Житель поселка Петрово Никифоров: У Поворознюка в офисе один с веревкой подбегает, хотел меня повесить. Поворознюк вытащил пистолет и выстрелил в меня. Пуля вылетела возле сердца
Ранее фермер из Кировоградской области Юрий Ткач рассказал в интервью Дмитрию Гордону, что Поворознюк стрелял в него несколько раз, две пули до сих пор остаются в его теле.
Я не слышал, чтобы Поворознюка в Петровом кто-то любил и кто-то уважал. Больше людей на него злые. Такой нагловатый, что не дай бог!
– Михаил, добрый вечер.
– Добрый вечер.
– Вы родились и всю жизнь живете в Петровом?
– Да.
– Это небольшой городок?
– Небольшой.
– Сколько человек там живет сегодня?
– Приблизительно даже не знаю.
– Но небольшой?
– Небольшой.
– Чем вы занимались на протяжении жизни в Петровом? Какое у вас образование вообще?
– У меня – электрик. Но я работал на техстанциях, занимался автомобилями. Ремонтом занимался, рихтовал.
– Образование среднее?
– Образование среднее.
– Петрово – зажиточный городок?
– Да нет. Наверное, как и везде.
– Люди чем занимаются в основном?
– Там карьер. Ну кто? Фермеры. И все.
– Сегодня в Украине Петрово знают благодаря [украинскому бизнесмену, президенту футбольного клуба "Ингулец"] Александру Поворознюку.
– Его все знают.
– Это такой уважаемый человек, судя по некоторым репортажам о нем, которого все уважают в Петровом. Любят ли его в Петровом?
– Я не слышал, чтобы его кто-то любил и кто-то уважал. Больше людей на него злые.
– А почему злые на него?
– Ну потому, что наглое такое.
– Он наглый? Он же ангел!
– Да ну "ангел". Такой нагловатый, что не дай бог!
– Как он с людьми обращается?
– Ну обращается он – как вам сказать? С кем – грубо, с кем – нормально. По-разному.
– Вы когда с ним познакомились?
– Я познакомился с ним где-то в 1993 году. В 94-м я с ним разошелся.
– А как познакомились?
– Я работал на техстанции. Он ко мне – раз! – подъехал. "Привет". – "Привет". Там немного... Дал немного подзаработать мне. Ну я ни туда, ни сюда – начал с ним дружить.
– А вы даже дружили?
– Да. То в бар поедем, то так. То к Тане его поедем в Кривой Рог.
– Это жена?
– Нет, сестра у него там есть. Туда-сюда. Потом ему дали какую-то машину – он ее расфигачил.
– А чем он занимался вообще в 93-м году? Кем он был?
– Тогда он нигде не работал. Он работал до этого в "химии". На бензовозе он работал. А потом начали эти колхозы распадаться.
– На бензовозе он работал? Водителем?
– Водителем он работал.
– Он уже на момент 93-го года отсидел или нет?
– Я у него такого не расспрашивал. Но я слышал, что он сидел по армии.
– Вы сказали: "Расфигачил вам машину". Что вы имели в виду?
– Перевернулся там.
– Он за рулем был?
– Да, за рулем он был. Ну приехал – так и так. Ну сломал – и сломал.
Поворознюк мне говорит: "Давай машину продадим твою – и я тебе через две недельки деньги отдам". Машина стоила $2 тыс. Где-то через год или два отдал мне $300
– А что это за машина была?
– "Шестерка" была. Но тогда же лучшей не было машины. Ну дальше мы там дружили еще так. А потом как-то получилось... Начались у нас какие-то сделки. Там была купля-продажа в Кривбассе, занимались раньше.
– Что покупали, что продавали?
– Целые офисы... Ну, это мы думали. Продать солярку, купить сахар... Тогда ходил бартер. Ну а потом пошло: неурядицы. Начали меня обманывать. Потом начали товарищи на меня нападать. Ну что-то там не захотел делать – и... А перед этим он машину... Машина у меня. Говорит: "Давай машину продадим твою – и я тебе через две недельки деньги отдам".
– "Шестерку"?
– Ну "шестерку", только в лучшем состоянии. Да, давай. Проходит две недели, три недели – уже ж машина переоформлена. Нет и нет. Месяц проходит – нет. Ну да время тянулось – долго тянулось время. Ну я уже начал эту машину забирать. Приехал к нему домой и дал ему подзатыльник.
– Он?
– Я ему дал подзатыльник. Он там улетел, где собаки. Родители повыскакивали, начали кричать. Ну я сел и уехал.
– На этой машине?
– Нет, на другой машине.
– Так вы взяли у него другую машину?
– Я не у него брал, а у других людей взял машину – и приехал к нему. Ну потом через пару дней ко мне милиция звонит: "Придите сюда, на вас жалоба есть". Поворознюки подали, что там собаку избили. Ну и этот уже следователь говорит: "Ну что, Миша? Плюй на те деньги – да и все". Ну я и плюнул на них.
– А много ли денег было?
– Ну, машина сколько стоила? Где-то до $2 тыс.
– В 93-м году?
– Да, в 93-м.
– Это большие деньги были.
– Большие деньги были. Ну, я и плюнул.
– Следователь сказал: "Плюнь на эти деньги"?
– Да. Ну, я и плюнул на эти деньги. Где-то год или два прошло. Смотрю – он уже едет на 99-й вместе с женой. Останавливается возле меня, дает мне $300. Говорю: "А остальные где?" Ну не дал – и не дал. Уж, думаю, бог с ним, плюнул на эти деньги.
– То есть дал $300?
– Да. Плюнул на эти деньги. А потом же пришел и начал травить меня. Так как, например, с этим, с Кириленко. Идут – и налетели на меня.
– Кто это?
– Это его товарищи. Налетели, подрались – и все. Я отбился – и пошел.
– Сильно избили?
– Они – не сильно, но я сумел отбиться. Потом на следующий день приехали они, человек пять. Ну поболтали, но меня уже никто не трогал. И потом время прошло. И я перед этим товарищу одолжил $1600. Я говорю: "Дай мне деньги". Он говорит: через Поворознюка будет давать. Я говорю: "Ты сам отдай". Говорю: "У меня и так с ним проблемы". Прошло время, приезжают ко мне товарищи из Поворознюка бригады.
– А у него уже бригада была?
– Ну да, четыре человека у него было.
– Кто? Рэкетиры?
– Я не знаю, как их назвать. Но они петровские. Забрали меня туда же, заходит...
– Куда увезли?
– К нему, в квартиру.
– В квартиру к Поворознюку?
– Ну да, там уже он квартиру себе получил однокомнатную, второй этаж там был.
У Поворознюка в офисе один с веревкой подбегает, хотел меня закрутить и повесить. Поворознюк вытащил пистолет. Пуля вылетела у сердца, дыхание перекрыло
– А что значит "забрали"? Как они вас забирали?
– Ну подъехали: "Поехали" – ну и поехали. Я сел и уехал с ними. Это дали мне $1 тыс. Я говорю: "А где $600?" Да и говорю: "Ты задрал", – говорю, – так же не делается". Развернулся и ушел.
Ушел – когда звонят на следующий день: "Давай сюда! Ты антенну украл". Или поломал, или что там я ей сделал. Короче, понты начали гонять. Прихожу. Нашли они там девочек. Это же я сидел – он показывает пальцем. Он был. А я его не могу увидеть, ведь тогда была темень. Ну я, в принципе, так бы никогда не поступил – чтобы там какую-нибудь антенну ломать или что там. И что это за антенна стояла, я не знаю. И потом как-то оно было. Девочки ушли. И один с веревкой подбегает, значит, хотел меня закрутить и повесить.
– Это дома у Поворознюка?
– Ну у него офис – я не знаю.
– Офис?
– Да.
– Вы пришли в офис к нему?
– Да.
– Хотел повесить?
– Ну, меня хотел там товарищ повесить. Он сейчас живет в Германии.
– Как фамилия?
– Миша Кириенко.
– Он накинул на вас удавку?
– Он не успел набросить. Он пока набрасывал, этот же, смотрю, пистолет вынимает.
– Кто?
– Поворознюк. Вытащил пистолет. И этот же пока бегал, прыгал около меня с той веревкой, я же его хотел тоже угреть. Тогда еще здоровье было, что можно было угреть. И вот слышу такой удар, такой: гуп! Так по груди ударил, что так у меня... Я спортом занимался и боксом занимался, но меня так никто не бил, как меня, как вылетело это из груди.
– Кто ударил?
– Не ударил – это уже пуля пришла в меня. Со стороны. Он не бил – это он сидел там со стороны.
– Поворознюк?
– Да. Где-то примерно градусов 40 или сколько. Это пуля как пошла, она попала мне сюда – и вылетела у сердца. У меня рубашка была расстегнута. Смотрю – барабуля здесь такая на груди появилась, где сердце. Смотрю – кровью наливается. Ну а дышать не было как – все перекрыло. Дыхание – все перекрыло.
– Испугались?
– Я не успел испугаться. Я даже не понял.
– Сколько человек было в комнате?
– Пять человек было.
– Поворознюк и еще четверо?
– Да.
– Кириенко, вы сказали. Кто еще?
– Кириенко, Дегтярев Игорь, Высоцкий Игорь и Свистунов Олег.
– Это его "бригада"?
– Ну, это его "бригада" тогда была.
– Они все петровские?
– Они все петровские.
– Так, что дальше было?
– Ну а дальше было... Взяли меня за руки, бросили в машину и где-то увезли. Где-то катали меня – не знаю. Желтые Воды – где-то там. Глаза-то открывать – я вижу всех, соображал, сознания не терял.
– Вы сидели сзади?
– Сзади меня бросили, так я... Повезли в Желтые Воды меня. Я не знаю, полчаса или, может быть, час были. Как-то они, видно, или советоваться, что со мной делает. И после того меня... Это же Игорь сказал, что "ну его в баню, у меня отец сидел – я не хочу тоже сидеть". И привезли в больницу.
– А Поворознюк где в это время был?
– Тоже там, за рулем был – все это.
– А, он был в машине?
– Да, он был в машине.
– Пистолет был у Поворознюка в руках?
– Да, у Поворознюка.
– Какой пистолет? Вы помните?
– По-моему, "макаров", говорили. Но мне пулю в руки не давали. Вещественные не давали.
– Вы уверены в том, что стрелял в вас именно Поворознюк?
– Это 100 процентов. А кто может выстрелить? Пистолет же был, я видел. У этих же пистолетов не было. Это веревки были.
– А он что, дурак такой?
– Я вообще не знаю, как это можно было выстрелить в человека. Человек безоружный, во-первых. Я был таким, как сейчас.
– За копейки.
– Да копейки мне что? Даже копейки не должен был.
– Так, возили вас. Что дальше?
– Как раз это подвезли. Ну вытащили и положили меня. И подошли.
– Положили куда?
– На пол. На дорогу положили. Подошел Ткаченко – я помню это.
– Кто это?
– Врач. И Яновский – хирург.
– То есть они вас привезли в больницу?
– Да, уже потом они привезли меня в больницу.
– Петровская больница или другая?
– Петровская, да.
– У вас есть больница в Петровом, да?
– Да, да.
– И уложили на пол прямо?
– Уложили на пол.
– А вы в крови?
– Я в курточке был – у меня же все это заплыло тут же. Они как видели... Как я лежал – и сгустки сочились из легких. Они думали, что все мне. Ну а потом он это списать на Игоря Высоцкого. Что Игорь Высоцкий стрелял по мне.
– Подождите, пожалуйста. Вас привезли в больницу. И врачи вас спасли?
– Да. Врачи меня вынесли на четвертый этаж. Помню.
– Вы уже всего не помните, да? Или помните?
– Нет, я все помню. Я до конца это помню.
– Вынесли – дальше что было?
– Вынесли... Спросили, кто стрелял.
– Врачи?
– Я говорю: "Поворознюк стрелял". Он стрелял. Ну и принялись меня резать. Слышу там разрезали. Потом слышу, начали там... Ковырялись там что-то. Ну все я это слышал, только ничего не мог поделать.
– Но наркоз был?
– Его тогда почти не было, потому что я слышал разговор. Что доктора говорили – я все это слышал.
– Что говорили?
– Два раза Ткаченко, анестезиолог, говорил: "Ну п...дарасы". Думаю: п...дарасы – так п...дарасы. Ну а потом уже в коридор меня выкатили. Помню, головой лежу – нет простыни – нигде ничего нет. Говорю: "Сестричка, дай хоть чем-нибудь укрыться. Хоть простынь дай". Оно еще зимой было холодно.
– Это зима была?
– Да. Потом же пришло лечение, лечение, лечение. Капельницы за капельницами.
После ранения мне вырезали несколько ребер. Год жизни вылетел, сейчас у меня инвалидность
– Сколько лежали в больнице?
– Меня перед Новым годом выписали. Потом через две недели отправили меня в Кировоград, потому что температура постоянно. Затем в Кировограде (после 2016 года – Кропивницкий. – "ГОРДОН") полежал где-то около месяца. Выписался из больницы – и у меня пошли снова проблемы: начала грудь усыхать, правая сторона. И где-то ходил до сентября месяца. У меня с утра нормальная температура, а вечером – 39 °C. И это каждый день. Потом уже температура – это в сентябре – она к 40 °C ушла. Сбивай, не сбивай – уже было все равно. Приехал туда – мне еще одну операцию проделали.
– В Кировограде?
– Кировограде. Вырезали пару ребер.
– У вас ребер нет?
– Нет у меня ребер. Ну а потом полежал я в Кировограде пару недель или неделю и уже решил не лечиться, потому что... Эти сделали операцию, они хлопнули здесь – ребра торчат – все точит это. Ну кончики – оно было видно. И брал из бутылки заливал туда воду с порошком "Лотос". Это мне доктор так посоветовал. Так я выписался домой. Однажды у меня тогда к жене подружка приехала из Киева. И познакомились с профессором в Киеве. И попали сюда в институт. В институте я еще где-то два с половиной месяца пролежал. До Нового где-то еще так полежал.
– То есть год у вас вылетел?
– Год вылетел. Ну и так я из дренажа не выписался – долго я еще ходил. До мая месяца с этими дренажами. Вы знаете, что такое дренаж? Трубка торчит.
– А это правда, что Поворознюк дал денег Высоцкому, чтобы он взял вину на себя? Типа он в вас стрелял. И Высоцкий отправился в бега.
– Да, это правда. Было такое. И он вот где-то в Россию смылся. Это Высоцкая ко мне подходит и говорит: "Это мой сын стрелял?" Говорю: "Да нет, стрелял Поворознюк по мне". Смотрю, мамка повеселела. И потом со временем Высоцкий приехал.
– Он к вам не подходил?
– Я недавно его видел. Ну недавно – в прошлом году я его видел. Они тоже издевались над ним, над этим Высоцким.
– Поворознюк?
– Поворознюк. Высоцкий говорит: "Меня так фигачили, что я кровью ссал". Он просто, я вам сказал, как "шестерка" у них был. Сейчас он живет круто, так где-то в Киеве живет.
– Как вы жили эти годы? Вам что-то напоминало об этом случае?
– Мне все время напоминает. Оно болит...
– Болит до сих пор?
– До сих пор болит. Оно и будет болеть, потому что ребер нет здесь и защиты же нет такой.
– Вам инвалидность дали?
– Ну, я сразу на инвалидность не бросался. Я инвалидность получил – где-то через два года бросился. Мне доктор посоветовал. Говорит: "А чего вы не на группе?"
– То есть вы человек с инвалидностью?
– Да, я человек с инвалидностью. Я был второй группы, но в последнее время третья группа.
Поворознюк говорил: "Я тебе $15 тыс. даю", ребенком поклялся. Не дал ничего, пару тысяч гривен на лечение
– Поворознюк вам помогал вылечиться?
– Он мне вообще, я вам скажу, пару тысяч дал.
– Долларов?
– Нет, не долларов – гривен. Копейки он дал. Ну и просили у него.
– А он пришел в больницу?
– Нет, он не пришел. Он ведь был где-то, в бегах был.
– А в бегах был?
– Да, он в бегах был. Это милиция все знает, как оно.
– Сейчас до милиции дойдем еще. То есть он не пришел – передал через кого-нибудь?
– Нет, ну я это постоянно по больницам лежал. Да он жене что-то передал – ну там сумма такая...
– 2 тыс. грн?
– Ну, там пару тысяч. Копейки тогда передал.
– Скажите, пожалуйста, должно же быть так: если вас доставили в больницу, у вас огнестрельное, да – то надо что? Надо заявлять в милицию. В милицию вы заявляли? Врачи заявляли вообще?
– Когда огнестрельное ранение, они обязаны...
– Ну естественно.
– Ну и суд же был.
– Стоп, они заявили в милицию? Врачи.
– Ну врачи же, да. Ко мне тогда приходил же и этот... Нерода – только второй Нерода был там. Есть Василий Николаевич – или Николай Васильевич, – а есть Николай Николаевич.
– Кто это? Нерода?
– Нерода Николай Николаевич – начальник милиции был.
– В Петровом?
– В Петровом, да. Ну а это я не помню, насчет Васильевича.
– То есть он к вам пришел?
– Да.
– Что он спрашивал?
– Ну, он спросил, кто стрелял.
– Вы сказали, что Поворознюк?
– Сказал, что Поворознюк. Он и ушел. Больше ко мне не подходил.
– Ну а дело было? Дело было какое-то? Уголовное дело.
– Я этих дел и не видел.
– То есть это просто замяли – и все?
– Ну выходит, да, замяли. Я не знаю.
– А вы правды, справедливости искали? Ну как это так: в вас стреляли, вас чуть не убили – справедливость должна какая-нибудь быть?
– Должна была такая, а где ее взять? Я знаю, что ну дали бы ему два-три года, но я остался бы... Ну то, что он пообещал мне... Говорит: "Я тебе $15 тыс. даю".
– Долларов?
– Долларов.
– Ага, пообещал.
– Думаю – и говорю: "Поклянись ребенком". Он машет: "Да, клянусь". Ну я думаю: если ребенком поклялся, то отдаст эти деньги.
– То есть вы сами спустили это дело на тормозах, да?
– Да, я спустил это дело.
– Сами?
– Да.
– Зная, что он даст $15 тыс.?
– Да, да. Так и есть.
– Он дал?
– Он не дал. Вот это говорит: "Покажи мне эти бумаги, где ты лечился". У меня все было собрано, что я лечился или в Киев приезжал. Все были собраны документы. Он эти документы только – раз! – в руки, в машину – прыг! И уехал. Я звоню тогда в суд. Говорят: "Надо было решать, когда суд продлевался. После суда вы уже ничего не сделаете". Да на том и остановились.
– Он вам что-то дал?
– Да ничего он не дал...
– Ничего из 15 тыс. не дал?
– Не дал ничего.
– Поклялся ребенком – и ничего не дал?
– Поклялся ребенком – и ничего не дал. Это самое обидное: он поклялся ребенком. Я не знаю, как это можно: поклясться – и...
– А эти четверо, что были с ним тогда – эта "бригада" – они что-то получили? Какие-то сроки, может, или еще что-нибудь?
– Никто ничего не получил. Потом уже он их там сдавал – я не знаю. Этот свистик, по-моему, сидел за оружие. Игоря Высоцкого – тоже было, посадили. Тот четыре года отсидел, второй – я не знаю сколько. Сидели ребята.
– Но не за вас?
– Нет, не за меня они сидели. Я и не хотел бы, чтобы за меня кто-нибудь сидел.
– А вот сейчас у вас есть обида на Поворознюка? Или нет?
– У меня оскорбление есть: это что он деньги не отдал.
– А что стрелял – нет обиды?
– И то, что стрелял. Инвалидом сделал. На всю жизнь инвалидом. Как вот встаешь – болит, ложишься – болит. Не обследовано. Как я в год, бывало, по четыре, по пять раз в больницу ложился. Бывало и побольше.
– Вы часто его видите?
– Я не вижу. Ну когда-то вижу: так едет такая харя, улыбается – вот и все. Он не останавливается возле меня.
– Его Ропиком называли, да, когда-нибудь?
– Да, Ропиком.
– А почему Ропик?
– Не знаю. Это, может, школьное имя или какое – не знаю. Как познакомился, он уже был Ропиком.
Поворознюк в доверие хорошо втирается. Он аферист такой офигенный, что не дай бог
– Ропик. Как он стал таким человеком, что у него интервью берут уважаемые журналисты, что он в политику собрался, я слышал? Хочет в партию "Слуга народа".
– Ну, оно работает. Да он к людям, может, подход имеет... Просто тех людей, которые с ним будут сейчас работать, жизнь по-любому накажет. Знаю по себе.
– Ну, а что он? Людям втирается в доверие как-нибудь?
– В доверие он втирается хорошо. Он аферист такой офигенный, что не дай бог.
– Талантливый аферист?
– Талантливый. Очень талантливый.
– Я смотрю на него – в глазах у него написано одно слово "трус". Он трус или нет?
– Я не знаю. Был мужиком – он не стрелял бы, а дал бы мне по морде или – я не знаю. Ну один на один. Я предлагал: "Давай выйдем один на один". Что это два на три... Втроем налетать или вдвоем налетать. "Давай один на один выйдем" – и все.
– А он всегда такой жирный был?
– Нет, он был нормальный, как этот...
– Нормальный был?
– Да, нормальный. Он такой же, как и я. Он носил мою одежду, я ему давал. Он тогда бедновато жил.
– Как он поднялся? В чем?
– И на чем? Ну, в доверие входит... Даже с этими колхозниками. К председателям входит в доверие... Уходило от них все. И земля уходила, и дома уходили. Я помню Шелеха Ивана Ивановича, последнего... Он ко мне когда-то привозил.
– Кто это?
– Поворознюк. Это был глава колхоза. Богатый человек был. Ну это он мне говорит: "Вот бери землю". Ну куда мне землю брать, если я болен? Куда мне ею заниматься тогда было?
– Шелех говорит?
– Нет, Поворознюк говорит: "Шелех тебе отдает эту землю, все это". Привязал его тогда за шкибарки, меня привел в квартиру его. Ну что Шелех? Шелех боится – и все. Тоже зашугал его.
– А почему Поворознюка боятся так в Петровом? Вот объясните мне.
– Да ну, раньше никто не боялся.
– А сейчас почему?
– Потому что, например, он в меня выстрелил – и безнаказанным остался. Уже люди стали бояться.
– Он много еще в кого стрелял?
– В меня – это точно стрелял.
Поворознюк по мне стрелял трижды, только раз попал
– Ну вот, Юрий Ткач давал мне интервью. Сказал, что в него он стрелял трижды – Поворознюк.
– Ну и в меня трижды он стрелял – только раз попал.
– А стрелял трижды?
– Да, только раз попал. Ну, это ребята могут подтвердить.
– Три выстрела было?
– Да, да.
– А, было три выстрела?
– Три выстрела. Ну, там было, две пули в стенке застряли, а одна в меня вошла.
– Слушайте, ну какое-то сафари на живых людей. Я ничего не понимаю.
– Да я и сам не понимаю. Дурачок – и дурачок, но взять и выстрелить...
– Я не понимаю, как столько лет при разных прокурорах, судьях, руководителях милиции, полиции этот человек может быть на свободе. Как это происходит?
– Не знаю даже.
– Он что, всех коррумпировал там?
– У него же подход есть – он может подойти.
– И что?
– А кто откажется от денег?
– То есть он дает?
– По-любому дает. Никто же не будет так гладить. Стрельнул – погладили: "Молодец, Саша. Дальше делай".
– А как он, по вашему мнению, смог обрести популярность такую относительную? Как он стал популярным в Украине, известным в Украине?
– Да я даже не знаю, как можно было стать известным таким, что... Он без мата не может сказать.
– А что люди в Петровом говорят?
– Ну ничего не говорят. Видят, что дурачок, – да и все.
– Ну не такой он и дурачок.
– Нет, ну он не дурачок.
– Я бы не сказал, что он дурачок.
– Не дурачок. Понятно, что не дурачок.
– Он подонок, но не дурачок.
– Умный парень. Подходы у него есть к каждому. Он знает, кого попустить, кого приподнять.
– Вы приехали в Киев дать это интервью. Вы не боитесь?
– Конечно, будут неприятности и у меня, и у жены будут неприятности.
– Жена же ваша – секретарь сельсовета, да?
– Да, жена работает. Тоже должность у нее такая хорошая.
– Почему вы решились на этот шаг – дать интервью?
– За то, что он поклялся ребенком. И здоровья лишился своего. Если ты так богат, ну сделай. Ты миллионер. 15 тыс. отдал бы – да и бог с ним.
– И вы бы простили его?
– В то время – да, простил бы. Я не злопамятен. Не сильно.
– Вот вы приедете сейчас домой. Выйдет это интервью. Поворознюк его посмотрит.
– Ну пусть смотрит – что я?
– Вы не боитесь, что он еще будет стрелять по вам?
– И стрелять – он сам не стрельнет. Может, других кого-нибудь пошлет. Сам он не рискнет и побоится – не стрельнет сам.
– А в Петровом вообще понимают, что ему уже кирдык или нет?
– Ну разговор ходит, что война закончится – то...
– Так кирдык?
– Так кирдык будет.
– А может быть, и до начала окончания войны.
– Или к началу. Разговор ходит.
– То есть люди понимают, что это не может длиться долго, да?
– Люди понимают. Да, не будет это долго. Разговоры ходят, что висит на волоске. Сейчас же он, конечно, там на ВСУ как будто какие-нибудь машинки дает.
– Столько у людей забирать – можно что-то и дать из того, что унес.
– Да ну да, я тоже был бы... Может, и богат был бы, блин. Действительно, был бы нормальным человеком. Я людей никогда не наказывал. И не хотел. Когда с ними работал, то я никогда не мог ударить или еще что. Не было у меня такого, чтобы кого-нибудь побить или зло какое-нибудь сделать.
– Это правда, что на Поворознюка было 13 томов уголовного дела?
– Правда.
– Что там было в этих 13 томах?
– Я их не читал. Помню, какое-то насилие было. Там какая-то девушка – я не помню. Крайничук вроде бы там был. Короче, что-то такое. Вроде как насилие было.
– Дело об изнасиловании было на Поворознюке?
– Я видел, что было. Но это уже прошло 25 лет. Было такое.
– Ну, он талантливый человек, я вам скажу. Это надо было коррумпировать так стольких!
– Это знает и полиция. Мне говорил один милиционер, что где-то они или из Кривого Рога эту девочку тягали... Ну короче.
– То есть было изнасилование?
– Было изнасилование.
– Скажите, пожалуйста: был такой фермер, богатый фермер – Иван Великий. И у него был конфликт с Поворознюком, а затем Ивана Великого убили. Поворознюк имеет к этому отношение?
– 99 процентов. Так просто людей не убивают.
– А вы знали Великого?
– Я его видел. Но я с ним так... "Привет". – "Привет". Да и все.
– У них был конфликт интересов, да?
– Да, там был конфликт интересов. Ну мужик был такой приятный, нормальный, честный.
– И что произошло?
– Ну, произошло... Слышал, что Желтые Воды... Ну что убили его.
– В Желтых Водах?
– Машина остановилась там, бабахнуло – и все. Это же по видео оно есть. Ну, разговор долго ходил насчет этого. Ропик, Ропик.
– Поворознюк?
– Поворознюка работа это. Ну и ходит до сих пор. Его работа – больше никто не может.
– Но не раскрыли ничего?
– Не раскрыли ничего. Да, мне кажется, и не раскроет никто. Ну кто раскроет? Нет человека, как говорится, – нет проблемы. Это сам Поворознюк такое говорил.
– Это надо было так заминать дела против Поворознюка столько лет? То есть он коррумпировал и руководителей милиции, и судей, и прокуроров? У него судья кто-то из родственников был, да?
– Ну его уже, царство небесное, нет. Это был Юрченко.
– Родственник его?
– Родственник был. Ну да я этого Юрченко видел: он всю жизнь на "Москвиче" проезжал. Чтобы сказать, как обычно, ездит на крутых тачках – он всю жизнь на "Москвиче" проезжал. Но Поворознюка, конечно, выручал.
Поворознюк был бедноват, когда я с ним познакомился. Домик у них был под соломой. У него ни копейки не было за душой
– Как вы думаете, почему Поворознюк столько лет безнаказанный? Как это может происходить?
– Как? Деньги есть деньги – чудеса совершают.
– Он богатый человек вообще?
– Он же был бедноват. Я вам уже говорил, как он жил, когда с ним познакомился. Домик у них был под соломой. У него ни копейки не было за душой. И после того, как меня пристрелил, – это в 2000 году – смотрю, уже у него там тракторов куча, комбайнов куча. Денег набрал. С Петровского района собрал.
– Сейчас у него офис там, да? Большой офис?
– Офисы у него. Офисы, магазины. Ну, у него все есть.
– Ну, у него клуб футбольный, высшей лиги даже.
– Этот клуб футбольный – ну все у него есть. Живи и радуйся.
– Но он что-то не радостный.
– Ну, сейчас радость, конечно, теряется.
– Что у него за семья? Вы знаете его семью?
– И знаю. Жену его знаю.
– Нормальная семья у него?
– Ну я бы не сказал. Как вот мы ехали когда-то... Я немного тоже погуливал, конечно, от жены своей. Так у любовницы там шапку свистнули они. Ну это еще были бедноваты они. Но просто не было доказано. Потому что я смотрю: едем – шапка. Люда держит шапку. Говорю: "А чья это шапка? А дай посмотрю!" Ну, в руки они так не дали ту шапку, чтобы я взглянул.
– Чем же дети занимаются?
– Ну дети – фермеры же. Виталька же у него тоже.
– Как вы думаете, чем все кончится по отношению к Поворознюку?
– Я думаю, здесь ВСУ вернутся – будут большие проблемы у него.
– Почему?
– Потому что он там рассказывает, что показывает, те машинки гоняет. Мне кажется, все это ложь.
– А он лжец вообще?
– Ну, умеет.
– Вы знаете, о чем я думаю сейчас? Я даже не думаю о местных властях, которые покрывали и крышевали Поворознюка все эти годы. Я думаю о людях, о вас думаю. Вы стали его жертвой – и у него еще много жертв.
– Я думаю, да.
– Почему молчат люди?
– Потому что люди привыкли.
Знаю тех, кого Поворознюк ночью вывозил на кладбище и заставлял копать яму
– Ну как они к такому привыкли?
– Здесь же я знаю сколько... Даже знаю тех, кого он вывозил на кладбище. Уже ж не выйдет и не скажет, что "он вывозил меня... Заставлял меня яму рыть там ночью".
– Поворознюк? Вывозил?
– Было же такое. Было.
– Людей на кладбище?
– Да, вывозил.
– Зачем?
– Ну, там долги выбивал. Я не знаю, зачем он вывозил.
– И копали яму?
– Копали яму.
– А потом?
– Я знаю таких людей. Но ведь он не скажет, что "я копал". Это у них... Да, может, и скажет. Это Коля Рюк мне это рассказывал. Говорит: "Если бы тебя не замочил раньше Поворознюк, то могло и мне такое быть". Ну зашугал, так что... Прикиньте: вывезти на кладбище и заставить, лопатой чтобы рыл яму.
– А что он еще делал?
– Слышал, что издевался над людьми. Ну бил хорошо. Ну, он может бить, но когда у него кто-то стоит рядом. Он же один – один же не может надавать.
– А он что-то делает?
– Слабых он людей избивал.
– А он что делает реально для Петрового? Ну клуб высшей футбольной лиги – люди радуются тому, что есть "Ингулец" в Петровом?
– Не знаю. Я не ходил на эти клубы, мне как-то... И из-за него мне этот клуб неприятен.
– Ну, а может, он дороги сделал?
– Да какие дороги? Дороги какие были, такие и есть.
– Что он сделал для Петрового?
– Я не вижу, чтобы он там сделал. Ну, стадион строит там. Это уже сколько лет – не знаю. Один есть стадион, другой строит.
– Вы знаете, я сейчас думаю над тем, о чем вы рассказали. Это ужас. Ужас не только от того, что происходит в Петровом. А я что-то подумал: а что происходит еще в других городах и городках, о чем мы не знаем?
– Ну насчет него, конечно, слухи есть, но... Просто это знакомая говорила моя, что я гулял с ней когда-то, что там брат пропал. Ну это же он тоже в их компашке был.
– Пропал совсем?
– Пропал без вести. Он пропал где-то. Ну это уже давно он пропал.
– Ваша жена работает секретарем сельсовета. Она общается с Поворознюком как-нибудь?
– Да я сейчас даже не знаю, потому что мы сейчас с ней уже... Она не хотела, чтобы я сюда ехал.
– Вот вы приедете домой – нагорит вам?
– Ну, нагорит мне. Будут проблемы у меня.
– Что вы ей скажете?
– Да что? Скажу, что не сдержался. Высказаться надо было.
– Если после нашего интервью полиция придет – причем не местная, районная или областная, а полиция из Киева – и попросит вас, чтобы вы рассказали, что было, что на самом деле было, как Поворознюк в вас стрелял, как он вас чуть не убил, вы расскажете все, что было?
– Конечно, расскажу. Да я вам и рассказал. Стрелял он же: не просто так стрелял. Я не знаю: испугался, не испугался – ну как? Как можно выстрелить? Тем более, я ему ничего не должен был.
– Я вам последний вопрос задаю. Вы верите в справедливость?
– Не верю пока.
– Не верите?
– И, наверное, не будет той справедливости. Потому что сейчас и в Украине, мне кажется, что не очень-то она так хорошо... Тем более, сейчас война идет. И здесь... Мне кажется, и в Киеве здесь непорядок.
– Ну что ж? Давайте посмотрим.
– Ну, посмотрим. Будет порядок – я буду радоваться.
– Надежда есть?
– Есть.
– На справедливость?
– Да, да.
– Я думаю, это главное. Благодарю вас.
– Спасибо.