+10 Киев
По ком звонит колокол, Европа?
"Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол. Он по тебе" (Джон Донн).
Мы разговаривали с немцами. Гражданами страны Германия.
Был вечер, был небольшой ресторанчик и буйство спокойного счастья вокруг – а наши немцы сидели рядом с нами и плакали. Мы не плакали, что там уже плакать, давно разучились. Мы ровно рассказывали о нашей жизни:
– Когда летят ракеты и Shahed, мы не всегда ищем убежище. У людей давно включился элемент фатализма. И это плохо. Что касается нас, то мы живем в селе под Киевом, но рядом с Бучей, вы слышали... У нас вообще нет убежищ. Тогда мы просто слушаем Shahed и сообщаем военным, куда они улетели. Что уж глупо бояться. Надо бояться с пользой.
– Да, наша работа довольно страшная. Но вот у нас вся семья ездила на фронт волонтерами. Воюют... (перечисляла, кто сейчас в ВСУ, кто в НГУ, кто уже покалечен и на дембеле).
– А этого зятя мы не можем забрать. Он, должно быть, так где-то и лежит на оккупированной территории, разорванный на куски миной.
Как раз здесь немцы и начали краснеть глазами и всхлипывать.
Это были очень умные собеседники. Они слушали невероятно. Они как будто переживали вместе с нами все наши почти 10 лет. И нам становилось легче, потому что мы спокойно и размеренно выплескивали на них свою боль. Боль за изуродованными, убитыми, изнасилованными детьми. Боль за стариками, умирающими в бомбоубежищах. Боль за каждым солдатом, каждым офицером, которого мы потеряли, который был нашим другом, и кто даже не был.
Нам очень повезло с собеседниками. Им удивительно болела Украина еще до встречи с нами. Они знали, они отслеживали. Они округлили глаза, когда мы сказали, что живем в районе Бучи. Они знали о Буче. Они знали о Мариуполе.
И только об одном я не смогла сказать.
Я уже собиралась, открыла рот. Я уже построила фразу, и та должна была звучать так: "Когда наша страна вырывает, выгрызает еще какое-то количество наших пленных, когда они возвращаются на родную землю – они выглядят как пленники Освенцима, пленники Дахау".
И я открыла рот, и я закрыла рот.
Потому что это был бы неловкий момент. Потому что достаточно с нас было неловких моментов. Потому что раньше веселый поляк в этой же компании начал кричать, что Дуда имеет мозг гуппи, когда мы заговорили о битве зернотрейдеров. А потом веселый поляк сказал: "Но, по сути, мы когда-то были вашими оккупантами".
Я крякнула и покосилась на немцев. Те чуть опустили глаза.
– История знает много неожиданных поворотов, – сказала я как можно более дипломатично. – Но важно именно то, что происходит сейчас. А сейчас мир за нас. А сейчас мир помогает нам, потому что угроза надвигается на весь мир, и угроза эта до сих пор неслыханная.
Но о страшном состоянии наших пленных, о сходстве этих современных фото с фотографиями пленников Дахау и Освенцима я сказать все же не решилась. Тяжелая она работа, эта народная дипломатия.
Что ж, мои дорогие поляки, немцы, британцы, греки, румыны, албанцы, французы (а именно с этими представителями мы встретились в своем безумном трипе по странами зарубежья). Я сейчас скажу.
Эти фото страшны. Эти фотографии должен видеть мир. Эти фото – это на уровне Дахау и Освенцима. Эти фото о результатах действий нового фашизма.
Об этом нужно рассказывать. Эти фото нужно разносить в газетах. И без излишней дипломатии.
Какая уж тут дипломатия, когда это движется на вас. Дорогие мои европейцы.
– По ком звонит колокол? – будто спрашивает у нас Европа.
– О, не спрашивай, Европа. Этот звон по тебе...
…Да, я знаю, что это колокол Херсонеса. Там все началось, это наш колокол. И он еще зазвонит.
Слышишь, Европа?
Источник: Diana Makarova / Facebook
Опубликовано с личного разрешения автора
