Не все нам быть "лабораторным белым кроликом". Теперь паломничество городских сумасшедших начнется не в Киев, а в Буэнос-Айрес

"На его месте должен был быть я", – подумал Геннадий Балашов, глядя на танцующего на сцене Хавьера Милея, нового президента Аргентины.

"Научишься яркому эпатажу – будешь", – ответил ему то ли внутренний голос, то ли знакомых политтехнолог...

Итак, в полку стран – "лабораторных белых кроликов" прибыло. В Аргентине избрали в президенты Хавьера Милея, ультраправого либерала, который запомнился обещанием почти полностью "ликвидировать" государство, отказаться от песо, распустить центральный банк и чуть ли не перейти на крипту.

Во внешней политике это изоляционист. Он уже выступил против Китая, РФ и... Бразилии, отказался вступать в БРИКС и душевно поддержал Украину.

Но его активная критика в адрес Байдена и нескрываемый трампизм вряд ли позволят ему реализовать стратегию сближения с США в ближайший год.

Ну а дальше перспективы Милея выглядят уж слишком туманными. Разве что произойдет сближение с Израилем, которому нужна сейчас международная поддержка. Но у Израиля нет ресурсов, которые он может предложить Аргентине, так как эта страна сама сейчас нуждается во внешней помощи.

Для нас вся эта история примечательна несколькими важными моментами.

Первый и очевидный – не все нам быть "лабораторным белым кроликом".

Как рассказывал бывший посол Канады в Украине: "Если вы специалист по государственному управлению, но в вашей стране вам не позволили что-то сделать, вы такие: "Оу, есть Украина, а ну повезем эту суперновую невероятную модель туда, они не могут отказаться, есть какое-то финансирование, и мы это внедрим, it's gonna be great (это будет невероятно). А не всегда. Украина – это именно страна, где следует выбирать соответствующую управленческую технологию, которая будет отвечать задачам, а не пробовать что-то новое и усложненное".

Теперь паломничество городских сумасшедших начнется не в Киев, а в Буэнос-Айрес: "Оу, есть Аргентина, а ну повезем эту суперновую невероятную модель туда, они не могут отказаться, есть какое-то финансирование, и мы это внедрим, it's gonna be great (это будет невероятно)".

Вот и посмотрим на примере Аргентины, как работают на практике все эти методы тотального демонтажа государства. Впервые с попкорном будем мы, а не наши зрители: со сцены украинские реформаторы спускаются в зрительный зал.

Вывод номер два. Нет никаких вечных идеологем или моделей развития.

Это то, что я пытаюсь растолковать в Украине уже не первый год: нет заведомо плохих теорий, есть неадаптируемые.

Если на классическом отрезке роста применить неокейнсианство – получим инфляцию вместо роста экономики.

Если на кейнсианском отрезке тренда ВВП применить либертарианство – получим глубочайшую рецессию / падение экономики.

Отличие правильных стран от неправильных, как и неправильных пчел от тех, которые дают "неправильный мед": важно определить положение национальной экономики (выше или ниже тренда), то есть либо "перегрев", либо недогрузка производственного потенциала. И уже затем применять либо минимизацию роли государства (в первом случае), либо пакеты государственных стимулов (во втором случае).

Если взять Украину, то у нас здесь достаточно однозначная ситуация. С одной стороны, параметры экономики у нас загружены на 60%, исходя из материальной базы. С другой, трудовые ресурсы также не используются полностью, безработица 25–30%, а если убрать фактор мобилизации, то и вовсе до 40%.

То есть эффект раскрытия экономики на 40% в ближайшие несколько лет вполне достижим. При применении грамотных инструментов государственно-частного стимулирования роста.

То есть либертарианская модель, несмотря на то, что она очень привлекательна на индивидуальном уровне, пока не подходит к нашей экономике, ее параметрическим данным. Условно говоря, в Украине 1 млн предпринимателей хотят "устранения государства", а 10 млн пенсионеров, 3 млн льготников и 5 млн наемных работников – наоборот.

Поэтому Украине для эффективного развития нужно пройти классическую неокейнсианскую "десятилетку", сформировать новую, более сложную структуру экономики, развить базовую инфраструктуру, вернуть домой трудовые ресурсы, залечить раны войны. А через 10 лет постепенно переходить к либеральной модели, если к этому будут предпосылки в виде демографии и динамики роста.

И в этом плане пример Аргентины весьма показателен. Ведь долгое время там господствовал перонизм, который еще называли хустисиализм (от испанского Justicialism – буквально "справедливизм").

Это была аргентинская политическая идеология, основанная президентом Хуаном Пероном и его женой Эвитой. На определенном этапе исторического развития перонизм привел к росту промышленности, образования, медицины, социальной защиты населения.

В чем заключался перонизм на начальном этапе?

1. Использование валютных резервов страны на цели развития.

2. Национализация железных дорог (принадлежали французским и английским компаниям), телекоммуникаций, городского транспорта, газовой промышленности (находились в собственности компаний США).

3. Инвестирование доходов от экспорта продукции сельского хозяйства в развитие промышленности, инфраструктуры и социальные программы (искоренение безработицы, детского труда, достижение почти полной занятости населения, рост средней зарплаты, пенсии и медицина, 13-я зарплата для рабочих, оплата отдыха и т.д.).

4. Социальные лифты: профсоюзы как параллельная структура управления страной. Всеобщая конфедерации труда как часть Перонистской партии.

Профсоюзы заключали коллективные договоры с государственными органами и предприятиями. Были обеспечены динамичный рост экономики, заморозка коммунальных тарифов и низкие потребительские цены (вследствие избытка товарной массы собственного производства на внутреннем рынке).

Население стало участником законодательного процесса и системы государственного управления: требования простых людей удовлетворялись с помощью их рассмотрения на заседаниях Национального конгресса.

Но со временем перонизм деградировал до обычного социального популизма. Адаптивность модели была исчерпана.

Аналогичный результат, только наоборот, мы можем увидеть на примере Чили.

Монетаристские реформы Милтона Фридмана в исполнении группы молодых реформаторов Чикаго-бойз. Разгром левой социальной политики и профсоюзов (об этой истории я еще напишу). Десятилетия правления крайне правых.

И вот недавно победа крайне левого кандидата Габриэля Борича, почти коммуниста. Который заявил: "Если Чили была колыбелью неолиберализма, она также станет его могилой". Критикуя своих предшественников из правительства Concertación, он заявил: "Люди были оставлены в стороне политикой консенсуса, которая консолидировала нынешнее неолиберальное Чили".

То есть в Чили завершилась либеральная повестка, которая доминировала со времен прихода к власти Пиночета.

Если в Аргентине утратила адаптивность "левая, социальная модель", то в Чили – "крайне правая, неолиберальная". Всему свое время.

В Украине же все последние годы пытаются реализовать курс "антиперонизма": отделить валютные резервы и Нацбанк от экономики, национализировать ключевые отрасли экономики, добычу природных ресурсов и базовую инфраструктуру, включая энергетику и железную дорогу.

Некоторые бизнесмены даже предлагают использовать детский труд. Максимально упрощается в пользу работодателя трудовое законодательство. И это в условиях не разогрева экономики, когда все растет (демография, инвестиции, производительность труда). А в условиях глубокой заморозки экономики, когда почти все пребывает в депрессии и сокращении возможностей.

В этих условиях нам нужна своя "миксовая модель". И это не "украинский велосипед". А адаптация существующих моделей роста к нашим специфическим параметрам.

Источник: Алексей Кущ / Facebook