов долларов – и проценты немаленькие – 1 января 46-го года.

А теперь самый главный вопрос: почему конференция была в Ялте? Почему не в Москве, не в Ленинграде – городе-герое? 45-й год. А потому что Рузвельт и его жена Элеонора, а также Маршалл и другие граждане Америки купили у Рокфеллера акции. Рокфеллер не любил тратить свои деньги. Он привлекал деньги. И 50 миллионов связанного кредита в виде паровоза и трактора – это привлеченные деньги на продажу техники богатым. Он же брал технику – и перепродавал. Но на покупку Крыма. А акции остались у семьи Рузвельта в частности. И Рузвельту очень хотелось посмотреть, во что же он бабки-то вложил, что это за земля такая – Крым, орден на теле Земли.

В Крыму хрен доберешься от аэропорта до этой гостиницы – опасная дорога. У нас Кеосаян фильм даже снял, как их убить хотели на этих поворотах. Это самое невыгодное место для стройки. Горы как ты блокируешь? Самое невыгодное место. Но Рузвельт очень хотел посмотреть. И Сталин пошел ему навстречу. Только Сталин не собирался отдавать 1 января ни копеечки. Ему было предложено: "А не надо отдавать. А давайте, товарищ Сталин, мы в Крыму сделаем Израиль во главе с товарищем Кагановичем". – "Какой из Лазаря еврей и капиталист?" – смеялся Сталин. Тогда возник Михоэлс как глава еврейской автономии в Крыму. Это стоило Соломону Михоэлсу жизни. Ему и балетному критику Потапову-Голубеву. Их убили в Минске – кинули под машину. Причем Голубева хоронили в открытом гробу, и все видели, что он был избит перед смертью. Михоэлса – в закрытом, а того – в открытом.

Поэтому Крым в составе Украины – это была домашняя заготовка Сталина, поручение Хрущеву. Почему? Потому что РСФСР, Беларусь и Украина имели собственные голоса в ООН. Продавала одна республика, он вошел в другую – и Сталин все окончательно запутал. Он и Израиль там не сделал. А там было бы выгодно. Лучше, чем в Палестине: там вечный конфликт с арабами. Плюс Черчилль напрягается: это зона их интересов. На Крым были согласны все. И Черчилль был согласен. Вот секретная часть встречи в Ялте.

– Интересно.

– До сих пор не раскрытая в архивах. Но Полторанин рассекречивал архивы в ранге первого вице-премьера. Почему "Русский ад" сегодня стал другой книгой? Потому что – сколько он нам принес, Варь? Два чемодана? Полторанин сколько материалов приволок? В общем, почти все, что у него было. Все у меня. Он все, что можно было, ксерил. И, по-моему, что нельзя – тоже. Там письмо Русакова о подлинных причинах смерти Сталина: что он был отравлен дикумарином. У меня все в книге. Страшная вещь – депортация немцев: миллион с лишним – в 41-м году. Ну и вся история Крыма. Мы забрали свое.

А вот то, что наши войска с эмблемами миротворцев, как рассказывал Стрелков у нас в эфире, так и не перешли границу Донбасса: Путин не решился – это, конечно, другая история. Ты спросил об аннексии. Мы вернули свое. Я сказал почему. То, как это было сделано, и то, как закрытыми указами люди получали геройские звезды и ордена за Крым, – это неправильно. Надо было открыто все делать. Но это Путин и его методика. У нас, прости меня, в эпоху "Кущевки" и получил закрытым указом губернатор Краснодара Ткачев. Не постеснялись. Только засекретили. Представляешь, как надо секретить людей-руководителей от собственной страны? Но не дать орден к юбилею – тоже... Ну "Кущевка". Ну подумаешь, с кем не бывает. Ему закрытым указом дали. Я предполагаю. У нас многие – закрытым указом. Может, и Луговой что-то имеет закрытым указом. Я предполагаю. Это путинская, его история. Поэтому что касается Крыма: вернули свое. Вот такая была история, такая подноготная. Правда свое. Как ни больно это украинцам.

– Ну и чего наделали в результате?

– А вот "чего наделали", Димочка, – это страшно. Это правда страшно. Дороги – страшно. Да все страшно. Сколько там было фирм – и сколько сейчас осталось, и кто хозяин, и что с "Массандрой"...

– А то, что посеяли такую ненависть между двумя братскими народами, а то, что поубивали столько людей на Донбассе...

– Дима, я снимал всех. Все хороши. И Юля хороша, и Порошенко хорош, и конфеты его, которые мы ели до последнего, и мы хороши.

– Да.

– Они ссорятся – у нас чубы трещат. Негодяи с той стороны и с этой. Взяли и поссорили: столкнули лбами. Это началось до Путина. Я с Селезневым был не раз на Украине. И когда мы шли, кричали: "Москали проклятые!". За что? Когда Ивану Семеновичу, моему любимому, в Марьяновке памятник сдвинули с места, когда Дмитро Гнатюк, мой большой друг... Слушай, я ведь дружил с Шелестом. Я не просто с ним дружил – я обожал его и эту семью. Обожал Виталика. Умнейший человек: членкор, его сын. Петр Ефимович когда узнал про Чернобыль, колышки руками отнес на четыре километра подальше от Киева. Больше не смог. Приехал на своем лимузине в грязь, забрал эти колышки – и попер подальше: в другую сторону. Сколько мог шел. Кто-нибудь об этом знает? Как он куртку продавал на Тишинском рынке с рук. "Петр Ефимыч, ты что, с ума сошел?" – "Андрюша, у Ираиды Павловны ноги болят. У меня еще и пальто есть. Мне куртка не нужна". Я когда-то Шелеста привез в Израиль на халтуру. У меня и это было.

– Мне Задорнов рассказывал об этом.

– Члены Политбюро и Миша Задорнов – да, у меня работали по полной программе. Я им по 50 рублей за выступление платил. Это называлось "политические вечера журнала "Театральная жизнь"", где я был на договоре.

– Его там спросили, в Израиле: "Задорнов рассказывал, вы антисемит. Почему вы приехали теперь в Израиль?" Он сказал: "Неправда. Я всегда хорошо относился..." И он запнулся. "К евреям" сказать – нехорошо.

– Не так было. Он потрясающий был, Петр Ефимович. В Хайфе из-за того, что приехал главный антисемит и человек, который... Наша экскурсовод Мариночка – она была из Харькова, еврейка. Она говорит: "Боже мой, я же из-за него, вот этого, в шляпе..."

– Фельдман Марина – да?

– У него звезда была вот тут. Когда нужно, он вешал ее здесь. И вот мы в Хайфе. В Хайфе 20 человек, 30 человек в Иерусалиме. А деньги были израильской Компартии. Продюсер был Фрелих. Не знаю, жив, не жив. А случилась беда у одной из тех, кто был в нашей делегации: муж остался в Израиле, и она искала любые способы увидеть мужа. И вот мы собрали такую компанию: Аджубей, Шелест, Радов, Лановой, Задорнова взяли, чтобы касса была. Народ бойкотировал Шелеста в Израиле будь здоров как. И перед встречей в Тель-Авиве Витя Фрелих, видя, что кассового успеха ноль... А деньги израильской Компартии не жалко, но успеха ноль. Он говорит: "Пусть будет бесплатная встреча с Шелестом".

Дима, бесплатно не прийти и не поглазеть на человека, который многим действительно сломал судьбы, будучи царем всея Украины, – евреи в таком удовольствии отказать себе не могли. И бесплатно работает телевидение: идет прямая трансляция на весь Израиль. Дед ничего этого не понимает. Но его пробило что-то у Стены плача. Мы ехали из Хайфы. Все спят в автобусе, а он сидит, шляпу снял, вот так руками что-то делает... Я говорю: "Пейса Ефимович... " Я его Пейса звал. "Ты че, экстрасенс?" – "Обладаю", – сказал он. А я у них на сцене брал интервью и записки из зала. Моя-то роль какая? Я интервьюер. И он мне говорит: "Андрюша, ты мне сегодня", – а он "гакал", – "не помогай. Я сегодня с ними от души говорить буду. А поплыву – я тебе рукой вот так покажу – ты тогда входи и включайся – вытаскивай меня". И я понимаю, что они все хотят его крови. А он фронтовик, он воевал в окопах – не в кабинетах. Петр Ефимович. Он сделал для Украины не меньше, чем другие. Больше, чем Щербицкий. Он вышел к микрофону, у меня сердце сжимается... Аджубей очень радовался: конкурент. Ой... "Уважаемые..." Зал замер, полторы тысячи. Гробовая тишина. Люди висят друг на друге, на люстре висят. "Уважаемые товарищи..." Слово "еврей" он выговорить не может. Он хочет, он пытается, но оно у него застревает где-то на уровне желудка. Когда запела Элина Авраамовна, Марья Владимировна Миронова покойная сказала: "У Элины голос начинается где-то в желудке – и потом долго-долго идет наружу". Вот у него застревает где-то в желудке. Гляжу – дед делает второй заход. "Уважаемые товарищи лица еврейской национальности..." Мне Задорнов на руки падает: "Я сегодня не выступаю, сильный конкурент".

– Вот это мне Задорнов рассказывал.

– И вдруг деда понесло. "Вот вы говорите, травил я вас, сердешных. Так то ж не я – то Суслов. Потом уже и меня пинком под зад тюхнули. Сказали: "Украинский язык – это не язык, а суржик". А какой это суржик? Это плохо, что я в рубашке расписной на работу пришел... В общем, товарищи евреи, у меня накопилося за жизнь три греха. Первый мой грех – это Чиерна-над-Тисой. Поганую речь я произнес. А мы ехали поездом – стояли чехи, стояли словаки. И мы к Чиерне этой подъезжаем поездом. Был Мазуров, Косыгин Алексей, очень был злой человек, – Леонид был Ильич, тоже злой – и Подгорный. Зачем они меня взяли? А нам эти словаки кричали в вагон: "Берегите Дубчека". А уже Дубчека поколотили у нас в КГБ. И потом мы в Прагу танки ввели. Я там поганую речь произнес. Стыдно. Мне вот 82 года. Я стою перед вами, и у меня тут, под ложечкой, сосет. Помру я скоро. Вот три греха.

Второй мой грех – Никита Сергеевич. Предал я его, голубчика, предал. Уже когда Микоян стал говорить: "Все, в отставку", – Никита Сергеевич тогда попросил: "Товарищи члены Политбюро, позвольте мне сказать несколько слов перед участниками пленума ЦК. Проститься хочу. Ничего такого себе не позволю. Брежнев заорал: "Нет!" Подгорный: "Нет!" Суслов: "Нет!" И у Никиты Сергеевича полилися слезы. Помирать я буду, а вот это я вспомню.

Третий мой грех – это вы, товарищи люди еврейской национальности. Но тоже: это была политика. В общем, простите меня, если можете". Он это сказал – и медленно, медленно... Он покаялся как мог. Пошла кулиса. А мы же до этого с ним выступали, извиняюсь за это слово, везде: и в Вологде, и по России – он деньги зарабатывал, я платил 50 рублей. Деньги появились какие-то. Денег не было ни у кого. Гришин... Он идет к кулисам, а нет, как он привык, аплодисментов-то. И он как-то растерянно оборачивается, и вдруг этот огромный зал белый поднимается в едином порыве. Евреи начинают орать: "Приезжайте к нам еще! Да брось, да что вы! Прощаем". И я смотрю на деда, а у него вот так, медленно-медленно, катится слеза.

– Грандиозная история.

– Покаялся. Он покаялся как мог. Ну не мог он по-другому, но он приехал. Потом шляпой махал из "УАЗика", когда пришел в себя. Он пришел и сказал: "Ты мне не помогай". После Стены плача. Я как чувствовал.

Скриншот: Андрей Караулов / YouTube

– Андрей Викторович, в продолжение моего вопроса. Отношения между Россией и Украиной прекрасные были, украинцы и россияне дружили. Боже, как мы относились к России прекрасно... Сколько друзей, поездки – все... Это же невероятно было. Какого черта Россия приперлась на украинскую территорию, посеяла смерть? Погибло огромное количество людей. До сих пор колотится все.

– Когда одна семья и развод, виноваты обе стороны: и муж, и жена. Здесь произошел трагический развод надолго: на сотни лет. Виноваты все: и наши, и твои. Они правда виноваты. Я приехал... Как его фамилия? Юрченко был президент? Ющенко.

– Ющенко.

– Твою душу... У него в кабинете... У него же жена американка была. Да?

– Да, да.

– У него в кабинете стоял какой-то станок: то ли токарный, народный, украинский, то ли чего-то – из глины. Я говорю: "Вы на этом работаете?" – "Ну вот я..." И показывает мне, как он... Это все были случайные люди. Виноват один человек, ныне здравствующий. Его роль подлинная, суки этой, не оценена. Это Горбачев. Если бы мы знали, что Раиса Максимовна своего брата в психушку спрятала, писателя Титаренко, чтобы он пьяный в Дубраве, в пивнушке у них в Воронеже не упал в лужу собственной мочи и не опозорил ее и Михаила Сергеевича... И ни разу у него не была.

Последняя жертва внесудебной психиатрии – шурин Горбачева Михаила Сергеевича Евгений Максимович Титаренко, автор романа "Минер", который "Худлит" издавал тиражом 200 тысяч экземпляров. Если бы мы понимали... У меня сегодня будет интервью Лукьянова "Горбачев ненавидел людей". Перед смертью Анатолий Иванович два часа мне рассказывал всю правду о Чернобыле: о Легасове, о реакции Горбачева – обо всем. О Карабахе, когда по спискам КГБ убивали.

– Конечно.

– Поэтому там надо искать. Там было заложено. Пришли люди... Вся история с Черноморским флотом, история Кравчука, когда они... Сначала Ельцин сдал флот, потом Касатонов поднял мятеж, и в одном разговоре телефонном Кравчук отказался от флота. Тебе зачем надо? Там сумасшедший адмирал – у него ракеты Челомея. Тебе нужны ракеты? Ну и вынеси". Предавали друг друга с легкостью. Поэтому написана книга "Русский ад". Мы всей этой истории не знаем. Не торопись. Заложено было тогда, Михаилом Горбачевым. Почему, для чего – отдельная история. Опять-таки, книга "Русский ад".

– Андрей Викторович, все понимаю, но, возвращаясь к нашим баранам... Мы живем в Украине, все замечательно. Вы живете в России. Кайф. Баррель – 140 долларов, все жиреют, ситуация классная. Казалось бы, все хорошо. Но нет. Вот этот шовинизм русский, великодержавный... Вот надо прийти. Не Украина же пришла в Россию – Россия пришла в Украину. К братьям своим пришли. Ну погибло же 14 тысяч человек. До сих пор разруха, безобразие.

– Ты как Собчак. Просто как Собчак. Ей хоть кол на голове теши – она все будет о своем. Дим, мы с Крымом с тобой разобрались – с Горбачевым не разобрались.

– Ну, с Крымом – нет. Андрей Викторович, ну что же с Крымом? Согласно международным договорам...

– Ты просил честный разговор – и я тебе скажу: если бы во главе России стоял человек, чем-то напоминающий Рузвельта или де Голля, а во главе Украины стоял бы человек, напоминающий в молодые годы, в лучшие годы, Алексея Николаевича Косыгина, ничего подобного бы не было. Вот и все. В России все заточено туда. На Украине все заточено понятно как. Ты это лучше меня знаешь. Ты тоже переживал непростые минуты. Тебя тоже там пытались то ли убивать, то ли избивать, насколько я знаю. Как мне сказала твоя помощница... У меня был первый вопрос: "Вы живые?" – "Мы даже не почувствовали". И слава богу. Не дай бог тебе почувствовать.

Еще раз. Знаешь... Тэтчер пришла к Алиеву в отель "Кляридж" говорить ему: "Оставьте в Карабахе все как есть. Пусть ваши ученики через сто лет и ваши дети решают эти вопросы". Алиев тогда ее размазал так, что... Я об этом тоже много рассказывал. "Ильхам, принеси ковер, разверни". Ильхам сделал жест рукой. "Видите, баронесса: наш народный художник, товарищ Садыков, выткал на ковре ваш портрет. Как вас любит азербайджанский народ... А вы какие ужасные вещи говорите: отдать свои земли, свои районы... У вас когда Фолклендские острова... Вы что сделали? Вы послали армаду кораблей. А в Ольстере что вы делали? Ильхам, скажи ребятам: пусть сфотографируют ее с ковром для "Правды Востока". Что, сынок? Нет, я с ней фотографироваться не буду..." И пока все перевели, всучили ковер... "Какая нахальная женщина – да, Андрей?" Я говорю: "Вы мастер власти". – "Немножко нахальная женщина"... Но фраза "через сто лет" – она правильная.

У нас есть такая Яровая. Полубезумная женщина, которая предлагает сажать в тюрьму на пять лет, кто искажает историю Советского Союза. Я ее спрашиваю: "Девушка, скажи, пожалуйста... Умная ты наша, а ты знаешь историю Советского Союза? Кто будут судьи-то? Откройте архив, опубликуйте все: про Украину, про Карабах, про Голодомор – все опубликуйте. Про план "Гроза". У вас был фильм "41-й год". Что там правда, а что – нет?"

– Про 37-й год.

– "Откройте архивы – тогда будем говорить. А пока все закрыто..." Вот так вы к нам, мы к вам... Мы с тобой не можем поссориться, потому что, ты правильно сказал, это общая тема, это не наша личная тема. А на общие темы надо говорить, только когда отрыты архивы. Иначе мы будем самозванцы, дилетанты и что-то упустим, о чем-то не скажем.

– Последний вопрос по этой теме. Вследствие аннексии Крыма и захода на Донбасс Россия получила международные санкции...

– Тебе нравится слово "аннексия". Слушай...

– Ну это аннексия. Это воровство просто.

– Говори вопрос. Ладно.

– Хорошо. Россия получила международные санкции, проклятия со стороны Украины, ненависть страшную. Получила неопределенное будущее, получила... Непонятно, что будет еще с этим Крымом, непонятно, вообще что будет со всеми нами. Скажите, пожалуйста: Путин совершил трагическую ошибку, придя в Украину, или нет? Вот да или нет?

– Нет. Не так пришли – да. Не то сделали – согласен. Не так делали – да. По факту – нет, потому что мы с тобой только что говорили о том, чьи это земли. Нет. Исторически – нет.

– Андрей Викторович, если рассуждать, чьи это земли...

– Дай я договорю. Другое дело – что, взяв Крым, сколько своих земель Россия отдала Китаю, например. Почему вдруг граница пошла по фарватеру Амура? Как такое случилось? Сколько земель мы на самом деле отдали? Даманский сейчас смыт. Остров Даманский. Но ведь весь Большой Уссурийский ушел бы туда, в Китай, если бы Виктор Иванович Ишаев, понимая, что кому-то этого очень хочется, и у нас, и в Китае, не построил там храм. Ну не сносить же храм, не отдавать же с храмом. Вот что сделал Ишаев, который сейчас с браслетом ждет суда.

Я призываю тебя к тому, чтобы мы с кондачка не разбирались в тех вопросах, которые гораздо сложнее, чем простой ответ "да" или "нет". Ты хочешь простые ответы. Да, система политическая и у нас, и на Украине стремится к упрощению. Но простым словом "да" или "нет" не ответишь. Та трагедия, которая происходит сегодня в окопах вокруг Донбасса, та трагедия, которая происходила во время этого бесчинства и с той, и с другой стороны, когда и насиловали, и резали, и на органы вырезали, и зарабатывали, и шахты разворовывали, и продавали, и богатели, и сбегали, и стреляли друг в друга – и чего только не было... Вся эта история не написана, донецкой войны. В любом конфликте – ты к этому меня склоняешь, и я скажу – нет правых и виноватых. Есть только несчастные. Вот это надо спокойно понять с обеих сторон. И не припирать меня по-собчаковски к стенке: "Ну скажи-ка". Димочка, все чуточку сложнее, чем может быть на первый взгляд. Я готов говорить с тобой на эти темы. Не только Навальный. Мне нужно еще время, чтобы понять всю историю донецкого предательства. Там очень много было предательства с разных сторон.

– Конечно.

– Я просто боюсь ошибиться. Я столько ошибался... Ты говоришь, прогнозы. Это все фигня. Мы все ошибались, нас всех подставляли, нас провоцировали. Я со своей женой ошибся. Кто же думал, что та, которая от матери не отходит, сегодня меня решила просто ограбить? Понимаешь? Причем набрала адвокатов, которые чего только не придумывали в судах… Я смотрел – Матерь божья! Оказывается, адвокаты – это и есть "Басманное правосудие" в том числе в России. Такая банда... Но это отдельный разговор. Поэтому мы все ошибаемся.

Почему я пишу книжку? Чтобы, когда пишешь – любое писание упорядочивает мысли, – неторопливо что-то понять. Я не все понимаю про новейшую историю. У меня к Путину три тысячи вопросов. У тебя их четыре тысячи. Ты имеешь право на каждый из них. То, что мы с тобой еще живые и говорим то, что хотим, и делаем то, что мы хотим, и не устаем от этого, – это правда хорошо. Потому что вокруг меня очень много трупов живых моих друзей-журналистов. Посмотри на "Единую Россию". Они же все замолчали. Сашка Эхинштейн – где его слова? Где Женя Ревенко? Где Петя Толстой? Блестящие ребята-то были. Я уже не говорю про первое поколение: "Взгляд", там, и все. Артем погиб, а остальные-то где? Куда они делись? Где Любимов? Где все? Где Додолев? Чем они сегодня занимаются? И почему телевизионщики в YouTube на пространстве интернета оказываются беспомощны? Почему Парфенов... Талантливый парень-то был. Свои эти "Намедни" – раз в месяц, 13 в год, что ли. Кому-то это интересно. На здоровье, пожалуйста. Но это же не журналистика – это дела давно минувших дней.

Я когда старье пытался... Какие-то я делал подводки. Я же не все выставлял. Мне тоже говорили: "Зачем ты это делаешь?" Я сейчас перестал это делать. Хотя когда я показываю "Русский век" – и сразу отписывается от Игоря Горбачева 50 человек, кто были, – я назло еще поставлю. Потому что это великие люди: и Айтматов, и Раушенбах, и Игорь Олегович, и Георгий Александрович Товстоногов, враг Горбачева главный в Питере, – или Равинский... Это все величайшие имена. Это моя история и моя культура, моя страна.

Поэтому не торопись с такими выводами. Мы все виноваты. Виноваты хотя бы в том, что мы живем в это время. Мы все сделали меньше, чем могли. Меня сейчас все спрашивают, буду ли я баллотироваться в Думу или еще куда-то. "А вот давайте..." – и так далее. Не буду я этого делать. Во-первых, жена не пускает. Вот она стоит. Во-вторых, это не мои годы. В-третьих, не мое дело – эта профессия. Но то, что в России сегодня плохо, и то, что у нас все идет по белорусскому сценарию, только в более искаженном и более опасном виде, то, что у Путина сейчас будет абсолютный шок, когда нация откажется от вакцинации "Спутником"…

– А откажется?

– Конечно. Абсолютно. Потому что Громов и Кириенко все проиграли. Так не готовят людей к вакцинации, как они это делают. Это глупость полная. У Путина все испытания впереди. Выдержит ли он, не сбежит ли он? Не знаю. Наверное, он бы ушел, если бы был преемник. Но все его проекты преемника пока проваливаются. Тульский вариант точно провалился. Хотя он хотел. Он нашел сына вроде как. Нет, не получилось найти сына. Почему так – отдельная история, отдельная передача и очень интересный разговор. Надо быть благодарными, надо быть честными в отношении Путина. Благодарными за многое, а честными – в отношении того, что происходит сегодня. И почему оно происходит так, как происходит. Откуда все эти губернаторы берутся, откуда Кириенко взялся? Как он мог так-то ошибиться? Ну как? Я вчера показал листовку Кириенко. Посмотри на канале. Это когда он баллотировался против Лужкова в мэры Москвы. Он "против системы", он "против коррупции"...

Ты посмотри на это чудо чистой жизни – и что сегодня происходит. Это трагическая история. Мы умираем. Нас не становится больше. Нет нас 600 миллионов, как завещал нам Менделеев к 20-му году, в Российской Федерации. Нет, нас 150, и то – плюс Крым. Как ты говоришь, аннексия. Поэтому ты хочешь сейчас от меня простых ответов там, где их не может быть. Кажется, я сейчас сформулировал то, что я хочу сказать. Не торопись. Ошибемся. Нам хватит ошибаться. На нашем веку ошибок хватит. Многое становится понятно через какое-то время. А нам многое с тобой – станет после того, какой будет Дума и как они будут делать это голосование. Если с таким же позором...

Я тебе расскажу напоследок одну историю. Я прихожу к министру федеральному. Вот такой мужик. Не на микрофон работаю. Вот такой. Есть странные министры. Есть "ноги на стол". Вот такой мужик. На своем месте. Редкий случай. Спрашиваю: "Ты читал внимательно резолюцию Европарламента по Путину?" Вот такие глаза. "Какую?" По Навальному была резолюция, но там 11-й пункт о Путине: о поправках. О том, что поправки к Конституции принимались в России так же, как Лукашенко. А резолюция была про Лукашенко... Не помню. Про кого-то из них. Но там пункт 11-й про Путина. Точно так же, как Лукашенко голосовал нелегитимно за Конституцию и весь его народ, – точно так же Путин, сказал Европарламент, нелегитимно засунул поправки в Конституцию. Поэтому новая Конституция не легитимна для Евросоюза. Включая поправку Терешковой. А это значит, что если кандидат в президенты Путин В.В. в 2024 году будет баллотироваться в президенты, то тебя, федеральный министр, и наше правительство Евросоюз уже официально предупредил, что это для них – как с Лукашенко. "Вон куда уедет. Нелегитимно". Да, мы чихать на нас хотели. Так это они на нас чихают, а не мы. Да, это лишь рекомендательный характер носят такие вещи Европарламента. Это Европарламент сделал. Знаешь, какой был ответ у федерального: вот такого – мужика? "Ты его перевел на русский?" Говорю: "Да. Специально для вас". Он первый раз в жизни это читал. Вот это страшно.

На Путина было минимум пять покушений

– Вот несколько лет назад вы сделали программу, посвященную покушениям на Путина, но ее не дали в эфир.

– Нет. Это Канев придумал. Она вышла в эфир совершенно спокойно.

– Вышла?

– Она у нас на канале. Пять покушений.

– Сколько покушений было? Пять?

– В тот момент было пять. Об одном Гейдар Алиевич рассказывал: в Баку. И потом я Кондрашову это все рассказал. Он тоже пропустил. Но потом Кондрашов у Путина спрашивал про это покушение в своем фильме. Я Андрею рассказал об этой истории и показал Алиева. Второе – это вот Пуманэ: когда ожидали машину какую-то, начиненную взрывчаткой. Они бы взорвали ее просто – и перед кортежем сделали бы просто дырку в земле – и машины туда попадали. А Пуманэ был сердечник. Когда майор шел с лейтенантом: случайно шли – видят, мужик спит, а из багажника проводок торчит. "Ну-ка встань открой". А там... И у него в сердце удар. Он сердечник. И он умер. Он бы всю эту кингисеппскую группировку... Когда арестовали – помнишь? – сенатора и самолетом везли. Я забыл его фамилию. Пожизненное заключение. Он был во главе этой кингисеппской группировки. Как же его фамилия?

– Ого.

– Сенатор, да. Там много историй. Одну Нарусова рассказала: как ждали Путина взорвать, когда Собчака хоронили. Сразу, чтобы не мучиться.

– На похоронах?

– На похоронах. Посмотри этот материал. Он вышел в эфир. И идиот Канев: он ненормальный... Слушай, я прихожу пописать в туалет в театре. Там Канев сидит, меня ждет с камерой. Что он от меня хотел, можно только догадываться. Но я не по этой части. У меня вон пять жен было. У меня доказательства есть. Понимаешь?

– Вы автор документального чнтырехсерийного фильма "Неизвестный Путин". Путин для вас по-прежнему загадка?

– Нет. Абсолютно. К сожалению.

– Вы много раз встречались?

– Тебе все расскажи. Ты еще спроси... Ну, встречались. Ну как: "встречались"... Где-то встречались.

– Ну, охарактеризуйте, пожалуйста, Путина. Вот емко, четко, несколькими фразами.

– Бесконечно одинокий, сжирающий себя изнутри, выдающийся, умеющий спасать, умеющий ошибаться так, как не простительно ошибаться человеку, который умеет спасать. Закрытый, недоверчивый. "Все сказал? А теперь правду" – это его любимая фраза. И не потому, что она любимая, а потому что обманывали его. Врали все. Там другая проблема. Ты спроси у Потанина, как он мог так сделать Путина, не боясь его. Спроси. Они же никто не поехали в Норильск. 21 тысяча тонн... Он-то знал правду. Спроси у Сергея Борисовича Иванова, как его сын Сергей Сергеевич может так врать президенту Российской Федерации про подлинные причины гибели рудника "Мир". Тот самый великий рудник, где вот такие алмазы добывали в честь партсъездов. И город Мирный – 50 тысяч, – который остался без работы.

– В Якутии. Да?

– В Якутии. И Сергей Сергеевич: "Мы Караулова по судам затаскаем". Он мне угрожать решил, мальчик этот. Как они так его все делают? Свои, близкие. И что он на это? Это мне очень интересно понять. Я 17-го... Чего я позвонил Диме-то Пескову? Мы с ним на "ты", и я не скрываю это. И я ему верю. Я не верю Громову, потому что прохиндей. И Кириенко тем более. А Пескову я отправил приговор Старущенко: эту историю, 5200 за убийство. Я сегодня ее в минюсте показал руководителям министерства. Но они знали. Кстати, к слову, Бесхмельницын Максим Михайлович очень сильное произвел впечатление. Он моложе меня, но прямо поколение блестящее управленцев. Я просто поразился. Я говорю: "Вот такая история". Я предложил сегодня Бесхмельницыну создать при минюсте, раз такие приговоры, авторитет аксакалов, совет аксакалов: моральных авторитетов страны. У нас есть нобелевские лауреаты, о которых все забыли. Чазов, например. У нас есть авторитеты, которые, видя приговор за убийство человека 5200 штрафа, могут обратиться в минюст, а минюст Чуйченко – в президиум Верховного суда, потому что такого не может быть. Хоть так мы будем в судах наводить порядки. Хоть так.

Фото: EPA

– А скажите, Путин верный по отношению к соратникам, по отношению к друзьям?

– Слишком. Вот это его слабая черта. Слишком.

– Вам не кажется, что он находится в информационном?..

– Мне Гейдар Алиевич как-то рассказывал... Ты все тянешь меня, как Собчак, куда-то туда. Ну ладно, я сделаю тебе приятное.

– Но это интересно.

– Это правда интересно. "Гейдар Алиевич, там, Путин..." – что-то такое. "Андрей, ты что, хочешь сказать, что умирает, что ли? Да? Он мне руку пожал – пуговицу чуть не сломал на руке. Видишь: пуговица треснула. Я такую рубашку надел специально. Трещина – это он мне пожал руку". Ты неправильно спрашиваешь об этом. Не так надо ставить вопрос. Что дальше? Вот с Кириенко, с Чибисом, с министром по делам Дальнего Востока, который приехал... Как сказал Мишустин, "я вам отправляю министра". Не сам, а пинком под зад во Владивосток. И не вышел из здания аэропорта. А потом вышел из здания аэропорта на площадь, сказал журналистам... С товарищем Кожемякой. "Меры наметили. А поскольку электронной почты в правительстве нет, я срочно улетаю обратно". Ты можешь себе представить, чтобы Косыгин или Гейдар Алиевич приехали во Владивосток и к людям поехали?.. 144 тысячи сидят без тепла, без света.

– Невозможно.

– А этот дурачок уехал обратно. Какой мат шел ему в спину... Мне пленку прислали. Я ее Путину хочу показать. Я очень люблю мат. Это некто Гудриц знает на себе. Ждет суда, сердешный. 60 томов, обещал "доведем дело до суда". Довели. Скотина такая. Сядет – мое предположение. Негодяй редкий. Такой мат, какой несся в спину молодому министру, я, театральный человек, никогда не слышал. "Далдон курвинный" – это было самое легкое выражение. Вот когда далдоны курвинные... А он их назначает. А чуйка потеряна. И не понимает, не видит часто, кого назначает. Отсюда Сердюков и много кто. По-другому будет сейчас. Так уже не может быть. Как? Я примерно понимаю, как он...

– Но вам не кажется, что он в информационном вакууме находится?

– Нет. Он умный человек.

– Хорошо.

– Не думай проще о тех, о ком проще думать не надо. Нет. Он знает сегодня многое. Меня все ругают мои зрители: "Вот вы даете понять, что он, там, что-то не знает. Это все не так". Нет. Если сидят парни и делают дайджест по интернету, и делают его честно, он знает все. Другая проблема: он не во все верит. У него нет человека, которого... Знаешь, однажды Славка Фетисов сидел у меня дома. Хоккеист.

– Хороший человек.

– Звонит телефон. А он только что с "Дождя" приехал. "Дождь". "Слава, это Путин". – "Владимир Владимирович, а мы сидим выпиваем". Славка уже немножко, так сказать... Хотя не пьет много. Я даже удивляюсь, стрессы такие. "Да, я смотрел "Дождь". Спасибо. Я тебе хочу сказать спасибо". Это было на моих глазах. Я встречаю Путина в его штабе, когда были выборы. Не эти, а те еще. Он идет... Был фильм "Неизвестный Путин". Вся история с Сахалином и этой историей, когда Явлинский продал нефть всю на свете: "Сахалин-1" и "Сахалин-2". И стоит Саша Шилов передо мной, я ему должен сказать, что я был, это... А Путин меня взял за руку и держит, не отпускает. Я уже хочу, вырываю, а он: "Подожди". Он благодарный человек. Он бесконечно одинокий. Ты все хотел как Собчак. Ты меня расколол – и я тебе скажу. День рождения у Путина: не этот год, а тот. Еще не было ковида. По комнатам: Берлускони в одной, в другой, значит, семья: жена бывшая, девочки, Ролдугин пришел: опоздал – и Нарусова. И он переходит из комнаты в комнату, переходит к друзьям.

– И бывшая жена?

– Бывшая жена. Ну как? Люди-то все-таки не чужие. Интеллигентные на самом деле. Там не так, как в других семьях, уверяю тебя. Там поспокойнее все-таки. И разговоры за столом и все... И кто-то из девчонок говорит: "Папа, ты у нас как король Лир. Только разница в том, что мы тебя не предадим. Но ты у нас как король Лир". Очень точно.

Девки-то умные. Одна на скрипке замечательно играет. Скрипку Страдивари спасла. Там интересно все. И вообще сложнее. Он сложнее. Ну правда сложнее. Где проще... Проще – это у нас есть такая Москалькова. Как права человека – она просто исчезает, а тут появилась с сообщением "я ухожу на изоляцию". И снова исчезла. Но ее выгонят: Татьяну-то Николаевну. Или Матвиенко: вообще пропала куда-то. Тоже вдруг сообщение... А, не пропала. У нее было два сообщения. Первое: переделать Минтруда в Минтруда плюс Минсемьи – что-то такое. Самое время переделывать. Таблички менять – бабки нужны. И потом – тоже на какую-то самоизоляцию.

– Матвиенко – это наша, из Украины.

– Ваша. Поздравляю вас. А зачем она у нас? Но это ладно. У нее тоже свои истории, личные истории. Там все перемешано в кучу. Еще раз: Путин сложнее, чем Матвиенко или же кто-то еще, о ком мы говорим. Как он всех раскидал... Это все Береза мне говорил: "Андрюша, я сделал системную ошибку". – "Боря, какую?" – "Андрюша..." Хорошо, ты меня расколол – я разговорился. Как Собчак. Ты Собчак – я расколотый тобой Караулов. "Андрюша, он премьер. Я у Фархада на даче с телкой. Звонит Путин. Андрюша, как был, как был, не переодевался..." Не надо говорить, что он забыл снять с себя? "Вскочил – оделся. Не переодевался". С чем он прибежал на одном месте? "Бегу. Сидит. "Что случилось?" – "Гусь приходил". Гусинский. "Че хотел?" – "Угрожает. Или 40 миллионов на НТВ в подарок...". Суммы-то какие... 40 миллионов. Но не рублей, конечно, – долларов.

– Да.

– "Или Володя..." Они же ему "Володя" говорили. "Будем тебя, как соленого зайца, гонять по всему миру. Мы уже с евреями договорились. С Америкой мой канал договорится. В общем..." Я говорю: "А ты бы кнопочку-то нажал под столом, охрану позвал: "Угрожает премьер-министру". – "Андрюша, вдруг Путин поднял глаза и сказал: "Позже разберемся". И меня прошиб холодный пот, Андрюша. Я сделал системную ошибку. КГБ, КГБ поперло. Я думал, олигарх, а это КГБ. Андрюша, я сделал системную ошибку. Мы же когда камеру принесли, когда он должен был клятву под камеру дать, Киселев камеру принес, он же отказался клятву давать Семье и нам всем. Это была системная ошибка". Задумайся над этими словами.

– Класс.

– Они все сделали системную ошибку. Иных уж нет, а те далече. Победил? Победил. Исторический факт? Исторический. Разбираться надо. А как?

– Важный вопрос задам, цитируя вас. Летом вы сообщили о расколе, якобы имеющем место в российской власти. Вы заявили, что у Путина забрали управление страной и сказали, что Администрация Путина работает против него. Подтверждаете?

– Это кто тебе такую цитату нашел? Где ж я такое сказал?

– В интернете лично прочитал.

– Прочитать ты можешь в интернете, что у меня, помимо не знаю чего, шести метров и так далее. Я никогда в жизни эту чушь не говорил.

– Опровергаете?

– Нет, Димочка, я этого правда не говорил. Чего не было, того не было. А то, что во власти все непросто, – это я тебе и сейчас скажу. То, что Медведевым стали тяготиться, – это понятно. Посмотри, какие этот парень делает заявления сегодня. Это же обхохочешься. Только жена, по-моему, понимает их до конца. Перевести невозможно. Помнишь, как Медведев покемонов ловил?

– Нет.

– Не видел? Ну как? Музыка-то заиграла. Ну что ты... В интернете есть. Если только это не фейк какой-то. Посмотри внимательно. Если бы я это имел в виду, говоря о расколе... Но я этого не говорил. Действительно не говорил.

– Заговора внутри нет там?

– Они его бздят. Знаешь, когда Немцов шел на Дубровку спасать, позвонил Путин, и наорал на него, потому что есть кому спасать. А эти просто себе пиар делали.

– Кобзон пошел тогда.

– Кобзон вывел людей. А уже после Кобзона началось: "А мы тоже хотим". Его же не убили. Рошаля не убили. "Мы тоже хотим". И Путин в сердцах позвонил и сказал... И Чубайс спрашивает... Нет, Немцов... Кто же?

– Там был Немцов и Хакамада.

– А кому Немцов это рассказывал? Может быть, Катьке Ифтоди той же. Не помню. И что? Они развернулись. "А почему развернулся-то?" – "А я перебздел". Дословная цитата. "Вот он позвонил – и я забздел". Прости, что я цитирую, так сказать, вольный разговор. Ты хотел по-собчаковски – ты добился своего: я сегодня заговорил.

– Вы в шестом классе очень хотели стать генеральным секретарем ЦК КПСС.

– Да.

– А сейчас президентом России хотели бы стать?

– Нет. А я им стал. Я им стал, как и ты стал президентом Украины. Ты просто этого не понял. Честертон говорил: "Каждый человек – прирожденный правитель Земли". У нас с тобой сегодня государственный разговор. Он веселый, он с цитатами, но он государственный. На этом уровне я как бы президент. Я сейчас говорю не от своего лица, не от лица своей семьи... Вот стоит моя испуганная жена и думает, что скажет ее полоумная бабушка, услышав такую фразу. Не спятил ли я и так далее, нет ли у меня деменции. Черт его знает.

– Нет, у нее хорошая бабушка. Не надо.

– Я не говорю, что она плохая. Она нас познакомила, свела, подружила, была очень рада, что Варя – моя жена. Но потом не пришла на свадьбу, потому что мы ее не пригласили. И до сих пор сидит переживает. Я на нее обиделся и больше с ней встречаться не буду, с хорошей бабушкой. Пусть себе сидит и надрывается. Это отдельная история. Есть вещи, которые я не прощаю. В том числе в отношении своей жены. Мне-то ладно, а вот за жену у меня, извините... Я слишком давно ждал нормальную... Мне Миша Козаков говорил, когда Анька появилась: "У меня только сейчас нормальная". Ему 72 года было. "У меня только сейчас нормальная баба. Впервые в жизни". Поэтому жена – это отдельный разговор. За нее – извините. За себя – ладно.

У нас с тобой сегодня не журналистский разговор. Каждый из нас чуточку правитель Земли. Не страны – Земли. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. Вот в чем дело. Кто-то будет смеяться, кто-то скажет "с ума сошел". А кто-то услышит что-то. А кто-то будет друг. Знаешь, я вчера или позавчера Гену Хазанова поздравлял с юбилеем. Говорю: "Генка, ты же не помнишь, а я-то помню, как тебя Тихвинская привела к нам на третий курс, к театроведам ГИТИСа. И ты час выступал. Я не помню уже, что ты говорил. Но мы другие вышли". А Ленька вчера Якубович говорит: "Хазанов – это как Райкин, как Жванецкий. Это равновеликие люди". Это правда. То есть на наших словах, на наших передачах, на наших книгах, наших разговорах с тобой воспитываются люди сами по себе, как губки. Те, кто умеет, кто может, кому это еще нужно. Книги Пушкина рождались из духа России. Но когда эти книги были написаны – согласись со мной – из них стала рождаться Россия. Почему ты думаешь, что из тебя сегодня новая Украина – нормальная, здравомыслящая – рождается меньше, чем из Зеленского? Кто тебе эту глупость сказал?

– А как вам Зеленский?

– Да никак. И я пойду спать. Отпустишь меня? Сколько мы уже проговорили?

– А можно еще 10 минут – и отпускаю?

– Да хоть... Давай я тогда самое большое говно... Чего ты смеешься? Ну вот не отпускает меня человек. Жена – я понимаю, чего она хочет. Ждите, Варвара. Говори.

– Не нравится Зеленский?

– Да не те категории. Слушай: что значит "нравится"? Я что, баба, что ли? Нравится, не нравится...

– Ну "никак" – это "никакой", значит.

– Ну абсолютно. Ну что, это Шелест, Щербицкий, что ли? Ляшко? Помнишь их вообще?

– Да, конечно. Я знаком был с Ляшко.

– Был знаком?

– Конечно.

– Ну что ты... О чем ты?

– Александр Павлович, конечно.

– Ну как я могу поставить Петра Ефимовича и товарища этого? Я буду счастлив, если через год вам будет чем пенсию платить. И нам. У нас же одинаковая задница: и там, и тут. А еще "корона" у всех, и вакцина – видишь, какая история.

– Почему вы назвали Лукашенко "политическим импотентом"?

– Он перегрел республику. Он не понял, что он перешел в собственную противоположность. Александр Григорьевич повторил ошибки многих. В России, на Украине, в Белоруссии все очень быстро переходит в свою противоположность. Демократы оказываются фашистами, а такие люди, как Лукашенко, который сделал больше, чем Машеров, для своей страны, который реально спасал ее в 90-е и не только, потерял чуйку и перестал быть человеком, а стал диктатором. Нельзя отправлять в тюрьмы всех, кто хочет баллотироваться, кроме Тихановской. Он бы сегодня и ее отправил.

Он уйдет. Он уйдет с позором. У его сына Коли будет страшное будущее. Он этого не понял. Он делал все, что мы говорили. Он звал меня приехать. Мне звонила Наташа. На парад и все. Я дважды выступал перед выборами и говорил, что он действительно заводы сохранял, не было как у нас. Все правда. Я и сейчас это скажу. Но при этом он оказался абсолютным, глупым, одиноким, безжалостным, как все глупцы, диктатором. Он перегрел республику так, как умный человек в XXI веке не мог сделать. Он больше чем импотент. Он предал, сам того не понимая, себя растоптал, семью свою растоптал и память о себе растоптал этими танками и идиотскими заявлениями. Там, двое по Навальному... Это Кеосаян сочинял с Симоньян, я так понимаю: Ник с каким-то хреном: про Навального. Ну ребята... И он об этом говорил, не понимая, что он смешон. Дима, дорогой, президент может быть идиотом, каннибалом, были такие в Африке...

– Но не имеет права быть смешным.

– Но он не может быть смешным. Его кличка Лось. Кто придумал? Уж не Владимир ли Владимирович [Путин] здесь, в кругах? Ну не может быть президент Лось. Пусть Саша не обижается. Я к нему всегда относился... Мы на "ты" с ним были в определенные годы. Я говорил ему: "Саша, напиши книгу, предисловие к [белорусскому писателю] Василю Быкову, издай трехтомник. Не издавал Машеров трехтомник – издай ты. "Круглянский мост" – великая книга". – "Андрей, он Позняк (имеется виду, что Быков был соратником белорусского оппозиционера диссидента Зенона Позняка, который живет в эмиграции. – "ГОРДОН"), он оппозиция..." Мы в бане сидели, прости меня. В бане. Я еще с девкой пришел. Он нормально на нее реагировал.

– С хорошей хоть?

– С хорошей. У меня была хорошая тогда. Оля Зверькова ее звали. Как сейчас помню. Хорошая фамилия. Но это были 90-е годы, он только заступил. А когда мы уезжали, мне его охранник говорит: "Вот вы сейчас уедете", – это был час ночи, – "А Александр Григорьевич будет ходить, ходить". – "Он работает?" – "Да нет. Он заснуть не может, нервы". Это он только заступил. Что случилось с его нервной системой? Какие покушения он пережил? Он мне одну историю рассказал. "Андрюха, Леня Кучма – какой человек... Говорит, отдохнуть в Крым... Парня нашего приглядеть треба". Оказалось, сын Лукашенко от того, еще настоящего, так сказать, брака поехал отдохнуть. И крымские бандиты ехали его взять, чтобы потом другого пахана своего из Минска из тюрьмы вытащить в обмен. Он приезжал, а перед ним стенка падала свинарника: взрывали Лукашенко. Его доводили до сумасшествия, если хочешь, те или иные, кому он переходил, рискуя жизнью.

– Он сошел с ума?

– Слушай, я что, психиатр? А вы как думаете? Знаешь, как в анекдоте: "Во всем виноват человек с усами в 41-м". – "Это вы о ком?" – "Я о Гитлере. А вы о ком, товарищ?"

– Когда он уйдет?

– У него спроси. Он сказал, что уйдет.

– На ваш взгляд.

– А уже неважно когда. Он уже ушел. Его уже нет.

– Последние два вопроса...

– А у тебя от него какие были впечатления? Ты мне расскажи. Ты сидел с ним. Час сидел?

– Нет. Три часа.

– Так. Он сошел с ума?

– Нет. Обаятельный, безумно привлекательный, артист...

– А ты первый раз с ним общался?

– Да, первый раз. Но кто же мог представить, что он начнет избивать свой народ зверски после того, как я уехал? Ну кто мог представить это?

– Ты мог представить, я мог представить.

– Он мне сказал: "Я никогда не буду бить белорусов. Это же на руку нашим врагам".

w_56351484_01

Последние два вопроса. Ваша пятая жена Варвара – внучка Киры Прошутинской: блестящей тележурналистки. Хотя у вас, видно, не сложились отношения.

– Почему? Как это? Она ее ко мне в дом привела. Кира мою мать хоронила. Господь с тобой.

– Ну вот.

– Бабка – блестящий журналист. Нет, ты не знаешь про нее ничего. Якубович вчера правду сказал: оказывается, Кира Александровна Леньку, мальчика, учила танцевать, в каком-то доме культуры преподавала ему танец. То ли мужской, то ли женский – хрен его знает. Там были мальчики и девочки. Раз, два, три – раз, два, три! Она сейчас мемуары катает. Она телефон поменяла, чтобы ей Малкин не мешал правду написать про...

– Про него.

– Да, и про него, и про нас с вами. Жди главу. Я уже ее предвкушаю. Буду читать в эфире, какую гадость бабка написала про нас с Варей, потому что бабку не позвали в ЗАГС, а она очень хотела. Я тебе скажу честно. Я сказал: "Слушай, там у меня суд будет. Приди посиди, просто послушай". – "Я так устала, что я еду куда-то, там, в Крым". – "Ну до свиданья". И больше я ее не видел. Вот и все.

– Но у вас с Варей 33 года разницы. Скажите: нормально?

– Врешь. Сколько у нас разница? Ты считал? Нет? И я не считал. Ты какого года?

– 91-го.

– 91-го?

Варвара Прошутинская: 90-го.

– 90-го.

– Так...

– И сколько лет-то получается? Я не считал. Вот хорошо, что ты мне сказал.

– 32.

– 32. Нет, не тебе. Тебе 30 будет. Это я помню. А разница у нас 32 года, получается. Мне 63 будет. Мне будет 62, а тебе... Нет. Куда? А, 32, да. У тебя хорошо с арифметикой. Ты молодец, что посчитал. Ты вошел в нашу семью. А чего мы не посчитали раньше-то? Вот это интересно.

– 32 года. Как оно, с такой разницей? Скажите честно.

– Ну-ка иди сюда. Варя, иди сюда.

– Покажите, кстати, молодую жену.

– Я не объективен. Как тебе? Ты скажи. Варь, ну покажись. Гордон просит. Ты рейтинг повысишь нам. Иди сюда. Ну Варя... Представь, что это твой канал на YouTube. Ну иди сюда... Не хочет. Она скромная.

– Варя, зайдите в кадр. Мы вас просим. Ну зайдите, пожалуйста. Ну украсьте наш эфир.

– Ну правда, ну подойди. Пошла. Слушай, ты первый, кто ее... Нет, встала. Варь, ну иди сюда, ну в самом деле. Я же не буду вставать. Тем более, я так хорошо сижу... Ну иди сюда. Не хочет идти.

– Ну покажитесь.

– Иди покажись. Не ломайся. А то кто-нибудь напишет гадость, что ты ломалась долго.

– Миллионы людей посмотрят. Покажитесь.

– Миллионы – хренушки. Не может такого быть.

– Миллионы, увидите. Ну, красивая.

Варвара Прошутинская: Здравствуйте.

Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube

– Здравствуйте. На бабушку похожа, честно.

– Бабушка как точка отсчета.

– Да, похожа на бабушку.

– А давай еще про дедушку поговорим, про Малкина. Не хочешь?

– Как вам с такой разницей живется? Нормально? 32.

Варвара Прошутинская: Мы не чувствуем разницу.

Андрей Караулов: Может, я чувствую. Откуда ты знаешь?

Варвара Прошутинская: Я не чувствую разницу, нет.

Дмитрий Гордон: Замечательно.

Варвара Прошутинская: Я не чувствую разницы абсолютно. Потому что мне кажется, что у меня очень хорошая семья. Мой муж – это моя семья. У меня замечательная семья. Поэтому разница в возрасте...

Андрей Караулов: Нет, у меня лысина здесь, которую не все видят.

Варвара Прошутинская: А все остальное...

Андрей Караулов: Нет, она мне подарила памятник меня и написала на нем хорошие слова: что у мужика важен не год выпуска, а срок годности. Это хорошие слова.

– Замечательно. Вы мне дарите радость, увидев с такой разницей в возрасте замечательных, счастливых людей. Это прекрасно.

– А у тебя жена-то есть?

– Да. На 17 лет моложе.

– А чего ж ты спрашиваешь? Что 17, что 32.

– 17 – не 32, я хочу сказать.

Андрей Караулов: Ты поняла? Это комплимент или нет?

Варвара Прошутинская: Комплимент.

Андрей Караулов: Это плохо или хорошо? Ты объясняй сразу.

Дмитрий Гордон: Это прекрасно.

– Но у Лужкова было 30 лет с Батуриной разницы.

– Да. Но Батурина миллиардерша. Варя – нет пока.

– Варя не будет, я думаю, миллиардершей. Ничего у нее не получится. Она не Батурина. Батурина просто плохо воспитана. Поэтому она миллиардерша. Все, иди из кадра. Ты уже все сказала. Аккуратно ходи: камеру собьешь.

– Я последний вопрос задаю.

– А ты с Лужковым делал интервью, да?

– Нет, я с ним знаком был, меня Иосиф Давыдович знакомил. Но я интервью не делал.

– Большая твоя ошибка. Большая.

– Не все успел.

– Вот, кстати, человек очень крупный. Гейдар Алиевич, Юрий Михайлович. Кто? Вот я сейчас думал... Сергей Сергеевич Аверинцев, конечно. Дмитрий Сергеевич Лихачев, Раушенбах, Равинский, Майя Михайловна, Тихон Николаевич Хренников... Ой, много. Все великие.

– Да. Последний вопрос. Сколько у вас детей и чем они занимаются?

– Детей у меня двое, мне кажется. Раньше было вроде как трое, но потом мы сделали ДНК – оказалось, что я был прав: детей у меня двое.

– Вы как Черномырдин. Он мне сказал: "У меня приблизительно два сына".

– Черномырдин у меня на дне рождения сказал: "Ну я сегодня ничего говорить не буду, а то я опять что-нибудь скажу".

– Да, прекрасно.

– Нет, детей у меня двое. И внучек двое. Пока.

– Чем дети занимаются?

– Ну сказать, что дурака валяют, – обидятся. Нет. Васька на самом деле очень ответственно ко всему подходит. Учится. Хочет быть гидом-экскурсоводом. Ну что ж, так сказать. Хочет. А Лидка работает на "Первом канале" у Кости. Какую-то, там, ерунду: встречает, провожает, что-то редактирует... Я не знаю, что она там делает. Я не хожу на "Первый канал", чтобы Костю не подводить. Поскольку я про Громова говорю так, как не принято говорить в некоторых кругах. Но что делать?

– Андрей Викторович, я получил огромное удовольствие.

– Я тоже, спасибо.

– И я в предвкушении, какое удовольствие получат те, кто нас посмотрят. Вас посмотрят.

– Тебе столько дизлайков нарисуют...

– Ну... Значит, давайте ради интереса забьем. Вот я говорю, что просмотров будет больше миллиона.

– Это не большая цифра. У нас вот у Ермакова шесть или семь миллионов на канале. Дело же не в количестве просмотров, а в том, что интернет все помнит. Сеть помнит все. Пройдет год, два, десять лет – может, мы устареем с тобой оба, а может, наоборот, как-то по-другому зазвучим. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется.

– Спасибо.

– Спасибо.