Парасюк: Зеленский сейчас – это Кашпировский, который на телевидении рассказывает о коронавирусе, а Аваков – президент и премьер в одном лице G

– Володя, добрый вечер. Мы давно уже не виделись – года два-три. Я помню, у нас было очень интересное и насыщенное интервью еще на канале "112 Украина" до прихода туда [политика Виктора] Медведчука. Сегодня это невозможно, поэтому общаемся по Skype. Скажите, пожалуйста, вы на карантине?

– Да, конечно.

– И чем занимаетесь? Сидите дома?

– Ну, жизнь заставляет время от времени выходить на улицу, потому что нужно продукты купить и есть родители, которых нужно навещать. Но в основном дома, конечно. Я, честно говоря, немного абстрагировался перед этим от определенной политической жизни, но карантин заставил. Потому что открываешь интернет – и видишь, что происходит. И ты уже не можешь в стороне стоять. А тут как раз предложение от вас об интервью поступило. И я говорю: "Вот можно как раз пообщаться". Потому что в голове выстроились определенные мысли, которые я вам хотел бы озвучить. И, думаю, у вас тоже есть очень много вопросов.

– Вы сейчас во Львове или во Львовской области?

– Во Львовской области. Я сейчас у родителей.

– Хорошо. Володя, вы знаете, я считаю, что именно вы сыграли решающую роль в отстранении [экс-президента Виктора] Януковича от власти. Я считаю, что вы являетесь исторической личностью. Скажите, пожалуйста, вы сами чувствуете себя человеком, который изменил ход истории Украины?

– Я себя и не чувствовал, сразу вам так отвечу. Потому что эта история продолжается, она не завершена, в ней не поставлена точка. Потому что все действующие персонажи этих событий – они есть и никуда не делись. Они выдвигают какие-то свои определенные версии, они комментируют все эти события. Поэтому история продолжается. Я думаю, что уже лет через 10–15 можно будет рассматривать, сыграли какие-то определенные моменты на Майдане ключевую роль или не сыграли. Лично я как человек никогда к этому не привязывался, потому что это не надо. Такие вещи – они тебя останавливают, понимаете? Когда ты начинаешь задумываться о своем величии, о том, что ты, там, сделал или не сделал, – это отрицательно, я считаю, влияет на развитие человека. А я каждый день стараюсь почерпнуть как можно больше.

Я вам скажу так: я пришел на Майдан, когда мне было 26. Сейчас мне 32. Это огромный период времени. И я понимаю, что хочу двигаться дальше. Вот так я вам отвечу. Но я никогда не зацикливаюсь на этом, стараюсь не копаться в этом. Пусть люди, которые компетентны, которые имеют какие-то определенные факты, определенное видение, опыт, – пусть они это исследуют и говорят, сыграло это роль или нет.

– Давайте попробуем вспомнить те дни и времена.

– Окей.

Скриншот: Дмитрий Гордон / YouTube

– Два месяца стоит Майдан. И ни туда, и ни сюда. Три лидера Майдана – [Арсений] Яценюк, [Виталий] Кличко и [Олег] Тягнибок, которые на самом деле и не являются лидерами, потому что Майдан живет своей жизнью, а они – своей. Ездят постоянно к Януковичу, о чем-то с ним ведут переговоры... Но решительных действий никаких нет со стороны так называемых лидеров. Тем не менее Майдан стоит. И вот министры иностранных дел уже Германии, кажется, Польши и кто там еще был? Франции, наверное, Янукович и лидеры оппозиции подписывают меморандум о том, что все – брейк: Майдан расходится, Янукович приобщает к правительству представителей, лидеров оппозиции и в 2015 году состоятся внеочередные выборы президента Украины. То есть Янукович ослаблен и все, можно расходиться. И вдруг в присутствии лидеров оппозиции на авансцену Майдана выходит никому не известный сотник Парасюк и говорит, что "нет". Вы можете впомнить, когда это было? Помните этот день?

– Да, 21 февраля.

– Уже первые расстрелы были, да?

– Да, конечно. Я всю хронологию помню, потому что я жил на Майдане. Перед интервью я знал, о чем вы спросите, и просматривал фотографии. И я вам скажу, что сейчас могу, а тогда не мог глубоко анализировать происходящее в политической жизни, потому что я простой парень, который работал, получал кайф от жизни, – и тут в моей стране начинают происходить какие-то изменения. Я у себя не спрашиваю о политике, я у себя не спрашиваю, кто о чем и с кем договаривается. Есть возможность что-то изменить – и мы идем менять. И когда вы говорите о тех договоренностях – честно говоря, я о них на Майдане даже и не знал, потому что мы не смотрели телевизор. Единственным источником информации для нас была сцена, и то – выборочно, потому что мы знали, что за персоны там стоят. Им не очень все верили, потому что они не делали никаких шагов. Но приходили люди, которым ты доверял, которые были лидерами мнений, – и ты прислушивался. А вот на те все глобальные процессы в политике и геополитике, которые происходили вокруг этих событий, я тогда не обращал внимания. И когда речь шла о том, что мы умираем, мы стоим, и вы в нас не верите... Ну так не бывает, слушайте. Украина не принадлежит вам – Украина принадлежит всем нам одинаково. Всем, кто здесь живет и имеет украинский паспорт. И мы тоже имеем право сказать свое слово. 

Честно говоря, идею выйти на сцену не я придумал – это придумал мой отец. Он говорит: "Пошли". И я говорю: "Идем". Когда мы подошли к этому барьеру, охранник, который стоял там,  никого не пускал. Мы ему говорим: "Смотри, есть вариант, что сейчас все эти люди придут и снесут вместе с Тягнибоком и всеми эту сцену – и ты увидишь, что такое гнев общества, когда его не слышат".

А он говорит: "Да мне тоже не нравится". Я говорю: "Ну если тебе не нравится, дай руку – и мы перепрыгнем". И я перескочил. Тогда мы подходим к сцене. И еще один охранник говорит: "Куда вы идете?" Я не помню, кто там был. И они говорят: "Что ты там хочешь сказать?" Я говорю: "Я еще не знаю, но дайте выйти". Он говорит: "Ну если ты так сильно хочешь – пожалуйста". А дальше – я вам честно скажу, что это был провал в памяти. Потому что эмоции брали верх. И если проанализировать то, что я сказал, – вы видите, что никто ни к чему не готовился. Человек волновался. Я сам потом пересматривал и смотрел как на третье лицо. Я думал: "Что это за чувак вышел? А, это ты, Володя..." И это реально правда. Потому что такие тогда события были...

Я не думал о том, что вы сейчас говорите, потому что я жил в определенном вакууме. И этим вакуумом был Майдан. И я очень радовался, что я извне никакой информации не получал, потому что она тогда заставляет тебя задуматься: "А может, действительно так сделать?" А мы в данный момент понимали, что Януковича нужно выгнать. Все. Мы еще не знали – законным методом или незаконным. Мы просто знали: нужно этого человека выгнать из страны. Вот и все.

– Вы помните сегодня, что говорили тогда?

– Нет, я так не скажу. Но я думаю, что можно зайти на любую страницу в интернете и найти это выступление. Я его один раз в жизни, а может, два просматривал, и то – перематывал. Потому что всегда человеку, когда он смотрит на себя, стыдно: возможно, он не так сказал, использовал какое-то не то слов. И когда я смотрю интервью, то мне стыдно смотреть. Ну, такова наша сущность человеческая. И поэтому я не очень его, честно говоря, пересматривал. Я вам скажу так: оно у меня вызывает тревогу. Оно меня снова заставляет: "Задумайся, как оно было". А нам нужно двигаться вперед. У нас уже совсем другие ситуации. Возможно, со временем возьму ручку и напишу книгу. То есть не напишу, а допишу, потому что я начал ее. Но я понял, что сейчас не смогу ее никак закончить, потому что нечем пока заканчивать.

– То есть содержание этого выступления заключалось в том, что вы сказали: "Хватит! Никаких переговоров с Януковичем быть не может. Мы не доверяем лидерам оппозиции. И если завтра Янукович..." Или как вы сказали?

– Да-да-да. Я сказал, что мы пойдем на штурм с оружием. Так и сказал.

– На штурм с оружием. Теперь вопрос. У меня есть информация, что советник Януковича, бывший председатель Службы внешней разведки Украины, генерал армии [Николай] Маломуж, приехал к Януковичу и сказал: "Вы в смертельной опасности. Вам надо немедленно покинуть Украину, потому что Парасюк и вооруженные люди придут за вами. И я не гарантирую вам жизнь". После чего Янукович встал и уехал. Вы знаете об этом?

– Знаю. Но я узнал не так скоро после Майдана, как и вы, наверное. Я это узнал года через три после всех этих событий. У меня была история с сотрудником контрразведки, с которым мы служили в АТО. И он говорит: "У меня есть для тебя одна информация, которую я хотел тогда рассказать, но понимал, что определенный период времени это нельзя было делать. Теперь расскажу". И он...

– То есть то, что я сейчас сказал, вы знаете?

– Один в один примерно, как вы сказали, он передал мне. Сказал, что они приехали в Межигорье: "Слушай, зачем тебе те картины? Они завтра утром сюда придут. Оружие у них есть ..." Потому что вы знаете, что правоохранители на Майдане получили отпор со стороны Майдана, и было много раненых и убитых. И он пришел и сказал: "Слушай, это уже не шутки. Ты или отсюда давай беги, или завтра здесь будут гости". И еще вам расскажу больше. Он мне рассказывал, что близкое окружение Януковича, то есть охранники, – они еще оставались с ним. А сотрудники Государственной службы охраны, милиция, СБУ сказали: "Нет, мы не пойдем на такое. Хочешь – держи оборону в Межигорье. А здесь тебя не будет никто защищать". И они сбежали. И я вам даже расскажу больше. Есть такая история: когда он убегал, то один из работников вывозил дорогие картины из Межигорья. И когда они сбежали, он эти картины не знал куда вывозить и спрятал у себя дома. И через неделю привез их назад в Межигорье, потому что побоялся, что его там будут искать. То есть это еще раз свидетельствует о том, что он просто-напросто бежал и ситуация происходила так, как вы рассказываете.

– Теперь вопрос. Вы чувствуете все-таки, что именно вы – простой украинский парень Володя Парасюк, который жил себе во Львове, занимался любимым делом – именно вы стали человеком, после выступления которого Янукович сбежал из Украины, и история Украины пошла иначе?

– Я чувствую ответственность после этих слов. До сих пор ее чувствую. Я вам расскажу больше: когда шла речь о штурме, мы реально были к нему готовы. Но готовы были я, мой отец и еще десяток людей. Когда я пришел к Парубию (политик Андрей Парубий был комендантом Самообороны Майдана. – "ГОРДОН"), я сказал: "Ну, такая ситуация, что мы не будем больше слушать, что вы тут рассказываете. Мы утром делаем то, что мы сказали". А он говорит: "Ну идите себе и штурмуйте. А дальше дело оставьте политикам". Я понял, насколько эта среда – имеется в виду украинская политическая – насколько она гнилая. То есть здесь несут гробы с людьми, а здесь они уже сидят и думают о политике. То есть они еще не победили, но уже делят шкуру неубитого медведя. И мы походили по разным палаткам, собрали разных людей. И утром пришел Кличко, помню, и говорит: "Слушайте, вот Януковича уже нет. Нечего там в том Межигорье штурмовать". А мы говорим: "Ну тогда мы пойдем на Верховную Раду". – "В каком смысле?" Я говорю: "Ну мы же сказали, чтобы вы его законным методом выгнали из страны. Так, пожалуйста, выгоняйте. Вы там умные люди сидите, руководили страной столько лет. Ну пожалуйста, выгоняйте". – "Как мы это сделаем?" Я говорю: "Ну вот у вас времени – до десяти часов. Мы же слова на ветер не бросаем". И они выступили с заявлением. Потом начали волноваться. Потому что Майдан реально ждал импичмента Януковича. И видите – они проголосовали. Страх делает, поверьте, большие дела.

– Я зайду с другой стороны сейчас и очень важный вопрос вам задам. Существует не просто мнение – мне об этом говорили и разведчики наши, и из-за океана, а также россияне, – что Путин, увидев, что происходит в Украине, в Киеве на Майдане, решил реализовать давний план по отнятию Крыма. Более того, уже 20 февраля были отчеканены медали: "За возвращение Крыма". Об этом есть все документы. То есть Путин и верхушка России понимали, что они должны забрать Крым, они могут это сделать. Им нужно было только одно: чтобы не было законной власти, а именно Януковича, в Киеве. Тогда у них был мотив. И они подстрекали свою агентуру националистическую. Мы знаем с вами... Я думаю, вы знаете, что многие лидеры украинских националистов являются агентами КГБ и ФСБ. То есть через свою агентуру, через угрозы жителям Крыма и Донбасса, что приедут "поезда дружбы", "мы вас убьем, кто не разговаривает на украинском языке" и так далее... Они это сделали такой спецоперацией. И они видят, что все рассасывается, и уже подписан договор. Кстати, спецпредставитель России [Владимир] Лукин этот меморандум не подписал, это тоже интересно. То есть меморандум России был не нужен, ей нужен был хаос. И вот смотрите: медали отчеканены, надо уже забирать Крым, а Янукович все не едет из Киева. И некоторые контрразведчики наши мне сказали, что Владимир Парасюк был одной из частей этого плана. Сознательно ли его использовали или безсознательно, то есть вслепую, но именно он сыграл ту роль, благодаря которой Янукович сбежал – и россияне смогли ворваться в Крым. Чувствуете ли вы это?

– Смотрите. В первую очередь я даже близко себе таких мыслей не допускаю. И когда вы говорите, что кто-то там, сознательно или бессознательно... Я официально заявлял несколько раз, что я готов пройти любой детектор лжи или полиграф, или давайте пригласим наших друзей-американцев, у них есть очень классная техника, и я вам отвечу, с кем я дружил до Майдана и какой у меня круг общения. Кроме моих друзей, вы там больше никого не найдете. И я об этом заявлял [экс-начальнику департамента спецрасследований Генпрокуратуры Украины Сергею] Горбатюку, я об этом заявлял [бывшему генпрокурору Юрию] Луценко – я заявлял всем, кто в то время руководил страной. И сейчас заявляю, что я готов пройти и сказать, что я ни с какими олигархами, ни с какими агентами ФСБ никогда в жизни не имел никаких связей и являюсь простым человеком.

Я вам даже скажу больше. Вы знаете, что мы стояли в оппозиции к [пятому президенту Украины Петру] Порошенко. И он приложил максимум усилий, чтобы накопать на меня что-то. Он накопал ноль целых и ноль десятых. Потому что ничего нет, действительно. Мой весь жизненный багаж – это обычная жизнь украинца. Все, больше ничего нет. Что касается "бессознательности", о которой вы говорите, что, знаете, "использовали, как дураков"... Насколько я знаю, Путин давным-давно целился на Крым, потому что политическая составляющая в России достаточно шаталась, и ему нужно было что-то сделать такое, за что ему будут аплодировать. Экономику он точно поднимать там не собирается, а вот вопрос "за мать, за Родину" он мог всем продемонстрировать. И, поверьте, остался бы Янукович или не остался, они бы не то что напали на Крым – они бы его сделали максимально российским. И теперь ответ на вопрос: мог ли план Путина, о котором вы говорите, быть реализован в полном масштабе? Он мог развалиться в самом начале, если бы некоторые персонажи в нашей политической жизни были мужчинами настоящими и настоящими лидерами и могли принимать решения, а не были бы балаболами, которые в первый же день, вместо того чтобы ехать в Крым и его защищать, и доносить до людей, что происходит, и реально выстраивать какую-то безопасность, они лазили по телевидению и боролись за следующие выборы.

И если бы мы в первые дни после Майдана в Крыму предпринимали какие-то более радикальные меры по защите – поверьте мне, никакой войны там бы не было, никто бы ничего не забрал. А когда в нашем высшем политическом эшелоне половина, как вы говорите, агентов ФСБ, так что вы хотите? Я еще раз говорю: можно по-разному трактовать любое событие – хорошо, плохо... Меня обвиняют в том, что после моего выступления вообще война началась, что можно было обо всем этом договориться. Случилось так, как случилось, шаг за шагом. Есть причина, и эту причину надо побороть. И я думаю, что Путин, знаете, где выиграл? В том, о чем я только что сказал – что наши политики больше гонялись за собственным пиаром, чем за безопасностью и единством страны. И это нас погубило. Слушайте, они же сейчас вам рассказывают в интервью: "Да мы, там, не могли. Все там деморализовано, все сдавались России ..." Слушайте, Крым – это не все население Украины. У нас сорокамиллионная страна. О чем вы говорите? Если брать в сравнении, мы могли бы все туда пешком зайти, взяться за руки – и никого не пустить. Я говорю, может, фантастические вещи, но они реальны. Они рассказывают, что ничего не было. Потому что им выгодно это говорить. Понимаете? Потому что, извините за слово, они просрали Крым. И это правда. Они просрали. И есть фамилии у этих людей, кто просрал.

– Володя, вы понимаете...

– Прошу прощения, Дмитрий, здесь можно говорить такие слова?

– Да, можно. Вам все можно.

– А то, может, цензура...

– Это правда – то, что вы говорите. Скажите, пожалуйста: вы осознаете, что украинская власть сознательно сдала Крым?

– Часть политической элиты даже не задумалась об этом.

– Вы можете назвать фамилии персонально виновных в сдаче Крыма?

– Смотрите, если говорить о каких-то там фамилиях офицеров СБУ, прокуратуры – я их не знаю.

– Нет, руководства.

– Если брать руководство страны, я могу вам сказать, что начиная со всех, кто сидел на судьбоносном заседании СНБО, и всех, кто сказал, что "нет-нет, с Путиным нельзя идти воевать", – это все люди, которые привели к тому, что у нас происходит в стране. Все, кто настаивал на том, что нужно вводить войска, давать жесткий отпор, – это люди, которые реально могут...

Я общался с [экс-главой СБУ Валентином] Наливайченко лично. Я говорю: "А почему вы не могли этого сделать? Вы хотя бы могли показать для Украины, что мы умели защищаться?" – "Да не было никого". – "Вот прямо никого вообще? Заходишь в Службу безопасности Украины – у них перекатиполе катится, да?" – "Ну, примерно так". – "А я вам не верю. Я вам просто не верю". И таких персон очень много. Тот же Порошенко – поверьте, ему не был интересен Крым. Ему было интересно все то, что происходит вокруг Крыма, понимаете? Прилететь, показать, взять с собой [принадлежащий ему] "5 канал": "Вот я за Украину. Еще в вышиванке. А могу на русском языке разговаривать". Это все было нужно, потому что шли выборы. И они понимали, что меняется власть, меняется все в стране и  нужно рвать максимально. Показать свой патриотизм – да с радостью. И поэтому когда я ездил в Крым, когда мы ездили нашим солдатам помогать... Кстати, туда заехал я более-менее нормально, а обратно мы, поверьте, лесами убегали, потому что было опасно. Я был немного уже такой, популярной, персоной и не хотел подвергать своих друзей опасности. Я говорю: "Вы езжайте по дороге, а меня солдаты проведут – вы меня там потом подберете". Потому что реально с выездом из города были разные ситуации неприятные. Я вам скажу, что солдаты готовы были. Они говорят: "Дайте гарантию. Дайте команду. Покажите, а не жуйте сопли". А наше руководство это делало. И этот министр обороны, как его?

– [Игорь] Тенюх.

– О чем вы говорите? Какой это министр обороны? Это, простите меня, позорище. Потому что когда на твою страну прямая агрессия, ходить и рассказывать: "А мы, там, что-то видим, не видим ..." Сейчас я уже, видите, это рассматриваю больше с точки зрения и политической, уже есть определенный опыт. В то время для меня это было черное – белое: "Мы не защищаем государство – ты, значит, такой; мы защищаем государство – ты хороший". Дмитрий, вы сами знаете все те фамилии. Если вы их назовете, я головой покиваю. Я сейчас просто их не могу сгенерировать в голове. Но думаю, что верхушку все и так прекрасно знают.

– Переходим к событиям на Майдане, которые стали известны как расстрел Небесной сотни. В 2018 году Генпрокуратура собиралась вас арестовать за организацию преступной группировки, расстрелявшей беркутовцев на Майдане. Такое было, мы помним. И я вам больше скажу. Вот я смотрю свои записи. Издание "Страна" опубликовало по фамилиям список из 34 членов так называемой группы Парасюка, "которые первыми открыли огонь по "Беркуту", что и спровоцировало кровопролитие"...

– Можно я сразу буду комментировать?

– Давайте.

– Список тот, который опубликовали... Мне смешно было, что вокруг него столько шума. У нас есть знаменитая консерватория в центре Киева, которую открыли, чтобы люди грелись. И люди так выбрали – чтобы я там отвечал за безопасность и за порядок, был главным. И мы просто сделали список тех, кто помогал людей контролировать, чтобы проверяли какие-то документы, чтобы, опять же, не было провокаций, чтобы пьяницы разные не заходили и так далее. Все. Это тот список, о котором все так много сейчас говорят. Там есть и мой номер телефона, там есть и телефон моего отца. Это правда. Но, опять же, эта информация – я знаю, откуда она распространяется. Я знаю, почему она так растет. И я могу, в принципе, это вам рассказать...

– Давайте я сейчас задам вопрос. Смотрите, более шести лет прошло с тех пор, когда в центре европейской столицы – Киева – расстреляли столько народу: и защитников Майдана, и беркутовцев. Как бы я плохо ни относился к "Беркуту" как человек, который с первого дня был на этом Майдане, как и на первом, кстати, в 2004 году, и как бы я их не ненавидел, когда я стоял ночью на трибуне Майдана, а они сжимали кольцо... У меня есть ощущение и есть понимание, что это граждане Украины, это люди, которые выполняли пусть преступные, но приказы. А может, они и не преступные, надо еще, чтобы история это сказала. И это украинцы, в конце концов. То есть были застрелены не только защитники Майдана, но и беркутовцы, которые пришли туда защищать преступный строй Януковича и погибли. Есть такая версия. Она распространенная. И есть расследования [бывшего замглавы Администрации Президента Украины Андрея] Портнова и [экс-министра юстиции времен Януковича Елены] Лукаш. Я не могу об этом не сказать. Потому что я всегда на всех каналах говорил, что мне как человеку, который с первого дня был на Майдане", который за европейские ценности, который ненавидит Путина и Россию, – мне безразличны фамилии – кто, что – мне надо знать правду. Я хочу знать правду: что произошло тогда в центре Киева. Поэтому как бы я ни относился к Лукаш, а я к ней плохо отношусь, как бы я ни относился к кому-то другому – мне и миллионам украинцев хочется знать правду... Говорят, что вы и ваш отец ... Кстати, давайте задам вопрос: ваш отец был связан с [бизнесменом Игорем] Коломойским? Он был начальником службы безопасности [курорта] "Буковель" или нет? Скажите "да" или "нет".

– Я еще раз говорю: нет, нет и нет.

– Проехали. Говорят о том...

– Смотрите, Дмитрий. Это не просто "нет" – это "нет", которое я готов... Я еще раз говорю: если у нас есть детекторы лжи, которые определяют 99,9%, а может, и 100% – давайте несем – и мы отвечаем. Мы простые люди.

– Проехали... Говорят, что ваш отец и вы, а также [активист Майдана Иван] Бубенчик, еще люди другие – они находились в помещении киевской консерватории, у вас было много оружия, которое вы захватили в Западной Украине, когда захватывали райотделы милиции. И вы из этого оружия сначала расстреливали беркутовцев, а затем стреляли и по своим, чтобы спровоцировать беспорядки. Скажите, пожалуйста, это было?

– Дмитрий, смотрите. Я всегда слушаю ваши интервью, потому что вы – человек, который умеет не только задавать вопросы, но и слушать ответы на эти вопросы. Как вы себе это представляете? Какое оружие захваченное в Западной Украине? Относительно этого, кстати, идет до сих пор расследование, потому что базу "Беркута" во Львове взломали тогда и очень много оружия пропало. Но там пропало автоматическое оружие, которое было в то время у спецподразделения "Беркут". На Майдане у людей было оружие охотничье – карабины. И в нынешней ситуации это определить очень легко. Чтобы вы понимали: этот разговор с вами сейчас будет действительно откровенным, но он уже состоялся когда-то в кабинете Горбатюка, я уже с ним об этом говорил. Я говорил со всеми, кто хотел меня слышать. Только понимаете, эту правду вставить некуда. Знаете, почему Порошенко меня не посадил просто за Майдан? Потому что они же тоже версию рассматривали, что я там, убийца, который ходил с автоматом и расстреливал всех направо и налево. Потому что – а куда это вставить? Ну хорошо, он там, побеждал на Майдане. А тогда кто ты такой, Порошенко? Вот чувак там стрелял, а ты кто тогда такой? Да, значит, Майдан победил не благодаря тебе, а благодаря этим ребятам, которые не побоялись пойти на какие-то такие меры, которые могут понести определенную ответственность?" Понимаете? И когда каждый раз они подходили поближе, чтобы объявить подозрение, они всегда от этого подозрения убегали. Луценко набирал и говорил: "Я вам там всем – не знаю что сделаю. Быстро спрятали эти папки – и пусть лежат". Потому что вы себе представляете, как во времена Порошенко объявляют подозрение майдановцу за то, что он противостоял "Беркуту"? Это равносильно самоубийству, просто взять и самого себя застрелить. Теперь следующее. Когда вы говорите о расстрелах... Вы знаете, когда первый человек погиб от пуль "Беркута"? 22 января. Это в голове укладывается? Далее...

– Это вы имеете в виду [Сергея] Нигояна, да?

– [Михаила] Жизневского, Нигояна, [Юрия] Вербицкого...

– Сейчас говорят, что Нигояна убили с расстояния почти три метра, и это не беркутовцы были. Я говорю как есть. Сначала, говорят, записали, как Нигоян читал Тараса Шевченко – а потом его свои же убили, чтобы раскрутить Майдан.

– Да это все... Пусть рассматривают такую версию. Вот пусть, кто хочет, ее рассматривает. Ну слушайте, из него извлекли пулю, она прошла баллистику. И эта пуля не могла быть на вооружении у простых людей. Разве что это какое-то – не знаю, там, как они смогли это сделать. Но он был убит. И еще раз говорю: отношение к нему не политическое. Вопрос революции: мы стоим – по нам стреляют. 18 февраля 23 человека погибли, восемь человек погибли 19 февраля. А уже самое масштабное событие произошло 20-го. То есть эти все жертвы до того – это они просто так были? Эти все люди убиты пулями милиции. И это доказано. Потому что мы заказывали экспертизу не только в Украине, но и за пределами. И сказали: это пули оружия милицейского. И все это прекрасно знают.

Теперь вопрос: когда речь идет о том, что стреляли в ответ "Беркуту" – да, это было. И этого не надо бояться. И это все прекрасно знают. Потому что за день до этого у одного отца убили сына, и он пришел на Майдан с ружьем. Он  говорит: "Мне терять уже нечего". Я этого человека один раз в жизни видел. Извините, два раза. Второй раз я его видел на фотографии, когда мне Горбатюк положил на стол и спросил: "Ты этого человека знаешь?" – "Я тебе готов под любой протокол, под любой полиграф могу сказать, что я первый раз в жизни видел этого человека". А это было видно, что простой дядька с охотничьим ружьем пришел просто мстить за сына. И это правда. И когда 20-го числа начали просто расстреливать людей, уже нужно было отвечать на этот расстрел... [...]

Люди взяли ответственность. Многих ребят, которые там со мной были, уже в живых нет, потому что они погибли в АТО. Какая агентура? Какие спецоперации? По нам стреляют, а мы что, должны флагами махать? Ну так не бывает. И когда вы у меня спросите, почему они не могут ничего доказать... А что доказывать? Если одно оружие передавалось нескольким людям, потому что была такая договоренность: "Ребята, если мы несем ответственность, то все вместе"... Одному парню подозрение не объявили, но он сидел в СИЗО. И когда провели экспертизу его оружия, чтобы вы понимали, из его оружия никто не был убит – только ранены. И на нем столько было отпечатков пальцев, там просто не могут ничего установить. Потому что такова реальность была.

Я говорю это впервые: я своими глазами видел, как брали оружие: "Дай я выстрелю, чтобы если будут нас за это наказывать, нас были сотни". Это, Дмитрий, правда. А все эти расследования... Слушайте, все лежит на поверхности, история расставила точки над "і". И Портнов с Лукаш хотят переиграть это? Они могут переигрывать сто раз, я могу сидеть за решеткой в СИЗО. История указала четко, кто есть кто. И как бы они там ни кричали, что бы они там на "Страну" ни выкладывали – все прекрасно знают. Дети рождаются с этим ощущением, люди с этим ощущением умирают – что в Украине была Революция достоинства, и это не была спланированная операция – это был протест общества против действующего режима. Точка.

И все эти события, я вам скажу честно, могли произойти гораздо быстрее, если бы не эти вот циркачи, которые стояли на сцене и рассказывали о тяжелых политических процессах. Кстати, я так же сказал тогда со сцены – о "тяжелых политических процессах". Знаете, когда я перестал верить им? Когда они ходили на встречу с Януковичем, Олег Тягнибок пожал ему руку. Есть видео. И потом рассказывают: "Нет, он ничего там ему не пожимал". Я думаю: "Ну как? Я только что смотрел. Ты ему подавал руку, а мне рассказываешь, что не подавал". И поэтому я выработал для себя жесткую позицию. Еще раз, Дмитрий: я никуда не бегу, я готов отвечать на все вопросы. Я понимаю, что до них не дойдет время, вспомните мои слова. Даже нынешний генеральный прокурор до этого не дойдет. Я не верю, что он это сделает. А если сделает, то поверьте: мне есть что сказать. И я не боюсь. Вот я вам слово даю: я не боюсь. Давайте поговорим. Я увижу реакцию.

– Володя, вы лично беркутовцев убивали?

– Смотрите. После года в АТО... Если задать мне вопрос, убивал ли я россиян, я вам скажу так, что в прицеле автомата в АТО я их видел. Но я не знаю, как дальше сложилась их судьба. И, честно говоря, меня это совсем не интересует. Что касается беркутовцев, я могу сказать точно, что я бросал в них "коктейль Молотова", я жег им БТР, я перевернул автобус... Кстати, мы с отцом на Крещение первые автобус перевернули и подожгли его. Это мы были тоже с отцом. Я многое делал. И я думаю, что это можно приравнять к тому же выстрелу из ружья. Потому что это посягательство на жизнь правоохранителей. Если вы хотите объявить подозрение – пожалуйста, полстраны берите и объявляйте. Потому что бросать "коктейль Молотова" в человека, как вы говорите... Умрет он от конвульсий или от пули? Я думаю, можно поставить знак "равно". Думаю, сгореть – больнее. Поэтому не нужно вырывать из контекста. Я открыт к любому диалогу... Знаете, я даже хотел вам предложить не со мной провести интервью, а с моим отцом. Он бы вам гораздо больше рассказал. Потому что я сын, он отец, и у нас есть такая, знаете...

– Субординация.

– Субординация, да. И хотя я командовал каким-то определенным процессом, я с ним советовался, я его спрашивал. Но он сказал: "Ты взял на себя такую ответственность – ты ее неси". Потому что это началось с того, что мы приехали с первого дня на Майдан, мы увидели, как избили студентов. Потом, где я увидел Юрия Луценко? Это когда собирались сверху на площади Михайловской. Он пришел первый, я пришел второй. И с этого все началось. Я позвонил своим друзьям и сказал: "Я здесь надолго. Простите, если будут ко мне какие-то вопросы, я отсюда точно уже никуда не уеду. Я верю, что оно приведет к какому-то логическому завершению, к некой промежуточной победе". Я в этой истории не ставлю точку. Вы как историк должны знать: я точку не ставлю.

Фото: EPA

– Знаете, вы очень интересно рассказываете. Вот чтобы мне было понятно, давайте попробуем схематично зафиксировать. То есть сначала "Беркут" стрелял в защитников Майдана, да?

– Смотрите, если мы говорим о 20 февраля, когда больше всего погибло людей, – это все началось утром. Сказать, в какое время, я сейчас точно не могу. Но это было утро. И они начали вообще-то поджигать консерваторию.

– "Беркут"?

– Да. Бросали "коктейли Молотова", поджигали. Потому что мы поставили прожекторы на балконе. И они хотели поджечь консерваторию, чтобы эти прожекторы не освещали территорию, где они стоят. Один журналист "24 канала" ночью попросил меня пройти, чтобы снять кадр общий, как стоят внутренние войска и "Беркут". И тогда уже ночью раздался выстрел. Я говорю: "Да, они постреливают здесь". Мы эту пулю нашли, он еще там снял. И утром они поняли, что нужно оттуда людей выгнать, выкурить, чтобы загорелось и от дыма все убежали. И они начали бросать. Мы связали шланги пожарные, подсоединили их к крану и начали это тушить. Тогда раздался первый выстрел.

– Со стороны "Беркута"?

– Да. Есть окно, уже, наверное, его поменяли, но я думаю, что это зафиксировано где-то в документах следствия. Есть окно, где четко видно, куда летят пули. Затем следующий выстрел, следующий и еще один выстрел. А тогда уже вопрос в том, что так, ребята, не бывает. Чтобы вы понимали: когда спускались с третьего этажа на первый, так как на первом этаже консерватории была столовая и медпункт, занесли троих тяжелораненых от огнестрельного оружия людей. Не знаю, какова их судьба, честно, потому что никто не разбирался... Они стояли первые там, где вход в метро. Там ночной клуб какой-то был, как в "Глобус" спускаться, там от консерватории сразу такой вход. Вот они оттуда заходили под стеной и бросали в сторону "Беркута" "коктейли Молотова", чтобы они не жгли консерваторию. И этих людей из огнестрельного оружия расстреляли. А дальше был отпор. И я вам честно скажу, что я шел по Майдану... Ну, как "шел"? Перебегал из разных мест, потому что мы так договаривались, что будем контролировать и смотреть... Разные люди – и украиноязычные, и русскоязычные. У кого-то было оружие, у кого-то какой-то самопал – и в один момент дали отпор. Они начали падать – и все, и произошло то, что произошло. Опять же, есть видео, как мы забегаем в гостиницу "Украина" с карабином... Сделали из того карабина чуть не ПКМ, что там 100 патронов и такие расстрелы были со стороны майдановцев...

Они уже отступили – и тогда начали с Институтской сносить тела. И говорили: "Ребята, идите осмотрите периметр". Мы забежали в гостиничный номер, где было российское телевидение. Вот просто забежали, а они говорят типа "французы", "французы". А я говорю: "Да какой ты француз, слушай? Кому ты рассказываешь?" – "Ноу, френч. Спик инглиш?" Я говорю: "Слушай, ну кому ты это здесь рассказываешь?" И мы легли. И тогда пошли уже выстрелы по гостинице "Украина". И кого я увидел в лифте, когда мы поднимались? Тогда был [Руслан] Кошулинский, он поднимался тоже. Он так еще стоит, а мы с этими всеми ружьями. И стоит парень в балаклаве. Я говорю: "Ну классно, что вы так..." А он говорит: "А я думал, что это ваш". Я говорю: "А ты чей?" А он говорит: "Да я вообще здесь с первого дня. В багажнике вожу охотничье оружие". Вот такая ситуация сложилась.

Этой правды боялся Порошенко и его команда не потому, что она какая-то не такая. Они боялись, потому что в этой всей истории они трусы, они никто, они ноль, понимаете? Вся эта шайка. Они все те, кто ничего не сделал для того, чтобы произошли какие-то изменения. Они в этой истории никто. И вопрос – брать вторую, противоположную, сторону... Здесь, конечно, преступная власть Януковича и все, кто ей прислуживал, – они прекрасно знают, что выполняли эти приказы. Но им надо обелиться. Им нужно снова двигаться, а не двигается, не идет.

– По вашему мнению, кто был настоящим лидером Майдана? Порошенко, Яценюк, Кличко, Тягнибок, [Александр] Турчинов, [тогдашний лидер "Правого сектора" Дмитрий] Ярош? Кто?

– Думаю, "Правый сектор" с Ярошем. Автомайдан и местные лидеры. Тот же [активист] Игорь Луценко. Явного лидера, который бы призывал идти, не было. Были лидеры мнений. И эти лидеры мнений реально делали Майдан. Слушайте, когда они выходили на сцену... Почему произошло "Вогнехреще"? Я с отцом стою с европейским флагом на подиуме, где часы, знаете?

– Да.

– И они такой маразм несут... Я говорю: "Папа, слушайте, просто набор букв, которые трансформируются в слова. И которые становятся друг за другом в хаотичном, рандомном порядке". И люди стоят и так друг на друга: "Ну что он несет?" И тут просто: "Да пошли вы...". И тогда на Грушевского горит, пылает, люди возмущены. И я помню, что начали переворачивать автобус. Я с отцом подходил... Это тоже глупая история, но... Я говорю: "Да зачем его переворачивать?" Бац! – он упал. Мы зажгли первые... Ну, не мы двое, потому что он бы сразу не загорелся. Человек десять, но мы там были. И тогда начались эти все беспорядки. Конечно, во время Майдана я несколько раз ездил домой. Но это было на день-два, просто какие-то вещи поменять. И то – каждый раз, когда я приезжал, меня во Львове встречали активисты, провожали домой, потому что СБУ там разрывало.

Чтобы вы понимали еще одну историю во Львовской области. Когда Янукович был, полиция же ему прислуживала, как положено. Они штамповали эти все дела просто тоннами: на всех по пять-шесть дел открывали. И когда начались эти все события... Честно, я не знаю фамилии, но один из руководителей области в первую очередь побежал в следственный отдел это все сжигать. Потому что на всех тех заявлениях были фамилии. И если бы эти заявления тогда вынесли на улицы, вы представляете, что было бы с людьми, которые занимались такой ерундой? Говорили, что это все удалялось в последний момент из ЕРДР и чистились реестры, потому что они зачищали следы, они понимали, что все, конец, и нужно себя как-то защитить, потому что сейчас придут другие. А те, другие, разорвут.

И поэтому такая история. Она тяжелая, Дмитрий. Я не спорю, что на Майдане среди простых людей были разные организации, которые старались дискредитировать Майдан. Я не сомневаюсь, что среди людей были и сотрудники СБУ, которые курировались точно не из Украины. И это правда. Потому что вы же видели, как подавлялся Майдан и как максимально прилагали к этому усилия.

– И так называемое отрезанное ухо [лидера Автомайдана Дмитрия] Булатова тоже красноречиво о чем-то говорит, правда?

– Я ему говорю: "Ты под линейку его резал?" (смеется) Я шучу, но оно немного смешно выглядело. Я не разбираюсь. Возможно, его пытали как-то, достаточно аккуратно. Но вопрос моей персоны, который сейчас разгоняется в СМИ, в основном к годовщине Майдана... Я не пропал. Вы первый, кто мне позвонил и захотел услышать. Я включаю телевидение – и о Парасюке говорят все, кроме самого Парасюка. Давайте спросим.

– Знаете, это наше видео посмотрят миллионы людей. И среди них, наверное, будут и Портнов, и Лукаш. После их расследования что бы вы им сказали?

– Ну, что они могут делать, что хотят. Все точки в этих событиях уже расставлены. И каждая персона имеет свою маску, и эту маску тоже не снимешь. Так судьба расставила это по местам. Они могут, там, не знаю... Хоч скакати, хоч лягати – что хотят делать. Ничего они не изменят.

Я вам расскажу одну историю. Когда меня убеждали в один период времени, что такие персоны, как Портнов, готовы покаяться... "Только впустите его в Украину, он чуть ли не ярый националист. Только впустите". Потому что он мог договориться с Порошенко, это правда, и вы знаете, через кого он мог договориться. Вопрос был в общественном резонансе. Есть ряд людей, которые сказали: "Да, может, он бы приехал?" А теперь человек себя так вальяжно и нагло в этой истории ведет... Я думаю, что это все закончится не очень хорошо для него. Это ни в коем случае не угроза. Хотя я вам хочу сказать, что очень много людей терпят, но не забывайте, что оно может взорваться. Оно накипает, накипает, накипает. То есть перелистнули страницу – живем дальше. Весь трагизм мы чувствуем, величие этих событий мы также чувствуем, но жить нужно дальше. Если ты хочешь что-то сделать хорошо, то делай, а не очерняй других. Это очень неправильно. Он для меня то лицо, которое я, при всем уважении к вам, просто не хочу обсуждать. То же самое, если бы вы у меня спросили: "А что там у Януковича?"

– А с Лукаш вы знакомы лично?

– Да я ни с кем из них не знаком. Я знаю даже больше: что они это все сливают через "Страну", это все [бывший директор Госбюро расследований Роман] Труба им массами эти папки выгребал перед тем, как его должны были уволить. Потому что все материалы дела лежали в Государственном бюро расследований. А здесь уже звоночек, что "вот тебя увольняют". И он: "А-а-а что делать? Я не буду иметь доступа..." А вы знаете, что Труба был человеком Портнова полностью. И оно все в массы, в массы... И народ на это все смотрит так, знаете... "Ну и хорошо, что так случилось. Ну и хорошо, что мы победили". То есть, опять же, если завтра мне постучат в дверь и скажут: "Выходи, есть вопрос", я выйду. Поверьте, я выйду с высоко поднятой головой как никогда. Потому что мне не о чем жалеть. Я бы сто раз так же сделал. Сто пятьдесят раз. Потому что нельзя быть недополитиком или недожурналистом. Ты или политик, или журналист, или президент... Ты должен быть тем, кем ты есть в этот момент. И я об этом говорил. То есть если ты политик, будь политиком. Если ты бизнесмен, будь бизнесменом. А то, знаете, у нас берутся за все – и все недоделывают. Поэтому и живем в такой стране, Дмитрий. Вот теперь, видите, у нас карантин.

– Володя, вы пять лет были народным депутатом. Что вам дала работа в Верховной Раде?

– Опыт и понимание, что такое страна. Основной урок, который я вынес из Верховной Рады, – это "не так страшен черт, как его малюют". То есть людей вводят в заблуждение о сложном построении каких-то государственных процессов. Но это все – фигня полная. Не государственные процессы фигня, а вопрос того, как оно выполняется в стране. Это очень все просто, но людям подают это очень сложно. И Верховная Рада была для меня чем-то таким... Думаю: "Мать родная... Как я туда зайду? Что я там буду делать?" Я за месяц со всем разобрался. Я стал одним из соавторов закона о Национальном антикоррупционном бюро. Потому что ничего сложного нет, просто надо логические идеи писать на листе и подавать в соответствующие органы, и все. То есть я взял опыт и понимание, что не нужно бояться. Так судьба сложилась – видите, потом не стал депутатом. Я чувствовал, что так будет, честно. Я чувствовал. И ту ошибку, которую где-то сделали мои помощники... Хотя я через суд мог это выиграть. Ну, такая команда была. Мне уже потом звонили и говорили: "Давай подавай дело. Мы отменим выборы в округе". Я говорю: "Вы знаете, мне будет, наверное, не по себе, если состоятся выборы, люди выберут себе нового депутата по округу, и тут я со своим решением суда, что это все неправильно. Представьте себе, насколько это некрасиво по отношению к людям. Они пришли, проголосовали. А тут я"... Пусть руководят себе и думают, что там медом помазано. Некоторым людям медом там помазано, знаете, и неплохо. Но я точно денег из Верховной Рады не вынес, кроме зарплаты.

– Вы не жалеете, что сейчас – не народный депутат?

– Нет, я никогда не жалею о том, что происходит или произошло. Такова жизнь. Ну что жалеть? Такова реальность. Депрессовать... А что это изменит? Ни хлеб, ни масло, ни колбаса на столе не появятся от того, что я жалею. Я даже интервью ваше смотрел. Говорили, что я куда-то пропал.

– Да.

– Понимаете, сейчас новая власть. И новая задача для меня лично – это не просто критиковать власть, хотя мне очень не нравится ни сам Зеленский, ни его команда. Там нет ничего нового. Но вопрос критики этой власти... Надо найти формат так, чтобы на тебе не сыграл Порошенко. И этот опыт я получил за эти пять лет. То есть надо выйти на улицу или прийти в какое-то здание и выразить свой протест так, чтобы за спиной у тебя не стоял Порошенко, который использует людей. Он использует. Ему плевать на всех остальных. Ему главное – власть, власть, власть...

– А вы с Зеленским когда-нибудь общались? Вы же КВНщик. И он когда-то в КВН играл. Вы общались с ним когда-нибудь?

– Если вам интересна история, расскажу.

– Пожалуйста.

– Он пародировал меня, потому что я такой, немножко энергичный человек по жизни, и это был поствоенный синдром немного в первый период, когда я был в Верховной Раде. И я действительно остро чувствовал эту несправедливость, и немного некоторые люди пострадали от этого синдрома, наверное.

– То есть он пародировал?

– Он пародировал. Но расскажу историю, которая мне понравилась, и я его не могу не уважать. Он показал себя как человек. Он позвонил, говорит: "Вы меня не знаете. Я такой-то, такой-то". Я говорю: "Супер". – "Вы можете приехать ко мне в офис? Нам надо пообщаться". Я приехал. Он включает на экране записи. Они во дворце "Украина" снимали, но это еще не показывали по телевидению. Он говорит: "Смотрите. Это пародия на вас". Я от души посмеялся. Он говорит: "А теперь вырежьте отсюда все, что вам не нравится и будет оскорблять ваше достоинство".

– Интересно.

– Я сижу и говорю: "Да нет, там все клево. Вы можете как редакторы...". Потому что юмористические редакторы лучше чувствуют телезрителя. Я говорю: "Если у вас есть какие просады, вырезайте. Пусть будет так, драйвовый номер". Он говорит: "Точно?" Я говорю: "Точно. Вы так сделали, красиво. Вы меня не обидели ничем. Мне нравится. Ну да, я такой. А чего себя стесняться?" Знаете, я ему еще сказал фразу: "Помню слова Кузьмы Скрябина, который сказал:" Надо прожить жизнь так, чтобы было над чем посмеяться". Вот и смеемся". И вы знаете, он перезвонил, когда оно должно было выходить в эфир, и говорит: "Вы уверены? Его выпускать в эфир?" Я говорю: "С радостью". Он говорит: "Ну смотрите, чтобы вы не обижались".

И расскажу вам очень комическую историю. Была "Лига смеха", и я хотел на нее очень попасть. Я ему написал, говорю: "Владимир, уже нет билетов. Возможно, вы мне поможете?" А вся эта история была где-то через две недели после того, как с [тогдашним нардепом от Оппозиционного Блока Александром] Вилкулом у меня была ситуация. И я говорю: "Мне надо два билета". Я ему не сказал, с кем должен был идти, я должен был идти с сестрой. И он оставляет конверт охране. Я подхожу, говорю: "Здесь мне Владимир должен был оставить конверт". – "Да, оставил". Я беру этот конверт, и сверху написано: "Для Вилкула и Парасюка". (Смеются). И в то время я так кайфонул от двух слов, просто... И я его считаю достаточно порядочным человеком и много положительного слышал, и переписывался с ним в Facebook. Но когда он стал президентом... Я очень рад, что наш президент хороший, он не ворует, он не попадает в скандалы какие-то, которые очень вредили бы имиджу государства, но этого мало. Быть классным пацаном в этой стране мало – надо быть действенным. Или ты набираешь команду людей, которые будут в этой стране просто рвать и будет, знаете, год за три, – тогда будет результат... Иначе тебя просто история опишет как никакого. Знаете, лучше иметь какой-то цвет. А быть никаким – это хуже всего, когда тебя никто даже и не запомнит.

– А вы бы пошли к Зеленскому, если бы он вас позвал в команду?

– Смотрите, Дмитрий, я к вам отношусь с огромным уважением. Вы знаете, что вы тактичный человек. Когда идут какие-то определенные частные разговоры и тебе говорят о них не рассказывать, то ты не говоришь о людях, потому что это не порядочно – они увидят. Но у меня был разговор, что есть предложение такое, такое... Я говорю: "Ребята, я согласен идти работать, но я готов работать, а не быть тамадой на свадьбе и просто чтобы моя фамилия где-то там светилась. Так не может быть. Если вы готовы, я научусь. Дайте мне объем работы – я научусь. У меня есть опыт. Я знаю, как оно построено, ничего сложного нет. Главное – быть трудолюбивым, ответственным и честным. И все пойдет. А остальное все – обучение".

И на те предложения, которые были, я не согласился, потому что я их не считал действенными. Не то что несерьезными, а не действенными. А сейчас у них там... Честно, в предыдущем правительстве были люди, которых я очень прекрасно знаю. Это мои очень близкие друзья, и я знаю, что это очень порядочные люди, очень честные, профессиональные люди... И когда они начали увольняться, я такой... Тот самый [бывший министр Кабинета Министров Дмитрий] Дубилет. Понимаете? Это реально человек XXI века. Это тот человек, за которым я следил. И я знал, что, возможно, там, полиция неправильно работает, прокуратура, но я знал, что у нас страна формирует цифровое государство. И не просто на бумажке кто-то напишет, что мы – цифровое государство. Знаете, как меня в университете учили нанотехнологиям из учебника какого-то 89-го года. Это реально такой учебник был еще в Советском Союзе о нанотехнологиях. Я так в шутку сказал. Но речь идет о том, что "давайте работайте – и все будет окей". И такие люди были. И они уволились. И я такой сижу и думаю: "Угу... А что дальше?" [Алексей] Гончарук для меня, честно говоря, гораздо был сильнее премьер-министр, чем [Денис] Шмыгаль.

– Да? 

– Он для меня был личностью, понимаете? Все говорят "профессионализм, профессионализм"... Премьер-министр – он политик, он ретранслятор. Премьер-министр – это тот, кто генерирует идеи.

– А Шмыгаль – нет?

– Нет, ну слушайте, он для меня сейчас – отсутствие министра. Я бы так сказал: для меня Зеленский сейчас – [Анатолий] Кашпировский, который выходит на телевидение и рассказывает нам о коронавирусе; [министр внутренних дел Арсен] Аваков – президент и премьер в одном лице, и министр иностранных дел – он принимает решения об Италии, о самолетах... Шмыгаль – Шмыгаль, все, что могу сказать. Порошенко как был лжецом, так и остался. Потому что я читаю его Twitter – меня поражает его цинизм. И я не заберу эти слова. И это реальность в Украине для меня. Я не знаю, возможно, я ошибаюсь, я готов дискутировать. Но такова реальность. Я не падаю духом. Я знаю, что жить нужно дальше, потому что есть семья и есть вопрос ответственности не только там, государственной, но и личной, потому что дети есть и так далее. Я говорил: хотите общаться – давайте общаться, нет вопросов. Я же не какой-то там, знаете, тупой, чтобы вам не сказать ничего такого, что вам подойдет. Я готов. А если не нужно, то окей, я буду заниматься тем, чем я сейчас занимаюсь. Мне очень комфортно. Но я думаю, что после вашего интервью...

– Предложений будет много (смеются).

– Я вам скажу больше. Вы сказали о [нардепе от "Оппозиционной платформы – За жизнь Викторе] Медведчуке. Меня спрашивают: "Куда ты пропал?" Я говорю: "Слушайте, я уже говорил многим моим коллегам: критиковать Медведчука и ходить на его каналы – это как, знаете," ты или крестик сними, или трусы надень".

– Сто процентов.

– Я ходил на ZIK, когда он приндлежал [бизнесмену Петру] Дыминскому. Хотя тоже, там, личность такая. Но он хоть не политический деятель, а бизнесмен. Когда канал "112 Украина" принадлежал незнамо кому, я тоже ходил на него. Но когда это все начали скупать медведчуковские холдинги... Кем ты себя чувствуешь? Приходить на канал основного врага, которого – не знаю – всем сердцем пытаешься преодолеть... Сидеть и подавлять в себе, и бояться сказать это слово, потому что завтра тебя не пустят на тот канал... Ну слушайте, так нельзя. Я так точно не подпишусь. А все остальные телеканалы время от времени звонят, но я сейчас во Львове живу. Мне в Киев тяжело на 15-минутный эфир лететь, чтобы сказать пару слов. Я говорю: "По Skype – окей. А так – не очень я могу".

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Возвращаясь к Коломойскому. В интервью мне Игорь Валерьевич назвал вас "национальным достоянием" и сказал, что это именно ваша пламенная речь заставила Януковича сбежать. Скажите, вы сейчас общаетесь с Коломойским? И вообще, общались когда-нибудь?

– Да, общался. Сейчас не общаюсь, потому что причин для общения нету. А в то время это были общения в формате "А как там дела?". В формате Игоря Валерьевича, вы знаете.

– "И шо?"

– Он преимущественно звонил и высказывал свое мнение о политических событиях в Украине. Кстати, слова он не подбирал никогда.

– Звонил ночью? Честно скажите.

– Нет. Вы, наверное, в лучших отношениях, близких. Мы  поговорить могли раз в месяц, два раза в месяц. Вот, например, когда была торговая блокада, он звонил, там, два-три раза. Я почувствовал в тот момент, что это не был какой-то нужный разговор ему – выведать информацию. Потому что от [бизнесмена Рината] Ахметова звонили люди, которые предлагали и затягивали на эти все договоренности. А Коломойский просто позвонил спросить, что там.

– По уровню юмора вы бы Коломойского к себе в команду КВН взяли?

–  В редакторы. (Смеются) Я служил в батальоне "Днепр-1". Служил бы я в "Донбассе" или в "Азове" – вы задавали бы совсем другие вопросы о совсем других людях. Он меня в 2014 году пригласил к себе на встречу, потому что он говорил, что я известная личность, и ему очень приятно, что я выбрал полк "Днепр-1". Тогда был батальон. Честно скажу, он предложил в то время... Типа говорит: "Где ты живешь?" Я говорю: "Я сейчас прохожу обучение, а дальше еду уже в зону АТО". Он говорит: "Пока проходишь обучение, давай тебе подготовим какое-то жилье". Я говорю: "Да нет, мне не надо. Мне нормально в общежитии с ребятами. Тем более, это не будет тактично по отношению к ним". Он говорит: "Ну, твой выбор". Я вам могу много историй рассказать, потому что период 2014 года был тоже интересен. Там, общение с [Геннадием] Корбаном и [Борисом] Филатовым... Это были такие события. Сейчас они изменились. Когда я читаю обо всех этих событиях вокруг "ПриватБанка", если мы уже затрагиваем эту тему... Я вам хочу сказать: то, что произошло с "ПриватБанком", – это было политическое решение, не экономическое. И это политика. И нужно к нему относиться как к политике. То есть Зеленский должен позвонить Коломойскому, сказать: "Игорь Валерьевич, добрый день. Вы понимаете, что такая ситуация и весь этот конфликт, споры государства и ваши вокруг "ПриватБанка" – они вредят имиджу и вашему, и моему, и всех вокруг. Давайте ставить точки над "і". "ПриватБанк" не вернется. Давайте разговаривать дальше". То есть это должен быть жесткий разговор. А это, знаете, как пришла невестка к маме мужа...

– К свекрови.

– ...к свекрови, да и думает: "Вот зараза ты такая", а говорит: "Я тебя так люблю..." Так нельзя. Это вредит государству. И решайте этот вопрос. Порошенко запустил этот процесс. Потому что в то время, я вам еще раз говорю, экономических оснований забирать "ПриватБанк" не было никаких. Они до этого довели, а потом на этом сделали много политики. Хорошо. Прошли. Но давайте ставить точку над "і". Потому что каждое заявление, каждое слово влияет на все сферы жизни в Украине. А главное – на нас смотрят партнеры из Европы просто как на идиотов. А этого делать нельзя, от этого страдает государство в целом. Поэтому Игорь Валерьевич должен осознавать ответственность, и Владимир Зеленский должен нести ответственность. В принципе, больше никто. Потому что сейчас его команда. И говорить, что там какой-то независимый премьер или прокурор, нет смысла. Там везде его люди.

– Володя, чем вы сейчас занимаетесь, когда вы уже не депутат?

– Свежим воздухом дышу (смеется). Слушайте, у меня такая сегодня была история... Я пошел с собакой гулять в лес и мне залезла такая, короче, маленькая штука в палец, "заноза" по-русски. И я эту занозу пять часов вытаскивал. Я говорю: "Должен до интервью с Гордоном ее вытащить".

– Вытащили?

– Нет, не вытащил, сейчас пойду продолжать (смеется). Смотрите, я возвращаюсь в семейный бизнес. Стараюсь отдохнуть, потому что у меня было эмоциональное выгорание. Я нашел новый источник, откуда я черпаю эту энергию. И так, как я уже сказал, я ищу формат, как говорить о тех критических моментах в государстве, о которых нужно, но не делать так, чтобы на этом кто-то выиграл. Кто бы мне что ни говорил, Порошенко на второй срок – хана стране.

– Хана.

– Это просто смерть. И люди не осознают. Все те болтуны, которые шастают по интервью: "Порошенко, Порошенко..." Слушайте, это человек, который пустился во все тяжкие. Это хронический лжец, который уже просто не чувствует земли под собой. И хорошо, что мы остановили это демократическим способом. Я думал, что люди, чтобы защитить выбор, вынуждены будут выходить на улицы. Слава Всевышнему, случилось так, как случилось. Скажу честно: я не в восторге от команды Зеленского. Я много пишу критики в Facebook. И мне говорят: "Вот а за кого ты?" Но я понимаю, что это шаг вперед. Порошенко – это было пять шагов назад. Зеленский – это один шаг вперед. Да, один. Это демонстрация всему миру демократических ценностей. Это демонстрация всему миру, что у нас актер может стать президентом, и это нормальное явление. Любой может стать президентом. Единственное – мы теряем время. Честно скажу, вы только не смейтесь. Если бы вы мне сейчас предложили: "Пойдешь на выборы в Верховную Раду", – я бы сказал: "Я подумаю".

– На что вы сейчас живете?

– На какие деньги? Ну я же говорю, я сейчас... Просто с карантином так случилось, что нужно открывать определенное юридическое направление, то есть себя регистрировать как общество с ограниченной ответственностью или частного предпринимателя, или ФЛП. А так – у нас есть семейный бизнес. И у меня были определенные сбережения.

– А какой бизнес?

– Торговля. У нас оптовая торговля одеждой и розничная. Ну, с розницей сейчас трудно, потому что с этим карантином это такое... Опять же, у нас нет такого: "Это твое, это мое". У нас очень дружная семья. У нас родители приложили все усилия, чтобы мы были в этом плане едины. И когда нужна мне помощь, я могу прийти и сказать: "Мне нужна помощь". Когда нужна родителям помощь, мы объединяемся вокруг этих моментов. Мы настолько дружная семья, мы, в принципе, все время проводим вместе. Я даже скажу вам честно, что я с родителями в очень классных дружеских отношениях. И мы ездим с ними отдыхать не потому, что они родители и их надо куда-то вытащить, и это наш, там, сыновний долг. Мне кайфово с родителями, они крутые, они веселые. У меня папа так себе шутит, что Зеленский спрячется в свои лучшие времена. Простите, что я перевел немного в смешную тему, но это, наверное, нормально.

– Вы запомнились во время пребывания в большой политике громкими драками. Кого вы только не били – и министров, и генералов СБУ... Я не знаю, остались ли люди, которых бы вы не били. Причем эффектно били, я должен признаться. Драки у вас происходят до сих пор или нет?

– Нет, я очень миролюбивый человек. Я говорил, что это был такой период. Но есть моменты в жизни, так называемые красные линии, о которых все сейчас любят говорить. Ну не заходите за них. Я даже идейным врагам... Мы выходили после интервью с разными людьми, которые там имеют кардинально противоположное видение о государстве – что мы должны быть с Россией и так далее. Но мне с теми людьми было комфортнее порой, потому что мы могли о чем-то дискутировать и они не заходили за те личные красные линии, они не оскорбляли мои ценности, они не обзывали мое государство, не обзывали героев моих, а мы дискутировали.

А придет такой балабол и начинает, что "ты, там, не такой, а у тебя мама не такая, у тебя отец не такой..." Я думаю, что ни один мужчина не сдержался бы в такие моменты. И когда с тем же [экс-главой Госслужбы охраны Валерием] Гелетеем была ситуация... Я был в Иловайске. Слушай, вы загнали в котел людей. Там народу столько погибло, что до сих пор не могут половины найти. И ты стоишь мне лыбишься, зубы мне показываешь? Я тогда не хотел его трогать. Это он меня зацепил. И такие происходят моменты. И поэтому я говорю, что иногда есть политические персоны, к которым я подхожу и говорю: "Слушайте, сейчас будет интервью. Кривое слово – и вы посмотрите. Мне плевать. Я уже себе рекламу сделал до конца жизни. Но вы фильтруйте то, что будете говорить. Дискутируйте, говорите о России, о Путине, ла-ла-ла... Там все заученное вам написали, вы это знаете. Но только вы отходите в сторону и начинаете меня оскорблять – то, во что я верю..." Так же с [экс-нардепом Олегом] Барной. Знаете этот случай?

– Да.

– Рядом сидит и мне рассказывает: "Да я АТОшник ..." Я говорю: "Слушай, полстраны АТОшники". И он начинает что-то. Я говорю: "Олег, сейчас будет беда". Он такой – оп! – остановился. Я миролюбивый человек. Я муху не обижу. Кстати, так оно и есть, меня так воспитали. Но есть такие вещи, которые просто очень будоражат. Невозможно это подавить. Ты хочешь их подавить, а они не давятся.

– Я вам задам последний вопрос. Зеленский сделал пародию на вас. Готовы ли вы как бывший КВНщик сделать пародию на Зеленского?

– Прямо сейчас?

– Ну, может, и сейчас. Это было бы интересно.

– Он, кстати, очень типажный человек. И я не сильный актер, сразу говорю. В КВН я больше писал, то есть генерировал какие-то шутки. А актер был такой себе – фифти-фифти. И я всегда очень обижался, потому что в нашей команде давали роли играть, а ты выходишь на сцену, тебя видят девушки, студенты... И тебе не дают показать себя. Ко мне потом пришел мой друг и говорит: "Ты, короче, стремный актер. Все, что ты можешь, – писать". Но я потом старался, ходил к людям, они меня немного подтягивали. Я, кстати, своей команде не говорил. А что касается Зеленского – он типажный. И чтобы его скопировать, надо быть классным актером.

– Ну хотя бы голос Зеленского можете спародировать?

– Нет, честно, не смогу. Знаете, почему? У меня так горло болит, а он как-то говорит так... Очень смешно. Кстати, вас тоже очень трудно было бы спародировать. Ну, я говорю: есть люди, для которых нужны сильные актеры, чтобы играть. Например, фильм о Фредди Меркьюри я смотрел. Феноменальная игра. Потому что я пересматривал живой концерт, который тогда был. И то, что они сняли, – это просто шедевр. Движения... Надо уметь. А так, знаете, дешево, как у нас все делают, чтобы сделать... А надо сделать с любовью, четко, красиво – и тогда люди поверят в то, что ты делаешь. А не так...

– Володя, я вам благодарен. Хочу пожелать, чтобы у нас скорее уже закончился карантин и можно было наконец работать. И вообще, у вас жизнь только начинается. 32 года – это вообще еще ничего, а уже столько позади. Вы уже в учебниках истории. Я хочу, чтобы у нас была единая страна, целостная, и чтобы мы отвоевали свое. Спасибо.

– Вам побольше интервью. Смотрю не только в карантин, но и вообще. Очень интересно. Я же говорю: не многие журналисты умеют слышать тех, у кого они берут интервью. Поэтому спасибо. Вам здоровья, сил и вдохновения.

– Спасибо.

Записала Елена Кравченко