+10 Киев
Девять часов утра. Я вышел на рынок в пригороде Киева – Бессарабку, чтобы купить овощей и фруктов. День был солнечный, теплый. Думая о пляже, на который я собирался отправиться с женой и детьми, я прошел группу подростков. Они стояли на углу и говорили о войне. На втором углу улицы группа мужчин всматривалась в небо и они что-то показывали друг другу. Разговор мальчишек о войне дошел до моего сознания и я присоединился к группе, которая рассматривала небо. Оно было прозрачно-голубое. Не заметив ни пятнышка на небе, я опустил глаза и внимательно прислушивался к отдельным словам и фразам.
– Вот! Вот смотрите! Я его вижу, – опять моя голова поднялась в надежде увидеть то, что всем здесь, казалось, видно, кроме меня.
Взгляд блуждал по небу. А я слушал и не верил своим ушам. В группе говорили о войне как о свершившемся факте. Вдруг и я ткнул в небо пальцем и прошептал соседу:
– Вот! Вот три!
– Где? Где вы их видите?
Пронзительно заревели сирены. Высоко в небе, вокруг едва заметных трех точек, появились круглые облачка дыма.
– О! Уже стреляют! Дядя Ваня! Дядя Ваня, где здесь бомбоубежище? – закричал мужчина. Он подскакивал вокруг почти двухметрового дворника нашего дома, все время повторяя свой вопрос.
22 июня 1941 года состоялось пять авианалетов на Киев (в 6.50, 9.50, 13.12, 19.46 и 21.55). Утром 23 июня еще три (7.05, 8.14, 10.35). Было сброшено 20 фугасных и зажигательных авиабомб весом от пяти до 250 кг. На аэродроме сгорел ангар; на станции Пост-Волынский – разрушены два железнодорожных пути и прожекторные мачты. Повреждены два высоковольтных провода, оборвана воздушная сеть; Сталинка, Чоколовка – разрушен водопровод; пострадавших – 55 человек, из них ранены – 39, убито – 16.
Дядя Ваня подпирал задом телеграфический столб, держал в правой руке метлу и внимательно смотрел в небо. Его левая рука как бы отдавала честь, прикрывая глаза от утренних лучей солнца.
– Вы слышите? Я вас спрашиваю, где здесь бомбоубежище? Вы, наверное, знаете, что ваша обязанность помогать гражданам, чтобы не было паники?
Дядя Ваня, или, как еще некоторые его называли, Иван Фомич, сердито посмотрел. Глаза его заморгали, а на устах появилась улыбка.
– Да что вы, товарищ бухгалтер, не знаете, что никакого бомбоубежища здесь нет? Идите лучше домой. Смотрите! Вон жена вас зовет.
С широкого балкона на втором этаже полная женщина отчаянно махала руками в надежде обратить внимание своего мужа.
– Или знаете что? – добавил Иван Фомич, – попроситесь вот у этого товарища, – и он кивнул на меня, – в его комнату. У него будете, как в бомбоубежище. Теперь живущим по подвалам лучше. – Иван Фомич лукаво подмигнул мне, перебросил метлу через правое плечо и закричал не хуже сирены на всю улицу:
– Вам что, заложило? Тревоги не слышите? Может ждете, пока бомбы на головы начнут падать? А ну по бомбоубежищам!
Я еще раз взглянул на небо, но кроме расплывавшегося сизого дымка от зенитных стрельб ничего уже не увидел. Пока я думал, что мне делать, послышался сигнал отбоя. Дядя Ваня снял с плеча метлу и торжественно изрек к толпе перекупщиков и крестьянок, которые, казалось, сбежались со всей Бессарабки под стены нашего дома.
– Первый бой выиграли. Враг панически отступил. Не иначе, как добьют его на его территории. Эй, вы! Классово чуждый элемент! Марш на базар, а то ишь война идет, а тут налузуете.
Женщины толпились под стенками, несмотря на приказ дворника. Иван Фомич взял метлу обеими руками и сделал движение, как бы готовился к бою. Лава женщин бросилась на противоположную сторону улицы, где начинался базар. На тротуаре остались я и Иван Фомич. Он едва сдерживался от смеха, который так и бил из всех черт его лица. Я был знаком с ним поближе. Я даже знал, что он из раскулаченных, а потому и спросил.
– Что вам так весело? Война же!
– Ну и что, что война? Пусть уже увижу, что потом будет.
Покупал я на базаре все, что можно было купить. Продукты исчезали на глазах, несмотря на цену. Домой я вернулся с непредвиденными закупками. Моя жена удивленно посмотрела на все купленное и спросила:
– Зачем это все?
– Как зачем? – совсем забыв, что она еще ничего не знает о войне, спросил я. – Ведь началась война.
– Война? Какая война?
– А такая. Самая настоящая война и, скорее всего, точно такая, как в Польше и Франции.
– Ты что, шутишь? – не поддавалась жена.
– Хороши шутки. Я сам видел немецкие самолеты.
– Где ты их видел? Не на базаре ли? – все еще не верила мне жена.
– Да-да, если хочешь знать, то просто на рынке. Именно на рынке я и узнал о войне, – дверь без стука открылась, и в нашу комнату влетел сосед.
– Вы знаете?..
– Знаем, знаем. Началась война, – перебил я его на половине предложения.
– А как вы знаете, то чего же сидите? Идите и покупайте все, что еще можно достать. Завтра, а может и сегодня, ничего не получите! – Он стремглав вылетел, как и появился, из нашей комнаты. Минуту царило молчание.
– Хорошо говорить покупайте, как есть за что. А если нет? Сколько у нас денег, жена?
– Может, до трехсот рублей наберется, если везде вытрусить, – ответила на мой вопрос жена.
По недолгом совещании мы вышли из дома. Было решено покупать все, что найдется съедобного и на что хватит денег.
Когда я вернулся, то жена и девушка, которая смотрела за нашими детьми, Маша, уже были дома. На столе было поставлено все, что они получили. Кто-то постучал в дверь. Иван Фомич зашел и огляделся. Взгляд его остановился на наших закупках.
– Это все? Мало. А если война будет тянуться снова годами? Как я шел воевать, в четырнадцатом, то моя оставалась на хозяйстве. Были у нас тогда лошади, скот рогатый и безрогий. Вы же институты закончили, а воевать думаете на этой тюльке. Ну, и Бог даст, война долго не будет тянуться, – Иван Фомич вытащил из кармана пачку бумажек и начал перебирать.
– Вот ваша, – он протянул мне повестку. В ней было сказано: "Появиться с вещами в три часа в военкомат". Прочитав, я передал повестку жене. Она посмотрела на нее и положила на стол.
Некоторое время Иван Фомич удивленно смотрел на нас, а потом повернулся и пошел к двери. В дверях он остановился, зачем-то вытер кулаком глаза и заметил:
– Разве так было, когда я такую бумажку получил? Мотря моя в рев и крик. Соседи сбежались, шум, плач. А вы так, словно это и не новость. А все из-за тех институтов. Специальностей всяких понаучивались, дипломы достали, а сердце потеряли. Эх, сердца у вас нет! – изрек Иван Фомич и вышел за дверь.
