+16 Киев
"У меня – теперь уже приходится произносить слово "была" – была потрясающая семья. Мы были очень близки с родителями: моя дочь – с бабушкой и дедушкой, я – с родителями. Мы раньше жили вместе, и не так давно переехали в новострой. Он еще в кредите", – рассказала Гин.
По словам журналистки, она жила со своей дочерью, а рядом, буквально в соседнем доме – родители.
"И первый звонок, который у меня был в пять утра, – мама: "Анюта, бегите куда угодно, пожалуйста. Только подальше увози ребенка, увози всех. У нас здесь будет хорошо". Я ей кричу: "Нет, мама! Мы никуда не поедем". Маме – 80, папе – 80. При этом папа у меня без ноги, на инвалидном кресле. Это было, конечно, очень тяжело", вспоминает Гин.
Она уточнила, что оставалась в Харькове до 9 марта – "пока не полетели истребители".
"До 9 марта тут гремело жутко. Географически Харьков большой. И есть районы, где было относительно спокойно. Я живу на той самой Салтовке, которую уже весь мир видел. Я живу высоко, ко мне не долетело, а к родителям залетело в окно в первые дни. У меня прямо под подъездом хвосты ракет торчали: 28 февраля прилетели шесть штук. Не разорвавшиеся. Были саперы", – говорит Гин.
Анализируя свое состояние, она полагает, что к тому моменту, вероятно, находилась еще в состоянии отрицания, нежелания верить и понимать, что "это все по-настоящему".
"Потому что 28 февраля, когда под подъезд прилетели эти шесть ракет, люди вышли с ними фотографироваться. Мне звонят коллеги киевские: "Сбрось видео". Я вышла специально снимать. А подростки селфятся рядом с этими ракетами", – добавила журналистка.
По ее ощущениям, в первую неделю после начала обстрелов Харькова было "тревожно дико", но страха не было. Страх и ужас наступили позже.
"Когда наступил страх? Когда тревожность сменилась ужасом. Чувство страха такое, когда постоянно подташнивает. Такой страх, которого раньше я, например, никогда не испытывала. Когда полетели истребители ночью, этот звук ни с чем не сравним. И они рандомно бросали ракеты. Вот он летит – мы его видим… И он швыряет ракету. Куда она попадет, неизвестно. Этот, как говорят, липкий страх... Я теперь понимаю, почему это так называется: ты от страха потеешь и становишься липким в прямом смысле слова", – поделилась Гин.
По воспоминаниям журналистки, после этого она решила, что эвакуация необходима.
"Это было тяжелейшее решение в моей жизни: выбор между вывозить ребенка или оставаться с родителями. Этого выбора я никому не пожелаю сделать никогда. Ничего, наверное, страшнее этого момента в моей жизни не было. Кроме смерти родителей. И я повезла [дочь в эвакуацию]. Мы прощались очень тяжело с родителями. Мы очень тяжело выезжали… Все летело и взрывалось на Салтовке, просто на глазах", – рассказала она.
Гин: Из подвала выходит мой ребенок, за пять дней похудевший на 10 кг, – в этот момент я понимаю: "Я буду ее вывозить". Читайте полную версию интервью
