Жебривский: Хочу сказать ОБСЕ: водку жрать с террористами – это одно, а обеспечить безопасность людей на выборах – другое G

Донецкая областная военно-гражданская администрация (ОВГА) располагается в Краматорске, в здании горсовета на площади Мира. В 2014 году город три месяца находился под контролем пророссийских боевиков. А сейчас до самой "горячей точки", города Авдеевка – почти 90 км. Сам Краматорск ведет вполне мирную жизнь: работают торговые центры, рестораны, гостиницы, на афишах анонсы концертов и театральных гастролей. О близости фронта напоминают только время от времени пролетающие военные самолеты, мужчины в форме, люди с бейджами ОБСЕ и автомобили наблюдательной миссии. 

Павел Жебривский возглавляет обладминистрацию с июня прошлого года. Мы встретились в его рабочем кабинете. Там традиционные для украинского чиновника атрибуты: у рабочего стола государственный флаг, на стене карта области и портрет президента. Жебривский много курит. Эмоционально рассуждает о ситуации на фронте, "ДНР" называет исключительно "дыра", а соседнее агрессивное государство – "рашка" и "кацапия". Он убежден, что при наличии политической воли и определенной настойчивости оккупированные районы вернутся в состав Украины. Чиновник полностью отметает идею о выборах на Донбассе, поскольку в нынешних условиях невозможно гарантировать безопасность политических партий и их агитаторов, не обсуждается вовсе вопрос участия беженцев в избирательном процессе.

В интервью корреспонденту издания "ГОРДОН" Жебривский рассказал, что своей главной задачей считает возврат Донецкой области в украинское пространство. По его мнению, этот процесс уже происходит, в том числе через реформу системы образования и государственной службы. Важным инструментом достижения цели станут крупномасштабные работы по обновлению инфраструктуры, которые начнутся в ближайшее время. Предполагается, что только в этом году будет потрачено около семи миллиардов гривен.

– В последние недели обстрелы со стороны боевиков усилились, есть жертвы. Вы как глава военно-гражданской администрации следите за происходящим на линии разграничения?

– Кроме Авдеевки, регулярно обстреливаются Зайцево, Жованка, Майорск, Водяное, Опытное и так далее. Мирных жителей почти не осталось. Тех людей, которые там еще живут, замучило все. Они не хотят разбираться, кто стреляет, они хотят, чтобы просто перестали убивать их.

Жебривский: Для большинства живущих в Донецкой области людей уже актуальны те же проблемы, что и для всех жителей страны. Фото: donoda.gov.ua

– А что происходит с оккупированными районами?

– Там все не так однозначно, как кажется. Большинство людей уже поняли, что никакая Рашка их не заберет. Там много патриотов, много тех, кто хочет жить в Украине и ждет украинские войска, кто уже сто раз разочаровывался в Украине и снова очаровывался, и много откровенных сепаров и негодяев. Так что говорить о наличии некоей одной точки зрения не приходится. НКВДшное стукачество неимоверно процветает, поэтому люди стараются не обсуждать острые вопросы, все запуганы.

В Донецке существенных разрушений нет. Пострадал только район аэропорта, есть проблемы в Кировском районе. Центр сохранился нетронутым. Как рассказывают люди, которые там бывают, в городе идет самая обычная жизнь: улицы убирают, магазины и рестораны работают. Правда, есть дефицит рабочих мест.

Сейчас самая большая сложность в том, что негодники стреляют по Авдеевке именно из Донецка. Чтобы было понятно: от аэропорта до Авдеевки – всего семь километров. Наши военные даже не могут ответить как следует, потому что обстрелы ведутся из жилых районов.

– Как вы относитесь к идее строительства стены, чтобы полностью отгородиться от оккупированных районов Донбасса?

– Я не сторонник тех, кто кричит: “Давайте проведем референдум и отделим эти районы”. Не поддерживаю и тех, кто говорит: “Давайте пойдем в атаку”. Они либо делают вид, либо не хотят понять, что как снимут санкции, Рашка тут же введет свои войска, как сделала в Дебальцево или Иловайске. И будет иметь оправдание по этому поводу.

Но я не вижу и выборов до тех пор, пока не будет закрыта граница, не будут выведены регулярные войска кацапии, а бандформирования – разоружены, и пока люди не смогут получить доступ к разным средствам массовой информации и сформулировать личное мнение, чтобы сделать осознанный выбор. Всем иностранцам я говорю: при открытых границах, террористах и кацапских военных проводить выборы означает фактически закрыть глаза и легитимизировать марионеток Путина, придать им вид законности.

– Тем не менее, именно этот вопрос о выборах на Донбассе сейчас самый актуальный, и ОБСЕ уже заявила, что предлагает сценарий их проведения.

– Свой сценарий? Да, пожалуйста! Только я хочу сказать ОБСЕ: водку жрать с террористами – это одно, а обеспечить безопасность людей – другое. Я встречаюсь с представителями от Оппоблока, которые о выборах думают, и спрашиваю: “Ты лично готов ехать туда агитировать, если любой пьяный или обдолбанный террорист, которому все пофиг, просто из "мухи" зашарашит в твою машину?” Оказывается, нет.

Жебривский: Я хочу сказать ОБСЕ: водку жрать с террористами – это одно, а обеспечить безопасность людей – другое. Фото: Павло Жебрівський / Facebook

Следующий вопрос: как будем поступать с людьми, которые выехали и стали вынужденными переселенцами? Они имеют право участвовать в тех выборах? Вообще-то имеют – это их родина, их дом остался на оккупированной территории. И как они будут голосовать? Туда ехать? А там "МГБ" с подвалами, а часть беженцев – в расстрельных списках. Кто их защитит? И кто обезопасит политические партии и их представителей, которые будут агитировать на тех территориях?

Есть только один серединный вариант: если бесноватый Путин так хочет, чтобы там прошли выборы, пусть международная полицейская миссия встанет на границе и обеспечит общественный порядок на временно оккупированных территориях. Все! Без безопасности, без доступа к СМИ и возможности участия в голосованиях вынужденных переселенцев – извините, это не выборы.

Вот чем отличается КГБист от нормального человека? Для него эфемерный интерес государства выше интересов рядового гражданина. Это делает идиота, которого называют Владимиром Путиным, исчадием ада для всего мира. Он вбил в свою башку, что должен быть а-ля Петр Первый, вот и прет. Ему по цимбалам, что происходит с людьми, в том числе с его людьми. Еще до Дебальцевской операции под Никишино наши положили более 300 чеченов и обдолбанных ополченцев. Пулеметы захлебывались, накрывали артиллерией, потому что они перли, как ненормальные. Для Путина все – расходный материал, а не люди.

– С Путиным понятно. Если мы дорожим своими гражданами, почему не выводим их из-под обстрелов?

– Большинство оставшихся старше 70-ти. Даже если им есть куда ехать, прикипели к месту, говорят: “Хочу умереть там, где родился”. 67 человек остаюся в Водяном, более 40-ка – в Опытном, 14 – в Песках. Они живут по подвалам, и это трагедия. Когда мне говорят, что те, кто там остался, – сепары, отвечаю: “А ты сам возьми и брось свою квартиру, увези в другой незнакомый город семью”. В Донецке, Торезе или Макеевке тоже много патриотов. Почему не выезжают оттуда? Потому что отжимают дома уехавших со всем имуществом.

Сложнейшая ситуация в селах, которые находятся на линии разграничения. Мы там даже делать ничего не можем. Сегодня восстановил, завтра уничтожили. Там и так, рассказывают, специально что-то обновляют – отмывают деньги. Сделал на гривну, списал на миллион. Все разрушено, доказательств нет. Но дело даже не в этом. Бесперспективно строить там, где идет постоянный обстрел.

– Как вы считаете, созданное Министерство по вопросам оккупированных территорий сможет более эффективно решать проблемы районов, где ведутся боевые действия, и отстаивать позицию Украины на переговорах?

– Тяжело сказать, пока министерство не сформировано. Мне это напоминает анекдот, как в 1930-х годах по всему Союзу создали колхозы. Только в Еврейской автономной республике не было ни одного. На заседании ЦК КПБ приняли гневное решение об ответственности за создание колхозов. Уже на следующий день пришла телеграмма из Биробиджана: "Колхозы созданы, шлите колхозников".

Ситуация с этим министерством пока аналогична. Суть не в моем друге Георгии Туке и не в человеке, которого я знаю с 2005 года и к которому хорошо отношусь, – Вадиме Черныше. Суть в том, чтобы четко определить их функционал. Иначе получится просто еще одно министерство. Посмотрим, что будет.

Сказать, что кипит работа и словно из рога изобилия идут деньги на восстановление, не могу, но что-то делается. Вообще вложения со стороны бизнеса мизерные

– 3 июня Верховная Рада проголосовала за законопроект, по которому Донецкая область получит деньги, накопленные на счетах учреждений оккупированных территорий. Накануне сессии вы у себя в Facebook писали, что если депутаты будут блокировать восстановление Донецкой области, назовете их имена. Расскажите, кто и как блокирует развитие Донбасса?

– Я довольно долго работал в бюджетном комитете и видел финансовый ресурс на казначейских счетах Донецка, Тореза, Енакиево, Макеевки и других городов. Есть предприятия, которые там работают, перерегистрированы в Украине, платят налог на доходы физических лиц. Последние два года происходило накопление средств. Я предложил эти деньги перекинуть на контролируемую Украиной территорию, чтобы начать восстановление инфраструктуры.

В силу разных условий решение этого вопроса блокировалось. Ни одного голоса не давал Оппозиционный блок. Деньги могли девальвировать или их подняли бы в общий фонд государственного бюджета и использовали на другие потребности страны. А ведь можно направить в конкретный регион, пострадавший от российской агрессии. И мне не понятна мотивация, почему депутаты не голосовали. Мы 10 месяцев добивались этого решения! 

– Вы лично с депутатами говорили?

– Это проблема политического заигрывания с теми, кто проживает в оккупированных районах. Они отвечали: “А что же мы скажем в Енакиево? Там тоже люди живут, мы должны вернуться и деньги пойдут на восстановление тех территорий”. На что я обещал, мы восстановим эту часть, сконцентрируем весь финансовый ресурс и отстроим все там…

– Известно, что еще со времен президента Леонида Кучмы Донецкая область является вотчиной олигарха Рината Ахметова. Интересно, он сейчас помогает региону?

– Есть проекты по Авдеевке. Вкладывает какие-то ресурсы в коксохимический завод. В прошлом году около девяти миллионов выделил на ремонт и остекление зданий. Сказать, что кипит работа и словно из рога изобилия идут деньги на восстановление, не могу, но что-то делается.

Вообще, вложения со стороны бизнеса мизерные. Больше пиара, чем реальных дел. Основные источники поступления средств – донорские проекты, местные, областной и государственный бюджеты. Не вижу, чтобы донецкие бизнесмены ломанулись восстанавливать Донбасс. Большинство из них даже бывают тут редко. Если вдруг и приезжают, то обычно инкогнито.

– С вами общаются?

– Со мной вообще мало кто из Оппоблока говорит. Но с местным бизнесом коммуникация есть. Независимо от политического окраса требования таковы: сохранение рабочих мест, выплата зарплат, уплата налогов и соблюдение экологических норм.

– Как-то не верится, что Оппоблок и лично Ахметов не предпринимают попыток влиять на региональную власть.

– Это бесперспективно. О чем они могут со мной говорить? У меня тут нет никаких личных интересов. Пытаются влиять на ситуацию через мэров городов, районные и городские советы, которые они сформировали. Проявляется это по-разному. Не могу сказать словами Кучмы: “Власть сильна, как никогда”. Но есть правоохранительные органы и есть повестка дня, которую задает моя команда. Вот недавно хлопцы было решили поиграть со мной – отказались переименовывать Димитров и Красноармейск.

– Вы им дали две недели на размышление...

– И переименовали. Теперь у нас Мирноград и Покровск.

– У вас такие диктаторские методы руководства, или тут иначе не понимают?

– Конечно важен сильный руководитель, который и наказать может, и погладить. Без характера тут вообще нечего делать. Мы задали много приоритетов, но ключевой – возврат Донецка в единое украинское пространство. Все остальное – восстановление инфраструктуры, реформы и так далее – средства достижения цели.

В остальной части Украины нет понимания того, что здесь происходит. Поэтому иметь деловые отношения с предпринимателями из нашего региона никто не желает

– Вы уже год отработали, можете кратко описать, как изменилась область за этот период?

– Не буду делать анонс. 11 июня де юре, а 15 де факто будет год, как я работаю в Донецкой области. Готовим отчет и покажем, что за это время удалось сделать в разных сферах, презентуем альманах о состоянии объектов, которые мы собираемся восстанавливать, – вы все услышите.

В действительности, область меняется, и не только благодаря мне. Например, криминогенный уровень у нас меньше, чем в среднем по Украине. Это не только заслуга полиции. Тут находится значительный контингент военных, что является стабилизирующим фактором. Да и криминалитет выехал в оккупированные районы.

Жебривский: Смотрите, Захарченко привез 15 книжек в какую-то школу – показали все российские каналы. У нас же по телевизору взахлеб рассказывают, как все плохо. Такое ощущение, что украинцы – мазохисты. А когда все плохо, какой стимул жить? Фото: Павло Жебрівський / Facebook

Меня вдохновляет, что для большинства живущих тут людей уже актуальны те проблемы, что и для всех жителей страны. Сепаратистские настроения не исчезли. Есть, как и в Киеве или любом другом регионе. Возможно, немного больше, но это уже не критическая масса. 70–80% – люди, которые не мечтают о вступлении в "дыру". Тех, кто еще хочет туда, осталось в пределах статистической погрешности. Примерно 9% хотели бы жить в "рашке".

– Или в СССР?

– Они не разделяют эти понятия. Их интересует колбаса по 2,20, водка по 3,60, шахта, зарплата в 400 рублей, время от времени – на море, ну и молодость, конечно (смеется. – “ГОРДОН”).

Сегодня мы стараемся начать процесс восстановления региона. Это тяжело дается. Но мы чуть ли не каждую неделю что-то обновляем, восстанавливаем, строим. Уже открыт один мост за счет областного бюджета, новые отделения в больницах. Например, в Великоновоселковском районе открыли реконструированное, по-современному оснащенное хирургическое отделение. 2,3 миллиона гривен заплатил областной бюджет, 2,7 – местный. Много помогают иностранные финансовые доноры.

Необходимо до конца года восстановить или отстроить заново 650 объектов. Такого широкомасштабного строительства в регионе еще не было. В этом году планируем использовать из разных источников более семи миллиардов гривен. Для сравнения: в благополучном 2013 году, при хаме-президенте и Азирове-премьере на соцэкономразвитие области выделили 600 млн гривен. Если 7 млрд разделить на три, будет 2,7 млрд грн по старому курсу. Сравните: 600 млн и 2,7 млрд. Такого финансового ресурса ни одна область Украины на инфраструктуру не видела.

– Как-то у вас все слишком гладко.

– Обычно там, где достижения – это достижения людей, а там где недоработки – это глава области плохой (смеется. – “ГОРДОН”). Нормальный процесс. Когда идешь на такую должность, должен понимать, что берешь на себя ответственность. Но я – не толстокожий. Временами мне грустно, что СМИ ищут только какой-то треш. Мне одна женщина в Зайцево, где каждый день обстрелы, сказала: “А зачем нам смотреть рашаТВ? Мы смотрим украинские новости: там президент недорабатывает, премьер – негодник, депутаты вообще идиоты, все вокруг коррупционеры и злодеи. Скажите, что-то хорошее у нас в стране есть?” Поэтому важно концентрироваться не только на плохом.

Идет информационная война, которую мы проигрываем. Смотрите, Захарченко (главарь "ДНР" Александр Захарченко. – "ГОРДОН") привез 15 книжек в какую-то школу – показали все российские каналы. И нам нужна пропаганда, чтобы люди знали и видели, что мы делаем. У нас же по телевизору взахлеб рассказывают, как все плохо. Такое ощущение, что украинцы – мазохисты. А когда все плохо, какой стимул жить? Нужна ли критика? Конечно! Без нее не будет движения вперед, но надо помнить: она разрушает.

– Для пропаганды государственных достижений создано соответствующее министерство.

– Хорошо пенять на министерства. Пусть каждый журналист посмотрит и скажет, что важного он сделал для пропаганды своей страны. Да, он не в состоянии сделать столько, сколько министерство. Но важно на своем месте каждому реализовать свое маленькое доброе дело. И от этого уже плюс всем.

– И все же, что за этот год у вас не получилось и почему?

– Я анонсировал начало сплошного строительства в регионе. Старт отложен, как минимум, на четыре–пять месяцев. В том числе потому, что наверху не принимают необходимые решения. Финансовый ресурс есть. А городские и районные команды не готовы управлять деньгами. Для начала строительства надо создать проектно-сметную документацию, получить экспертизу, провести тендер. Из 650 объектов проектные документы имеют только 52%. Заставить чиновников работать – моя задача. Есть такое выражение – волшебный пендель. Часто приходится им пользоваться, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки.

Не удалось оживить экономику в регионе. Отсутствие кредитования – один минус. Страх – второй. Нет доверия западных партнеров, и даже бизнеса из центральной Украины. Моя сотрудница рассказала, как в Днепропетровске таксист ее спросил: “У вас ДНРовцы в Краматорске ходят с оружием или без?” То есть, в остальной части Украины нет понимания того, что здесь на самом деле происходит. Поэтому иметь деловые отношения с предпринимателями из нашего региона никто не желает.

– В Луганской области есть проблема контрабанды – об этом постоянно говорят, а в Донецкой?

– Есть и у нас. Но концентрироваться на ней не вижу смысла. Это общенациональная проблема. Именно на таком уровне ее необходимо решать. Является ли ключевой задачей главы области борьба с контрабандой? Нет. Для этого есть СБУ, фискалы и пограничники. Моя задача – контролировать, чтобы они все-таки занимались своей работой. Ключевой элемент ответственности главы ОВГА –  условия жизни людей.

– По вашим словам, на восстановление области планируется потратить семь миллиардов гривен. Откуда столько денег в воюющей стране на регион, где ведутся боевые действия?

– Финансирование придет из разных источников: госбюджет, Европейский инвестиционный банк, областной бюджет, экологические деньги, UNDP (The United Nations Development Programme – организация при ООН, которая занимается оказанием помощи в сфере развития, – "ГОРДОН"). Вскоре будет создан трастовый фонд, и я надеюсь, мы сдвинем процесс восстановления инфраструктуры области.

– Можно подробнее про трастовый фонд?

– В него войдут ООН, доноры (правительства ряда стран, в том числе Японии и Швейцарии), кредитные организации (Всемирный банк, Европейский инвестиционный банк, Европейский банк реконструкции и развития). Будут как грантовые деньги, так и кредитные для восстановления инфраструктуры всей восточной Украины. Не только Донецкой и Луганской областей, но и Запорожской, Днепропетровской и Харьковской. UNDP отрабатывал механизмы контроля.

Мы предложили свой алгоритм: Министерство по вопросам оккупированных территорий должно определить методологию использования финансовых ресурсов и выполнять контролирующую функцию, а деньги на восстановление должны идти по горизонтали. Тогда не будет лишних согласований с министерствами, и средства будут быстрее и эффективнее распределяться. Модератором трастового фонда, скорее всего, будет UNDP.

Жебривский: Заставить чиновников работать – моя задача. Есть такое выражение – волшебный пендель. Часто приходится им пользоваться, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Фото: Will Ponomarenko /  Facebook

– Там, где большие деньги, большая коррупция...

– Чтобы никто не крымздил деньги, мы выписали отдельный закон о системе ProZorro, как пилотном проекте для Донецкой области. Все будет проходить исключительно через электронные торги. Также создадим наблюдательный совет, где девять членов из 12 будут иностранцы. Все для того, чтобы даже мысли не появилось украсть хоть одну бюджетную копейку. Последнее время я на всех совещаниях повторяю: кража бюджетных денег – мародерство, а мародерство во время войны карается расстрелом.

– И действует?

– Конечно, это заклинание. Сколько не говори "халва", сладко во рту не станет. Сколько не рассказывай, сколько не наказывай, ничего не будет. Надо устранить саму возможность крымздить деньги. И на мой взгляд, система электронных торгов позволяет это делать. Узких мест в электронных торгах всего два: первое, когда те, кто хочет сорвать торги, дает невозможно низкую цену на товары и услуги, выигрывают, а потом съезжают с темы, торги объявляются недействительными: второе – когда выписывают такие условия, что никто, кроме одной фирмы, не сможет участвовать. Чтобы этого не было, мы как раз и приглашаем иностранцев. Они будут формулировать условия торгов. И ко мне больше никто не сможет приезжать и говорить: "Иванович, а можно какой-нибудь подряд?" Нельзя. Я тебя люблю и уважаю, но ничем помочь не могу. Вперед на площадку ProZorro!

Оказалось, на территории, контролируемой украинской властью, уголь в основном газовой группы, а антрацит – на временно оккупированной

– Что будет с убыточными шахтами, которых немало в Донецкой области? В условиях экономического кризиса нецелесообразно их поддерживать.

– Мне нравится нынешний министр топлива и энергетики. Недавно встречались и обговаривали этот вопрос. У нас схожее видение: все шахты следует разделить на три категории. Первые – выбрали ресурс и не имеют перспективы разработки. Есть доноры, готовые финансировать их закрытие и создание рабочих мест в шахтерских городках. Эти процессы должны происходить одновременно. У нас на территории три или четыре таких шахты.

Вторые – при капиталовложениях на модернизацию и закладку новых лав могут выйти как минимум, на нулевую рентабельность. Среди таких – “Южнодонбасская №1”, “Южнодонбасская №3”, шахты “Украина” и “Кураховская”. Дальше их можно выводить на приватизацию.

Жебривский: Где надо закрывать шахты, будем закрывать. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Фото: Павло Жебрівський / Facebook

Третьи – шахты, которые и сегодня прибыльны. Это “Краснолиманская”, “1/3 Новоградовка”. Они могут развиваться и оставаться в государственной собственности.

Так что где надо закрывать, будем закрывать. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Просто нужно правильно с людьми говорить. Они привыкли, что большие деньги, которые выделялись на закрытие шахт, “пилили”, отправляли на погашение разницы по себестоимости, а на создание рабочих мест уже ничего не оставалось.

Еще есть шахты, которые на 49 лет передали в концессию ДТЭК. Там также имеются проблемы. Например, не работает “Шахта “Белозерская”. Ее хотят консервировать, потому что существует перепроизводство так называемого угля газовой группы.

Оказалось, на территории, контролируемой украинской властью, уголь в основном газовой группы, а антрацит – на временно оккупированной. У нас только две ТЭЦ – Углегорская и Курахово – работают на газовом угле. Остальные – на антраците. Решено постепенно переводить ТЭЦ на газовый уголь. Если получится, тогда появится сбыт газового угля, и можно будет говорить о возобновлении выработки на таких шахтах, в том числе на тех, что находятся в концессии.

– Когда приступите к реализации этого плана?

– Приедет министр, соберем шахтеров, все обговорим. Нужны в том числе изменения в закон о бюджете. В этом году начнем двигаться в заданном направлении, а когда завершим, не знаю. Реально все сделать за девять месяцев, если будет финансовый ресурс и политическая воля Киева.

– 650 объектов, о которых вы говорите, – что это?

– Школы, детсады, больницы, системы теплоснабжения, водоснабжения и канализации, дороги – приоритеты по вложению финансового ресурса. Также планируем строить спортивные сооружения.

В регионе серьезное спортивное сообщество. Мы намерены его поддерживать. Депутат-мажоритарщик Максим Ефимов вместе с нами собирается строить в Краматорске бассейн. Сейчас в городе всего один бассейн, и тот частный. Они такие деньги дерут с людей! Даже когда мой заместитель обратился с просьбой предоставить возможность для тренировок нашим олимпийцам, отказали, ответили: "Платите рыночную цену".

20% ресурса направится в систему образования. Если Арсений свет Петрович хотел 100 опорных школ по всей Украине создать и на каждую выделял аж два миллиона гривен, то у нас к концу года должны заработать 21 опорная школа (а вообще-то мы хотим 26), и на каждую собираемся потратить по 20 млн гривен. Деньги пойдут на полный ремонт от подвала до крыши с термомодернизацией, евроремонтом, новой мебелью, интерактивными досками, компьютерными и лингафонными кабинетами, кабинетами физики, химии, биологии. Одну такую школу как прообраз мы уже открыли в Святогорске. Представьте себе: там девять интерактивных классов, пять видеопроекторов, практически каждый класс имеет интерактивные мультимедиа. До 1 сентября появится лингафонный кабинет и цифровой физический кабинет с лабораториями. Можете назвать такую же киевскую?

– Оборудовать школу в современном мире – не вопрос, были бы деньги. А кто работать будет в этих высокотехнологичных классах и преподавать?

– Это проблема номер один сегодня. Я пригласил в Донецкую область Надежду Оксенчук, которая проводила реформу образования во Львове. Она теперь тут руководит департаментом образования. Местные преподаватели ее хорошо приняли. Мы договорились, что учителей и директоров в опорные школы будем принимать исключительно на конкурсной основе. Кроме того, я приму распоряжение, которое предусмотрит двойную зарплату для работников опорных школ, то есть им будут платить и местные бюджеты, и областной. Это создаст конкуренцию в среде педагогов и поможет вдохнуть украинский дух в учреждения образования. Кстати, сегодня в сельских районах области почти 90% школ украиноязычные.

– Всегда говорили, что Донецкая область – русскоязычный регион, где не понимают и не принимают все украинское...

– Все это на самом деле обман. Большинство сел говорит на суржике. Только там, где много этнических греков, население пользуется русским. Поезжайте в любое село – и вы услышите украинскую речь. Города – русскоязычные. Но это понятно. Русский язык на Донбассе – язык начальства. Поедешь в Лиман – дядька говорит по-украински. Только стал гаишником, тут же перешел на "могучий", потому что это модно, это язык начальства.

Жебривский: Все детсады Донецкой области и почти 90% сельских школ украиноязычные. Фото: Павло Жебрівський / Facebook

– Будете переучивать?

– Никого не надо ломать с переходом на украинский язык. У меня есть требование: госслужащие должны не только написать в анкете, что знают украинский язык, но и пользоваться им. У нас уже все коллегии проходят на украинском языке, все спокойно говорят. Для этого понадобился один год. В каждой райадминистрации работают курсы делового украинского языка.

Мы смещаем акцент на систему образования. Детские сады уже на 100% украиноязычные, согласно закону о дошкольном образовании. Все опорные школы будут украинскими. Это не означает, что мы закроем русскоязычные школы. Они продолжат работать и финансироваться так же, как по всей стране. А я буду работать конфеткой: доплачивать учителям опорных школ.

Почему Польша успешнее Украины? Там единый язык, единая религия и культура. Сначала он – поляк, а потом демократ, социал-демократ или кто-то еще. И у нас тоже должны быть объединяющие факторы. Язык – один из них. Это не означает, что всех надо срочно переводить на украинский язык, но постепенно проводить государственную политику украинизации – моя конституционная обязанность. Много спорят, что сейчас важнее знать английский. Согласен. Только сначала пусть выучат украинский.

– До назначения на пост губернатора вы почти полгода работали в Генеральной прокуратуре Украины на должности начальника управления по расследованию коррупционных преступлений. Вы часто повторяете, что для победы над коррупцией необходимо убирать ее причины. С какими причинами коррупции лично вам удалось разобраться?

– По поводу использования бюджетных денег уже сказал: переводим все на электронные торги. Сейчас работаем по центрам предоставления административных услуг, чтобы отсечь человека от чиновника. В середине июля откроем такой центр в Мариуполе, затем еще 42 – по всей Донецкой области.

Поставили задачу перед Госгеокадастром разработать механизмы оформления аренды земли, права собственности на землю, чтобы человек не пересекался с чиновником. Необходим четкий перечень документов, который следует предоставить, и срок, за который служба обязана выдать документы. Таким образом мы пытаемся уменьшить уровень коррупции. О победе говорить пока рано.

Что касается медицины. Тут главный вопрос – госзакупки. Всех обязали работать через ProZorro. Тоже есть проблемы. Мои заместители серьезно бодаются с департаментом охраны здоровья. Закупку медпрепаратов можно проводить по-разному. Например, создать список из тысячи наименований, тогда никто, кроме дистрибьюторов, участвовать в торгах не сможет. А дистрибьютор в цену закладывает 15–20% своей маржи. Производитель выйти на тендер не в состоянии, потому что у него только десяток наименований. Поэтому наша задача – разбивать госзаказ на мелкие лоты.

– А как быть с качеством медицинских услуг и врачами, которым платят пациенты непосредственно в карман? Это хоть и бытовая, но все равно, коррупция.

– И дальше будут брать деньги. Даже если поставим везде видеокамеры. Единственный выход – достойная зарплата. Кого мы обманываем? Можно разве за две тысячи гривен прожить? Стоит ли ради такой зарплаты учиться 8–10 лет? Просто рассказывать, что все врачи – негодяи, нечестно. Мы не дали им возможности жить достойно. Ликвидировать такую коррупцию можно только через введение страховой медицины.

– Вы – сторонник страховой медицины?

– А другого выхода нет. В любой стране мира с рыночной экономикой работает медстрахование.

– Не везде. Великобритания и Канада, например, имеют социальную медицину, которую оплачивает госбюджет.

– Но страховка там также есть. Мы не говорим о полном отказе от социальной медицины, а лишь о том, что неотложная медпомощь должна гарантироваться государством. А все остальное – идти через страховые компании. К слову, тогда исчезнет необходимость централизованной закупки лекарств. Все будет контролировать страховщик. И черта с два он позволит купить лекарства или оборудование за откат.

– Так давно об этой реформе говорят, что уже не верится в саму возможность ее реализации.

– С 2004 года. Тогда уже написали закон о страховой медицине (я был его соавтором). Он прошел два чтения и заглох. Не договорились, кто будет контролировать страховой фонд. А потом просто болтали и ничего не делали. Во власти всегда было много популистов, которые рассказывали, что это невозможно. Но если мы честны с обществом, должны прямо сказать: без страховой медицины коррупцию победить невозможно.

– Так ведь страшно честно говорить с народом...

– Лучше лапшу вешать на уши и рассказывать, что тарифы должны быть мизерными, а вообще-то, еще доплачивать надо тем, кто потребляет воду, газ и электричество. Популизм процветает от того, что у нас так и не сформировались идеологические партии. Хотя уже есть два политических течения. Правоцентристы говорят: сначала должна заработать экономика, бизнес заплатит налоги, после этого начнется социальная помощь. Левоцентристы кричат: давайте всем дадим льготы и кучу денег потратим на социалку.

В этом смысле мне симпатична Швейцария. Когда там поставили на голосование вопрос, надо ли доплачивать швейцарцу за то, что он швейцарец. Парламент сказал "нет", потому что нам нужны образование, медицина и другие важные в современном мире вещи. На вопрос, надо ли уменьшать налоги, они ответили "нет". Потому что нужны социальные услуги, безопасность и комфортная жизнь, а на это нужны деньги. Вот это развитая демократия. А у нас в каждой политсиле, как бы она ни называлась, превалирует популистская составляющая. Поэтому мы не можем двигаться вперед.

– А разве 25 лет жизни в независимой Украине мало, чтобы каждый политик эволюционировал как личность и голосовал не потому, что глава фракции сказал “нажми эту кнопку”, а потому, что закон необходим обществу?

– Не хочу в это углубляться.

– Вам ведь это тоже мешает работать...

– Очень мешает. Тяжело превратить свободного человека в раба, но еще сложнее вывести из рабского состояния. Сегодня рабского много не только в тех, кто, как я, седой, но и в молодежи. Такое у нас наследие. Моисей 40 лет водил свой народ по пустыне, чтобы вытравить рабский дух.

Нам этого времени оказалось недостаточно. Но однозначно мы двигаемся в верном направлении. Просто от пункта А к пункту Б идем не по прямой, а очень большими зигзагами. Возможно, не рейтингово то, что я скажу: речи зрадофилов – неправда, все-таки что-то делается в стране. Есть закон о госслужбе. Возможно, прямо сейчас он не сработает, но через год-полтора принесет эффект. Приняли решение о повышении тарифов. Это больно ударило даже не по социально незащищенным людям (у них льготы и субсидии), а по среднему классу. Но и это принесет эффект через пару лет. Пока, конечно, отложили закон о прокуратуре, но неизбежно к нему вернутся. Конкурсный отбор на должности в госкомпании продвигается с большим трудом, но через год-два эта система все равно заработает. Сейчас строится основа государства. Это болезненный процесс, который пока не приносит видимых результатов.

– Вы такой оптимист?

– Если бы я не верил, что все получится, не приехал бы сюда работать. В 2008 году, когда Виктор Ющенко сказал, что нашел нас на помойке, я вышел из партии "Наша Украина". Много критиковал Ющенко за договоренности с донецкими олигархами, которые привели к тому, что из Донецкой области сделали какой-то заповедник социализма.

Теперь понимаю: мало критиковать и рассказывать, как кто-то что-то не то сделал. Говорят: начинай с себя, покажи, что можешь. Хочу поменять тут модель взаимоотношений власти и людей. Если мне вместе с командой удастся в Донецкой области, поверьте, для меня это будет успешный проект. Верю, что вся Украина станет успешной. Хотя у нас, как правило, верят только в что-то плохое. Вообще, наибольшая наша проблема – кризис доверия к власти. А в деле построения эффективного государства отсутствие доверия – главный разрушающий фактор.