+3 Киев
Это мир радикальной неопределенности. Скорость и масштабы изменений исключительны. События, которые, как мы думали, никогда не произойдут, происходят одно за другим
Мы должны иметь дело с новыми "фронтами дипломатии", которые стали названием этой встречи. Новые рубежи дипломатии – это большой круг вопросов. Вы расскажете, как оживить многосторонность во время силовой политики. Вы будете говорить о европейской безопасности в свете войны в Украине, но не только – приближаются и другие кризисы безопасности. Мы поговорим об энергетическом и климатическом кризисе и о том, что должен сделать Европейский союз. Оба вопроса взаимосвязаны.
Мы сталкиваемся с одним из крупнейших энергетических кризисов со времен первого нефтяного шока в 1970-х годах. В то время я был студентом Французского института нефти в Париже. Это был 1972 год, и мне сказали, что нефти хватит только 20 лет. Сейчас 2022 год, и у нас все еще много нефти, но по очень высокой цене. Таким образом, энергия и климат – и то, и другое вместе – будут большой проблемой.
Мы поговорим о дезинформации, иностранном вмешательстве в наши политические процессы, цифровой революции, [программе ЕС] Global Gateway, гендерных отношениях и разнообразии. Это очень хорошая программа. Я не собираюсь говорить обо всем. Это было бы невозможно, к тому же, я не специалист почти ни в одном из этих вопросов.
Я хочу структурировать свое послание по двум вопросам. Во-первых – вопросы "что?". Во-вторых – вопросы "как?".
Вопросы "что?". Что происходит? Что будет? Что нам делать?
И вопросы "как?". Как мы работаем? Как мы можем добиться большего и лучших результатов?
Это не тот случай, когда мы отправляем вам всем цветы, говоря, что вы прекрасны, очень хорошо работаете, и мы очень счастливы, мы одна большая семья и так далее. Это момент, чтобы поговорить, что мы делаем или не делаем достаточно хорошо. Я не всегда доволен тем, как работают мои делегации, и хочу отправить четкие месседжи о том, как я хотел бы, чтобы вы улучшились.
Как я уже сказал, я не специалист практически ни по одному из вопросов, но у меня есть широкое политическое понимание. С каким миром мы сталкиваемся? Что это за мир?
Это мир радикальной неопределенности. Скорость и масштабы изменений исключительны. Мы не должны пытаться это отрицать. Мы не должны пытаться этому противостоять. Это было бы бесполезно. Мы должны принять его и адаптироваться, уделив приоритетное внимание гибкости и устойчивости.
Неопределенность – это правило. События, которые, как мы думали, никогда не произойдут, происходят одно за другим. С такими темпами "черные лебеди" (труднопрогнозируемые, редкие события. – "ГОРДОН") станут большинством – одна за другой будут происходить вещи, которые имели очень низкую вероятность, чтобы случиться.
Позвольте мне попытаться подытожить, что с нами происходит. Возможно, я ошибаюсь, но я хочу обсудить это с вами. Я думаю, что мы, европейцы, сталкиваемся с ситуацией, в которой страдаем от последствий процесса, длящегося в течение многих лет, когда мы отделяли источники нашего процветания от источников нашей безопасности.
Наше процветание основано на дешевой энергии из России. Российский газ – дешевый и, как мы думали, доступный, безопасный и стабильный. Доказано, что это не так. Доступ к большому китайскому рынку для экспорта и импорта, технологических трансфертов, инвестиций, дешевых товаров. Я думаю, что китайские рабочие с низкой зарплатой сделали гораздо больше для сдерживания инфляции [в ЕС], чем все центробанки вместе взятые.
Таким образом, наше процветание было основано на Китае и России. Очевидно, что сегодня мы должны найти новые способы получения энергии внутри Европейского союза, насколько это возможно, потому что мы не должны менять одну зависимость на другую. Лучшая энергия – это та, которую вы производите дома. Это приведет к сильной реструктуризации нашей экономики. Люди не знают об этом, но то, что Россия и Китай больше не могут быть теми, кем они были для нашего экономического развития, потребует реструктуризации нашей экономики.
Доступ к Китаю становится все более и более трудным. Адаптация будет жесткой, и это создаст политические проблемы.
С другой стороны, мы делегировали нашу безопасность Соединенным Штатам. Хотя сотрудничество с администрацией Джо Байдена отличное, а трансатлантические отношения никогда не были такими хорошими, как сегодня (включая наше сотрудничество с США и моим другом [госсекретарем США] Тони Блинкеном), кто знает, что произойдет через два года (в 2024 году в США пройдут президентские выборы. – "ГОРДОН") или даже в ноябре (через полтора месяца в США пройдут промежуточные выборы в Конгресс. – "ГОРДОН")? Что бы случилось, если бы вместо Байдена это был [Дональд] Трамп или кто-то вроде него в Белом доме? Каким был бы ответ Соединенных Штатов на войну на Украине? Каким был бы наш ответ?
Фото: EPA
Вот некоторые вопросы, которые мы должны задать себе. И ответ для меня ясен: мы должны взять на себя большую часть ответственности за обеспечение своей безопасности. Соединенные Штаты заботятся о нашей безопасности, Китай и Россия обеспечивают основу нашего процветания – это мир, которого больше нет.
Внутри наших стран происходит радикальный сдвиг, и радикальные правые усиливаются. Это выбор народа. Я не собираюсь никого винить, но вы знаете, о чем я говорю. Радикальные правые расширяют свое влияние в европейской политике.
Итак, у нас есть сложный коктейль, внутренний и внешний, а старые рецепты больше не работают. У нас усиливаются проблемы в области безопасности, и наша внутренняя сплоченность находится под угрозой.
Мы не предвидели, насколько эффективно Украина будет сопротивляться. Мы не верили, что война приближается. Я должен признать, что американцы говорили нам: "Они нападут", – а мы совершенно неохотно в это верили
Давайте посмотрим, что произошло за последние несколько месяцев, более подробно.
В прошлом происходили некоторые вещи, которые, как мы знали, могут произойти, но некоторые из них были сюрпризом.
Во-первых, Украина. Война в Украине продолжается. Мы не предвидели, насколько эффективно Украина будет сопротивляться. Мы не верили, что война приближается. Я должен признать, что американцы говорили нам: "Они нападут", – а мы совершенно неохотно в это верили. Я очень хорошо помню, когда Тони Блинкен позвонил мне и сказал: "Это произойдет в эти выходные". И два дня спустя в пять часов утра [россияне] начали бомбить Киев. Мы не верили, что это произойдет, и не предвидели, что Украина готова сопротивляться так яростно и успешно, как они сопротивляются. Конечно, благодаря нашей военной поддержке. Без нее это было бы невозможно, но они тоже делают некоторые вещи со своей стороны.
Мы также не предвидели способности Путина повысить [эскалацию до] уровня массовой мобилизации и открытых ядерных угроз. Я полагаю, все вы читали последнюю речь Путина, когда он объявил об аннексии [украинских территорий]. Каждый гражданин ЕС должен прочитать эту речь, и вы в частности. Вы должны объяснить миру, что это значит, что означает такое отношение к Западу и каковы реальные причины этой войны.
Во-вторых, глубокая американо-китайская конкуренция. Это не было сюрпризом. Но эскалация напряженности на Тайване – ее не было в повестке дня. Она спровоцирована поездкой одного человека, который поставил Тайваньский пролив на край, я бы сказал, не войны, но военных игр (речь идет о поездке спикера Палаты представителей США Нэнси Пелоси на Тайвань. – "ГОРДОН").
Третий вопрос – мировой продовольственный и энергетический кризисы. Это было предсказуемо. Это было предсказано, но не такой тяжелый. Я боюсь, что мы только в начале кризиса, что продовольственный кризис только усугубит ситуацию во многих частях мира. Я приехал из Сомали, и конечно, Африканский Рог является хорошим примером того, как изменение климата и война создают гуманитарный кризис масштабов Данте, о которых мы ничего не знаем здесь, в Европе.
Это идеальный шторм. Во-первых, цены растут. Во-вторых, центральные банки повышают ставки в ответ на повышение процентных ставок в США. Все должны следовать [решениям Федрезерва США], потому что в противном случае их валюта девальвирует. Это приведет нас к мировой рецессии. Мир, следующий за ФРС, мир, реализующий ту же денежно-кредитную политику, что и ФРС, напоминает мне о том, что происходило в Европе до введения евро, когда все должны были следовать политике, продиктованной Германией. Если вы не делали то же самое, капитал утекал. Вы должны были делать это, даже если это было неправильно с точки зрения внутренней политики. То же самое происходит сейчас на мировой арене.
Далее – ситуация с безопасностью. Речь не только об Украине. Существует много других проблем безопасности в нашем регионе, и я хочу обратиться к нашим коллегам, которые находятся в Сахеле (регион Африки, в котором расположены Мавритания, Мали, Сенегал, Буркина-Фасо, Нигер, Чад, Нигерия, Камерун. – "ГОРДОН"). Неудивительно, что происходит там, но степень, в которой Россия становится основным фактором на африканском театре, – это сюрприз. Мы должны были, но не представляли, как быстро произойдет то, что происходит от Центральноафриканской Республики до Мали и Буркина-Фасо.
Давайте теперь посмотрим на мегатренды, которые будут формировать наш мир. На Украину, но не только.
В прошлом году все говорили об Афганистане. Афганистан был большой проблемой в августе – сентябре 2021 года. Где сейчас Афганистан? Он, конечно, там, где и раньше, но его больше нет на первых полосах газет. Как будто Афганистана не существует. Есть те же проблемы, но никто не говорит об этом. Возникает кризис, а затем следующий кризис стирает предыдущий. Кажется, что он решен, но все остается по-старому. В мире существует много кризисов-трендов, которые двигают этот мир.
Фото: EPA
Во-первых, грязная многополярность. Существует американо-китайская конкуренция. Это самая важная "структурирующая сила". Мир строится вокруг этого соперничества, нравится это или нет. Две крупные державы – большая и очень большая – соревнуются, и эта конкуренция реструктурирует мир. То же самое будет происходить по линии "демократий против авторитарных режимов". С нашей стороны тоже много авторитарных режимов. Мы не можем сказать "мы – демократии", а те, кто следует за нами, также являются демократиями. Это неправда.
Между демократическими и авторитарными системами идет борьба. Но авторитаризм, к сожалению, сильно развивается. Это не только Китай и Россия. Существует авторитарная тенденция. Иногда они все еще носят демократический костюм, но они – больше не демократии. Есть те, кто совсем не является демократией, и даже не пытается выглядеть, как демократии. Таким образом, эта конкуренция является структурообразующей силой.
Мир не является чисто биполярным. У нас есть несколько игроков и пулов, каждый из которых ищет свои интерес и ценности. Посмотрите на Турцию, Индию, Бразилию, Южную Африку, Мексику, Индонезию. Это средние державы. Это колеблющиеся государства – они голосуют с той или иной стороны в соответствии со своими интересами, а не только со своими теоретическими ценностями. Но они – игроки и пулы. Это создает грязную многополярность. Эти страны есть и не всегда следуют за нами. Посмотрите на недавнюю речь президента Мексики [Андреса Мануэля Лопеса Обрадора].
Вторая характеристика – это мир соперничества, где все вооружается. Энергия, инвестиции, информация, миграционные потоки, данные и так далее – это оружие. Существует глобальная борьба за доступ к некоторым стратегическим областям: кибер-, морскому или космическому пространству.
Третья характеристика этого мира – растущий национализм, ревизионизм и политика идентичности. Путин не хочет восстанавливать коммунизм. Он знает, что никто больше не хочет коммунизма. Путин использует повседневный, но мощный неиссякаемый ресурс – радикальный национализм и империализм.
И вдобавок ко всему, у нас есть Глобальный Юг. Эти люди не хотят, чтобы их заставляли принимать чью-либо сторону в этой геополитической конкуренции. Они чувствуют, что глобальная система не работает, и они не получают отдачи, не получают признания. У них нет роли, которую они должны играть в зависимости от их населения и экономического веса. И когда они сталкиваются с многочисленными кризисами – финансовыми, продовольственными и энергетическими – ясно, что они не следуют за нами, потому что обвиняют нас, заслуженно или нет.
Давайте посмотрим, что произойдет [на конференции ООН по изменению климата COP27 в] Шарм-эль-Шейхе. В Демократической Республике Конго заявили, что не собираются жертвовать своим экономическим развитием для борьбы с изменениями климата.
Мы видим, что война между государствами возвращается, как в фильмах, как во время Второй мировой войны с танками и пехотой. Но кроме того, есть гибридные войны, есть война дезинформации. Я хочу подчеркнуть важность борьбы с дезинформацией.
Это то, что грядет, это то, с чем мы должны столкнуться. Поэтому позвольте мне вернуться к вопросу "как?".
Я думаю, что мы должны думать политически. Нам нужно быть более активными, более реактивными. Мы должны установить связь между всеми проблемами. Но мы продолжаем работать изолированно, и каждая национальная политика продолжает иметь свою собственную логику и свой собственный ритм – будь то климат, будь то торговля, что угодно. Нам еще предстоит многое сделать, чтобы быть одной державой, теми, кто действует от имени Союза в целом.
Мы пытаемся экспортировать нашу модель, но недостаточно думаем о том, как другие будут воспринимать этот экспорт. Да, существует "Брюссельский эффект", и мы продолжаем устанавливать стандарты, но я считаю, что все больше и больше [стран в мире] не готовы следовать нашей модели. По культурным, историческим или экономическим причинам это больше не принимается.
Мы должны больше слушать остальной мир. Нам нужно больше сочувствия. Мы склонны переоценивать рациональные аргументы. Мы думаем, что лучше знаем, что отвечает интересам других людей. Мы недооцениваем роль эмоций и сохраняющуюся привлекательность политики идентичности. Все больше и больше идентичностей хотят быть признанными и принятыми.
Мы импортируем много сжиженного природного газа из США – кстати, по высокой цене – и заменяем российский газ американским, норвежским или азербайджанским. Но что произойдет завтра, если США с новым президентом решат не быть такими дружелюбными с европейцами?
Я думаю, что мы должны быть быстрее и рискованнее. Мне нужно, чтобы вы быстро, в режиме реального времени сообщали, что происходит в ваших странах. Я хочу, чтобы вы информировали меня, а не пресса. Иногда я знал больше о происходящем, читая газеты, чем читая ваши доклады. Ваши отчеты приходят иногда слишком поздно. Иногда я что-то читаю и спрашиваю: "Что говорит наша делегация?" – "На данный момент ничего". Вы должны быть доступны 24 часа. Я не хочу продолжать читать в газетах о том, что произошло где-то, когда наша делегация ничего не сказала. Мы живем в кризисе, поэтому вы должны быть в кризисном режиме. Я должен быть самым информированным парнем в мире. Я – "министр иностранных дел Европы". Ведите себя так, как если бы вы были посольством: отправьте телеграмму, письмо.
Проявите больше инициативы. Будьте готовы быть смелыми. Мы нарушаем табу, используя Европейский фонд мира для покупки оружия Украине. Это то, о чем в начале говорили: "Это невозможно, мы никогда этого не делали". "Мы никогда этого не делали" – это не рецепт. Возможно, нам придется начать делать то, чего мы никогда не делали. Когда мы колеблемся, мы жалеем об этом.
Я думаю, например, об обсуждении учебной миссии [для украинских военных]. Мы обсуждали ее до войны в течение нескольких месяцев. "Должны ли мы отправлять учебную миссию в Украину?.." А потом – бум! – наступает война, и люди говорят: "Мы должны были это сделать". Да, мы должны были это сделать. И теперь мы делаем это быстро... Ну, быстро по европейским меркам. Быстро по европейским меркам означает пару месяцев. Но, к сожалению, война все еще идет, и наша учебная миссия будет продолжаться.
Фото: EPA
Мы должны четко определить наши цели и подготовиться. Здесь мы больше работаем над семилетними сценариями, чем над годовыми планами, объявляем большие цифры, в которые люди иногда больше не верят. "Мы собираемся поддержать деньгами X". Вы планируете потратить эту сумму завтра или в ближайшие семь лет? У нас есть привычка просто упоминать цифры, избегая времени. Пожалуйста, будьте готовы объяснять, что мы делаем. Мы должны искать баланс между тем, что мы объявляем, и тем, что реализуем. Иногда некоторые объявления дискредитируют нас, если за ними не следуют конкретные действия.
В целом я бы сказал, что нам нужен лучший баланс между кризисным и долгосрочным планированием. Мы живем в антикризисном управлении: "что происходит сегодня?", "что случилось вчера?", "что происходит завтра?". Кризис, кризис, кризис. Внешняя политика – это не просто управление кризисами. Мы должны стараться думать в среднесрочной и долгосрочной перспективе. С пандемией, климатом, с энергетическим кризисом мы должны немного подумать, что произойдет завтра и что происходило вчера.
Мы должны больше думать, как технологии меняют мир, какая связь между энергетикой, климатом и сырьем.
На днях на Пражском саммите президент Франции Эммануэль Макрон очень четко сказал: мы не можем заменить одну зависимость другой. Мы рады, что импортируем много сжиженного природного газа из Соединенных Штатов – кстати, по высокой цене – и заменяем российский газ американским, норвежским или азербайджанским газом. Но что произойдет завтра, если Соединенные Штаты с новым президентом решат не быть такими дружелюбными с европейцами? Почему бы и нет? Вы можете себе представить ситуацию, в которой наша критическая зависимость от СПГ, поступающего из Соединенных Штатов, также может оказаться в кризисе. Или что завтра у нас нет кобальта, редких материалов, которые поступают из ДРК, Южной Америки, Афганистана. А они важны для нас, как нефть и газ.
У нас нет четкого понимания того, что мы создаем новые зависимости между энергетикой, климатом и технологиями. Но в этом должна быть ясность.
Последнее слово – об общении. Общение – это наше поле битвы. Мы не сражаемся с оружием на этом поле боя, слава богу, но мы должны бороться за общение. Я удивлен тем, что некоторые делегации, кажется, уделяют этому недостаточно внимания, не пишут в Twitter сообщения, которые мы доставляем из центра. Вы должны быть сетью, которая повторяет, передает, настаивает.
Это битва, в которой мы не выигрываем, потому что недостаточно боремся. Мы не понимаем, что это борьба. Помимо завоевания пространства, вы должны покорять умы. Русские и китайцы очень хороши в этом. Они индустриализируются, у них есть фермы троллей, которые достигают всех в мире, снова и снова, снова и снова. У нас нет Russia Today или Sputnik, нет даже Radio Liberty. Но я думаю, что все вы должны сделать гораздо больше в общении. Мне нужно, чтобы вы были гораздо более вовлечены в эту битву. Это не второстепенный вопрос.
Когда мы говорим, что Китай является нашим системным соперником, это означает, что наши системы находятся в соперничестве. И китайцы пытаются объяснить миру, что их система намного лучше. Возможно, вы не выбираете главу правительства, но у вас есть еда, тепло и социальные услуги. Многие люди в мире голосуют и выбирают свое правительство, но их материальные условия не улучшаются. И в конце концов, люди хотят жить лучше.
Мы должны объяснить, какова связь между политической свободой и лучшей жизнью. У нас, европейцев, есть этот необычайный шанс. Мы живем в той части мира, где политическая свобода, экономическое процветание и социальная сплоченность сочетаются наилучшим образом. Но остальной мир не такой. Наша борьба заключается в том, чтобы попытаться объяснить, что демократия и свобода – это не то, на что можно обменять экономическое процветание или социальную сплоченность. Эти вещи должны идти вместе. В противном случае наша модель погибнет в этом мире.
Давайте попробуем понять мир таким, какой он есть, и донести голос Европы.
