+11 Киев
Защитой Надежды Савченко занимается группа российских адвокатов. Это Марк Фейгин, Николай Полозов и Илья Новиков. Их пригласила польская по происхождению Фундация "Открытый диалог", которая финансируется благодаря пожертвованиям, грантам, сборам средств от общественных акций и лотерей и из других источников.
Эта организация занималась защитой казахстанских нефтяников, участвовавших в забастовке в Жанаозене в 2011 году. Не все методы работы фонда встречают понимание у наблюдателей, критике подвергается сам принцип превращения суда в шоу. Но Людмила Козловская считает, что такая стратегия и тактика являются достаточно действенными в условиях не очень свободных стран, к которым относится значительная часть бывших республик СССР.
Мы давно наблюдаем за Фейгиным и получали уйму рекомендаций… не связываться с ним
– За Марком Фейгиным не водится выигранных дел. Он более известен как шоумен и герой медиа, а не как удачливый адвокат. Почему вы его пригласили защищать Надежду Савченко?
– Мы никогда не смотрели на Фейгина, как на шоумена. И у нас не было задачи делать именно шоу. Мы международная правозащитная организация с серьезным бэкграундом. Наши офисы расположены в Брюсселе, Варшаве и Киеве. С Марком нас связывает длительная история сотрудничества, уже минимум шесть лет работаем. Давно наблюдаем за ним и получали уйму рекомендаций… не связываться с ним. Подобные советы давали разные люди, и они приводили веские аргументы. Но мы люди практичные. Адвокат должен действовать согласно нашим инструкциям. В случае дел Горячева, Аблязова (Мухтар Аблязов – диссидент, бывший министр энергетики Казахстана, находится под стражей во Франции, вопрос о его экстрадиции не решен. – "ГОРДОН") и Надежды Савченко важно одно условие. Он не подписывает расписку о неразглашении данных следствия. Для нас это принципиально.
– Извините, но Pussy Riot уже отсидели, а русский националист Илья Горячев получил пожизненный срок. В чем тогда смысл работы адвоката Фейгина?
– Понимаете, можно сидеть по-разному. Когда мы занимались защитой политзаключенных в Казахстане, прекрасно понимали, что их всех посадят. Многих из этих людей убили, а тех, кто остался в живых и был арестован, – пытали. Нам удалось в течение трех лет освободить людей из тюрьмы.
– Каким образом?
– За счет того, что мы организовывали тесное сотрудничество с адвокатами. Они отказывались сотрудничать со следствием и подписывать документы о неразглашении. Соответственно, у нас есть неограниченный доступ к материалам. Это то, чего, к сожалению, не было в деле Сенцова (Российский суд приговорил украинского режиссера Олега Сенцова к 20 годам заключения за "создание террористического сообщества", якобы два совершенных и один запланированный теракт. – "ГОРДОН"). Гласность помогает показать абсурдность уголовного дела, а это дает нам возможность организовать кампанию международного давления. Режимы – такие как Россия, Казахстан, Азербайджан и Узбекистан – не заморачиваются с доказательствами. Поэтому они очень уязвимы для критики.
Amnesty International и другие международные правозащитные организации не хотели брать дело Савченко. Мол, "мы не защищаем военных"
– Чего удалось добиться с помощью такой тактики?
– Когда мы начинали защищать Савченко, я встречалась с представителями итальянского и французского МИД, депутатами Европарламента. Они мне говорили: "Людмила, вы защищаете убийцу журналиста!" И я могла им на это возразить. У меня были материалы дела и мне было несложно доказать, что Савченко невиновна.
Сейчас каждый ленивый или не ленивый может говорить, что он "защищает Савченко", но произошло это, потому что есть Фейгин, Новиков и Полозов, которые отказались подписывать обязательство о неразглашении тайны следствия. Теперь Савченко диктует, как будет разворачиваться процесс. Ее подвергали пыткам на территории "ЛНР", но с момента, когда наши защитники вошли в дело, ее уже не трогали. Я хочу подчеркнуть, что не адвокат управляет действиями Надежды и вешает ей лапшу на уши, а она сама определяет стратегию. Например, объявление голодовки было ее сознательным выбором. Мы как раз убеждали ее сохранить здоровье для дальнейшей борьбы.
"Освободить Савченко сейчас невозможно, но мы можем сделать свою работу. Мы можем защитить ее от пыток". Фото: EPA
Amnesty International и другие международные правозащитные организации не хотели брать дело Савченко. Мол, "мы не защищаем военных". И только благодаря репутации нашей правозащитной группы и доступу к материалам нам удалось добиться доверия евродепутатов. Сейчас Фейгину, Полозову и Новикову угрожают. Очень легко судить о работе российского адвоката, если ты находишься здесь или в Европе. Мы даже не имеем морального права осуждать адвокатов Сенцова, которые подписали, фактически, обязательство о неразглашении тайны следствия. Я не знаю, как я бы себя повела, находясь в такой ситуации. Тут важно, готов ли ты ради своего клиента рисковать карьерой, жизнью и здоровьем?
Профиль Марка, при всех его минусах и плюсах, исключительно политический. То, что Pussy Riot просидели только два года и их никто не трогал, – это тоже эффект.
Нефтяников из Жанаозена пытали, привязывали за волосы к потолку, избивали. Многие остались инвалидами. Я понимаю, почему они отказывались от работы с нами
– Напомню, они отказались от услуг Фейгина…
– Это тоже сделка. У нас точно так же было. Рабочие-нефтяники из Жанаозена тоже подписывали документы, что они отказываются работать с фондом "Открытый диалог" и дали против нас показания. Но они вышли. Их пытали. Людей привязывали за волосы к потолку, избивали. Многие остались инвалидами. Я понимаю, почему они отказывались от работы с нами. Если после нашего вмешательства их прекратили мучить и досрочно выпустили, то я считаю это успехом. Они вообще-то получили по приговору по семь лет.
Савченко – символ. Она – женщина, военная, участвовала в Евромайдане. Она под видеозапись плюнула, извините, режиму в лицо. Ее не будут менять на мелочи. Ее Путин хочет менять на Крым или что-то глобальное. Освободить ее сейчас невозможно, но мы можем сделать свою работу. Мы можем защитить ее от пыток. Мы можем добиться, чтобы ее не забыли люди. Ей пишут письма со всего мира. И она, как политический заключенный, понимает, что все было не напрасно.
– То есть "сакральной жертвой" она стала сама без вашей подсказки?
– Конечно. У них расчет был на то, чтоб использовать ее как ключевого свидетеля в деле против Украины. Она тверже камня. В России готовилось большое украинское дело. По нему проходят Коломойский, Аваков, Ярош, люди из добровольческих батальонов и многие другие граждане Украины.
Савченко попала в плен, потому что не захотела убить молодого российского солдата. И это много о ней говорит. Думаю, что мы поймем то, что она сделала, лет через 50. Олег Сенцов – тоже человек-символ. Украинский режиссер, крымчанин, оказывавший помощь украинской армии. Наш фонд сталкивался с ним, когда наших сотрудников пришлось вызволять из рук казаков.
В деле Сенцова мы все понимали изначально. Но так как общественность до последнего момента не имела доступа к материалам дела, российская пропаганда могла представлять их террористами. Нет доказательств – нет правозащитной кампании. Только когда материалы появились в публичном доступе, а это произошло в последний момент, к защите Сенцова подключились и Amnesty International, и другие международные ассоциации. Люди знали его лично или опосредованно, но не были готовы рисковать репутацией. А вдруг он действительно террорист!
– А если бы Савченко была виновна?
– Для нас неважно, была ли Савченко убийцей журналистов. Мы все равно бы ее защищали. Взрослые люди поехали в зону боевых действий. На войне убивают. Такова, извините, ситуация. Когда мы получили документы, нам стало очевидно, что ее позиция гораздо сильнее, чем мы полагали изначально. Нам удалось во взаимодействии с МИД включить Савченко в качестве вопроса Минских переговоров.
Если кому-то кажется, что он справится с этой работой лучше, то это очень легко исправить. Пусть едет в Россию, находит там заключенных украинцев и освобождает
– Медиа-шоу является формой правозащитной деятельности?
– Это такой метод. У нас есть позитивный опыт. Алма Шалабаева, жена казахского оппозиционера Мухтара Аблязова, была экстрадирована из Италии. Дома ее ждал уголовный срок, а ребенка – детдом. Ее освободила широкая международная кампания. Такая кампания должна давить на слабости тиранов. Путин выпустил Pussy Riot, потому что ему был нужен праздник на Олимпиаде в Сочи. Он хотел пожать руки иностранным президентам, раздать медальки.
Назарбаев, например, мечтает стать Нобелевским лауреатом. Если не ошибаюсь, больше шести раз подавался. Регулярно какое-нибудь "общество велосипедистов", научные организации какие-нибудь предлагают наградить президента Казахстана. И всякий раз находится добрый человек, который намекает, что Нурсултану Абишевичу очень портят репутацию политзеки в тюрьмах. Назарбаев выпускает людей и получает контракты, торговлю с Западом.
– А что с Путиным? Как на него надавить?
– С Путиным сейчас все сложнее. Он заигрался. Не может отпустить людей, чтоб не прослыть слабаком перед своими. Так что рассчитывать на освобождение Савченко, Сенцова, Кольченко, Чирния и Афанасьева не приходится.
"Савченко слишком высоко взяла планку в самом начале. Путин ненавидит и боится Евромайдан". Фото: EPA
Если кому-то кажется, что он справится с этой работой лучше, то это очень легко исправить. Пусть едет в Россию, находит там заключенных украинцев и освобождает. По информации Ирины Геращенко, в тюрьмах РФ пребывает около 700 украинских граждан. Сколько из них невинные жертвы? Военные еще имеют шанс вернуться. Но у гражданских все гораздо хуже.
– Вы пытались говорить с правительством Украины об обмене российских военных на Савченко? Например, в прошлом году в руках СБУ находилось десять "заблудившихся десантников". Почему не использовали этот шанс?
– Мы много раз говорили об этом с правительством, но с нами эти темы не обсуждались. Мы сами понимаем, что Савченко слишком высоко взяла планку в самом начале. Путин ненавидит и боится Евромайдан. Он боится, что в РФ могут начаться такие же процессы. А Савченко – человек-символ. Она олицетворяет для него и Майдан, и возрождение украинской армии, которую он воспринимает как прямую угрозу своей власти.
