0 Киев
Спецпроект
Дети в концлагерях были одной из наиболее уязвимых групп заключенных. Недостаточно сильны для тяжелой физической работы, не обладали умениями, которые дали бы возможность занять выгодное место в лагерной иерархии, гораздо более подвержены стрессам, чем взрослые, а значит, и под большим риском. У младенцев вообще не было шансов на выживание – их отправляли в газовые камеры вместе с матерями. Среди заключенных гуляли жуткие даже по лагерным меркам рассказы, что младенцев заживо сжигали в печах.
Не имели шансов пережить заключение еврейские и цыганские дети. Порой собственные родители отказывались от них, делая вид, что не знакомы. Так они рассчитывали сохранить жизнь ребенку. Но даже этот способ не спасал: трагедия состояла в том, что в концлагере без помощи взрослого дети в принципе не могли выжить.
Больным или искалеченным детям в Аушвице был путь только в крематорий
Во время ликвидации концлагеря Аушвиц 7 тыс. детей различных национальностей оставили в бараке вместе с самыми слабыми заключенными. Там их и нашли советские солдаты. Взрослые заключенные и конвоиры ушли еще 18–20 января 1945 года, а советские танки протаранили ворота концлагеря через семь дней – 27 января. Многие не дожили до свободы нескольких дней, а то и часов.
Идентификационное фото подростка из Украины Ивана Хрешко. Фото из фондов Государственного музея Аушвиц-Биркенау
Среди тех, кто пережил ужасы заключения, была Лариса Конашевич. Ее привезли в Аушвиц в 1943 году из Горловки. Девочку вместе с тетей схватили на улице во время облавы на потенциальных остарбайтеров. Непонятно, почему поезд с жертвами охоты на людей попал не в Германию, а в Аушвиц. Во время так называемой селекции тетю и племянницу разделили – молодую женщину назначили в лагерный бордель. Когда ее уводили, ребенок с такой силой вцепился в единственного родного человека, что его едва оторвали. Девочке вывихнули суставы плеча. От боли она потеряла сознание.
Больным или искалеченным детям в Аушвице был путь только в крематорий. Ларису бросили на кучу мертвых тел. Отдельная группа заключенных, так называемая рольвагенкомандо, позже забирала тела и отвозила к воротам запретной зоны, где зондеркомандо занималась исключительно уничтожением заключенных. По дороге к вратам смерти девочка очнулась. Заключенные советские военнопленные решили ее спасти и спрятали среди кучи одежды, а позже тайком перенесли к мужскому бараку, где жили сами.
Три товарища – Роман, Григорий и Яков – совместными усилиями прятали и кормили ребенка. Среди заключенных нашелся врач – немец по происхождению, который вправил пленнице из Украины суставы. Чтобы выжить, Ларисе пришлось научиться долго лежать неподвижно и не кричать, что бы ни происходило.
"Страшно было лежать среди больных и умирающих... Много раз чувствовала холодное тело и трупный запах. Крысы, жирные и наглые, хозяйничали на балках, выедали у умерших губы, носы, щеки. Меня научили не кричать. До сих пор боюсь умерших, а от вида крыс впадаю в состояние шока".
Из воспоминаний Ларисы Конашевич
Ларисе повезло. Она пережила заключение и после войны случайно нашла свою мать. Отец девочки погиб на фронте. Спасший ей жизнь Роман Продиус женился на ее матери.
Никто не следил за нормами отбора крови, поэтому множество детей погибло от обескровливания и истощения
Большая часть детей стали жертвами медицинских экспериментов. Особый интерес нацисты проявляли к близнецам, на которых якобы изучали тему наследственности и наследственных заболеваний. Немецкий исследователь Эрнст Клее после войны собрал показания детей, переживших эксперименты. Большинство из этих рассказов производит впечатление хорошо продуманных издевательств.
"Резервуаром" для научных опытов в Аушвице был барак №16, расположенный рядом с так называемым ревиром – лагерной больницей. Там собрали сотни детей разного возраста и происхождения. Они служили донорами крови для раненых солдат вермахта. Разумеется, никто не следил за нормами отбора крови, поэтому множество детей погибло от обескровливания и истощения.
Единственным просветом в этом бесконечном ужасе были ночные визиты заключенных женщин. Они тайком пробирались в барак, делились с детьми сохраненными кусками пищи, рассказывали сказки, напевали колыбельные на разных языках.
Среди заключенных детей барака №16 оказалась двухлетняя Анна. Ее едва живую нашли советские солдаты, освободившие Аушвиц. В тот день девочка впервые увидела сахар на ладони одного из солдат и потом долго думала, что сахар таким и должен быть – темным и горьким от махорки. Затем было лечение в Киеве и поиск родителей. В конце концов сироте нашли семью. Киевлянка Анисия Коваль стала для Ани не только донором, но и мамой. Девочке еще долго мерещилось холодное безжизненное лицо медсестры, которая в Аушвице забирала кровь у детей.
Анна Коваль в больнице показывает свой лагерный номер. Фото из личного архива Анны Коваль
Особенно много в Аушвице было подростков-остарбайтеров. Увезенные из Центральной или Восточной Украины вместе со взрослыми родственниками, они пытались бежать по дороге или сбегали уже с места работы. Часто бывало, что единственным стимулом для бегства становилась тоска по матери и родственникам. Обычно их отлавливали и отправляли в ближайший концлагерь. Хорошо, если это был местный трудовой лагерь, но большая часть попадала в Аушвиц. А там от них пытались побыстрее избавиться, ведь они не приносили никакой пользы, были лишними.
"Смотритель вышел на улицу и позвал детей... "Раздевайтесь, ребята, догола! – приказал смотритель, – а я сейчас вернусь!" Длинная, острая, как жало гадины, игла плавно прошла сквозь тело, ища сердце. Ловкая рука немецкого врача нажала поршень. Тело парня дрогнуло, как под током, на красные губы выбежал крик и скончался. Смотритель потащил парня в угол комнаты и отпустил. Мягко стукнуло о землю тело... "Следующий!" – сухо сказал врач.
– Тадзио! – окликнул его Булат. – Не знаешь, выйдут ли еще те малые пацаны? – Смотритель внимательно посмотрел… и медленно сказал: "Выйдут, но... через дымоход. Недавно получили иглу". "Иглой" на лагерном жаргоне называли смертельную инъекцию фенола в сердечную мышцу".
Из книги Данила Чайковского "Хочу жить!"
Имена погибших в Аушвице подростков: Павел Хоменко, Николай Дунда, Наталья Диденко, Николай Гаматица, Иван Грешко, Петр Ковальчук, Анна Пономаренко, Василий Троцюк... Всем было от 12 до 15 лет. Это только мизерная часть тех, чьи жизни концлагерь оборвал в самом начале.
Идентификационное фото погибшего в Аушвице Николая Дунды. Фото из фондов Государственного музея Аушвиц-Биркенау
Те, кто избежал "иглы", могли выжить только при помощи взрослых заключенных.
"Самым распространенным вариантом такой опеки была неофициальная "должность" так называемого "пипла" при каком-то из лагерных "проминент", то есть представителей иерархии – блочных, штубовых, писарей и другой подобной публики. Задачей такого "пипла" было стелить блоковому кровать, почистить ему обувку (обувь), сварить что-то поесть и тому подобное. Рассказывали, что блоковые и капы использовали часто детей для успокоения своих половых извращений". Фактически такие подростки постепенно превращались в уголовных преступников, просто следуя повадкам своих покровителей".
Из книги Петра Мирчука "В немецких жерновах смерти"
Политзаключенные (бойцы подполья разных стран, военнопленные, заключенные за различные "провинности" перед "тысячелетним рейхом") старались заниматься подростками, подкармливали их, поддерживали их дух, пытались спасти от деморализующего влияния концлагеря.
Оказывая поддержку детям из Приднепровья и Восточной Украины, заключенные в Аушвице члены ОУН (б) имели двойную цель – с одной стороны, спасти кого можно (то, что спасали в первую очередь "своих" по происхождению, было обычным явлением в концлагере), а с другой стороны, привить систему взглядов и ценностей, по сути, воспитать себе символическую замену. Несмотря на всю иррациональность подобного подхода, это имело смысл с точки зрения тактики выживания – давало и взрослым националистам, и подросткам смысл существования, который стоил того, чтобы пережить заключение в концлагере.
Заключенные дети в Аушвице. Фото из фондов Государственного музея Аушвиц-Биркенау
