Мне немного болит, поэтому расскажу.
Увидел в ленте обсуждение материала The Guardian об украинских коллаборантах и обстоятельствах, приведших их к этому. Некоторые истории вызывали у читателей сочувствие.
Например, история женщины, которая, по ее словам, осталась на оккупированной Херсонщине ухаживать за больной свекровью, и от безденежья носила за российскими военными "обходную урну" для "референдума". А так она проукраинская и вдова бойца АТО. А ей пять лет впаяли.
Другой читатель историей поделился – мол, дали 15 лет старенькому дяде с умственной отсталостью, наводившему ракеты. А оно старое и глупое. Жаль его.
И это "понять и простить" вызвало у меня боль. Ну, относительно умственно отсталого – здесь понятно, сочувствие продолжается до первой картины разваленного по наводке дома. А вот в отношении женщины были контраргументы "жить-то надо было".
Окей. Рассмотрим этот довод.
Согласно Уголовному кодексу Украины, коллаборационизм – преступление. Конкретно соучастие в проведении референдума – тяжкое преступление (ст. 111-1, п. 5, от пяти до 10 лет). Это ставит его в один ряд с такими преступлениями, как:
- кража в крупных размерах;
- умышленное нанесение тяжких телесных повреждений;
- массовое убийство животных с издевательством;
- повторное изнасилование;
- разбой.
Скажите, пожалуйста, какое из этих преступлений, совершенное против вас или ваших близких, вы готовы были бы простить человеку, потому что у него сложные жизненные обстоятельства? Я думаю, что среди нас немного таких святых.
Выходит, что:
- или мы не должны особо сочувствовать аргументу госпожи "я осталась без денег" (как не сочувствуем этому аргументу из уст человека, который обносит квартиру наших родителей или вырывает у нас кошелек, угрожая ножом);
- или должны заявить, что наказание сверхжесткое и что помощь россиянам в проведении референдума вообще не должна считаться тяжким преступлением (а ведь женщине дали минимально возможный по этой статье срок).
На мой взгляд, должна. И я уверен, что по мнению оппонентов, – тоже должна, но почему-то к женщине возникает эмпатия больше, чем в случае других тяжких преступлений.
Возможно, потому, что в других тяжких преступлениях преступник – человек и жертва – человек. Можно себя отождествить с жертвой, и эмпатия к преступнику исчезнет. А в случае коллаборационизма преступник – человек, а жертва – страна и ее суверенитет. Человеку ты сочувствуешь, ведь женщина бедная, несчастная. А страна – это нечто более абстрактное, что труднее представить на месте жертвы и посочувствовать.
Но я бы с такими представлениями внутри себя боролся, друзья. Потому что страна, как мы видим, отнюдь не абстракция, а помощь оккупантам – отнюдь не меньшее зло относительно тяжких телесных. Просто более опосредованное. Но с Уголовным кодексом Украины все хорошо.
Источник: Victor Tregubov / Facebook
Опубликовано с личного разрешения автора