+2 Киев
Текст подготовила платформа памяти "Мемориал", рассказывающая истории убитых Россией гражданских и погибших украинских военных специально для издания "ГОРДОН". Чтобы предоставить сведения о потерях Украины, заполняйте формы: для погибших военных и гражданских жертв.
Заниматься боксом сыну не нравилось, потому что считал категорически неправильным бить людей просто так
– Каким был ваш сын?
– Женя рос умным и внутренне очень взрослым мальчиком. Он когда родился, был таким маленьким мужичком. Всегда добр и улыбчив. Никогда не ныл, что ему что-то не нравится. Мне было с ним очень просто.
У нас почти все его игрушки остались. Он был очень бережливым ребенком. Все его машинки живы – целый автопарк. Даже есть маленькая желтенькая машинка, которую дедушка ему купил впервые. Почти все, что связано с детством Жени, осталось в Мариуполе. Я забрала с собой только этого бычка – он как член нашей семьи. Любимая игрушка сына, подарок отца, погибшего, когда сыну было четыре года. Женя ходил с бычком в детский сад. Когда немного подрос – держал его возле себя в комнате на полочке. Последние годы спал на бычке, как на маленькой подушке. Когда я в конце марта уезжала из Мариуполя, не смогла оставить игрушку – это такое личное для сына, что его нельзя было там оставлять. Бычок – это Женя. Он пахнет сыном. В нем остается его частичка.
Ольга Черкез. Фото предоставлено "Мемориалом героев"
Вообще сын любил все, связанное с колесами. Увлекся велосипедами ВМХ. Свой вид спорта выбирал долго. Из-за врожденного сколиоза не все занятия ему подходили. Заниматься футболом было неинтересно. Заниматься боксом сыну не нравилось, потому что считал категорически неправильным бить людей просто так. А велосипедные трюки полюбил. Позже, уже во время службы, увлекся также марафонами, с удовольствием принимал в них участие.
В школьные годы я сначала пыталась держать сына под наблюдением – контролировала успеваемость, входила в состав родительского комитета, пыталась поддерживать интерес к обучению. Но когда поняла, что у Жени хорошие друзья, переживать перестала. Единственное, на чем настояла, – получение высшего образования.
Женя Черкез со своим велосипедом. Фото из семейного архива
Учиться "для галочки" Жене не нравилось. Поэтому обучение в Приазовском государственном технологическом университете по специальности "металлургия" давалось ему тяжело. А вот получить морскую профессию – моториста в Азовском морском институте – получилось без проблем. Было любопытно. Он любил море и даже готовился к работе на судах, хотел ходить в дальние рейсы. Но мечта стать военным все же взяла верх – в 2018 году Женя присоединился к рядам "Азова".
Лишь однажды – 8 марта – он на несколько минут забежал домой. Это была такая неожиданность! Света нет, газа нет. Мы во дворе придумывали, как приготовить поесть. Я оборачиваюсь – он стоит
– Как ваш сын оказался в армии?
– Желание защищать свою страну у него возникло еще в начале, когда Россия напала на Украину в 2014 году. Он против моей воли поехал в Киев, чтобы присоединиться к друзьям в боевом подразделении. Но прежде чем успел оформить документы, его посадили перебирать картошку. Это Жене не понравилось, и уже на следующий день он вернулся домой.
В 2018 году он сказал, что пойдет в "Азов". Я была против. Потому что там – страшно, это – война. Он ответил, что уже все решил, и попросил его поддержать. Я тогда почувствовала, что сын вырос. Поддержала. И он ушел.
Были продолжительные учения, а затем в 2019 году он впервые оказался на поле боя. Где именно воевал, я не знала. Только понимала, что там было горячо. Когда через полгода боев Женя впервые приехал домой, сказал: "Война – это страшно".
Затем он на выходные приезжал из части домой, если не был на посту. Дома мы его не знали как воина. Для нас он был Женечка. Он называл меня "мам". Дома был ребенком. Только недавно мы узнали, какой он воин. Говорили ребята, в бою он был как тигр.
Евгений Черкез. Фото из семейного архива
– Как для вас началось полномасштабное вторжение РФ в Украину?
– За несколько дней до полномасштабного вторжения Женя позвонил и попросил забрать из части его вещи из Урзуфа – бойцы начали сворачивать базу. Среди этих вещей была папка, где он берег маленькие напоминания о собственном детстве. Чудом еще из детского сада сохранились созданная им новогодняя открытка и маленький бумажный ежик. Они лежали в этой папке с его документами и остались мне на память о сыне.
24 февраля Женя успел позвонить мне и сказал, что с ним все хорошо. Просил никуда не выходить и предупредил, что город постараются штурмовать, будет страшно. Сын был прав – было очень страшно. Одно из самых ярких воспоминаний – о сплошной черноте. После мощного авиаудара россиян небо затянулось черным дымом. И в черное небо поднялась огромная стая ворон. Птицы полностью закрыли небо. Я никогда не видела их в таком количестве.
Что происходило в эти дни с Женей, я не знала – связь исчезла практически сразу. По уличным боям понимали, что защитники Мариуполя сопротивляются оккупантам. Лишь однажды – 8 марта – он на несколько минут забежал домой. Это была такая неожиданность! Света нет, газа нет. Мы во дворе придумывали, как приготовить поесть. Я оборачиваюсь – он стоит. Зашел буквально на пять минут. Мы обнялись, надавали ему пакет еды. И все. Он ушел. Это был последний раз, когда я его видела. Успел только сказать: "Все хорошо, они горят".
Евгений Черкез. Фото из семейного архива
– Как вы узнали о гибели сына?
– 25 марта я неожиданно проснулась со словами: "Все, можем ехать". Объяснить это решение не могла. Просто почувствовала: уже – можно. Через четыре дня мы с мужем собрались и выехали из города. С этим бычком на руках я просидела в машине всю дорогу из Мариуполя до Ивано-Франковской области. Он был моим оберегом. Кстати, на многочисленных российских блокпостах оккупантам я, видимо, казалась сумасшедшей, поэтому наши вещи трясли не так сильно, как могли бы. Бычок действительно меня берег. Уже разбирая вещи в Коломые, я нашла футболку сына с символикой полка "Азов", которую ни на одном из блокпостов оккупанты, к счастью, не заметили.
31 марта, когда я уже была на подконтрольной Украине территории, со мной связалась патронатная служба "Ангелы Азова" и сообщила, что 24 марта Женя погиб. Он погиб в бою. Когда бойцы отходили с позиций, он уходил последним, прикрывал ребят. Получил ранение в живот. Его пытались реанимировать. Но не смогли. Это все, что я знаю.
Евгений Черкез. Фото из семейного архива
Когда начался обмен телами погибших защитников Мариуполя, я почувствовала, что Женю вернули. Объяснить этого вновь не могла, но знала, что его тело привезли. Через несколько дней со мной связались правоохранители – было совпадение по ДНК. Сначала мне показали фотографии, чтобы я опознала тело сына. Но это было невозможно. Позже, уже во время вскрытия, нашли Женин въевшийся в тело жетон. Так я убедилась, что это точно он. Теперь этот жетон с номером 048 262 я не снимаю.
Я настояла, чтобы мне дали увидеть сына, хотела попрощаться, последний раз провести пальцами по волосам. Делала так всегда с Жениного детства. У него были густые волосы, как щетка на ощупь. Таких ни у кого не было. Поэтому я всегда безошибочно узнавала сына на конкурсах в детских садах, когда мамы с завязанными глазами должны были на ощупь определить своего ребенка.
Ольга Черкез: Когда Жени не стало, не стало и меня. Фото предоставлено "Мемориалом героев"
Патронатная служба отговаривала от этого, понимая состояние тела. Но для меня было очень важно в последний раз прикоснуться к ребенку. Настояла, что должна попрощаться с сыном, ведь я больше никогда его не увижу. Нам показали тело… Там уже не было волос… Я погладила его в последний раз. Все...
Далее последовала церемония прощания 28 июля. В этот день Жене должно было исполниться 28 лет. Его кремировали. Урну с прахом похоронят на Аллее героев, которую должны создать на Певческом поле в Киеве.
Когда сообщили о гибели сына, мое сердце перестало биться. Я продолжаю жить как на автопилоте. Недавно почувствовала, что могу начать говорить с кем-то о сыне и его гибели. Хотя принять это все еще не выходит. Когда Жени не стало, не стало и меня. Меня нет. Есть только оболочка. Когда узнала, что его вернули, почувствовала, что над моим ребенком больше никто не будет издеваться в Мариуполе.
