Фейгин: Москва с высокой степенью вероятности готовит наступление на севере. Это последняя масштабная авантюра
Я не исключаю, что в российской власти оформляется партия, которая выступает за попытку прекратить войну
– Марк, добрый вечер.
– Рад приветствовать, Дмитрий.
– Взаимно. Скажите, пожалуйста, вы успеваете смотреть чемпионат мира по футболу в Катаре?
– Я начал смотреть. Я в дороге вчера был и начал смотреть Австралию с Францией. И не досмотрел до конца, честное слово, не успел.
– Но вам интересно, что там происходит?
– Я в прошлом, можно считать, болельщик. Есть много других дел – сейчас не до того. Но мне интересно, как это в Катаре происходит. Все-таки это страна весьма ультраконсервативная, религиозная. А все эти веяния на Ближнем Востоке, в Южной Азии – смотрите, как быстро все охватывает, как быстро все меняется. Там же были запреты на всякого рода проявления, а девушки ходят достаточно открытые. Для такой страны очень необычно. Так что сам по себе чемпионат мира… Сегодня один счет на табло, завтра другой, а в принципе ничего не меняется. А с точки зрения изменения мира такие мероприятия – это очень необычно.
– Ну что ж, теперь к нашим баранам.
– Да.
– Что бараны в Москве себе думают?
– Если в целом охарактеризовать ситуацию, как мне это видится, складывается впечатление, что они в свою победу особенно не верят. Это какая-то новая вещь. Я посмотрел отрывки из пропаганды – мне Андрей Пионтковский все время подкидывает – и действительно складывается впечатление, что они выпустили в паблик, то есть и Прилепин высказывается, и Скабеева со своим муженьком... Явно это нечто новое. Появилась такая интонация, я бы сказал... Определенно она разрешенная. Это не то что они от себя...
– Конечно.
– "Да-да, нужно создавать условия для переговоров, добиваться переговорами целей "специальной операции". Само по себе это невозможно. Как вы переговорами этого добьетесь? Но явно атмосфера меняется – сильно отличается от лета и даже от сентября, когда начиналась харьковская операция. Похоже, здесь не только военные победы ВСУ имеют значение, но, видно, что-то на Западе стало меняться. Я имею в виду, по части переговоров с Китаем. Похоже, что присоединяются все новые игроки, давя на Москву, что "надо уже завершать". А как завершать? Это такой мучительный выбор между состояниями… По-моему, это главное сейчас.
– Уникальная история. Попов на ток-шоу вдруг разразился, на первый взгляд, несанкционированной речью о том, что, "ребята, ничего своего нет, мы на "Сапсанах" привыкли ездить, а если отберут у нас "Сапсаны"?.. А iPhone, а планшеты, а компьютеры?.." То есть вдруг до этого идиота дошло... Хотя они же со Скабеевой в Нью-Йорке жили, они все прекрасно понимают. Циничные твари. Но до него дошло, что Россия ничего не производит. Помните, как Матвиенко воскликнула на заседании Совета Федерации?
– Гвозди...
– "У нас даже гвозди не производят!" Я всю жизнь об этом говорю: нетехнологичная, дурная страна. И вдруг до них дошло, что могут все забрать. Это санкционированно, вы считаете?
– Я думаю, что в конечном счете да. Ну, скажем так, из разговоров, из обсуждений внутри среды пропагандистской – я не исключаю, что эти веяния идут из администрации президента. Они, конечно, ориентированы на Громова, частично – на Кириенко. Это витающая в АП концепция, что нужно создавать условия для оформления уже достигнутого. Дальше они могут только катиться в пропасть. Я, кстати, не исключаю, что есть экономические разного рода вещи, выкладки той же Набиуллиной и так далее, которые показали, что их не хватит надолго на ведение операции. Если введут ценовой коридор на энергоносители, поступления от продажи энергоресурсов снизятся в разы... Если усиливающееся давление со стороны Запада... А если еще и Китай каким-то образом вовлечется, то на сколько хватит возможностей?
Я не исключаю, что оформляется партия, которая выступает за попытку прекратить это все. Там ведь была еще одна очень интересная цитата: "Ну как? Бомбить города мирные?" – "Да, это же цели "операции" – уничтожать гражданскую инфраструктуру, которая может способствовать военным потребностям". Имеется в виду энергетика. Но ведь под этим-то контекст какой? Мы типа ставим и средством, и целью уничтожение жизни в Украине. Совершенно очевидно: нет тепла, воды, электричества... Вы, собственно, с кем воюете тогда? Даже этот дурак – Кедми конченый – говорит: "Нельзя говорить, что города стирать с земли". А до этого вы что делали? А до этого вы что, одобряли с 24 февраля? До них, видите ли, дошло, что нельзя. И я думаю, дошло не потому, что это этически, морально неприемлемо, а потому что не дает результата. Ну вы можете еще забомбить, но чего вы добьетесь? Вы только ухудшите собственную ситуацию, а не ситуацию в Украине.
– Вот противная личность Кедми этот… Аферист какой-то, но явно агентура?
– Вы знаете, он прошел длинный путь еврейского отказника еще в советские годы, с плакатиком ходил...
– Типа отказника. Делали легенду.
– Но не сидел. Щаранский сидел.
– Да.
– Книгу Щаранского читал, как он рассказывал о своих беседах с кагэбэшником, который говорил: "У нас тоже евреи работают". – "Да вы что?!" – "Да, у нас Кон во Владимирской области, шахматист. Он убирается или пепельницы вытирает". Я к тому, что разный бэкграунд у таких типов. И этот полумошенник в каком-то нативе: то ли эмигрантами занимался, то ли еще чем-то. Был такой покойный Шабтай Калманович, если вы помните.
– Ну конечно. Я его знаю.
– Его судили за агентурную деятельность в Израиле. Там уж такое прощали... Потому что при отпуске евреев заставляли многих подписывать бумагу о сотрудничестве с КГБ. Это было условие. "Ну или не поедешь". Они приходили сразу в органы и говорили: "Я подписал". – "Ну ладно, не переживай..." А этого осудили. Так что там, безусловно, есть среда. Их вскрывают. Он же был не у дел, а так он к Соловьеву в Россию ездит и вроде как востребован. Но даже и эти понимают, что ситуация настолько ухудшилась и изменилась, что нужно теперь как-то больше рациональности прибавить, разумности.
– Вы Соловьева вспомнили – он перепостил полуистерику Попова у себя в Telegram. Это говорит о том, что это все не просто так... Они хотят переговоров.
– Да.
– Прилепин проговорился: они хотят перегруппироваться, чтобы захватить всю Украину, нарастить силы и вперед пойти. Ну допустим. Они говорят, что "все, что мы взяли, мы хотим оставить". Но кто же на это пойдет?
– Да никто не пойдет на это. Это совершенно очевидно. На уровне турбопатриотов они лапидарно выражают цели, которые Кремль преследует. Может, кормит их, что "ничего-ничего, сейчас замиримся, а там перегруппируемся". А с чего это вы перегруппируетесь? Как будто бы Украина не будет готовиться к новой войне. Это во-первых. При том, что уровень поддержки не изменится. Ведь "Рамштайн" никуда не денется и Украина будет укреплять свою обороноспособность и получать все так же оружие. Она тоже будет готовиться. А Москве я не знаю, кто будет помогать. Вы знаете, тут сыграло что? Они увидели, что мобилизация, во всяком случае автоматически, не дает искомого эффекта. Вот это, мне кажется, они увидели. Для них это тоже стало совершеннейшим откровением. "Не победили профессиональные военные... Да бог с ним, наш пойдет мужик 40-летний, он не знает, как сдаваться", – как писал этот мудак Коц... А Стешин, я извиняюсь. "Эти "кузьмичи" дойдут до Берлина". И мы этого "кузьмича" наблюдаем в натуральных условиях. "Кузьмич" пьющий, "кузьмич"-мудак…
Сейчас российский Генштаб рассказывает, что собирается готовить зимнее наступление, что они точно перережут Бахмут. Но почему они решили, что добьются этого, если за предыдущие полтора месяца не добились?
– Неподготовленный вообще.
– Абсолютно. То есть человеческий материал разрыхлился настолько, что они с удивлением узнают: "Ой, они дрова просят". А вы разве не знали? А амуницию им не надо? Ничего не надо? Они представлениями живут какого-то 1941 года, где маршевые роты. Попробуй не пойди – и тебя в землю уложат. Приблизительно так это работало. А сейчас жизнь изменилась. Мы должны констатировать, что даже за 30 лет, пусть даже и чудовищных для России, сложилось какое-то потребительское общество, где они к минимальному хотя бы привыкли. И отсутствие этого ввиду тоталитарной системы... Вдруг выяснилось, что они могут чего-то требовать. "Ну как же вы, "кузьмичи", требуете-то? Вы должны подыхать". А они, видите ли, подыхать не хотят, начинают предлоги всякие выискивать. Я думаю, что это откровением для них стало, потому что человеческий материал сильно плох. И они сейчас думают, что же им в этой ситуации делать. Хорошего выхода нет. Потому что сейчас опять заговорили: "Давайте всеобщую мобилизацию". А чем она будет отличаться от этой мобилизации?
– Ничем.
– Ничем. Это будет тот же материал. Ну хорошо, вы еще 300 тысяч соберете, а дальше что? Ну вы миллион соберете – дальше что?
– А экономика, где взять оружие...
– Экономика – это вообще отдельный вопрос. Кто будет осуществлять эту работу? В командовании офицеров не хватает, сержантского состава. Ничего этого нет. Я думаю, что какие-то сейчас они прикидывают варианты, но никакого хорошего нет. И скорее всего из Генштаба идет ситуация, при которой они говорят: "Наши резервы не бесконечны". Они провели мобилизацию, но ничего не произошло. Сейчас кормят всех тем, что они собираются готовить зимнее наступление. Что они точно перережут Бахмут. Бахмут – важная точка, ключевая для развилки на донецком направлении.
– Да.
– Ну а почему они решили, что добьются этого, если они за предыдущие полтора месяца, по крайней мере с начала мобилизации, не добились? Так обычным количественным показателем этот вопрос не решить.
– Потому что "мы русские, с нами Бог".
– Посмотреть на них – креста не найдешь. Спроси у какого-нибудь символ веры – никто не ответит. Катехизиса в руки никто не брал. Расчет был на что? Мы объявляем территорию своей, и сам факт, что мы объявляем мобилизацию, должен испугать Запад, Украину и других игроков. Они скажут: "Ну не будем же мы со всем русским народом воевать, который вдруг двинется на Украину в качестве мобилизованных". Выяснилось, что это ничего не дает автоматически. Даст ли это практически – это еще большой вопрос. Но пока никаких достижений мобилизация не дала. Только оставление Херсона.
– Чтобы понимать, что происходит, надо хорошо знать историю. Я последние несколько дней пересмотрел советские военные фильмы. "Падение Берлина" 1949 года...
– Конечно.
– "Освобождение", "Битва за Москву"... Это важно было посмотреть. У них ничего не изменилось по сравнению со Второй мировой войной.
– Это точно абсолютно.
– Такие же бездарные, тупые, не понимающие, куда идет военное искусство, какие новшества есть, как надо воевать... Заваливать мясом, телами…
– Абсолютно. Не было стратегии технологического развития. Они рассказывают сказки, мультики, а на самом деле все находится в совершенно плачевном состоянии. Вы можете что-то украсть, какие-то технологические достижения могут быть на научном, конструкторском уровне, но реализовать это невозможно. Я жил в Самаре (бывший Куйбышев). Это был закрытый город… Там все было забито индустриальными военными производствами. Туда еще в начале [Второй мировой] войны переводили из Украины.
– В эвакуацию.
– Да. Все переводили в Куйбышев. Уже в 90-х я, будучи депутатом Государственной думы, посещал эти предприятия. Там уже ничего не было. Диваны производили на "Авиакоре" – бывшем авиационном заводе. Его сейчас нет, просто не существует.
– Конверсия.
– Да. Уже в 90-е ничего не было. Я могу себе представить, что сейчас там. Люди пишут, что где-то торговые центры. Я не очень понимаю, на что они рассчитывали. Какой такой военный механизм они могут запустить, который бы дал невероятный результат? Даже во время Второй мировой войны выжили только благодаря ленд-лизу.
– Конечно.
– Без американской помощи это бы длилось и длилось, и неизвестно, чем закончилось бы. Плюс второй фронт, конечно. В нынешних условиях, когда вы сами противостоите 50 с лишним союзникам Украины, и даже если одна Украина непосредственно воюет сама, своими Вооруженными силами, – вы не в состоянии выиграть. Мне кажется, что какая-то часть, безусловно, это понимает. Но они, с одной стороны, заложники системы, потому что выступить и это сказать – страшно, и противиться этому, не исполнять приказы. Но наблюдать, куда все катится, – это вполне. И я думаю, что пропагандистская среда так или иначе это ощущение выражает. На своем уровне, как она может, почти истерично, возражая вроде бы тем, кого они приводят за деньги, которые должны изображать обратное…
– Путин что-то понимает уже или нет?
– Путину деваться некуда. Он ведь исходит из того, что если пойдет по этому пути, то лишится власти. На Валдае ему задавал вопрос про Хрущева Лукьянов. Он говорил: "Нет, я не Хрущев! Не сравнивайте с Хрущевым". Он был расслабленный, а тут он так нервно...
– Символ слабости.
– Не просто слабости. А чем кончил Хрущев-то? Отстранением.
– Да.
– Я думаю, по таким проявлениям можно судить, что он такой участи боится. Конечно, ему очень хочется быть Сталиным, но он явно до Сталина не дотягивает. А Хрущев – это просто страшно. Потому что дел наделано столько, что точно не выживешь. Зная тех, кто его окружает, – там вообще вопрос не встанет. "Давайте на него всех собак повесим – и в могилу его".
– Конечно.
– Поэтому Путин, конечно, что-то понимает. Отводы войск, поражения… Уже девять месяцев война, а результата никакого. Ну надо быть совсем идиотом клиническим, чтобы не видеть, что происходить вовне. Ты собирался за два-три дня, собственно, захватить Киев. Я думаю, он понимает. Но эта ситуация безвыходная, безнадежная его понуждает, в общем, делать паузы. Он человек, который славится тем, что откладывает решения: "Давайте не будем сегодня. Давайте завтра". А война – это же не такая ситуация. Посидишь, пропустишь – и все. Поэтому он сейчас полагается на фаворитов. Лапин был фаворитом, он ему героя дал за Северодонецк и Лисичанск. Где Лапин сейчас? Сейчас Суровикин. Бомбежки критической инфраструктуры в Украине – все, чего он добился.
Я думаю, что моление о переговорах так мотивировано… Они специально запустили тему Пригожина, чтобы показать Западу: "Если не я, то будет этот". Я с удивлением читаю, как МК или другая газета пишет, какой был мужик Пригожин… В тюрьме 13 лет за разбой, а его уважали… Ему создают репутацию.
– Уркаган.
– Да. Машина так работает. Думаю, что в этом все-таки есть смысл: "Я вам не нравлюсь? Придут эти – и что? Хоть атомную бомбу… Поэтому выбирайте: либо я, либо..." Я думаю, что в возвышении Пригожина одна из мотиваций – поддать жести с кувалдами, пугать всех. Чтобы можно было говорить: "Заставьте Украину, иначе я не выдержу, исчезну – и придет этот вместе с Кадыровым". И мне кажется, что они действительно продают это на Запад. Такое ощущение.
Иран оправдывается. Это очень важно. Чего боится Иран? Думаю, бомбардировок. Потому что для стран, которые пытаются убедить его прекратить ядерную программу, для того же Израиля, это вопросы критической безопасности
– На Западе же не идиоты, чтобы такое кушать.
– Они, с одной стороны, не идиоты, а с другой стороны, могут вестись. И с Китаем они переговариваются. И они боятся, что 1/9 часть суши с атомным арсеналом останется бесхозной либо вот под такими... Вспомните, когда разваливался Советский Союз, как приезжал Буш уговаривать...
– И Тэтчер.
– Да, и Тэтчер. Уговаривали: "Да не надо. Вы че?" А они же и не скрывали: "Мы боимся, куда денется ядерное оружие, кто будет всей этой огромной территорией управлять". Это же самая большая страна в мире. Возможно, именно это является одной – конечно, не единственной – предпосылкой, что Запад пытается убедить, что надо какой-то выбрать способ мирного урегулирования, боясь именно такого развития событий.
– Ну все-таки важно зафиксировать. 23 ноября сегодня.
– Да.
– Завтра будет девять месяцев с начала этой войны. Ни к чему она не привела в результате. И что Путин? Это же цугцванг.
– Абсолютный цугцванг. Потому что они еще могут надеяться на то, что какая-то армия Венка, как у Гитлера, или вундерваффе… Скорее я поверю, что они сосредоточатся на давлении на переговорах. И в этой ситуации, если они выберут переговоры, нельзя исключать, что они даже пойдут на новые территориальные уступки, на отводы. Но для этого нужно, чтобы продолжалось давление ВСУ. ВСУ должны продемонстрировать, что никуда вы не продвинетесь, ни на какие Бахмуты и Угледары, а мы можем вполне себе двинуть на Мелитополь".
– Если мы отвоюем Мелитополь, если будет наступление в Луганской области – я не знаю, что Путин будет говорить дальше своему народу.
– Он же молчит. Херсон он и по сей день не прокомментировал.
– Да.
– Ну это же беспрецедентно. Он говорит: "В министерство обороны обращайтесь". Идиоты, что ли? Ты же верховный главнокомандующий. 24 февраля мы же слышали: "Берите власть в свои руки..." А что сейчас? Что случилось? Я думаю, что он будет отмалчиваться, потому что сказать нечего.
– Отменил ежегодную пресс-конференцию.
– Отменил, да. И непонятно, где выступление перед Федеральным собранием, но это проще. Потому что это свои. А на пресс-конференции могут произойти вещи совершенно непредсказуемые.
– Да.
– Мало ли че. А может, кто-то даже из окружения воспользуется этим, чтобы его понизить сильнее. Поэтому я думаю, что он будет пока отмалчиваться. Я не вижу другого пути-то.
– Похоже на то, что у России закончились иранские дроны. Что происходит сегодня в отношениях России с Ираном?
– Из того, что мы публично видим, – Иран оправдывается. Это очень важно. Казалось бы, вам-то чего терять? Вы и так страна – спонсор терроризма, под всеми возможными санкциями. Она на втором месте по санкциям, в два раза уступает России, но Иран – и другого масштаба страна. Фактически Иран является таким же изоляционистским обществом, в котором, кстати, бушуют протесты. Сейчас меньше, тяжело им реализоваться. Понятно, там террористическая совершенно власть и ей наплевать, сколько повесить и убить. Но тем не менее Иран говорит: "Нет, это мы до войны поставили все". Чего боится Иран? Думаю, боится бомбардировок. Потому что для стран, которые пытаются убедить его прекратить ядерную программу – для того же Израиля, – это вопросы критической безопасности. Москва все-таки дала за эти баллистические ракеты, якобы пока еще не поставленные, дроны? Что она предоставила? Просто деньги? Ну никто в это не верит.
– Ядерная программа.
– Да. Другого выхода нет. Может быть, Россия отдала фантики: доллары или юани. А если нет? А если действительно есть какое-то тайное сотрудничество? Сейчас они объявили, что гиперзвуковую ракету будет Иран испытывать. Откуда у него гиперзвуковые технологии? Для Запада это звонок, как и для Израиля. Для Израиля еще опаснее.
– Для Израиля в первую очередь. Израиль оживился. Он уже не намекает, а просто говорит, что если россияне будут поставлять, то и мы будем поставлять Украине оружие.
– Они не так прямо заявили, но смысл именно такой. Не сами по себе иранские поставки опасны для Израиля, а что за ними стоит. Они могут исходить из того, что Иран потребовал для себя ядерные технологии. Достичь ситуации, при которой Москва в безвыходном положении начнет содействовать еще и распространению опасных материалов и технологий, никто не может позволить. Поэтому Иран очень осторожен, чтобы не дойти до стадии, когда его просто будут бомбить несколько союзников. А там и Саудовская Аравия будет участвовать, и Израиль, и Америка, возможно. Я думаю, что Иран на какой-то черте остановится. В противном случае их просто забомбят, да и все. Так что, я думаю, существует предел у этого сотрудничества.
– Чем еще Россия может нагадить Украине? Мы поговорили об Иране, мы поговорили о мобилизованных… Теперь Лукашенко. По данным украинских военных, планируется вторжение российских войск со стороны Беларуси в декабре. 70-тысячная армия зайдет по двум направлениям: на Ровно и на Киев. Что-то подобное может произойти?
– Я уверен, что Лукашенко будет до последнего упираться по поводу участия непосредственного сил Беларуси.
– Для него это катастрофа.
– Катастрофа. Думаю, он не пойдет. А вот допустить вторжение с территории Беларуси – в это я верю. Во-первых, такое уже было. Второе, что надо констатировать: Беларусь – это оккупированная страна. Насколько Лукашенко решает, разрешить или не разрешить? Спрашивают ли его? Значит, 70 тысяч. Если говорить, что это будут мобилизованные... А мы помним, что в феврале – марте заходили не мобилизованные.
– Да.
– Заходили контрактники. Там были достаточно профессиональные части, судьбу которых мы помним. Да, я охотно верю, что с севера атака будет, но я могу это расценить как жест отчаяния. Потому что, честно говоря, по качеству они будут сильно-сильно уступать тому, что происходило в феврале. Если Украина подготовится серьезно, то это все захлебнется по той простой причине, что тогда вообще не было ни взорванных мостов, ни заминированных границ, не было HIMARS… А сейчас немного другая ситуация.
Если Путин решится на это, то от отчаяния. Я охотно верю и допускаю, что в декабре он может на это пойти, выбрав именно это направление в качестве удара с севера. Но из-за того, что мобилизованные будут в этом участвовать, я сомневаюсь, что это имеет хорошую перспективу. Количество, как мы уже увидели, автоматически не дает результата. 70 тысяч не могут произвести впечатление. Потому что если они организованно воюют так, как мы видели, то вообще шансов у них не сильно много. Тем более что, скорее всего, будут обстреливать территорию Беларуси.
– Да.
– "Знаете, как-то надо стараться на своей территории". Так теперь уже не играют. Будут обстреливать соединения на территории Беларуси, склады. Никто цацкаться не будет. Тем более, расстояния другие. Это даже не Белгородская область – Запад вообще ничего по этому поводу не скажет. Если еще с Россией есть опасность, то здесь скажут: "Ну конечно бомбите. Чего уж там?" Поэтому Лукашенко подставляет свой народ. Но что делать? Это война. Здесь сантиментов не будет ни с чьей стороны. Так что я думаю, что у этого плана шансов не сильно много.
– В моем понимании, у Путина три козыря осталось. Ядерное оружие. Но козырь не сработает.
– Не сработает.
– Никто ему не даст это сделать. Мобилизованные – не работает. Удары по критической инфраструктуре – не работает. Да, сидим без света. Но он не понимает главного: для украинцев свобода важнее света, тепла и воды. Поэтому нет козырей. Что он еще может сделать? Я подвожу к тому, что у него ситуация абсолютно безвыходная и мы можем стать свидетелями – может быть, даже очень скоро – бесславного падения Путина. Ваше мнение?
– Это никогда не исключено. Потому что после этих поражений... А все-таки будем считать, на трех направлениях он проиграл. Отвод войск, как они его называли, от Киева…
– Киев, Харьков, Чернигов...
– Сумы и Чернигов, да. Харьковская операция и Херсон. Минимум три, хотя где-то локально можно расценить. Если он потерпит поражение, допустим, на запорожском направлении… Мелитополь от Токмака либо Мариуполь...
– Бердянск.
– Если дойдут до моря – это все. Разрезанная группировка. Но если даже начнется активная фаза наступления ВСУ, думаю, ситуация для него катастрофически ухудшится. Не очень понятно, с какими козырями он тогда остается. Я не исключаю, что ключевым будет еще одно направление, по которому...
– Крым.
– В конечном итоге Крым. Но если возьмут Мелитополь, то там уже другого варианта не остается. Перешеек рядом. Тогда совсем печально все. Вопрос в другом. Дни его могут быть сочтены, но кто та сила, которая готова избавиться от Путина, повесить на него всех собак и с которой договорится Запад?
В отсутствие Путина никакой войны не будет. Роль четвертьвекового диктатора, в общем, позволяла ему запустить такую авантюру. Но ради кого подыхать в окопах мобилизованным ванькам?
– Опять-таки, изучаем историю. Как только не стало Гитлера, все – от Гиммлера до Бормана – хотели вести переговоры с союзниками.
– Точно так.
– Поэтому я уверен, что любой, кто там останется, будет вести переговоры с Западом и выводить войска отовсюду.
– Нет, самое главное – в отсутствие Путина никакой войны не будет.
– Конечно.
– А какая мотивация? Многие со мной спорят и говорят: "Нет, придет Патрушев или его сын..." Здесь многое ключевое сходится на фигуре Путина, поскольку он главный протагонист этой войны. И его роль четвертьвекового диктатора, в общем, позволяла ему запустить такую авантюру. И, в общем, без последствий, пока во всяком случае, ее осуществлять. Ни одному другому... Ради кого – Патрушева? – подыхать в окопах мобилизованному? Обычным ванькам, которые еще вчера обычно жили...
– И опять изучаем историю. Как здорово было Хрущеву, Берии, Булганину и Маленкову было повесить все на мертвого Сталина...
– Абсолютно точно, да. Тем более что все они разделяют ответственность.
– Конечно.
– В Украине дел он натворил. Не говоря уже о другом. Поэтому я согласен. Скорее всего, эта схема и должна сработать. У системы выбор: пожертвовать одним персонально значимым Путиным или пожертвовать всей системой, допустить ее развинчивание полное. И здесь, конечно, варианты есть. Сложно себе представить, потому что они все обмельчали совсем..
– До мышей.
– Да. Все-таки что бы мы ни говорили, а Хрущев на фронте был. А здесь воры все, пробы ставить негде. Все жулики. Вся их жизнь построена на разворовывании вечном и разврате, гедонизме. Насколько хватит крепости мошонки, чтобы это осуществить? Кто-то же должен позвонить: "Никита Сергеевич, возвращайтесь. Мы ЦК проводим". – "А кто вам разрешил ЦК проводить?" – "Товарищи из политбюро собрались и решили". Должен появиться кто-то, кто возьмет на себя эту ответственность.
– Семичастный.
– Но Семичастного даже не просматривается. Бортников на восьмом десятке с пережитым раком простаты, боюсь, может не потянуть. Значит, должен быть либо коллективный кто-то, либо персональный… Мать и отец мои рассказывали, что витало в воздухе с Хрущевым, с этой кукурузой. Недовольство было разлито по обществу.
– Ну это недовольство КГБ и провоцировал активно.
– Специально этим КГБ занимался, конечно, но уже витало ощущение, что он все развалил. Сейчас судить сложно, потому что общество фрагментировано сильно. И что бы они ни говорили о монолитности, они должны на кого-то опираться. Я не вижу ничего, кроме как опираться на армию, пусть даже разрушенную. "Ну что же, мы вообще убьем всю армию? Ты тут мобилизовал... Иначе мы, Владимир Владимирович, заведем войска. Они вернутся и могут ай-яй-яй сделать".
– Марк, мне не интересны настроения в Чите и в Пензе, но интересны настроения в Москве. Люди в массе своей все понимают или нет?
– Основная масса столичной публики, безусловно, понимает.
– Все понимает.
– Все понимает. Они отличаются от провинции, отличаются от далеких регионов России тем, что это люди продвинутые. Они, конечно, сидят в интернете, смотрят все. Они мне пишут, звонят некоторые. Конечно, они все понимают, но они тоже в выжидательной позиции: "Пусть кто-то поменяет – и будем хороводы водить, устроим пляски радостные… Слава богу, мудака сковырнули". А сами они, в общем, ничего предпринимать не будут. Но понимание там есть. С одной стороны, они видят, что война терпит фиаско, экономика в тартарары летит.
Эти люди – особенно средний класс – очень зависимы от сотрудничества с Западом. "Бог с ней, с политикой, прав нет, мы никого не выбираем, но мы существовали технологически в разных сферах обслуживания именно с западного бизнеса". И в Москве он присутствовал очень существенно, гигантски. Сейчас он весь ушел, поэтому те, кто не уехали, – они в выжидательной позиции, что вот-вот это все лопнет и заживем как жили. Но повторяю: проблема этой деактивированной массы в том, что они сами ничего не готовы делать. Есть страх и какое-то ощущение благополучия, которое может поколебаться от этого. Пусть кто-то это сделает, а мы, конечно, подхватим, не пожалеем сил. Приблизительно такие настроения.
– Давайте попробуем спрогнозировать, что вы видите в ближайшее время? И когда этот кошмар может стать кошмаром для Путина?
– Я считаю, что все-таки ВСУ готовят наступление. На мой взгляд, это запорожское направление. Я не знаю ничего – я просто делюсь своими ощущениями. Чтобы эти попытки навязать невыгодные переговоры... Потому что переговоры-то возможны, но только не на условиях, которые выгодны Москве. Хотя бы начните оставлять территорию, уходите – и мы подумаем о переговорах – хорошая же предпосылка? Оставьте левый берег, оставьте часть Донбасса, отведите на позиции до 24 февраля, начните отвод других войск... Не обязательно оставлять территорию, но выведите войска из Крыма, например. Я думаю, чтобы предупредить любые попытки давления, Киев попытается продемонстрировать... И у него есть союзники для этого, у него есть военная среда. Это "Рамштайн", это [министр обороны США Ллойд] Остин и ряд других. Они скажут: "Давайте мы вам оружие дадим – и в наступление".
А что теперь делать? Какие переговоры, когда никаких переговоров не надо? Москва тоже готовит наступление. И с высокой степенью вероятности это будет север. Потому что на бахмутском или подобных направлениях они могут только класть и класть – там слишком крепкая оборона, это бесперспективное направление. А с севера, мне кажется, именно под идеей, что "мы сейчас остановим военные поставки из Польши", – вот в такое я верю. Думаю, что они могут на это пойти. Это последняя масштабная авантюра. Все остальное – это препирательства на линии фронта... Видно, что происходит на бахмутском направлении. Мы все видим. А с севера – это нечто новое. Может, они и тешат себя иллюзией, что это получится.
– Да, там болота хорошие как раз.
– Да, Полесье. Но я думаю, что станет еще хуже: они там и останутся. Но я думаю, что эти два события военных – существенны. Что касается политических событий, они будут зависеть от исхода военных. Самостоятельно они себя не проявят, потому что для того, чтобы появилась какая-то перспектива отстранения Путина, нужна какая-то движущая сила. Я ее не наблюдаю. Самым логичным для военных и для Генштаба было бы прекратить эту авантюру и сказать: "Все, Володя, чао. Мы больше в этом не участвуем". Но посмотрите на этих герасимовых, шойгу... Это же что-то ужасное.
– Какие лица прекрасные...
– Да, лица просто интеллектом обезображены.
– А Суровикин как хорош...
– Суровикина в кунсткамеру надо в качестве экспоната. Люди в вест-пойнтах учатся, а у этих по сей день удары танковых армий. Они в это и сами верят. Они же по-другому не видели никогда, им не объясняли, не показывали. А те, кто могли им что-то объяснить, – их уже всех давно устранили.
– Мы дружили с Евгением Евтушенко покойным, он мне рассказывал, как после опалы съездил в Братск, написал поэму "Братская ГЭС" и ему наконец-то разрешили выступить в Москве. Не в самом лучшем зале, но тем не менее. Он выступает, читает стихи и вдруг, говорит, вижу, в первом ряду, опершись на трость, сидит сам маршал Буденный.
– Да.
– После выступления – банкет, и Буденный пришел. Он уже был в возрасте. Выпил три стакана коньяка. Евгений Александрович говорит: "Я никогда не видел, чтобы выпивали без закуски, залпом три стакана коньяка". И потом произнес тост. Суть тоста была в том, что "когда испепеляющая ядерная война закончится, когда все будет лежать в руинах, красная конница пройдет победоносно и закончит эту войну". У них ничего не изменилось – в головах "красная конница".
– Да, не изменилось. Потому что – вывод здесь один – исторически Россия так и осталась ригидной, отсталой, заскорузлой, архаической страной. Во всех отношениях. И их проект, который они навязывают прежде всего Украине, – оставаться в этом состоянии почти всегда. Это дает бесконечную власть и возможность эксплуатации подневольного населения. И они по-другому мыслить не могут. А Украина, несмотря ни на что, осуществляет проект западной интеграции, чтобы зажить уже наконец по-другому.
– И, конечно, характерные эмоции по отношению к России: сначала тревога, потом страх, а теперь смех.
– Смех.
– Все это уже смешно.
– Ну, все закономерно. Потому что страх был вызван масштабами. Всегда эксплуатировалось мнение, что такая страна не может не выиграть. А потом выяснилось, что это колосс на глиняных ногах. Как и СССР. Поражение в Афганистане тоже удивило многих. Там и американцам не многое удалось, но тем не менее при таком масштабе страны, которая может себе позволить и долгие войны, и быстрые победы, оказалось, что все это большой миф, созданный за десятилетия. Теперь он рушится, и скоро от него ничего не останется...
– Ну и когда уже ничего не останется, "красная конница" в который раз пройдет по руинам.
– Это такой эсхатологический сюжет… Конница мчится в противогазах. Приблизительно так и будет.
– Марк, спасибо. Мы закончили на хорошей ноте – смеемся. И это значит, что скоро будет победа.
– Спасибо. И всех зрителей благодарю за внимание.
– Спасибо.