Херсонец Клочко о жизни в оккупации: Предчувствия, что русские бросят город и уйдут, не было. По своим каналам они говорили, что будут биться за каждый дом G

В июне 2015 года издание "ГОРДОН" начало публиковать записки из дневника киевлянки, художника-оформителя Ирины Хорошуновой, которая со своей семьей в Киеве встретила Вторую мировую войну, фашистское вторжение на территорию Украины и провела долгие три года в оккупации. К моменту старта проекта уже больше года шла российско-украинская война, РФ оккупировала Крым, часть Донецкой и Луганской областей, и человеческая история Хорошуновой многих задела за живое. Записки Хорошуновой помогали иначе взглянуть на современную историю, осознать боль потерь и трудный выбор людей, которые оставались дома или бежали от войны.

Тогда было трудно поверить, что нам предстоит снова публиковать дневники, созданные в оккупации, только уже не 80 лет назад, а прямо сейчас. В ситуации с дневником Хорошуновой мы имели на руках только текст и очень мало знали об авторе записок. Пришлось обращаться к читателям за информацией, разыскивать людей, которые были знакомы с Хорошуновой, работали вместе с ней или могли знать ее родных, искать документы в архивах и музеях. Современная история пишется прямо сейчас, и у нас есть уникальная возможность увидеть и услышать людей, которые стали свидетелями военных преступлений России.

В интервью корреспонденту издания 67-летний Клочко рассказал, что постоянно читал на сайте записки Хорошуновой. А когда сам оказался в оккупации, практически каждый день писал небольшие заметки о происходящем в родном Херсоне, чтобы отвлечься от плохих мыслей. Клочко всю жизнь проработал на местном хлопчатобумажном комбинате. Начинал слесарем, дошел до руководящей должности. Затем перешел работать в частную компанию, которая занималась производством изделий медицинского назначения. Руководил ею последние 23 года. Когда началось широкомасштабное вторжение, остался в городе, чтобы защищать предприятие и поддерживать подчиненных. Все это время вместе с ним была его супруга Алла. Их дочери живут самостоятельно – Людмила в Страсбурге (Франция), а Татьяна – в Киеве.

– Петр Игнатьевич, вы помните, что было накануне вторжения?

– 19 февраля у нас была семейная дата – 29 лет как мы обручились с Аллой, стали мужем и женой. Через год у нас родились долгожданные двойняшки – Людмила и Татьяна. Отметить дату решили у нас на даче. Она расположена на берегу реки Чайка, в двух километрах от Голой Пристани.

Зажгли камин, который я сам складывал два отпуска, накрыли праздничный стол. Были мы там вдвоем с супругой, а с дочками общались по интернету. Провели два замечательных дня и вернулись в Херсон. Конечно, тревога не отпускала. Тогда было много разговоров, нападет ли Россия. Почему-то мне не верилось. Информации не было никакой, полный вакуум, но росла тревога за будущее, за детей. 23 февраля после обычного ужина легли спать. А уже утром началось – в пять утра проснулись от звуков взрывов.

– Почему вы не уехали из города?

– Я работаю директором производства обособленного филиала крупной компании. Мы выпускали изделия медицинского назначения в ассортименте и средства гигиены. 45 семей в Херсоне имели стабильную зарплату, легальную работу, строили планы на будущее. Возрастной состав персонала пестрый, но преобладают люди старше 50. На мне были предприятие и люди. Я не знал, как долго все это будет длиться. Не мог бросить персонал. Надо было организовать охрану предприятия, оборудования. К счастью, у нас хороший коллектив и мы с этой задачей справились.

Кроме того, в Голой Пристани жил пожилой отец жены. Он очень болен и нуждается в постоянном уходе. Мы не могли его бросить, наоборот, забрали к себе.

– Когда вы начали вести свой дневник?

– Не с самого первого дня. Где-то с начала марта. В свое время я читал записки киевлянки Хорошуновой у вас на сайте. И вот, как и она, я просто стал записывал, как жил город. У меня не очень хорошая память, поэтому я думал хотя бы тезисно делать пометки. А уже в апреле, когда стало понятно, что все надолго, кода появилось больше времени, стал расширять их.

Я не профессионал. У меня не было цели издавать дневник. Просто записывал, чтобы не забыть. Это был такой способ отвлечься от тоски и безнадежности, убить время. Когда город освободили, я вернулся к этим заметкам, что-то расширил... Не знаю, зачем я это делаю. Дочка сказала, что это может быть важным, и предложила написать в вашу редакцию. Я так и сделал.

Камин, построенный Клочко на даче в Голой Пристани. Сейчас на этой даче живут русские оккупанты. Фото из личного архива Клочко

– В Херсоне было много предателей?

– Были какие-то латентные почитатели русского мира, они быстро вскрылись. Откровенных коллаборантов где-то 10%. К сожалению, разного возраста и молодые в том числе. Мы старались от таких держаться подальше, ограничить общение.

Херсон был русскоязычным. Люди были отравлены совком, и эти метастазы никуда не делись. Но оказалось, что в большинстве своем горожане настроены проукраински. Не менее 70% были за Украину. Никто с цветами русских не встречал. Они думали, что их будут ждать с теплыми объятиями… Ничего подобного. Вот когда вернулись наши – такая эйфория. Сразу стало понятно, кого на самом деле ждали.

Многие сразу же, как началась оккупация, перешли на украинский язык принципиально, назло нашим "освободителям". И я свои записки вел на украинском. Говорить мне сложновато, а вот писать – легко. Украинский был для нас и как способ понять, кто свой, а кто – нет, и защиты – русские не понимали, о чем мы говорили.

Я летом попал в больницу. Провел там почти два месяца, видел, сколько и в каком состоянии привозили этих раненых русских и чеченцев. Много врачей уехало. Осталось на всю областную больницу всего восемь анестезиологов из 40, из них четверо – интерны. И все врачи между собой и с нами говорили только по-украински, рецепты, выписки все писали по-украински.

Кстати, поскольку раненых было много, а персонала не хватало, привезли каких-то врачей из Питера. Эти русские все пытались с нашими установить отношения, но оказались в полном вакууме. Только они заходили в кабинет, как наши врачи умолкали или продолжали вести между собой разговор на украинском. И как те ни пытались подружиться, "влиться" в коллектив, им не удалось.

И так было не только в больнице. Идешь по рынку, а к тебе какая-то девушка обращается на украинском и ты с ней беседуешь – и все вокруг говорят и улыбаются друг другу. У нас вся жизнь сконцентрировалась на рынках, базарах – там новости узнавали, общались.

И еще такой маленький момент. На рынке был парень один, играл на гитаре, пока его не скрутили. И вот он начинает играть гимн Украины или "Ой, у лузi червона калина", люди шли и бросали ему деньги. Это позиция. Сразу было видно, кто за что выступает.

А еще у нас есть такой Григорий Янченко, в народе дядя Гриша – он известен на всю Украину. Он бывший десантник, после Афганистана остался без ног и пальцев рук. Он ездил на коляске, одет в форму и берет, говорил исключительно на украинском и с коробкой "Помощь на ЗСУ" собирал деньги. И люди шли и бросали ему деньги. Представляете, мы в оккупации, повсюду русские с автоматами, но они не посмели его тронуть.

– А как вели себя русские захватчики?

– Видно, у них первоначально была установка вести себя прилично, расположить к себе. Пока не пришли Росгвардия и ФСБ.

Сопротивление горожан было очень сильное, такие митинги проходили, когда тысячи людей выходили на улицы. Мы проходили от площади Свободы к вечному огню... Огромные массы людей. Конечно, они ничего не могли сделать. Помню на подмогу им пришли БТР и танки, военные стреляли в воздух. Но людей это не останавливало.

Митинги против российской оккупации в Херсоне. Фото: Суспільне Херсон / Telegram

Тогда оккупанты поменяли тактику, перестали скручивать людей на митингах, а стали ходить по домам. Вычисляли людей при помощи наших предателей. Списки теробороны, активистов составили и стали ходить домой. Когда ты на митинге в многотысячной толпе – это одно, а когда к тебе домой приходят с автоматами, выламывают дверь – совсем другая ситуация.

Также по городу постоянно какие-то спецслужбисты ходили в гражданской одежде. Их всегда было хорошо видно по росту, осанке. Они ходили молча, могли стать в какую-то очередь. Они ничего не покупали, просто стояли слушали, что люди обсуждают.

Отдельно стояли буряты. Я сталкивался с ними несколько раз. Крайне неприятные люди. Они даже не скрывали пренебрежения к нам. Хотя сами ходили в туалет на улицу.

Но чем было ближе к выводу, тем хуже русские себя проявляли.

– После того, что мир увидел в освобожденной от россиян Киевской области, мы понимаем, что такие ужасы, убийства происходили на всех оккупированных территориях. Что происходило в Херсоне, россияне также расстреливали и пытали людей?

– Сейчас работают правоохранительные органы, много чего выяснилось… В Херсоне нашли несколько пыточных, даже для подростков. Я знаю про парня, он один из первых вывесил украинский флаг на здании. Его забрали из дома. 40 дней родители не знали, что с ним, где он. Поначалу его били. Все пытались выведать про наше подполье.

И у нас есть расстрелянные семьи… Явно прямо на улицах убивали только в первые дни, когда входили в город. Я сам видел, как несколько дней стоял расстрелянный автомобиль, там погибли муж и жена. А наша тероборона, увы, оказалась без управления, без оружия. И их просто расстреляли.

– Везде, куда приходят россияне, отключают украинские телеканалы и блокируют интернет, как в условиях оккупации вы узнавали о происходящем?

– До 30 апреля была еще какая-то украинская связь. Телевидение вырубили сразу. Транслировались только российские каналы, соловьевы, "Звезда"... Проводной интернет у нескольких провайдеров отключился сразу. "Киевстар" держался очень долго. И мобильная связь была. Ее глушили. В первые дни можно было подняться повыше и поймать сигнал. А потом был период, когда дней на пять вообще все выключили. И потом из Крыма они провели свой интернет. В помощь нам был VPN, и можно было зайти на любой украинский ресурс.

Кстати, многие кафе в Херсоне раздавали Wi-Fi бесплатно. Иногда там собиралось по три сотни человек. И вот однажды мы стояли в кафе, вдруг с разных сторон подъезжает несколько машин, вошли вооруженные люди и с мясом вырвали роутер. Кто-то сдал…

– А что было с водой, светом?

– Все работало бесперебойно. Гауляйтер Владимир Сальдо говорил людям, что платить за коммуналку не нужно. Мол, все реквизиты украинские, вы помогаете нацистам, не платите – пользуйтесь и все, разберемся потом. И вот "потом" это наступило. Прихожу домой – у меня в двери распечатка: "Уважаемый клиент (без фамилии), срочно обратитесь в облэнерго для получения новых реквизитов на российские счета". Естественно, я никуда не пошел, как и раньше платил коммуналку через личный электронный кабинет своего банка. Некоторые люди, знаю, не платили ничего.

– За счет чего выживали люди, если многие предприятия не работали?

– Кто раньше получал на карту пенсию, соцпомощь, им регулярно приходили все выплаты. Надо сказать, что множество собственников херсонских компаний повели себя очень порядочно и, пока мы были в оккупации, а производство стояло, они продолжали платить зарплату на карту и это помогло людям выживать.

Какое-то время в отдельных маленьких магазинах можно было расплатиться украинской картой и даже некоторые банки работали. Нелегко пришлось молодым семьям, которые остались без работы, – они выезжали. Часть людей пошла на рынок торговать. Это позволяло сводить концы с концами. А тем, кто получал русский паспорт, давали подъемные 10 тыс. руб. за месяц. Но на это пошли единицы.

– А как херсонцы отреагировали на этот псевдореферендум?

– "Референдум" – это был ужас. Его объявляли несколько раз и, наконец, с 23-го по 27 сентября провели. Члены комиссий – чистые коллаборанты. Представляете, на рынке ставили ящик – бери и голосуй. Бред. Такой позор! Результат был понятен сразу.

Потом они стали ходить по домам. Потому что у них были списки избирателей. К сожалению, у оккупантов оказались все базы данных, например тех, у кого есть охотничье оружие, базы Пенсионного фонда, базы избирателей с парламентских выборов.

Схема такая: приезжает бусик, выходят вооруженные автоматами люди и два-три коллаборанта. Один ящик носит, у второго списки. Если подъезд закрыт, ломают двери, если есть настроение. Нет – идут дальше. Заходят и потом по квартирам ходят. Говорили: "Вы можете даже из квартиры не выходить, просто скажите, вы за или против, мы сами поставим птичку". И как люди могут отвечать, когда два автомата на тебя направлены?

Это был страшный день. Они по нашему кварталу ходили целый день и как-то попали в наш подъезд. Они стучали прикладами, ногами в дверь нашей квартиры, но мы сидели тихо. Они пошли дальше.

– Каким был месяц перед освобождением? Было предчувствие?

– Было видно движение техники через Антоновский мост. Потом, когда мост разбили, они пригнали баржу и оборудовали переправу под мостом. И вот месяц до освобождения мы наблюдали, как они уходили. Но предчувствия, что русские бросят город и уйдут, не было. Более того, по своим каналам они говорили, что будут биться за каждый дом.

Разрушенный Антоновский мост. Фото: dvish_alive / Telegram

Странная такая тишина наступила 10 ноября. Поехал в город и не увидел никого – ни одного автоматчика нет. Вот тогда пришло понимание, что город освобожден.

Кстати, примерно за месяц до отступления русские ходили по всем причалам (в Херсоне было самое большое количество лодок зарегистрировано) и расстреливали лодки, моторы ломали. Серьезные катера отжали сразу.

Мы были на правом берегу, и нам повезло. Те, кто остался сейчас на левом берегу, даже если очень хотят, не могут никак попасть в Херсон. Тех, кто пытался убежать, лодкой переправиться, тупо расстреливали. Несколько уже таких случаев. Мой знакомый в Голой Пристани живет. Там ужасная ситуация. Уже никто ни с кем не заигрывает. Люди очень ждут, когда их освободят.

А еще русские занимались грабежами. Например, нашу фирму ограбили. Пригнали грузовик и загрузили все. Как всегда – холодильники, телевизоры, электроприборы, обогреватели, бытовую технику, столы, стулья, ну и, конечно, унитаз сняли. К счастью, производственные фонды уцелели – их не тронули. Я сейчас в Киеве, поправлял здоровье, но после 20 марта возвращаюсь в Херсон – надо запускать производство. Люди на месте, готовы работать, а стране нужна наша продукция.

– Что для вас будет победой, какой день?

– На первом этапе хотя бы вернуться к границам 24 февраля 2022 года. А в идеале – чтобы Россия вывела свои войска со всех наших территорий. Я понимаю, это будет сложно. Как говорил покойный Борис Немцов: "Путин скорее Кремль отдаст, чем Крым". И вот когда падет совсем путинский режим, будет окончательная наша победа.