-2 Киев
Путин не дает команды россиянам уйти из Херсона. Для него это потеря авторитета
– Господин Роман, добрый вечер.
– Добрый вечер.
– Я вас, во-первых, хочу поздравить с тем, что вы попали в рейтинг самых влиятельных украинских военных. Я считаю, что это заслуженное и очень почетное звание.
– Благодарю вас.
– Вы сейчас находитесь на юге, на фронте, и знаете, что и как происходит. Я просматривала ваше интервью месячной давности, где вы говорили о том, что активные действия еще не начались. Что сейчас происходит?
– Ситуация особенно не изменилась. Здесь вопрос в том, что мы думаем, что мы подразумеваем под активными действиями. Если мы говорим конкретно о наступлении, которого все ожидают и которое, как все понимают, должно быть, чтобы выбить противника с правого берега нашего великого Днепра, то эти действия еще не начинались. Но сейчас идут активные позиционные бои, артиллерийские дуэли. Враг на некоторых направлениях даже активизируется и пытается вернуть себе некоторые позиции, потерянные во время последних наших наступательных действий, и достаточно активно пытается это сделать. Но Вооруженные силы Украины отразили эти атаки. Хотя я скажу, что они не останавливаются. Враг периодически пытается на тактическом уровне вернуть себе те позиции, которые были утрачены.
Поэтому сказать, что враг сегодня просто поднял руки и ждет, когда же мы его, там, вытолкаем с правого берега Днепра,– этого нет. Враг еще ресурсный, враг активен и еще пытается все-таки держаться, а также проводить некоторые активные действия по возвращению территорий.
– Ну, вот можем пройти по виртуальной карте по линии фронта. Херсон. Могут ли российские войска покинуть город и когда? Потому что информации много, но она очень разная. И о том, что они эвакуировались сами, и грабили, и вывозили... И сейчас говорят, что они там что-то укрепляют.
– Ну, тут вопрос такой... Знаете, если просто ждать, что враг покинет город, – такого никогда не будет. Враг покинет город тогда, когда мы создадим такие условия для него, чтобы он наш город – Херсон – покинул. Еще раз говорю, из моего предыдущего спика, что враг еще достаточно ресурсен и он сейчас еще не собирается уходить из Херсона и будет держаться столько, сколько мы ему позволим.
Поэтому здесь можно говорить многое: в первую очередь потому, что это политическое решение Кремля, по нашей информации. И с этим согласны многие эксперты и даже наши руководители разведок: что [президент РФ Владимир] Путин не дает команды отойти им из Херсона. Для него это утрата авторитета. Поэтому он жертвует своими солдатами, чтобы удержать этот правобережный плацдарм.
Потому что с военной точки зрения он [плацдарм] для россиян достаточно невыгоден. Во-первых, они несут на нем большие потери, а во-вторых, на нем можно оставаться только тогда, когда у тебя есть перспектива наступления, или им нужно уходить. У них нет перспективы наступления сейчас, хотя они пытаются локально это делать. Им нужно накопить большее количество войск. Приближаться им не разрешают. Поэтому они теряют там своих людей исключительно из-за политических амбиций своего лидера.
Скриншот: Алеся Бацман / YouTube
– О политических амбициях. Мне несколько экспертов уже сказали, что, по их мнению, Херсон очень важен для Путина и вообще для его власти в целом. Они считают, что как только украинская армия освободит Херсон, сразу же в Кремле начнутся процессы, которые могут привести к смене власти. Потому что это вызовет такие реакции, в том числе и в окружении Путина, – сделает из него такое посмешище, что придется либо уйти, либо снесут, либо еще что-то, но будет смена власти. Как вы думаете?
– Ну, здесь, знаете ли, прогнозировать достаточно сложно, что произойдет именно в Кремле. Я не думаю, что из-за Херсона произойдет смена власти. То, что смена власти произойдет однозначно, то, что они уже начали войну, то что они снизили статус России в глазах международного сообщества... Если раньше, пока они не применяли свою армию массово... Ну, там, только в Сирии и свои воздушные силы в других странах, вагнеровцы воевали, и все считали: "О, какая сильная армия... Если сейчса они только часть применяют, то что будет, если они всю армию применят?" И таким образом они могли влиять на международное сообщество – вели переговоры исключительно под влиянием силы вроде бы той, которая стояла за спиной у переговорщиков: министра иностранных дел или самого Путина.
А сейчас Украина этот миф просто развеяла. И теперь все международное сообщество понимает: во-первых, с этим террористом можно и не договариваться. Его армия ничего не стоит. Он может только угрожать. А если говорить о ядерном оружии, то оно есть не только у России, но и во многих странах мира. И это вообще в первую очередь оружие сдерживания, а не оружие для войны. И он это прекрасно понимает. Поэтому если кто-то откроет ящик Пандоры – потом его уже не закроет.
Поэтому смена власти – она однозначно будет. Но будет ли это потому, что он сдаст Херсон? Я не уверен. Я думаю, что они сейчас будут искать пути для того, чтобы показать какую-нибудь победу. Я не думаю, что это будет Донбасс. Хотя они пытаются там продвигаться, у них там были какие-то тактические продвижения недавно в районе Марьинки. Они и в Херсонской области пытаются, но у нас есть информация, что они все-таки отсюда выводят более боеспособные войска, а сюда заводят мобилизованных для содержания. Продолжать удерживать собираются. И я думаю, и некоторые эксперты думают, что они, возможно, захотят двинуться вверх по Днепру, наступать вдоль… Ну, по запорожскому направлению. Поэтому эти направления: и херсонское, и запорожское – сейчас должно быть под пристальным вниманием.
Надо понять, что противник может и в заблуждение вводить для того, чтобы дезориентировать наше военное руководство. Но они, думаю, это понимают. И я не думаю, что сдача Херсона приведет к каким-либо событиям в Кремле. Все уже закрутилось, но не так быстро. Я думаю, что Херсон мы возьмем раньше, чем все там начнется. А потом после этого будут события, которыми они будут пытаться показать какие-то победы, а потом будет развал Российской Федерации.
– До зимы сможем или нет, на ваш взгляд?
– Я хочу. И многие хотят это сделать, но много сопутствующих факторов. Знаете, одно дело – желание, второе дело – что многое на это влияет. Во-первых, резервы. Во-вторых, подготовлены войска. В-третьих, силы противника: нужно оценивать, ведь здесь стоят пока самые боеспособные войска Российской Федерации. Это воздушно-десантные войска. И это то, каким образом мы сможем обрубить все же им логистику. Мы постепенно это делаем, но полностью не смогли. И достаточно много факторов.
Если все будет складываться в нашу пользу, если мы сможем поставить нормальное количество войск, подтянуть резервы, если мы сможем... Если погода будет подходящей и мы сможем вести боевые действия, танки смогут проходить, потому что это очень важно. Если не будет постоянных дождей, когда не смогут летать наши дроны. Это тоже достаточно важно. Возможно, кто-то думает: "Ну, дрон летит или не летит". Это очень важно: когда мы видим, когда мы не расходуем просто так свои боеприпасы, которых у нас, к сожалению, маловато. Если все эти факторы нормально наши командиры смогут организовать, если военная удача будет на нашей стороне – я думаю, мы сможем. Это нормальный срок – к концу года, – чтобы этот вопрос решить. Но еще раз говорю: для этого нужно что-то делать. Нельзя просто ожидать, что противник отступит на левый берег.
У Украины есть время, пока не прибудут мобилизованные российские войска. Затем будет сложнее
– Роман, вот вы сказали о том, что враг ресурсный. Я хочу разложить этот вопрос более подробно на две составляющие. Первый ресурс – это человеческое "мясо", которым враг забрасывает нас. И второй ресурс – это уже техника: и бомбы, и дроны, и все остальное. Давайте начнем с первого. Мобилизация путинская – реально ли она изменила расклад на фронте? Что она дала им? Правда ли, что они приостановили ее? Потому что все-таки то, что мы видели даже в секретных протоколах, созданных ними, – там миллион был написан, отнюдь не 300 тыс., как [министр обороны РФ Сергей] Шойгу с Путиным на камеры сказали – я так понимаю, чтобы немного снизить градус протестов тех, кого бросают на фронт как мясо. Потому что они же никакого обучения не проходят. Вот что с мобилизацией?
– Ну, мобилизация – ее тоже можно разложить на части. Во-первых: как она влияет на военную ситуацию и на внутреннюю ситуацию в России. Относительно военной ситуации – я думаю, что 300 тыс. они не ограничатся. Потому что они уже реально видят мощь украинской армии и понимают, что даже 300 тыс. им не хватит для того, чтобы добиться какого-либо успеха. Даже удержать те территории, которые они уже оккупировали.
Во-вторых, они потеряли время. В то время, когда мы проводили мобилизацию и готовили свои войска... И сейчас мы имеем... Последней цифрой было 700, но у нас она продолжается. 700 тыс. уже подготовленных войск, которые мы можем вооружать и пускать в бой. Россияне только начали. И это то время, которым нам нужно сейчас воспользоваться, пока эти мобилизованные войска не подошли. Но они тоже будут готовить свои войска. И даже когда они будут приходить через некоторое время – через месяц-два – они тоже будут становиться солдатами. Первое время на войне ты всегда не знаешь, как бомба летит, как стреляют, где она по тебе, где рядом с тобой... Там очень много факторов. Потому некоторое время у нас еще есть, пока они не придут. Но потом будет сложнее. Потому что мобилизация – это не просто солдаты с автоматами, которые придут и будут в поле боя держать оборону. Это новейшие расчеты танков, самолетов, расчеты орудий, это техника. Техника как раз на этой войне решает достаточно многое. Поэтому дополнительный ресурс мобилизации – это для нас проблема. Но сейчас этот приходящий ресурс – он еще не влияет на обстановку на поле боя. Плюс россиянам нужно мобилизовать не 300 тыс., а гораздо больше, чтобы это как-то существенно вообще повлияло на ход боевых действий. И вооружить их, конечно, техникой, которой у них еще много, но ее качество нужно проверять.
– А на внутреннюю ситуацию, как она влияет?
– Относительно внутренней ситуации. Вот смотрите. Я смотрел последние рейтинги: что, похоже, 68% россиян поддерживают то, что Россия ведет войну в Украине. То есть у нас есть большая проблема. Если кто-то раньше говорил о том, что "вот смотрите: мы воюем с Кремлем, а россияне там сознательные", я скажу, что не так их уж много – этих сознательных россиян. А 68% – их зомбировали так, что они поддерживают эту агрессию. И это уже проблема. Мы воюем не только с солдатами, а воюем и должны воевать с теми людьми, которые... Ну, "воевать" не в прямом смысле. То плохо, что гражданские поддерживают эту войну. И они против нас. Это наши враги, считающие вообще, что Украина не должна существовать, Украина должна быть сателлитом Российской Федерации. И это большая проблема.
Здесь недостаточно будет, как кто-то думал, сменить просто власть в Российской Федерации. Вот как вы говорили, сдача Херсона приведет к смене власти. Она, может быть, и приведет. Вопрос в следующем: это как-то потом отразится на ситуации в Украине? Может просто поменяться фамилия, а придет ли тот, кто скажет: "Давайте все отмотаем назад"? Не факт. Это уже вопрос дискуссионный. Но в то же время внутри этой мобилизации... Люди ее очень боятся. Особенно когда сейчас уже начали туда прибывать изуродованные и убитые первые мобилизованные, которые по факту к этому не имели отношения и не были военными. Если до этого еще контрактники гибли, и в семьях понимали: "Ну, он военный. Такая у него жизнь", – то здесь уже мобилизованные люди. Действительно, потихоньку это может изменить что-то в головах россиян. Но не сразу.
Фото: Роман Костенко / Facebook
– Я смотрю, что на "горячую линию" нашего Генштаба, организованную Украиной для желающих сдаться в плен российских военных, сейчас поступает очень много звонков. Причем говорят о том, что звонят даже не те, кто уже на фронт приехал, а только собирающиеся на фронт. То есть повестку принесли, а он уже звонит по телефону на "горячую линию". Те, у кого есть мозги, – они реально понимают, что это самый лучший шанс остаться живым и здоровым. Потому что украинские военные как раз не такие, как русские. Они обращаются с военнопленными по всем законам.
– Именно так. Знаете, я скажу, что, пожалуй, эта поддержка еще будет у россиян, пока поддерживающих не начнут призывать в армию. Как раз когда они поддерживают и особенно поддерживали первую часть, которую они назвали "специальной военной операцией", когда их, скажем так, "победоносная" армия где-то, там, воюет, где-то что-то "возвращает", захватывает, им по телевизору их пропагандисты рассказывают, как все идет по плану, – они этому просто аплодируют. А когда возвращаются убитыми их соседи, когда начинают ракеты взрываться в Крыму, взлетает в воздух их мост, который был символом "единения", как они это называли, то тогда они начинают задумываться о чем-то... И когда их самих призывают в армию: "Идите умирайте за какие-то амбиции какого-то стареющего диктатора", – как многие об этом говорят, то поддержка эта начинает шататься.
Самое неправильное – ждать, когда у россиян закончатся бомбы. Россия – очень ресурсная страна
– С точки зрения российского ресурса техники, расскажите, что вы видите? Потому что есть разные оценки по поводу того, сколько и какие остались бомбы у России, чтобы запускать в Украину, сколько у них дронов, в том числе и иранских. Ваши оценки: когда у них эти бомбы закончатся?
– Смотрите. Пожалуй, самое неправильное, чего можно ожидать, – это когда у них закончатся бомбы. Это моя точка зрения. Потому что россияне – это очень ресурсная страна. И когда все европейские, нормальные, цивилизованные страны развивали свою культуру, свой социальный быт, вкладывали в это деньги – в социальную политику в частности, – они [русские] строили оружие. Мы помним "холодную войну". Мы помним уже 90-е и 2000-е, когда они это все строили. Поэтому у них этого достаточно много. И мы помним, сколько этого всего было в Украине, когда взрывались... Сколько бы не взрывались склады, а мы до сих пор сражаемся и девятый год ведем войну тем, что у нас было. Сейчас, конечно, заходит больше, но все же есть еще снаряды, которые у нас были. А у них ничего этого не взрывалось, все у них там складывалось. И у них его было очень много и сейчас есть очень много.
Поэтому что касается боеприпасов всех калибров – у них еще хватает. Они гораздо ресурснее, чем мы. У них его больше, пожалуй, чем во всей Европе, вместе взятой. А может быть, и Азии, которая не является Россией. Поэтому достаточно много. Это что касается тактического, простого оружия, используемого в полях. Что касается, там, оружия более технологичного – а именно ракет – здесь дал оценку [начальник Главного управления разведки Украины] Кирилл Буданов. Сказал, что, там, по "Искандерам" у них уже меньше 13%. Это уже меньше неприкосновенного запаса. Относительно "Калибров" – там меньше 50%. Ну и другие: эти Х-22, Х-505, они тоже идут на убыль. Я думаю, что это причина того, что россияне и закупили эти дроны – Shahed-136, – тероризирующие сейчас Украину, из Ирана, и также пытаются закупить баллистические ракеты, по данным ГУР, которыми хотят перекрыть подход к кризисному минимуму тех ракет, что сейчас у них уже есть, чтобы из Ирана поставить.
Поэтому я говорю еще раз: нам нужно искать пути, как с этим бороться. Нам нужно искать пути, как это уничтожать. Нам следует повышать устойчивость своей энергосистемы и своего гражданского населения. Но, ну, не надеждой на то, что у россиян это закончится. Это сейчас они с Ираном, а есть еще Северная Корея, есть еще Китай. Все-таки у них с ним хорошие отношения. Если это будет открыто, то границы у них достаточно большие. Есть также Беларусь, из которой они берут, и еще многие страны, в которые Россия когда-то поставляла оружие, и в любой момент за нефть или газ или обещания каких-то технологий – в частности, ядерных, которые, я уверен, были обещаны Ирану за то, чтобы те поставляли оружие... То есть Россия сможет найти для себя оружие. Поэтому мы должны сейчас разрабатывать тактику, как это уничтожать и как этому противостоять, а не надеяться, что у них это закончится.
– А как вы оцениваете информацию о том, что за время широкомасштабной войны наши западные партнеры передали нам всего на 14% меньше, чем весь военный бюджет России?
– А как здесь оценишь? Мы же говорим о годовом бюджете всего-навсего. Это годовой. В России это, по-моему, $65 млрд. годовой бюджет. И это, если я не ошибаюсь, пятый бюджет мира. Первый – Соединенные Штаты, второй – Китай, третий – Великобритания, четвертый – кажется, Саудовская Аравия, а пятое-шестое места делили Россия и Индия. Это я сейчас по памяти. Возможно, там... Поэтому это годовой бюджет всего-навсего. Мы понимаем, что Россия каждый год тратила такое количество на свое перевооружение. Ну, возьмем там, $60 млрд, к примеру – то, что в открытых источниках. А Украина – знаете сколько? Ну, примерно пять-шесть. То есть, мы должны понимать, сколько в год Украина тратила и Россия. Конечно, у нас меньшая армия, но вот сейчас мы противостоим такой стране, которая была настолько ресурсна. Плюс то, что осталось после Советского Союза, – львиная доля осталась в Российской Федерации. Да, у нас какая-то часть, что-то мы продали, что-то мы поменяли, что-то у нас сломалось... Поэтому они по сравненю с нами гораздо ресурснее. У них есть еще много техники времен холодной войны, много танков Т-62. И они, кстати, уже используют здесь, в частности, на южном направлении. Мы с ними давно работаем, многое уже отправили в утиль этих танков. Да, они не так маневренны, как те же Т-72 или Т-90, но у них есть пушка, она немного меньшего калибра, у них есть броня, они так же стреляют, и их так же нужно уничтожать. Потому что они сейчас эти танки даже модернизируют. И так же самолеты. Да, они у них не 5-го поколения, а 4-го, но это самолеты. У нас они такие же. Мы примерно воюем одинаковым оружием. Но у нас есть плюс, что сейчас, на данный момент, у нас уже есть некоторый процент – я не знаю, это 20% или 30%, – современного оружия, находящегося на тактическом уровне. Это там пушки, снаряды. Чего только стоят одни Excalibur – снаряды, которыми мы сотни выбиваем... Это точные снаряды 155 мм для гаубицы М-777, да и таких калибров. Они достаточно точны. Просто сотнями выбивают ими вражескую технику. Это очень серьезный боеприпас, и он очень помогает Украине.
Вот мы сейчас растем технологически, а они, напротив, технологически падают. И я думаю, что победа как раз у нас может быть за счет наших партнеров, за счет победы именно технологического оружия над оружием 70–80-х, которым владеет Российская Федерация.
Ким с генералом Марченко так организовали систему ПВО Николаева, что дроны Shahed-136 уже боятся и облетают его
– Вот вы говорите о защите гражданской инфраструктуры. А скажите, как ее оградить? Идет холодная зима. Нам дают какие-то системы ПВО, какие-то у нас есть. Но явно этого мало. Что сейчас нужно делать? И чего мы ожидаем?
– Ну здесь должна быть комплексная работа на всех уровнях. Вот я, например, могу сказать по югу, по Николаеву. Здесь глава администрации военной Виталий Ким вместе с [генералом] Дмитрием Марченко – они на своем уровне организовали противовоздушную оборону так, что "Шахиды" уже боятся и облетают Николаев. Да, не все, но достаточно плодотворно. Они здесь сбивают их. Это был комплекс мер: от средств РЭБ до пулеметного огня, до организации гражданского населения. И я считаю, что на первом этапе это также должно быть сделано по всей Украине, в каждом городе на уровне глав администраций, на уровне таких генералов, как Марченко, на местах. Это первый уровень.
Второй уровень – это, конечно, за вооруженными силами, которые должны на своем уровне контролировать ближний круг противовоздушной обороны. Ну и последнее – это, конечно, наши серьезные ракеты типа С-300. То есть, здесь у нас должна быть построена эшелонированная оборона, начиная от простых, примитивных средств с привлечением, там, местного населения и заканчивая серьезными средствами: возможно даже с применением помощи наших партнеров, когда мы объясним, что нужно закрыть небо и "если вы боитесь противостоять России, хотя бы защищайте нашу инфраструктуру». Это относительно комплексного.
И отдельно, я считаю, нужно с помощью средств ПВО защищать конкретные объекты, которые для нас очень важны, от ударов ракет. Ну, военные знают, как это делать. Поэтому такого, знаете ли, 100-процентного рецепта нет. Его и быть не может. Потому что даже тот же "Железный купол", который есть в Израиле, – он не сбивает 100% ракет. Но мы должны понимать, что и ракеты разные. Те, которые летят на Израиль, – в большинстве своем примитивные ракеты, сделанные где-то там в гаражах, болванки с реактивными двигателями, начиненные взрывчаткой – и запущенные "куда прилетит, туда и прилетит". Даже есть система, рассчитывающая ее баллистическую траекторию. Если видят, что она летит куда-нибудь в пустыню, ее просто пропускают, чтобы не тратить боеприпасы. По нам здесь летят серьезные ракеты. И по некоторым даже, я думаю, современные средства ПВО ни одной армии в мире не смогут сработать. Это те же ракеты С-300 на короткую дальность с высокой скоростью, которыми в основном обстреливают Николаев. Их очень тяжело сбить. Потому полностью мы свое небо не закроем. Но все же такие меры, которые принимают Виталий Ким, Дмитрий Марченко и все остальные – я не буду говорить – все другие люди, которые находятся здесь и помогают, – они достаточно эффективны.
Роман Костенко и Дмитрий Марченко. Фото: Роман Костенко/Facebook
– А правда ли, что у россиян есть большая проблема с офицерским составом: младшим и средним?
– Я знаю, что это есть. Потому что такая большая армия, как у них... Во-первых, они с самого начала пытались взять туда тех, кто заканчивал просто военную кафедру, но их сейчас, по моей информации, очень мало. Плюс один офицер – мы понимаем, там... Командир взвода – 30 человек, роты – на 100 человек. Они очень быстро выбывают. Украина делает все для этого. Они либо умирают, либо ранены. И их заменять некому. И это большая проблема – с офицерами.
– И они ее не смогут быстро решить?
– Быстро не смогут. Я думаю, они сейчас будут продолжать их пополнять за счет, например, быстрых выпусков из военных училищ, как это в войну было. Там, два года проучили – все, ты лейтенант. Хотя нужно пять. Досрочные выпуски с ІІІ курса – тоже такая практика есть. Я думаю, они сначала будут пытаться перекрывать за счет этого, а потом уже... И параллельно будут прикрываться за счет гражданских, окончивших военные кафедры. Но это просто название. И сколько там? Через три-четыре месяца, что люди учатся, офицерами не становятся. У них будет проблема очень большая.
– Господин Роман, как вы оцениваете угрозу со стороны Беларуси для нас? И что самое страшное может быть?
– Ну это то, на что нужно реагировать. Да, сейчас все задают вопрос: пойдут или не пойдут? Я думаю, Лукашенко сейчас сам даже еще не знает, пойдет он или не пойдет. Должны сложиться какие-то условия. То, что нам говорили наши друзья из разведки,– условия могут быть такие для него... Если бы это была победоносная война, он с удовольствием в нее вступил бы. И с флагом победы... Скажем так, приобщился бы к победе. А поскольку ситуация совершенно противоположная, он сейчас думает. Он пытается избежать этого всеми способами: и поставками техники Российской Федерации, и давая возможность быть на территории Беларуси, пускать ракеты с территории Беларуси, но не вводя свои войска в прямое противостояние с Украиной. Потому что, во-первых, он понимает последствия и для войск, и Белорусь все же не полностью такая, как россияне, там нет такой большой поддержки, как я говорил в начале, у россиян – 68%. Кто-то говорит, и 85%. А в Беларуси такого нет. Они трусы, но поддержки такой нет. Они молча боятся, но не поддерживают, знаете ли. А россияне и боятся, и поддерживают.
Потому он не знает, какая будет реакция. И он будет до конца поступать так, чтобы не йти. Но мы должны, строя свою оборону – и мы так делаем, – всегда иметь в виду, что Беларусь является нашим врагом сейчас, однозначно, и мы держим там войска для отражения атаки. У нас там еще сейчас строятся серьезные оборонительные укрепления, плюс там стоят наши войска. Некоторые эксперты говорят о том, что их нужно пополнить артиллерийскими средствами... Ну, это уже вопрос верховного главнокомандующего. Я думаю, они знают, что делать с этим направлением. Но проблема в другом: это страна, которая сейчас не дает освободить часть наших войск, сковывает несколько бригад на том направлении, которых мы могли бы использовать для борьбы, для выбивания оккупанта с украинской территории. По факту, если бы расклады были другие, если бы мы знали 100%, что Беларусь не нападет, у нас было бы гораздо больше войск, которые мы могли бы использовать против Российской Федерации. Ее основная задача сейчас – это предоставлять территорию России для нанесения ударов по Украине теми же ракетами и тем, что присутствует небольшое количество российских войск. Оно небольшое, по данным нашей разведки, но оно есть. Сковывать наши бригады. У нас 1083 километра границы с Беларусью. И мы на все эти 1083 км должны инженерное обеспечение сделать и держать наши войска, чтобы в случае чего можно было отразить атаку.
Это не Украина с Россией – это цивилизованный мир сражается с монстром, придумавшим себе, что он всесилен, а мы ему доказываем, что это не так
– Но ведь есть и хорошие новости. На границе с Украиной, в Румынию, вошли войска НАТО. В частности, самая боеспособная группировка "Кричащие орлы" из США. И вот на днях состоится тренировка их, обучение. И я так понимаю – эксперты говорят и были заявления о том, – что они, в принципе, готовы в любой момент зайти, если нужно, в Украину для подкрепления.
– Ну, вы так говорите: "Есть и хорошие новости"... То, что я сказал, – это не плохие новости. Смотрите. То, что Беларусь не зашла, – это хорошо. Это то, что мы пока можем держать не вступающие в бой войска. И, возможно, ситуация как-то изменится – и эти резервы останутся живы, и мы сможем их использовать. То, что у нас эта территория свободна, – это тоже хорошие новости. То, что мы деремся за свою независимость и не сдались, – это вообще хорошие новости.
– Плохая новость – это то, что более тысячи километров границы с Беларусью. Граница с врагом, а так, в принципе...
– Да. Но мы ее уже успели заминировать, мы ее успели инженерно обработать. Поэтому ситуация такова, как сейчас... Я думаю, что мы готовы на случай чего. И Белорусь об этом знает.
Что касается наших партнеров. Знаете, сейчас прогнозировать, зайдут они или не зайдут... Я думаю, что могут сложиться какие-то обстоятельства, когда они придут нам прямо на помощь своей армией. Но мы хорошо чувствуем и то, что здесь с нами рядом сражаются иностранные легионеры из других стран мира. Это не регулярные войска. Это люди, которые пришли сюда бороться с агрессией Российской Федерации, чтобы эта агрессия не распространилась на их страны: европейские, американские, кавказские, в частности. Или люди из тех стран, куда Россия уже принесла войну раньше на десятки лет, где кто-то пострадал от этого: Чечня, Ичкерия, Абхазия, Грузия, страны Европы, Варшавского договора, которые помнят, что такое вообще оккупация Российской Федерацией. Поэтому мы уже чувствуем поддержку не только оружием наших партнеров, но и, что гораздо важнее, сражающихся рядом людей.
Честно: можно будет книги писать конкретно по знакомству с каждым таким человеком. Очень много неординарных людей, многие не были военными вообще, но... Парень – солдат, ему 19 лет. Я говорю: "Что ты здесь делаешь?" Он говорит: "Ну как... Я был еще мал, когда Россия вторглась в Украину в 2014 году. И у меня это все время внутри бурлило". И когда ему стало 19 и когда была полномасштабная агрессия, он сюда приехал. Говорит: "Ибо я не могу стоять в стороне. Это несправедливо. Так не может быть". Парень из Великобритании. Он не солдат, но он взял в руки оружие, и он хороший солдат, он правильный солдат. Он со своими принципами, понятиями. И когда это видят украинцы, когда это мы видим, то британцы нам становятся гораздо ближе, чем просто, там, гаубица М-777. Это очень важно, а когда еще рядом они – Люди – мы понимаем, что мы делаем одно великое дело. Это не Украина с Россией – это цивилизованный мир сражается с монстром, надумавшим себе, что он всесилен, а мы ему доказываем, что это не так.
– А что там недавно произошло в Черном море с кораблями Черноморского флота РФ?
– Хотелось бы, знаете ли, словами Путина ответить: "Она утонула". Как когда-то он сказал о "Курске", когда его спросили, что случилось с подлодкой. Здесь, насколько мне известно, они полностью не утонули.
– К сожалению.
– Да, к сожалению. Но они были атакованы беспилотными летательными аппаратами. И это хорошо.
– И будем надеяться, что скоро будут новости, позволяющие нам сказать: "Они утонули".
– Да.
– Если возвращаться к тому, что происходит сейчас внутри России, у пауков в банке, – это тоже очень важно. Потому что важно понимать, что там с врагами происходит, чем они дышат. И пауки в той банке собираются ли уже друг друга жрать, или нет. Достаточно неожиданным было заявление на днях: когда [российский бизнесмен Евгений] Пригожин сказал о Владимире Зеленском, что он "симпатичный парень" и еще что-то такое. То есть почти в комплиментарной форме. А что вообще там происходит? Что это за такое противостояние: Пригожина, Кадырова, путинских генералов, Путина? И к чему это может привести? В частности, что это может означать для нас?
– Ну, мы видим, что в связи со всеми происходящими событиями: война в Украине и ситуация, которая внутри России, – Путин потихоньку теряет свою власть. Вы помните заседание Совбеза России перед вторжением? Когда сидел один лидер, "царь" – извините, который думает, что он "царь", – и главы разведок, Совбеза прямо заикались, когда разговаривали, потому что видно было их страх. Потому что они полагали, что за ним армия, за ним спецслужбы. А сейчас, когда они себя показали неэффективно, когда Украина всем показала, что они не эффективны, – они уже понимают, что Путин не является в дальнейшем игроком на международной арене. Даже если он останется, он будет игроком только внутри страны, с некоторыми азиатскими странами и такими странами... Куда Лавров недавно приезжал, где ему венок на голову цепляли и перед тем?.. Не помню. Вот примерно на таком уровне. Чтобы никого не обидеть, мы понимаем, о чем мы говорим. Вот примерно на таком уровне...
Фото: Роман Костенко / Facebook
– Так уже и на таком уровне не выходит. [Президент Таджикистана Эмомали] Рахмон говорит: "Вы нас не воспринимайте как Советский Союз. Мы не с вами".
– Да. Поэтому я же говорю, что здесь вопрос в том, что все понимают, что он игроком таким не будет. И все понимают, что потребуется замена. И потому тот же Кадыров, и тот же Пригожин – они понимают, что они могут себе сейчас позволить немного больше и, может быть, даже гораздо больше, чем могли позволить ранее. Тем более что Кадыров имеет свою армию, считает, что он имеет поддержку у себя в народе. Если российская армия была выбита в Украине достаточно сильно, то кадыровцы практически в войне не участвовали, кроме как снимали TikTok. Кадыров фактически сохранил свою армию. И пользуясь этим, он видит, что он может нападать на русских генералов, он может снимать русских генералов, при этом от Путина получая только досрочное воинское звание генерала.
Поэтому я думаю, что то, что у них сейчас происходит, – это люди, которые были ближе к Путину, сейчас пытаются занять какие-то позиции, чтобы в перспективе бороться за власть. Потому что понимают, что их вожак, как говорится, состарился, и скоро придет время, когда его нужно будет заменить.
Мы должны быть готовы к тому, что Путин нажмет на ядерную кнопку.
– Может ли этот вожак нажать на красную кнопку? Не так спрошу. Потому что не все же так просто: это ведь не он давит на кнопку. Там целый процесс большой со многими людьми, если отдавать приказ об использовании ядерного оружия. Так вот, может ли это произойти? Потому что сегодня видела еще одну статью: уже не помню... Западное издание солидное, опять написавшее о том, что, по их информации, снова обостряется тема с возможным использованием ядерного оружия.
– Мы видим, что Россия уже не в первый раз об этом заявляет. Мы помним, что об этом Путин говорил. Даже намекал об этом: вспоминал Хиросиму и Нагасаки, американцев, что это был прецедент, что это позволило там остановить Вторую мировую войну – что-то там такое у него было. И, намекая, что это уже было, и американцы это сделали первыми. И сказал, что это прецедент, таким образом угрожая миру. Затем, когда и [президент США Джо] Байден заявил, что маловероятно. Все же понимают последствия для России. Они и так уж необратимы, но если еще ядерное оружие – это уже вообще. Они увидели, что это очень сильно действует на международное сообщество: ядерный вопрос. Потому что, во-первых, оружия ядерного у всех нет и все понимают его разрушительные последствия. Когда это зависит от одного человека... Знаете, я здесь могу и согласиться с вами, и не согласиться, когда вы говорите, что здесь длинная цепочка. Но в России все те, кого назначают в этой диктаторской системе в эту цепочку, – это, как правило, эти, знаете: "Уравняйсь! Смирно! Слушай боевой приказ". То есть готовые выполнить любую задачу. И в этом проблема – что не может быть такого, как в демократической стране: кто-то отдал приказ, а кто-то другой будет его анализировать, к каким последствиям это приведет – и может его, например, отменить. В России это гораздо сложнее. Поэтому надеяться на то, что какая-то цепочка даст сбой после того, как диктатор даст команду, – вот как раз на это я не стал бы надеяться.
Следующий этап – это когда россияне начали говорить о "грязной" бомбе. Это ведь абсурд, по факту. Потому что все знают, что все отходы – даже какие у нас есть – они находятся в МАГАТЭ на учете, Украина выполняет все свои международные договоры. Любой грамм отработанного топлива – все на учете. Мы это знаем. Они эту тему запустили, потому что видят, как этот ядерный шантаж – еще раз говорю – влияет на международное сообщество. Снова тема стихла. И снова – я не знаю – Медведев пропустил через себя те свои 100 граммов.
– С бодуна.
– С бодуна снова. А что сказать? Кто-то ему позвонил: "Какая твоя миссия как заместителя председателя Совбеза?" Это их "СНБО". "Ты должен сказать сегодня что-то". И он сказал. Потому что эта тема – она подогревает.
Отвечая на ваш вопрос, нажмет или не нажмет... Ну, мы должны быть готовы к нажатию, но сказать на 100%, что он нажмет... Это очень сложный вопрос. Нажмет или выстрелит тактическим ядерным оружием – все это может быть, но для этого должны произойти какие-то действия, скажем, со стороны Украины. Например, Украина освободила все свои территории или начала освобождать все свои территории. Это очень сложно. Если такое решение будет принято, оно приведет к катастрофе.
Вот чтобы его не было, в том числе, когда мы можем сказать, что 100% такого решения не будет, – здесь ключевая роль как раз за нашими партнерами: в первую очередь, гарантами Будапештского меморандума, а им также и Россия является, которая сейчас нас пугает ядерным оружием. Мне кажется, что четче должны быть прописаны гарантии в этом меморандуме. Не просто защищать, а в рамках Будапештского меморандума сейчас наши партнеры должны сесть... К примеру, Франция там осталась, Британия, Соединенные Штаты и Китай. Ну, Китай – действительно, дискуссионный вопрос. И сказать: "Смотрите. У нас есть Будапештский меморандум. Хочешь, не хочешь, а в рамках Будапештского меморандума в случае, если по Украине будет нанесен ядерный удар, для того чтобы безопасность мира не изменилась, потому что мы гарантировали..." И здесь лежит на бумаге авторитет многих мировых лидеров. Еще раз скажем: Франция, Великобритания, Соединенные Штаты. "...Мы наносим ответный удар, защищаем Украину". Вот когда это будет документом и под Будапештским меморандумом юридически подтверждено – я думаю, что шансы того, что Россия это применит, намного снизятся.
Сложно наблюдать, как в XXI веке в пригороде Николаева люди собирают свертки и с маленькими детьми идут ночевать в посадку, потому что ночью их дома обстреливают
– Господин Роман, что для вас сложнее всего на фронте?
– Видеть, как гибнут наши ребята. И видеть, как разрушаются украинские села и города. То, что было, что десятилетиями люди строили, люди надеялись, люди планировали, – и теперь это уничтожается Российской Федерацией. Это довольно плохо, но в тот же момент я все это... Знаете, оно у меня в голове все растет сразу, планируется – как все будет теперь по-новому. Теперь основная задача, конечно, будет вернуть наших людей и вернуть их к нормальной жизни.
Я скажу, что так... Нет такого: "это сложно, а это не сложно". Сложно, например, наблюдать, когда в XXI веке, в 22-м году, когда наступает темнота, к вечеру – даже с лета начиналось – в пригородах Николаева или в области люди собирают какие-то свертки и с детьми маленькими – старые, молодые, малые – идут ночевать в посадку, в лес вдоль дороги, потому что ночью каждый день их дома обстреливают. Просто ты идешь, как в фильмах о Второй мировой войне, – и в посадках живут люди. Кто-то там натянул себе какую-то палатку, кто-то прямо под открытым небом, а кто-то какой-то костер тихонько разжег... И это сотни людей. А утром они все – сотни – возвращаются. Кто-то находит свой дом. А там позавчера мы были – люди не нашли, потому что прилетели три С-300 и просто разбили их дома. И это все в XXI веке. Это то, что принес нам этот "русский мир". На это страшно смотреть. И ты понимаешь... Как будто смотришь фильмы о Второй мировой войне, когда люди бежали от фашистов. Сейчас происходит то же самое. Такого много можно называть: и военных, и имеющихся гражданских страхов. И за это ты с каждым днем хочешь драться еще больше и реально наказывать тех, кто это допустил.
Фото: Роман Костенко / Facebook
– Расскажите какие-нибудь героические истории, которые вы наблюдаете почти каждый день. Когда наши ребята так себя ведут, что обязательно об этом впоследствии будут снимать фильмы и писать книги.
– Так вы бы мне сказали со старта... Если бы вы мне сказали раньше, я бы, возможно, что-нибудь и вспомнил. А 100%, как мы закончим интервью, я скажу: "Блин, это нужно было бы рассказать!". Ну действительно очень много героических историй. И как правило, знаете, герои – это не те, как мы видим в фильмах: с большими мускулами, солдаты, всю жизнь пробывшие в армии, обученные. Очень часто как раз героями являются люди, во-первых, родом из тех мест, во-вторых, никакого отношения не имевшие к армии, но им болит то, о чем я вам рассказывал: то украинское.
Я знаю людей, которые бросали свои работы. Они были достаточно серьезными специалистами в сфере IT, кто-то был на кораблях, моряками плавали, имели возможность продолжать оставаться на высоких должностях. Кто-то был крупным землевладельцам, фермерством занимались. Все оставили свои дела и пришли защищать страну. Это уже герои. Это уже люди, понимающие, за что они борются. И я считаю, что это, в частности, следствие воспитания нации. Многие говорят, что нападение России воспитало нацию. Нет, я считаю, что мы ее воспитали до этого. Тем, что боролись с пророссийскими партиями, несли проукраинскую адженду. И вот в результате, когда пришел враг, люди объединились под одной идеей. Вот, я считаю, самый героизм: то, что у нас есть солдаты, которые дерутся за нашу страну, за народ украинский. Я считаю, что сейчас в этой войне весь украинский народ – это солдаты. Мало кого можно отделить. Все на своем уровне делают важную работу.
– Какая у вас есть мечта сразу после победы?
– У меня несколько мечтаний. Ближайшая мечта – это все же освободить, во-первых, свою родную деревню, Правобережье освободить. А потом дальше освобождать всю Украину.
После победы... Ну, смотрите. Я скажу так: что мы назовем победой? То, что мы выбьем россиян? Я считаю, что это будет такая промежуточная победа. Потому что война еще не закончится, у нас будет очень много вызовов, у нас разрушена инфраструктура, будет разрушена экономика. И это будет другая война, в которой снова придется сражаться, в которой снова придется строить. Поэтому украинцы должны быть, как у нас говорят, заряжены на долгий путь, который будет еще больше закалять.
Потому первая победа у нас должна быть военная. А вторая победа у нас должна быть экономической. И когда эти две победы произойдут – сначала военная, а затем экономическая, – Украина, как минимум, должна стать региональным лидером. Это моя мечта после победы – когда Украина наконец-то займет достойное место в европейской семье и в мире.
– Пан Роман, я вам очень благодарна за это интервью.
– Благодарю вас.
– Слава Украине.
– Героям слава.
