-1 Киев
– Идрак, добрый день.
– Добрый день.
– Видите, слава Богу, встретились. Хотя бы посредством Skype. Должны были в Тбилиси, но меня к вам не пустили. Как узнали, что я буду с вами интервью делать, так – все.
– Да. Вот вы связались со мной – и теперь вас тоже депортируют отовсюду.
– Меня уже депортировали. Поэтому мне больше ничего не страшно.
– А, тогда это не я виноват.
– Скажите, пожалуйста… Вот вы родились в 92-м году в Азербайджане.
– Да.
– В каком месте? В каком городе?
– Я родился в деревне Бала-Кюлатан. "Бала" – это "маленький", типа, "маленькое селение". Рядом просто есть еще Большой Кюлатан. И в этой деревне я родился. Это Масаллинский район на юге Азербайджана.
– По национальности вы талыш?
– Я по национальности талыш.
– Что это за национальность – талыши? Расскажите, пожалуйста.
– Ну, талыши – это коренной народ Азербайджана. Это народ, который компактно проживает… Я сейчас вот как бы конспектировал и сейчас повторяю текст (оба смеются). Коренной народ Азербайджана, который проживает на юге Азербайджана и севере Ирана, то есть на территории двух государств.
– Азербайджанцы и талыши – это не один народ?
– Это один народ в том смысле, что живут в одной стране. Но в плане культуры… Например, азербайджанцы – это тюркоязычный народ. А талыши – ираноязычный народ. Это другая языковая семья. То есть талыши – это индоевропейцы.
– Талышей в мире много?
– Точных подсчетов нет – по определенным причинам. Но предположить можно, что несколько миллионов.
– Вот ощущаете вы себя талышом? Что такое ощущать себя талышом?
– Знаете, это для меня сложный вопрос. Потому что, во-первых, неожиданно, что вы с этого начали. Но я могу сказать… Просто трудно ощущать себя талышом в полной мере. Я не живу в талышском регионе: я вырос в Беларуси. И я талышом себя ощущаю, потому что я вырос в талышской семье. У меня мама на талышском говорит, папа – на талышском и на азербайджанском. В семье разговаривали на трех языках, то есть на русском, азербайджанском и талышском. Не хватало еще… Представьте, если бы еще на белорусском разговаривали. На белорусском в школе, например, разговаривали. То есть я впитал в себя по чуть-чуть всего. И не могу сказать, что я в полной мере себя ощущаю талышом. Я являюсь по крови талышом в полной мере, но ощущаю ли я себя талышом так, как себя ощущает талышом человек, который вырос в Массалы или в Астаре: в городах – Лерике или где-нибудь в селении, где только на талышском разговаривают… Я явно не так себя талышом ощущаю. Я дитя СНГ, можно так сказать.
– Ваша фамилия Мирзализаде, а фамилия родителей – Агиловы.
– Абиловы.
– Абиловы. Почему вы не носите фамилию родителей?
– Это не мой выбор. Это не было такое принципиальное решение, что меня не устраивали родители и я решил сменить фамилию. Это просто у нас как-то так принято в роду, именно у нас в семье так принято. И у многих, кстати, у нас в деревне так, что тебе фамилию дают по имени деда. У меня деда зовут Мирзали. А у папы деда зовут Абильфат бет Абиль. И получается, по имени дают фамилию.
– Чем занимались ваши родители?
– Мой папа много чем занимался на самом деле. У него был строительный бизнес свой в Минске. До этого он был дорожным рабочим. А в свободное время он увлекался политикой, историей, просвещением занимался. То есть деньги, которые зарабатывал, он вкладывал в, если так можно выразиться, сохранение и развитие талышской культуры.
– Отец состоятельным человеком был. Да?
– Какое-то время – да. Просто бизнес не так легко вести. Я имею в виду, в условиях, в которых находится бизнес в Беларуси. И какое-то время был состоятельным, потом наступили 2000-е, и там уже сложнее все пошло. И папа в то время, когда был состоятельным, почти все средства вкладывал в культурные программы какие-то или спортивные программы. У него был свой спортивный клуб мини-футбольный. Он сам его развивал, сам вкладывал в него деньги. И четыре года существовал этот мини-футбольный клуб. За четыре года этот клуб, "Симург", дважды стал чемпионом Беларуси и выходил на европейский уровень – в европейскую Лигу чемпионов для мини-футбольных команд. То есть команда достигла за четыре года почти всего, что только можно.
– Отец умер от коронавируса. Да?
– Нет.
– Я прочитал просто в интернете. Это не так?
– Это неправда. Просто это было в момент пика коронавируса. У папы долгое время был сахарный диабет. Это главная причина, от которой папа долгое время… Трудно было с этой болезнью. Это неизлечимая болезнь, вы знаете. Испытываешь определенные трудности. И когда коронавирус всех поражать начал, папа подхватил пневмонию и слег в больницу с пневмонией. И получается, два теста, которые сделали, показали отрицательный результат. Но болезнь развивалась, и там все вместе. В итоге причиной смерти написана "сердечная недостаточность".
Отец Идрака Мирзализаде. Фото: idrak.m /Instagram
– У вас есть братья и сестры?
– Сестра родная.
– Одна всего?
– Да.
– Сколько ей?
– 27. После 25 лет всегда удивляешься возрасту родных людей.
– Вы же росли в Беларуси, в Минске?..
– Да.
– Как поется в прекрасной песне Александры Пахмутовой и Николая Добронравова, "молодость моя – Белоруссия"…
– В меня попадает песня.
– Вы знаете, я хоть не рос в Беларуси, но в меня тоже попадает: я очень люблю Беларусь. Скажите, пожалуйста: детство ваше в Минске каким было?
– Светлым, дружелюбным. Я ходил в школу, где у меня никогда не было никаких проблем. Потом я ходил в другую школу после 7-го класса, там у меня тоже никаких проблем не было. Это очень дружелюбная страна. И там ты проводишь время как-то по-доброму. Я не знаю, как еще описать детство. Очень светлое детство, в котором было много ярких воспоминаний.
– Чистота, красота в округе, хорошие, добрые люди. Да?
– Да, чистота – это, конечно, первое, что можно сказать о Беларуси, о том, как там все выглядит. И люди приятные. Очень приятные. Вы, наверное, сами знаете.
– Конечно.
– Я слышал ваши интервью – вы много где говорили о том, какие доброжелательные люди в Беларуси. Это ни для кого не секрет. Очень добрые. Иногда, может, где-то наивные, но потрясающие друзья. У меня очень много друзей в Беларуси.
– Вы закончили факультет журналистики Белорусского государственного университета. Вы хотели стать журналистом?
– Знаете, в 11-м классе, когда я думал, кем хочу стать, я выбирал между программированием и журналистикой. Жалею ли я о своем выборе? Ну, я тогда как лентяй просто выбрал место, где легче учиться. Согласитесь: в институте журналистики явно легче учиться. Главное – уметь говорить.
– Никогда там не учился – не знаю.
– А, вы не учились. Ну вот видите.
– Строительный институт закончил.
– О, как мой папа. Видите, здорово. Параллели везде есть. И депортировали, и строительством занимались… В общем, я тогда еще начитан был про журналистов вроде Роберта Фиска, которые в горячих точках работали. Роберт Фиск – вы знаете – это британский журналист, уже пожилой. Он для Independent писал материалы из Афганистана, из Ирака – куда он только не ехал… И я влюблен был в его материалы. Это произведения целые были. И я себе представлял этот фанатический образ журналиста, который едет в горячие точки. И только потом я понял, что это совсем не просто и не так романтично, это ужасно страшно. И еще ты вряд ли получишь такую работу быстро.
– Вот вы закончили институт журналистики. Как жизнь складывалась дальше? Вы же журналистом не работали. Правильно?
– Да. Я, знаете, поступил на бюджет, а потом меня распределили: в Беларуси есть распределение. То есть ты два года должен отработать. У меня с этим вышла небольшая проблемка. Потому что мне не очень понравилось работать.
– А куда вас распределили?
– В государственную газету.
– Какую?
– Понимаете, сейчас такая ситуация в стране, что называть чьи-то имена или названия предприятий – как будто можно принести вред этим предприятиям или людям... В государственную газету. Я там проработал ровно пару дней. Я посидел, представил себе, что так вот два года и пройдут. А на тот момент я уже занимался стендапом и у меня уже была не сказать что "востребованность", но если бы я поехал в Москву, мог бы продолжать этим заниматься и развиваться в этом направлении. И я подумал: "Почему бы и нет?" И сел в автобус – уехал в Москву.
– Но вообще все начиналось с КВН у вас. Да? Вы же играли в КВН.
– Да, я играл в КВН. Это было как раз ровно до того момента, пока я не уехал в Москву.
– Вы сели в автобус – поехали в Москву, в совершенную безвестность? Вы не представляли, что там будет? Или у вас были уже какие-то наметки?
– Нет, я более-менее представлял. У меня уже несколько друзей жили в Москве. Они были на тот момент более успешными. Кстати, они и на этот момент остались более успешными. И они уже жили в Москве. И как-то там через них… Не в смысле, что с помощью, а я мог, например, остаться у друга, потом мы вместе с ним снимали жилье на протяжении еще четырех лет. И уже было какое-то понимание, как я буду двигаться. Из-за того, что у меня на тот момент был один эфир в стендапе на ТНТ, то есть на федеральном канале, меня уже звали в какие-то города выступать. Была возможность и зарабатывать, и развиваться. А там уже все в моих руках.
Стендап отстаивает свободу слова: ты говоришь все, что хочешь. Когда я смотрел американских комиков, мне нравилось, что они говорили такие грязные вещи, такие жуткие истории могли рассказывать
– Ну вот вы сказали "стендап-комик". А скажите, пожалуйста, для аудитории, что это такое и с чем это едят: что такое "стендап-комик"?
– Это такой очень независимый жанр – стендап. Когда человек выходит на сцену и, по сути, может делать все, что захочет. Желательно с уклоном в сторону комедии.
– Например.
– На самом деле не обязательно… Многие говорят: вот раньше были юмористы, артисты. Жванецкий…
– Задорнов.
– Задорнов и другие. Тут немного другое, тут есть элемент хулиганства, знаете, который очень характеризует свободу, свободу слова. Стендап отстаивает свободу слова, можно так сказать: ты говоришь все, что хочешь. Мне этим и понравился стендап изначально. Когда я смотрел американских комиков, мне нравилось, что они выходили, говорили такие грязные вещи, такие жуткие истории могли рассказывать… И зрители, которые приходят… Это не ханжи. Они приходят, и это момент, когда все могут расслабиться. И это здорово. Меня это прельщало. И когда я начал этим заниматься, я подумал, что к этому нужно стремиться: быть настолько свободным, чтобы говорить что угодно со сцены.
– В стендапе вы готовите заранее свои шутки, юмор вообще? Или вы выходите и как акын: что видите, о том и поете?
– Вот еще один плюс стендапа для меня лично – это то, что ты можешь быть как суперготовым, так можешь быть немного расхлябанным, можешь какие-то заметки себе сделать, записать, выйти на сцену, а там как пойдет, так пойдет. Иногда так получается намного лучше.
– То есть импровизация?
– Это наполовину импровизация, наполовину готовый материал. Вот например, у вас есть готовый материал. Вы выходите, рассказываете его, но вы его рассказываете в свободной манере. И пока вы рассказываете… У вас бывает, что вы в процессе разговора придумываете шутку? У вас это бывает, как мы все знаем.
– Только так и бывает. Я заранее ничего не готовлю.
– Ну вот. А тут то же самое, только вы говорите какой-то материал, но оттого, что вы говорите его в свободной манере, в какой-то момент вам может прийти дополнительная шутка на эту тему. И эта свобода на сцене – это на самом деле что-то невероятное. Если получается поймать ту самую атмосферу, в которой удается на сцене придумывать и додумывать шутки, это потрясающе.
– Какие самые большие аудитории у вас были?
– Зал, вы имеете в виду? На сколько человек?
– Да.
– Я думаю, что человек на 500. Я вообще объясню, какого, грубо говоря, калибра я артист. Я не очень известный артист. То есть до недавнего времени я был не очень известный человек…
– Вы меня сейчас насмешили. Это удачная шутка была – про не очень известного артиста.
– До недавнего времени. Я собирал залы в маленьких городах. Когда последние разы ездил в тур, собирал залы, ну, 200 человек. Где-то 200-250 человек. Это, получается, из-за того, что таких театров не бывает и таких баров больших не бывает… Бары обычно человек на 100-150. Я за вечер давал в каждом маленьком городе по два концерта приблизительно. И в сумме, получается, 250 человек собиралось. А в больших городах это до 500 человек могло быть. В больших городах вообще: в Москве – можно хоть каждую неделю собирать зал по 200-300 человек и выступать. Это вообще не проблема. Там обновляемость аудитории колоссальная.
– Сколько может заработать стендап-комик вашего уровня, допустим, работая в Москве, в месяц?
– Учтите, что я очень ленивый человек и я очень зависим от своего настроения. Я могу даже отменить концерт. Ну, небольшой концерт. Если я прямо чувствую себя неважно в плане эмоций. И я заработать мог бы тысяч 600-700.
– Рублей?
– Да, да. Это с учетом того, что какая-то реклама может прийти, в YouTube какой-то проект. То есть, кроме стендапа, из-за того, что ты более-менее медийный человек, в рамках интернета, в рамках определенной аудитории у тебя еще заказы дополнительные есть рекламные в YouTube-проектах.
– То есть тысяч 10 долларов в месяц вы могли заработать?
– Это максимум. Бывало такое, что я в месяц заработал где-то тысяч 200 – это меньше 3 тысяч долларов – и все, ты доволен жизнью.
– Но для Москвы это маловато все-таки. Правда?
– Конечно. Но для меня это вообще отлично. И в целом это нормально, если ты умеешь обращаться с деньгами. Но я что с деньгами обращаться не умею, что зарабатывать их стараться не люблю…
Скриншот: Stand-Up Club #1 / YouTube
– Я сейчас хвалить вас буду. Я внимательно изучил ваше досье. Вас считают одним из лучших представителей российского юмора. Я смотрю: сценарист и режиссер Михаил Идов в интервью Юрию Дудю назвал вас лучшим современным комиком. А еще – я зачитываю цитату – вас окрестили "последователем умной комедии, которая строит шутки с помощью изящных смысловых конструкций и абсурдных выводов". Ох, как завернул…
– Это, наверное, на каком-то сайте написано.
– Да, да, да. Вы с этим определением согласны?
– Я бы так не сказал. Я думаю, что на безрыбье и рак рыба, а в России еще…
– На безрыбье, говорят, и раком станешь.
– Вот. И поэтому, наверное, я какое-то место…
– То есть, перефразируя: на безрыбье и Идрак – рыба.
– Да, я вот этого ждал.
– Вот оно.
– Из-за того, что не так много представителей этого жанра изначально было, а я появился в самом начале, можно сказать, когда был бум…
– То есть вы начальник?
– Ну, я не родоначальник, но один из тех, кто был в самом…
– Нет, вы просто начальник.
– Да, я начальник. Я так живот надорву, если мы будем продолжать так (смеются)… В общем, из-за этого я как-то закрепился в сознании людей – кто увлекается стендапом, опять же. То есть не для массовой аудитории комик – это точно. Массовая аудитория со мной познакомилась только с неприятным инцидентом. А так я до них не добирался.
– А скажите, пожалуйста, как рождаются шутки? Вот в вашем случае.
– В моем случае это импульс, который… Вот гуляю по городу… Меня часто дедлайны мотивируют. Дедлайны какие? Чтобы готовить материал, ты идешь и выступаешь на открытых микрофонах. Такие мероприятия, где стендап-комик приходит, проверяет шутки. Я, например, не очень готовлюсь к этим мероприятиям. Там нет никаких обязательств перед зрителями. Ты можешь хоть три минуты промолчать, включат музыку – и выйдет следующий какой-нибудь. И я прихожу к ним не готовым, и из-за того, что мне нужно хоть что-то рассказать, мозги начинают активно работать и искать где-то юмор. Вот просто идешь, увидел собаку – начинаешь о ней много думать: там, а почему все собаки настолько разные… И начинаешь это как-то развивать. Где-то шутку находишь – и что-то из этого получается, а что-то – нет.
– А вот когда вы находите шутку, вы ее записываете или запоминаете?
– Нужно ее записывать. Я чаще записываю, когда уже она зашла как-то и можно смело записать в тетрадку.
– Вы на мобильный или в тетрадочку?
– У меня очень много блокнотов, которые исписаны на одну-две страницы.
– Густо исписаны?
– Как только я покупаю тетрадку для шуток, это меня мотивирует писать шутки. Я пишу где-то два дня в этой тетрадке и забываю о ней. Покупаю потом новую. А так в основном в телефон записываю. Это удобнее, потому что на разных платформах можно смотреть. И даже можно забыть телефон и с компьютера или чужого телефона открыть доступ к своему аккаунту и смотреть, что у тебя там записано.
– А скажите, пожалуйста: какая у вас лучшая шутка, на ваш взгляд?
– Ну, это будет отвратительная шутка.
– Ничего, ничего.
– Она не лучшая. О, давайте так: моя лучшая шутка с точки зрения захода на публику… Она зашла лучше всего за все время. Она не любимая, но она зашла лучше всего. У меня есть шутка, что мне трудно знакомиться с девушками – я подхожу и говорю: "Привет, меня зовут Идрак". Она говорит: "Как?" – "Идрак". – "Как?" – "Идрак". – "Как?" – "Идрак". – "Игнат?" – "Игнат". Вот такая вот шутка. У меня в связи с ней есть подарок для вас, который я хотел в Тбилиси вам вручить.
– Какой? Игнат?
– Вам интересно?
– Да.
– У вас просто тоже есть известная шутка. И вы с ней сделали мерч. Там ваше лицо и лицо Барака Обамы. Я вот переделал эту…
– Если бы Барак Обама сделал мерч со мной и со своим лицом, это было бы круто, я вам скажу.
– Я постараюсь в следующий раз с ним связаться, чтобы так случилось. Ну а пока вам подарок только от меня. Вот такой вот мерч.
Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube
– Охо-хо-хо-хо! Класс. Это класс.
– "Барак?" – "Идрак". Я надеюсь, когда-нибудь вы ее наденете.
– Вы знаете, что я вам предложил бы? Я бы вам сейчас предложил переодеться в этот подарок.
– Вы хотите смотреть на себя?
– Да.
– Ну давайте я переоденусь. Вы подождете, да?
– Конечно.
– Я специально вне камеры переодеваюсь, потому что у меня торс… Ой, вы видите меня в зеркало. Да?
– Да.
– Не получилось спрятаться.
– Ничего. Вам стесняться нечего. Все нормально.
– Ну что ж, мы переоделись.
– Ну смотрите. Это же круто.
– Это круто, я согласен. Но я рассчитывал, что вы будете в этой футболке.
– Видите, не сложилось. Ничего. Мы еще где-нибудь встретимся – вы мне подарите. Мне нравится. Это хорошая футболка… Мы говорили только что о шутке, которая зашла лучше всего. А какая шутка – скажите – вам больше всего нравится? Не стесняйтесь.
– Из моих шуток?
– Да.
– Ну… Ну смотрите, чтобы публика не осуждала. Это дурацкая шутка. Объясняю сразу: мне нравятся дурацкие шутки. Очень дурацкие. Она про порно. Звучит так. "Я недавно смотрел педофильское порно. Там трахались два педофила".
– (Смеется). Переходим теперь к теме, из-за которой вы недавно пострадали. А может, и не пострадали – может, наоборот, получили огромную популярность и стали известны ну просто всем. Вот видите: не было бы счастья, да несчастье помогло, называется.
– Может быть.
– Хотя можно ли назвать это несчастьем? Скажите, пожалуйста: вы действительно в одном из выступлений оскорбили русских?
– Прозвучало именно так. Вы спрашиваете мою мотивацию?
– Да. Что это было? Почему на вас так взъелись российские власти?
– Это вот разные уже вопросы. Давайте тогда я расскажу, что изначально произошло. Дело в том, что я довольно долгое время выступаю: восемь лет я выступаю в России. И почти все эти восемь лет где-то мелькаю, где-то я появляюсь. И сложился такой полуобраз: я регулярно шучу на самом деле не про русских – это просто образ… Знаете, это образ такого нерусского, который как будто бы негативно относится к славянам. И это, конечно же, образ. У нас была передача, где у меня был такой образ, а был парень – не буду, опять же, называть имени, – у которого был образ, что он не любит нерусских. Знаете, мы это обыгрывали часто в программе. И в этом ничего такого не было. Особенно учитывая, что мы это вместе, знаете, сообща делали, мы друзья. То есть у меня огромное количество людей среди не нерусского населения, скажем так… Уже сложно даже подбирать выражения, чтобы все звучало грамотно и чтобы до этого не докопались. И это был образ, который иногда я эксплуатировал. И на самом деле к моменту… Я пересматривал этот ролик много раз. И я тут согласен, что грубо прозвучало то, что прозвучало, но имелось в виду – там в первую очередь говорилось про съем жилья. То есть там юмор строится на эмоции, на экспрессии. В творчестве часто утрируются эмоции. Конечно же, нет такого, что я кого-то не люблю вообще. Такого не может быть. Мне вообще кажется, что творческий человек по-настоящему злым быть не может.
– Конечно.
– И ксенофобом – уж тем более. Я высмеивал как раз ксенофобию. И, высмеивая ксенофобию, я сам прозвучал как ксенофоб для определенных групп людей. Тут надо понимать, что если вы посмотрите на этот ролик, вокруг которого скандал, то есть "Разгоны номер 32", – там до сих пор огромное количество лайков. Там 10% всего дизлайков. И это учитывая, что огромное количество людей туда пришло после скандала и поставило эти дизлайки, очевидно. То есть если больше 90% процентов людей, которые посмотрели передачу, поставили лайк – значит, они ничего там не усмотрели. А это как раз аудитория, которая знает меня и знает коллектив, который там сидит. А там, на минуточку, очень много русских людей сидит. В том числе и моих друзей очень близких. О каком оскорблении идет речь?
– Ну давайте конкретизируем. Что за шутка прозвучала? Как это выглядело?
– Я бы ее еще раз не называл.
– Хорошо. Хорошо.
– Я шутил про съем жилья. И про то, что меня злит вот эта надпись, которая абсолютно шовинистическая, и это недопустимо, чтобы люди писали: "Сдается только славянам". Это неуместное уточнение, я считаю. Я не знаю: в Украине, наверное, тоже есть такие… Нету такого? Вы мне обещаете, что такого нет?
– Украина – очень добрая страна. У нас не стоит этот вопрос. Я думаю, что и в Беларуси не стоит этот вопрос.
– Ну я бы не сказал. Все-таки неславянам и в Беларуси не так-то… Тоже могут быть трудности при съеме жилья. Но не такие большие проблемы будут. А в России эти заметки: "только для славян" – это максимально ксенофобная заметка в рекламе аренды жилья.
Я пишу на русском языке без ошибок. Я читаю русскую литературу. О какой русофобии может идти вообще речь?
– Я вспомнил сразу Задорнова. Мы его вспоминали. У него была такая шутка: "Маленькая таджикская семья из 27 человек снимет однокомнатную квартиру".
– Вот. Я понимаю, почему такие объявления пишут. Но ведь можно указывать социальный статус. То есть докажите мне, что вы трудоустроены, что вы получаете хорошую зарплату. Это одно дело. Но когда вы указываете национальность… То, что эти собственники пишут такие объявления, – они показывают именно свою ксенофобию. Они всех под одну гребенку. То есть у них, возможно, был негативный опыт, и они такие: "Все – эти люди все плохие. Эти люди плохо обращаются с жильем. Эти люди привозят своих родственников всех" и так далее, и так далее. Хотя, извините меня, плохие съемщики бывают в любой национальности. Понимаете? То есть выделять именно людей по цвету кожи или по национальной принадлежности – это недопустимо. Я вообще не понимаю, как воспитанные люди могут себе такое позволить. И вот злость на это… Я утрировал и привел пример точно такой же ксенофобии в юмористической передаче с целью высмеять. И получается, что в каком-то смысле так и вышло: что я высмеял, раз столько людей разозлилось. Но просто эти люди разозлились еще потому, что они вообще не знакомы с контекстом. И с контекстом не только этой передачи, "Разгонов номер 32" – они не знакомы в целом с контекстом канала, на котором это вышло. Это же не на федеральном канале. Как вообще можно было возбудить такие процессы в народе? Я не понимаю.
– Я вспомнил про "возбудить". Это мне Задорнов тоже пересказывал. Виктор Степанович Черномырдин – государственный деятель, само собой, выдающийся человек – однажды сказал: "Возбудился Буш, и жена его возбудилась. Они наклонить хотят меня – господин Буш и господин его жена". Ну, многие возбудились после вашего номера, я вам скажу честно, в России. Скажите, чтобы немножко успокоить людей, которые, знаете, не читали, но осуждают, – скажите, пожалуйста: вы русофоб или вы с уважением относитесь к россиянам?
– Дмитрий, я, конечно же, не русофоб. Мне даже как-то неприятно это говорить. Потому что… Я считаю, что я вполне грамотно говорил на русском языке. Я пишу на русском языке: стараюсь всегда – без ошибок. Я читаю русскую литературу. О какой русофобии может идти вообще речь? Русофоб не жил бы в России. Ну, адекватный. Русофоб не дружил бы с людьми русской национальности. Русофоб не говорил бы на русском языке. Как минимум правильно не говорил бы. Я думаю на русском языке. Понимаете? То есть я учился на русском языке. У меня все происходило на русском языке. О чем можно говорить?
– С другой стороны – видите, великий, гениальный Пушкин – ему же тоже принадлежит эта фраза, и никуда от этого не деться: "Я презираю Отечество мое с головы до ног". Он тоже русофоб, получается?
– Нет. Это не так. Мне кажется, каждый адекватный и здравомыслящий человек в каком-то смысле, в какой-то степени презирает свое Отечество. Потому что кто, как не он, знает о минусах своего отечества? Я думаю, это признак здравомыслия человека. И у нее же есть продолжение – у этой фразы: о том, что если слышит он это от иностранцев…
– Да.
– И вот тут я бы хотел одно уточнение сделать. Понимаете, как все произошло? Когда ты живешь в определенном кругу людей, ты консервируешься в этом кругу людей и забываешь о том, что есть другие люди, которые по-другому видят мир. То есть мы с друзьями шутим определенным образом – и мы понимаем друг друга, мы понимаем, что мы имеем в виду, на уровне интонации, на уровне просто мысли. И когда ты очень долго в такой компании, ты забываешь о том, что есть другие люди, которые совсем по-другому будут воспринимать все, что ты говоришь. И вот произошло, можно сказать, это. Потому что аудитория, на которую я выступаю, все отлично понимает. Я вообще свою аудиторию очень люблю. Я всю свою творческую жизнь стремился к тому, чтобы ко мне на концерты ходили исключительно адекватные люди. И на самом деле все эти прецеденты полускандальные, которые со мной были, – они всегда отсекали неадекватных людей. И ко мне на самом деле ходили только… Вот последние мои концерты. Я люблю каждого зрителя, который на них был. Вы не представляете, какое это счастье – выступать перед людьми, которые готовы услышать все, что угодно, и понимают, что в этом нет ни расизма, ни сексизма настоящего, ни ксенофобии. Они понимают, что ты, ну, просто с ними вместе снимаешь напряжение, вы веселитесь и угораете над всеми темами, над какими только можно. И я не считаю, что толерантность – это когда ты обо всем не можешь говорить. Я считаю, что толерантность – это как раз когда ты можешь обо всем говорить и все понимают, что ты имеешь в виду, и что ты не подразумеваешь под этими словами ненависть к кому-то.
– А скажите, пожалуйста: после того, как разгорелся этот скандал, вы много писем с угрозами получили?
– Да, но это все ерунда. Я их получал много, несколько тысяч. Вы называете это письмами? Это не письма по почтовому адресу, а сообщения в Instagram. Потому что только там могли добраться люди.
– Ну что писали, например?
– Ну, угрозы смерти. "Ходи и оборачивайся", нелицеприятные слова по поводу происхождения… Понимаете, люди требовали у меня извинений за ксенофобию – они посчитали это ксенофобией – при этом они писали мне максимально ксенофобские, шовинистические сообщения. То есть логики в этом вообще никакой не было. Многие мне говорят, что "тебе нужно было сразу извиниться". Я бы, может быть, извинился – может быть, если бы кто-то мне написал адекватно. Мне все, что писали… Я не все, конечно, читал, но почти подавляющее большинство – это просто угрозы смерти. То есть я, получается, должен извиниться, потому что мне угрожают смертью, мне угрожают искалечить меня? Из-за этого? А в чем искренность таких извинений? Я не понимаю, в чем смысл. Если я должен извиниться перед русским народом… Да кто я такой? Я искренне не понимаю. Этот инцидент, наоборот, как будто противоречит тезису этих людей, что "это великий народ и ты должен…" Да кто я такой, чтобы извиняться перед русскими людьми? Я на самом деле так считаю. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Да, конечно.
– Ну я комик. Ну, как они часто пишут, "гомик"…
– А комик и гомик – это не одно и то же? Давайте уточним.
– Ой, я думаю, иногда это одно и то же.
– Но в вашем случае – нет?
– Ну вроде бы нет. Знаете, от таких заявлений…
– Но не зарекайтесь.
– Да, да, зарекаться нельзя. Но таких заявлений нужно остерегаться. Потому что, как я понял, можно попадать в места лишения свободы. А там за такие заявления бывают… Бывают неприятности.
Я знаю, кто назначил награду за мою голову. Я даже с этим человеком общался. Он живет в Украине
– Скажите, пожалуйста: это правда, что за вашу голову была назначена даже денежная награда?
– Да.
– Сколько?
– Изначально это было 50 тысяч рублей. А потом эта сумма возросла до 94 тысяч рублей. Я даже знаю, кто это сделал. Я даже с этим человеком общался.
– Кто?
– Это сделал человек, который, кстати, живет в Украине.
– Кто?
– Для вас не секрет, что в Украине много ультраправых из России живет. И есть такой… Просто стоит ли называть имя? Только лишнюю рекламу этому человеку сделаю. Я могу сказать, что мы с ним даже в какой-то степени приятно пообщались.
Мне совершили где-то четыре удара в голову. Я тугодум и не сразу понял, что это нападение. Но начиная со слов "за русских" я понял
– Скажите, а на улице на вас нападали?
– Нападали.
– Каким образом? Как это выглядело?
– Это после выступления. Мы с другом выступали. У нас был концерт, и у меня друг был в халате. Можно предположить, что он гомик.
– Так…
– Друг Кирилл Сергеев. Мы с ним выступали. И пошли… Должны были поехать к другому другу.
– Тоже гомику?
– Ну, не знаю. У него есть семья. Так что пока не можем так предположить. И там на остановке… Они нас подстерегли после выступления и шли за нами довольно продолжительное время. И я почувствовал, что что-то не так. Остановился. Знаете, как в фильмах – ты останавливаешься, чтобы шнурки завязать и чтобы посмотреть на их реакцию. И они прошли мимо нас. То есть вот они за нами шли, а потом прошли мимо нас, никак не показав, что они за нами идут. И я подумал: "Ну, значит, все нормально". Но предчувствие было. Потому что эти ребята по внешнему виду и по своим угрюмым лицам никак не были похожи на жителей центра Москвы.
– Но когда они прошли мимо, теперь уже вы пошли за ними.
– Теперь уже мы пошли за ними. И они, наверное, боялись. И мы дошли до остановки автобусной, мы ждали автобуса. Мы смотрели в направлении, откуда должен был появиться автобус, и неожиданно сзади на нас напали. На меня напали. Мой друг пытался отталкивать ребят. Мне было совершено где-то четыре удара в голову. Я даже не знаю, сколько. Потому что я даже не сразу понял, что это нападение. Знаете, когда сзади – вы не видите, что происходит, и просто что-то чувствуете головой, даже боли не чувствуете… Боли в целом, кстати, не было за все время. Я не бравирую. То есть, видимо, не очень удачно били. Они попали один раз, два раза, и на третий удар я такой: "А, это нападение". Потому что до этого такое, шоковое, состояние: "Что вообще происходит?" Они еще держали меня за футболку, и я не мог повернуться.
– Ну вы просто тугодум, наверное. Вы не сразу поняли. Да?
– Возможно, да, я тугодум и не сразу понял, что это нападение. Но начиная со слов "за русских" я понял.
– Слова "за русских" до вас хорошо дошли.
– Да, я все сразу понял.
– Когда вот этот скандал разгорелся, у вас были минуты отчаяния? Вот просто отчаяния, когда хотелось плакать.
– Дмитрий, я думаю, что, возможно, такие минуты были. Я просто вам скажу, что последние полтора года для меня в целом такие. Для меня все – как в фильме. То есть не в хорошем смысле, а в том смысле, что как кинолента: она просто идет, идет, и ты не успеваешь [понять], что в твоей жизни происходит. И остановиться тоже времени нет, потому что вроде и деньги нужно зарабатывать и как-то думать о жизни. И как-то взрывается голова от всего, что происходит. Произошло очень много всего за это время. И именно из-за этого… Когда этот инцидент произошел, я переживал, конечно. Но у меня были еще другие поводы переживать.
– Ну, Таганский суд завел на вас дело и арестовал на 10 суток.
– Вот. Перед судом я переживал. Просто от нападения до суда прошло где-то два месяца.
– Арестовали на 10 суток. Вы вообще расстроились, когда это услышали?
– Во-первых, у меня уже был рюкзак с собой. То есть я был готов к тому, что меня арестуют. Вы понимаете, я был расстроен, что такую шумиху из-за этого поднимают. То есть весь государственный сектор СМИ начал форсить эту историю так, как будто бы это главная проблема Российской Федерации на тот момент. И по характеру распространения этой информации, этой истории я понимал, что не может быть такого, что они дадут мне штраф в 15 тысяч рублей, чтобы я заплатил его – и все были бы довольны. Эту историю специально форсили. И очевидно было, что, скорее всего, там уже продумано наказание, сценарий был продуман. А по тому, как шло судебное заседание и какое постановление, какой протокол на меня составили, было понятно, что это абсолютно пустое дело. Я же, понимаете, когда получил уведомление в прокуратуру – и потом когда я пришел в прокуратуру, когда в прокуратуре с меня взяли подпись и назначили дату суда… Я же мог уехать спокойно. Я этого не сделал. Я не против был того, чтобы мы в суде решили вопрос. Вообще без проблем. Я остался, чтобы как раз ответить перед судом как полагается и так далее. Но то, что я читал, то, как они провели… Я был недоволен их подготовкой, честно говоря. Они могли бы тщательнее подготовиться – могли бы больше моих шуток нарыть и все представить в таком виде, что я вообще давно такой. Но они никак не подготовились. Если вы потом спросите, я вам расскажу, на чем строилась их доказательная база.
– Вообще ужасно заводить дела за шутки. Это предел какой-то. Но я вас сейчас спрошу, на чем строилась доказательная база. Это хороший вопрос.
– Хороший вопрос, Дмитрий.
– Да.
– Итак, мы когда пришли в прокуратуру, мы были с адвокатом немного удивлены. То есть этот видеоролик изначально говорит о том, что определенная нация стоит выше других, а какой-то человек усомнился в этом. Итак, вот этот ролик минутный содержит в себе элементы монтажа, склеек. И вот этот ролик… Три предложения, которые есть в этом ролике, дали на экспертизу каким-то филологам. Понимаете? Они взяли три предложения самых горячих и отдали на экспертизу. Очевидно, эти выражения можно классифицировать как ненависть или что-то, но это предложения, вырванные как минимум из того контекста. Не только из контекста передач. Даже если взять пятиминутный отрывок. А они взяли минутный и склеили из разных частей ролика. Понимаете? Я не говорю, что я этих слов не говорил. Но я эти слова говорил в определенной теме. И в этих словах они нашли, оказывается, грубые нарушения с моей стороны. И когда мы заявили… Вот я вам сейчас скажу, что суд постановил, когда мы заявили, что в видео, которое не наше, есть монтажные склейки. Я читаю вам из постановления: "Доводы лица и его защитника о том, что Мирзализаде Идрак Кахин оглы не виновен в совершении административного правонарушения и в видеоролике, размещенном там-то и там-то, содержится не полное выступление Мирзализаде, а его куски в ходе редактирования и монтажа, что подтверждается выводами, изложенными в заключении специалиста. Эти доводы… подлежат отклонению, поскольку Мирзализаде Идрак Кахин оглы является индивидуальным предпринимателем". Ну вы понимаете, какая это ересь?
– Ну это стендап.
– Просто я же слежу за тем, как люди злятся вокруг этой истории. Люди мало того, что мне приписывают, что я пиарюсь на этой истории… Хотя, опять же, сделаю небольшую заметку. С момента моего нападения и до этого момента я не давал никаких интервью – я только дал один комментарий "Редакции" сразу после выхода из тюрьмы. Потому что мы с адвокатом решили: какой-то комментарий нужно дать. А так – я вообще пропал. Я очень рассчитывал, что если я пропаду из виду, как минимум СМИ прекратят активно вести эту тему. И люди не будут меня… Я даже везде комментарии у себя закрывал. Объясню, почему я изначально их не закрывал. Но когда люди об этом узнали и начали активно меня поддерживать, они начали в комментариях объяснять людям, что это не так и так далее. И там начиналось очень много споров. И мне так не хотелось быть причиной этих раздоров… Я не хочу, чтобы люди спорили и доказывали друг другу в комментариях, кто прав и кто виноват. Да пусть пишут как можно больше говна. Чем больше говна безответного напишут, тем быстрее это успокоится. А когда начиналась еще поддержка, это все только разгоралось. И поэтому я постарался изчесть… Изчесть?
– Исчезнуть.
– Исчезнуть. Видите: уже с ума сошел, пока это все рассказывал. Потому что это все у меня в голове на протяжении нескольких месяцев. И все так вот выпалить трудно.
Как мне сиделось? Вообще потрясающе. Вы не представляете, какие там хорошие люди
– А скажите, пожалуйста… Вот мой друг-азербайджанец уехал из России и мне сказал: "Мне надоело, что меня называют черножопым менты или еще кто-то". У вас были такие инциденты?
– Дмитрий, тут мне не очень нравится характер этого вопроса. Знаете почему? Потому что я же с вами хотел интервью не для того, чтобы мы вместе ругали Россию – как там плохо. А вот тут вы уже, получается, подводите, что в России именно так.
– Смотрите. Мы ни в коем случае не ругаем русских. Я всегда подчеркиваю, что я с уважением отношусь к русским. Я обожаю великий русский язык и великую русскую культуру. Мы говорим о государстве. Это разные вещи.
– Да. Согласен с вами. Хорошо. Вот я вам так скажу. Невежество есть и с одной, и с другой стороны. Невежество есть. Оно есть и всегда было и с одной, и с другой стороны. "Всегда" – я могу говорить только за то время, пока был там. И конечно же, любой нерусский человек сталкивался с... ну, ксенофобскими высказываниями или взглядами в свой адрес, живя и в России, и в Беларуси, и в Украине. Я скажу так. Потому что это по-любому так. И тут даже отрицать нечего. Да, в любой стране мира ты будешь жить… Ты будешь турком в Германии, и ты услышишь как минимум несколько за свою жизнь выражений в свой адрес на тему того, что ты приехал сюда.
– Вы знаете, Украина – вообще удивительная страна. Смотрите. В 2019-м году 73% украинцев избрали президентом еврея, да еще и комика. Уникальная страна, согласитесь.
– Да. Или уникальный народ евреи.
– Или уникальный народ евреи. Да. Скажите, пожалуйста: вам дал 10 суток Таганский суд – и вас арестовали и посадили — как вам сиделось?
– Барак.
– Понятно. Обама.
– Ну, типа. Я мечтал об этом (смеется). Ну как мне сиделось? Вообще потрясающе. Вы не представляете, какие там хорошие люди. Вот я вам честно скажу: то, что было в сети, вся эта ненависть – ее нигде, кроме сети, не было. Я везде встречал только поддержку. Я вам честно говорю: какие бы злые люди ни были, это все оставалось в интернете. Ни один человек не предъявил мне претензии, кроме тех, кто на меня напал: они специально выслеживали. Я не знаю, из какого мира они пришли. Но в жизни все добрые. Даже когда я вышел из спецприемника, я думал: "Ну все, мне нужно ходить в маске. Потому что на меня, наверное, сейчас каждый второй будет нападать. Потому что все теперь знают эту историю". Я никогда так много поддержки в жизни не встречал, как в те дни. В России очень добрые люди живут.
– Да. Это правда.
– И вообще на постсоветском пространстве – везде, где я был, – очень добрые люди. И я глубоко сопереживаю всем проблемам всех людей на постсоветском пространстве. Для меня все постсоветское пространство, хоть я даже не во всех странах был, очень родное. Когда я сказал в начале, что я дитя СНГ, я не просто так сказал. Я действительно родился в Азербайджане – для меня Азербайджан родной. Я вырос в Беларуси – для меня это… Я не могу не назвать Беларусь Родиной. Понимаете? Для меня белорусы – это родные люди. Я знаю белорусский язык, я учился в том числе и на белорусском языке, с белорусами всю жизнь провел. Россия для меня – тоже родной дом. Я сколько ни путешествовал, сколько ни общался с людьми – мне почти всегда попадались хорошие люди. То, что я в стендапе рассказываю о негативных проявлениях в обществе, – это нормально. Потому что в творчестве это нормально – высмеивать негатив. Я не смогу в стендапе высмеивать положительные элементы.
– Конечно.
– Понимаете? То есть для стендапа это нормально, когда выйдет комик и со сцены скажет: "Нах...й семью" и будет, там, х...ями крыть мам, пап. Но это не значит, что он ненавидит свою маму и ненавидит своего отца. Это просто, грубо говоря, такое безмолвное соглашение между зрителем и комиком: "Говори что хочешь. Любую дичь. У нас в голове столько дичи творится…" И стендап-комики могут эту дичь оголять, рассказывать. Потому что… У вас что, не бывает плохих мыслей? У всех бывают плохие мысли. Вы же их не будете озвучивать публично. Но когда вы приходите на стендап и слышите от комика на сцене какую-то дичайшую мысль – про родителей, про семью, про родных людей или про родную страну, максимально дичайшую, но она совпадает с вашей – у вас это вызывает чувство уюта, комфорта, что вы не одиноки, что у всех бывают глупые мысли и вы не сумасшедший человек. Понимаете, о чем я говорю?
– Возвращаясь к сидению вашему. Скажите, пожалуйста: чем вы занимались эти 10 суток?
– Во-первых, я дружил с ребятами, которые там были. Там очень много моих друзей, в том числе и русских. Вот у меня там друг появился, с которым я до сих пор общаюсь. Ему 50 лет. Володя… Не надо было возраст говорить. Это Володя Ефимов. Я ему хочу передать привет, потому что он очень просил меня передать ему привет хоть в каком-то интервью. В "Редакции" вырезали, а здесь я бы хотел, чтобы осталось.
– Оставим.
– Володя Ефимов, привет тебе. Мы столько с ним там говорили, столько общались на разные темы… Из развлечений там было – читать книги, смотреть в окно. 15 минут в день – на телефон. И просто шутить между собой и убивать тараканов. Было много тараканов.
– Чем кормили?
– Очень вкусно было. Обычная, как столовая, еда. Пюре с котлетой, рис с котлетой. Вот что-то такое. Суп каждый день.
– Хотел вас пожалеть, а жалеть нечего. Я понял.
– Жалеть нечего. Жалеть на самом деле нечего. Единственное, из-за чего я страдал там, – это родные люди… С самого первого момента самое трудное было понимать, сколько страданий я маме принес этим всем инцидентом. Я первым делом звонил маме, когда нам 15 минут давали на телефон. И я вам скажу, что я так благодарен ей за то, как она это приняла смело… И каждый раз, когда я звоню, она понимает, что я…
– Угу.
– Ну, в общем, она поддержала хорошо.
– Мама в Минске. Да?
– Ну да.
Меня объявляют врагом, меня объявляют врагом государства. Вы понимаете, что это за государство, если у него такие враги?
– Я зачитываю – опять цитирую. "Министерство внутренних дел России официально приняло решение о том, что нахождение Идрака Мирзализаде на территории России нежелательно", – внимание! – "пожизненно". Это фантастика на самом деле. Я не припомню, кому еще пожизненно из таких людей запрещалось пребывание на территории России. Вы когда это услышали, что подумали?
– Когда я услышал об этом… Я знаете, где встретил новость об этом? Я встретил эту новость, ну, наверное, последним из всех. Потому что я был в Турции. После того, как освободился, я понял, что мне нужен отдых. И я с девушкой поехал сначала домой к маме. Я маму успокоил и сказал, что "все хорошо, мама, не лезь". Мы хорошо провели время вместе, отдохнули. И мы сразу же, 29-го числа, полетели в Турцию, на юг Турции. Там взяли машину и катались по пляжам туда-сюда. Вообще круто. Чтобы немного отвлечься. Я отключил свой телефон. Я где-то через несколько часов – а то и на следующий день только – об этом узнал. То есть я когда включил телефон, там была куча пропущенных сообщений, куча звонков. Все меня искали. И я звоню другу и говорю: "Что произошло?" Он говорит: "Ты не знаешь?" А это мой друг, который – так получилось – мне все негативные новости рассказывает. И он говорит…
– Перестаньте с ним дружить.
– Да. Видимо, так и надо.
– Зачем вам такой друг?
– У нас будет серьезный разговор с ним. Это такие советы вы раздаете в академии Гордона?
– Да. И такие тоже. Зачем дружить с людьми, которые приносят негативные новости? Лучше наоборот.
– Давайте ему простим. Он в этом не виноват.
– Ну ладно.
– И он мне говорит: "Вот ты пожизненно…" Я говорю: "Что? Пожизненно?" А я знал, что намечается какой-то процесс, потому что сразу после того, как я вышел, я увидел… Я постоянно гуглил, искал, что еще в этих сообществах придумывают. И там у Карнаухова (есть такой специалист, Соловьева, видимо) – он собирать подписи стал. Там был пост о том, что "давайте писать в МВД, чтобы его депортировали". Ну и собирать начали в этих правых сообществах. Естественно, они собрали полторы тысячи подписей. Это просто обычной рассылкой можно собрать на кого угодно, если захотеть. И они собрали эти полторы тысячи подписей – может, и больше, может, и меньше. Ну, я готов собрать в десятки раз больше, чтобы меня оставили в России, если это нужно будет. Так вот, они собрали – и я увидел эти сообщения, увидел эти посты. И понимал, что что-то будет. Но я думал, что когда я приеду в Москву опять, они, скорее всего, меня там задержат и депортируют. Я думал, так будет. И я даже гадал, как это будет. Но когда я на пляже, а мне звонит друг и говорит: "Тебя пожизненно выгоняют из России", – я был в смятении. Потому что, с одной стороны, море, солнце, пляж и радостно…
– Девушка.
– И девушка. А с другой стороны, вот эта новость. И я немного был в шоке от того, какой характер имеет эта история. То есть настолько эту историю сделали фарсом каким-то на государственном уровне… Меня объявляют врагом, меня объявляют врагом государства. Вы понимаете, что это за государство, если у него такие враги? То есть я себя ни в коем случае не принижаю, но я никогда себя не считал даже комиком российского масштаба. Я выступал на свою аудиторию очень спокойно. Эти люди ворвались в нашу жизнь – в жизнь мою и моей аудитории – и начали говорить, как мы должны себя там вести. Те люди, которые разозлились, эта искусственная злость, которая появилась, – эти люди никогда меня не знали и не смотрели. Так вы и продолжайте не смотреть. Я удивлен, что так легко направлять вот эту ненависть. То есть людям говорят: "Давайте ненавидеть вашего предыдущего героя, Панина" – все ненавидят Панина. "Давайте ненавидеть вот этого"… Да, Господи, оставьте людей с их жизнями в покое. Я никого не убивал, никого не грабил, никого… Я даже презрительно не позволяю себе смотреть на людей. Не позволяю себе. Я могу себе позволить грубить, ну, хамством отвечать на хамство. Это я могу себе позволить. На сцене я могу себе позволить хамство, потому что я считаю, что на сцене я другой человек. На сцене ты можешь утрировать любую свою эмоцию. Это интересно. Мне по крайней мере всегда это было интересно, когда я смотрел западных комиков. Ну так оставьте меня в покое с этим, меня и мою аудиторию.
– Вы хороший пример, на котором можно сказать всем: "Не вздумайте шутить про русских, про Россию. И вот чем это закончится".
– Я не считаю, что это было сигналом для комиков, Дмитрий. Я не считаю, что этот инцидент был сигналом для комиков. Я считаю, что этот инцидент в ряду других инцидентов был… И вы, наверное, заметили, что очень много скандалов мигрантских было в последнее время…
– Да, да.
– Очень много. Вообще эту тему мигрантскую – и нелюбовь к нерусским, и вот эти новости про нерусских, которые что-то сделали не так, что-то сказали не так, – всегда в критические моменты поднимают. Это не секрет. И на это всегда ведутся люди, к сожалению. Это быстрее всего вызывает какую-то эмоцию у людей. Потому что у всех людей есть какие-то неприятные истории, связанные… Ну, не у всех, но у многих людей есть какие-то неприятные истории взаимоотношений с другими народами. И стоит только подкинуть вот таких дров – и они уже вскипают и начинают говорить: "Да все они такие – все то, все се".
– "Откуда дровишки? Из лесу, вестимо".
– Вот-вот.
– Вы подали в суд на Министерство внутренних дел, которое вам запретило пожизненно находиться в России. А чем все закончилось?
– Сейчас это решение приостановлено до решения суда. Суд постановил, чтобы МВД установило разумный срок. Он может быть как год, так и 50 лет, и 60 лет.
– И он может продлеваться.
– И он может продлеваться. И мы подали апелляцию, жалобу. Ждем, пока будет принято решение по жалобе. Пока конкретного вывода в этой истории нет, конкретного итога нет.
Выход Мирзализаде на свободу после 10 суток ареста. Фото: Медиазона / Twitter
– Скажите: а почему так возбудился… возбудился Соловьев? Что его так порвало?
– Соловьев – главный защитник русского народа. Просто надо понимать, что его все страдания российского народа – я иронизирую, конечно, – терзают до глубины души.
– Не, не, я не согласен. У него нет души. А тем более, соответственно, нет и глубины.
– Ну тогда просто "до".
– Терзают его просто до. Ре, ми.
– До, ре, до, да. В общем, я думаю, что это просто обычный такой заказ – всем активно эту тему мусолить. Понимаете, 5 июня, по-моему, это началось. 5 июня активно во всех правых сообществах одновременно появились эти посты. Одновременно. И у Соловьева это нашло подкрепление. Он тоже 5-го – 6-го вроде выпустил свой репортаж.
– Он подкрепился – и выпустил.
– Да, это отличная тема для Соловьева, кстати, чтобы поднимать свой рейтинг. Он может на мигрантской теме делать себе имя сколько…
– Ну да, ему надо рейтинг поднимать, потому что он давно лежит.
– Давно лежит, а вот приподнял. Я приподнял его.
– Соловьева? Или рейтинг?
– Соловьева, можно сказать.
– Соловьев – вообще смешной человек. Удивительная деревяшка без чувства юмора, но такая, активная, деревяшка. Тем не менее…
– Вы так считаете? А я не считаю, что он без чувства юмора. Если вы хотите, мы можем обсудить. Мне кажется, он очень даже с чувством юмора. Потому что я когда смотрю его ролики, мне всегда очень даже весело бывает.
– Нет, весело… Мне тоже весело. Я его вообще люблю, потому что он часто обо мне говорит. А всех, кто обо мне говорит, я люблю. Но вот ты ему юмором, а он дерево. Ты его еще раз, а он дерево. То есть там нет ответного чувства. Вот же в чем проблема.
– Это правда, конечно. Честно говоря, я часто смотрел Соловьева. Это звучит, конечно, грубо.
– Не отравились?
– Не отравился. До меня не добрались. И я смотрел передачу "К барьеру". И мне это нравилось. Так что Соловьев – для меня в каком-то смысле воспоминание из детства. Это приятные посиделки с отцом за просмотром этой передачи.
– Скажите, пожалуйста: кто из известных людей в России вас поддержал? А кто, наоборот, попинал хорошенько?
– Дмитрий, я тут тоже… Зачем? Я боюсь называть имена. Точнее, не боюсь – я переживаю за людей. Непонятно, какие будут последствия. Знаете, все, кто меня поддержал, – я им очень благодарен. Там были люди… Они же не то чтобы меня поддержали – они протестовали против преследования человека за слова. Это самое важное. То есть люди решили, что это законное дело, но это абсолютно незаконное дело. Нужно всегда сражаться за свободу слова. Если свободы слова не будет, то общество очень быстро превратится в тюрьму. Очень быстро. Нельзя позволять такому случаться. Нельзя было позволять арестовывать людей за репосты. Нельзя было позволять арестовывать людей за высказывания. Это просто уму непостижимо, это шаг назад. В любом обществе это шаг назад. И вопрос не в том, что нужно следить за метлой, как говорят. Даже если я сказал что-то не так… Я это признал несколько раз. То, что я сказал, прозвучало грубо. Для нового зрителя это вообще недопустимо, который за этим не следит. Конечно же, я это понимаю. Я не дурак. Вы тоже слышали это. Вы понимаете, что если про украинцев такое сказать, вы бы тоже оскорбились и вы бы тоже, увидев это первый раз, где звучит вместо "русский" "украинец", – вы бы тоже: "Что эта падла себе позволяет? Пусть катится к чертям". Я уверен, что у вас тоже было бы пару передач на эту тему. Может быть, вы не требовали бы просто ареста. Это другой разговор. Но как минимум себе заметку бы сделали, что вот такой-то человек… Я это понимаю. И я уже забыл, к чему я вел, Дмитрий. Я забыл на самом деле. Выпил воды…
– Видно, вода не та была. Вы хорошо все сказали. Я вас понимаю абсолютно.
– А, я это вел к тому, что да, я выразился грубо. Так давайте решим это в публичном поле. Вы понимаете, кстати, что на меня никто в суд не подал. На меня возбудила дело прокуратура. То есть не было лица, которое… Истец отсутствовал. А еще интересный момент: на обоих судебных заседаниях, на которых я был – это апелляционный суд и первый суд, по которому приняли решение меня арестовать… Там прокуроры молчали. Это милые женщины были, которые вообще молчали и ждали. Они просто пришли. Им нужно было посидеть там и уйти. Вы понимаете, насколько им все равно было это дело. Даже вот этот текст, который им подкинули, даже не они составляли. Меня даже не допрашивал никто. Это полный абсурд. Хорошо: если уж кто-то в России или в другой стране считает, что за такое нужно судить, так вы стойте на своем и хотя бы защищайте верховенство права. Верховенство права – как минимум за него нужно держаться. Люди просто такие… Лишь бы пролилась кровь, образно говоря. Лишь бы пролилась кровь. Это уже какое-то дикарство.
Скриншот: Stand-Up Club #1 / YouTube
– Скажите: во сколько стран вам сегодня запрещен въезд?
– Запрещен в одну, огромную.
– В Россию.
– Да.
– В Беларусь вы можете приезжать?
– Конечно.
– В Украину?
– Я забыл об этом на самом деле. В Украину я не пробовал пересекать границу. Я вам могу рассказать полностью, что произошло. Вот что произошло. Я в 2015-м или 2016-м году, в сентябре… Я тогда еще менее известный комик был. Ну, тогда меня вообще просто звали за мелочь туда-сюда выступать. И, ну, я тогда подумал: как бы можно было бы съездить на море так, чтобы бесплатно, и так далее? И я обратился к ребятам, которые стендапом занимаются в Симферополе, говорю: "Ребята, а вы не хотите организовать?" Они такие: "Давай организуем". Меня бесплатно привезли. Это настолько легкомысленный поступок был… Но я принял то, что если ты был в Крыму, лучше не ехать в Украину. И я абсолютно понимаю людей, которые возмущены.
– Я вам скажу, Идрак, что дело в том, что Украина очень болезненно относится к тому, что…
– Я понимаю.
– Те, кто едут в Крым, – они должны ехать по украинским законам, через украинскую таможню и границу.
– Я об этом потом узнал. Я, честно говоря, в тот момент вообще не подумал о политической составляющей вопроса. Я подумал: "О, можно сесть в самолет и быстро оказаться на море", и все. Это единственное, о чем я тогда думал.
– Скажите, пожалуйста: кто, на ваш взгляд, сегодня лучшие юмористы России?
– Вы имеете в виду стендап-комиков? Я вам так скажу. Самый смешной человек в России, на которого когда ни посмотри, смешно, – это Гарик Харламов. Ну он очень смешной. Просто он смешон каждой своей мимической какой-то составляющей. Понимаете? Он говорит смешно, он выглядит смешно. Он быстро конструирует юмор, кстати. У него голова хорошо работает в этом направлении. Очень смешной из очень известных людей Азамат Мусагалиев, если вы смотрели. Это очень смешной артист. И я вам скажу, из молодых людей… Назову несколько имен, фамилий. Это человек, с которым для меня честь быть знакомым и быть его другом, называть его своим другом, потому что я восхищаюсь его талантами и способностями, – это Артур Чепарян. Кроме этого, я назову такие имена, как Дмитрий Гаврилов… Кого еще, чтобы так вот не ошибиться?.. Я вот смотрел концерт: Саша Малой. У него концерт здоровский. И некоторые имена не буду называть, чтобы у этих людей неприятностей не было.
– Да. Эти назвали. Пусть у них будут неприятности. Остальных не будем.
– У этих пусть будут неприятности.
– Скажите, пожалуйста… Вот вы были гостем "Вечернего Урганта". Иван Ургант вам как?
– Очень интеллигентный человек. Вот таким я его увидел… Понимаете, когда ты видишь человека такого уровня, ты в любом случае, какой бы ты ни был, – ты немного переживаешь. И вот я вам скажу… Когда комики пришли к Ивану Урганту, он всех поддерживал, он со всеми был добр, он понимал, что люди переживают, он помогал почувствовать себя комфортно и вел беседы. Я даже думаю, что он сам немного переживал, когда общался с комиками. В том смысле, что одно дело – когда ты общаешься со звездами, а тут комики – циники те еще. Знаете, с комиками в целом трудно общаться: ты всегда думаешь, что они думают, что ты дурак, когда ты общаешься с комиками. Потому что у комиков часто такие выражения лица, как будто все вокруг идиоты, а они самые умные.
– Идрак, а где в юморе та грань, которую переступать нельзя? Вот для вас.
– Нигде. Нет этой грани. Я не люблю людей, которые говорят про границы в творчестве. Ну не люблю.
– Ну хорошо. Можно смеяться над инвалидностью, над уродством, например?
– Смотря как. Нужно подбирать выражения. Но "подбирать выражения" – тоже неправильная фраза. Нужно… Вот я вам скажу такую вещь. Я заметил, что когда ты шутишь над инвалидностью… Точнее, не над инвалидностью, а просто над взаимодействием с людьми с инвалидностью, с ограниченностью и так далее. Возмущается – знаете кто? Возмущаются люди, не относящиеся к этой группе людей. И сколько бы у меня ни было шуток… Вот у меня были шутки про сирот. И я вам скажу так: я получил достаточно много отзывов от людей, которые выросли в неполных семьях или без родителей, с благодарностью за эти шутки. И при этом читал много комментариев от людей, которые просто говорят об этой социальной группе за нее. И они говорят: "Как вы смеете шутить?" Да шутить обо всем можно. Знаете почему? Потому что шутки снимают напряжение. Вы думаете, что человеку, который с инвалидностью пришел на концерт, – ему будет приятно, что ты обшутил всех, кроме него? Я думаю, ему будет это намного более неприятно. А когда ты шутишь про всех, в том числе и про него… Если уж так вышло, что ты про всех и в том числе про него шутишь, ты показываешь ему, что он такой же член общества, как и все остальные. А когда ты выделяешь какие-то группы людей и считаешь, что про них нельзя шутить, потому что они более ранимые… А чего ты за них принимаешь решение, что им приятно, а что неприятно? Я очень не люблю ханжей, очень не люблю людей, которые на морали строят свою жизнь, строят свою жизнь за счет самоутверждения и указывания другим, что можно, а что нельзя. Меня это возмущало. И все мои грубые шутки часто были в каком-то смысле протестом против ханжества.
Что я думаю о государстве? У меня судебный процесс продолжается. И то, что я думаю, может не в том направлении его развивать
– Юмор в России сегодня такой же несвободный, как и сама Россия?
– Ну, Дмитрий… Вот это опять… Ну да, я считаю, что да. Я считаю, что в целом…
– Ну ведь нельзя, слушайте… Давайте так. В советское время показывали дулю в кармане. При Брежневе, например. Шутили: Райкин шутил, Жванецкий шутил… Были великие люди. Но дулю в кармане. Нельзя было сказать. И вдруг когда Горбачев пришел, все прорвалось наружу. И шутили уже обо всем. И шутки были и про Горбачева, и едкие, и про Ельцина, и все, что угодно. При Путине опять зажалось это все. Ну выйди, попробуй пошутить про Путина. Можно ласково пошутить, что и делают.
– Дмитрий, про Путина шутят активно. На самом деле активно шутят.
– Ну мы же понимаем, что это за шутки.
– Да, это не такие шутки, согласен с вами.
– Конечно. Извините, вы же видели "95-й квартал" до президентства Зеленского: что они себе позволяли, какой юмор…
– А сейчас не позволяют?
– А сейчас – нет.
– Ну вот видите. В каждой стране такие механизмы иногда время от времени происходят. Например, в развитой Америке… Ну, развитой в плане свобод. Там, видите, похожие процессы. Но не от государства идет давление на артистов, а давление идет со стороны определенных комьюнити. То есть, вы знаете, культура отмены. Это тоже отвратительные процессы, отвратительные последствия якобы толерантности. А вот в России… Ну, скажу вам свои ощущения от творчества. Меня всегда вводило в какую-то грусть то, что в стране… Абстрагируемся от России. В стране происходят ужасные события. В стране то выйдет новость, что кого-то арестовали, то кто-то в знак протеста самосожжением кончает жизнь. Самосожжение человек устраивает, потому что настолько отчаялся. Людей избивают, на людей полицейские нападают, полицейский произвол абсолютный и тотальный, судебный произвол – карательные органы, грубо говоря. И вот это все происходит. Ты это все читаешь – этот весь негатив – и ты приходишь на юмористическое мероприятие, и там шутят про быт… Там комики абстрагируются от этого всего. Люди в России абстрагируются от негатива. Потому что так много негатива, что все просто не хотят даже о нем слышать. Но при этом он продолжается. И в этом жить очень сложно на самом деле. Ты ловишь такой диссонанс… Я из Беларуси, и я вам скажу, что последний год был очень трудным для меня в том числе из-за того, что я переживал за все, что происходило. И выходить шутить на тему, ну, утюга, на тему бани, когда, по сути, твоих ровесников избивают… Да все люди сейчас в этом диссонансе живут. Все просто не знают, что делать. Я не знаю. Это сложная ситуация. И никого осуждать нельзя, и вообще непонятная ситуация. Это какая-то ловушка.
Зеленский – очень обаятельный актер. Я могу по пальцам пересчитать людей, которые вызывают такую симпатию, находясь в кадре
– Что вы думаете о Путине?
– Я его не знаю. Знаете, вы говорите о политической фигуре такого масштаба, что этот человек становится просто образом. Я не могу судить о Путине – я могу судить о государстве. Потому что я не знаю, он ли принимает все решения или все вместе они там принимают. Я могу вам сказать, что…
– А что вы думаете о государстве?
– Ну, что… У меня судебный процесс продолжается. И то, что я думаю, может не в том направлении его развивать.
– Хорошо. Вы сказали, что вы Путина не знаете. А Путин вас знает, как вы думаете?
– Ну он и Навального не знает.
– Хорошая шутка. Принято. Что вы думаете о Зеленском?
– Ничего. Потому что все, что я о нем знаю, – это то, что он комик, который стал президентом. Я только знаю эту историю Золушки.
– Но вы знакомы с его творчеством?
– Очень харизматичный актер. Я смотрел пару фильмов с ним. "Восемь первых свиданий" – это он же снимался? Очень мало есть русскоязычных артистов, актеров, которые в кадре вызывают такую симпатию, как Владимир Зеленский. Ну на самом деле он очень обаятельный актер. Этого не отнять. И я могу по пальцам пересчитать людей, которые вызывают такую симпатию, находясь в кадре.
– Что вы думаете о Лукашенко?
– Дмитрий, а вы что думаете? Вы его комплиментами засыпали как-то.
– Я его засыпал… Нет, я его не засыпал, но я с ним провел очень достойное, человечное интервью. Но напомню: это было за неделю до начала всех этих дикостей и страшилок страшных, которые он натворил в Беларуси. Поэтому мое мнение о нем известно. И я его не раз, в общем-то, высказывал.
– Да. Я просто гражданин Республики Беларусь, Дмитрий. И сейчас, ну…
– Идем дальше.
– Да.
– Любимый город у вас какой?
– Да много городов можно назвать. Я на самом деле люблю много российских городов, кстати.
– Ну каких?
– Я обожаю Минск. Потому что я, когда возвращаюсь в Минск, всегда на автовокзал приезжаю…
– Как вы сейчас нехорошо сказали… "Я люблю много российских городов. Люблю Минск".
– Это была точка, а потом…
– Все к этому идет.
– Когда это произойдет, я сделаю пост в Instagram и напишу: "А вот и я".
– У меня к вам просьба: не наклоняйтесь вперед, потому что мое лицо на вашей футболке плохо видно.
– Хорошо.
– Прекрасно.
Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube
– В общем, мне очень нравится… Я обожаю Москву. Москва – прекрасный город. Просто от Москвы нужно отдыхать, потому что там ты все время в напряжении. Там рабочий процесс постоянный, круглосуточный. Ты если ничего не делаешь, то начинаешь переживать, что ты ничего не делаешь. Поэтому от Москвы нужно отдыхать. И из российских городов я очень люблю Краснодар. В Астрахани кремль, и я там погулял… И погода такая хорошая была, мне так там понравилось… Потом, Екатеринбург в последние приезды очень полюбил. Ну, Владивосток. Я так рад, что я успел побывать во Владивостоке. Я так хотел туда поехать… Там едешь по этому мосту, потом на Русский остров. Русский остров – это просто чудо какое-то. По-моему, так и называется: Русский остров.
– Да, да. Остров Русский.
– Я не специально это выбрал. Но вот на Русском острове я нашел какую-то гармонию, скажем так.
– Лучшая страна для жизни для вас какая?
– Ну, еще предстоит узнать, я думаю. Я очень надеюсь, что Беларусь. Я очень надеюсь, что Азербайджан.
– Вы сейчас в Грузии живете?
– Я сейчас нахожусь в Грузии. Ну, живу временно тут.
– Нравится в Грузии?
– Тбилиси – волшебный город. Грузия – волшебная страна. Это просто что-то невероятное. Я не ожидал просто. Я когда был в Турции и узнал об этом событии, я такой: "Так, значит, мой отпуск продолжается". Я выбирал, куда полететь. И такой: "О, полечу-ка я в Тбилиси". И прилетел сюда, и я был влюблен с первых секунд. Мне все тут до сих пор нравится. И я до сих пор не устал от города, в котором живу. Я в восторге. Я в восторге от всего, что здесь есть. Я всех сюда зову. В плане, если вы думаете, где отдохнуть, езжайте в Грузию. Это невероятная страна. Тут очень красиво и очень доброжелательно. А еще я забыл город, который очень люблю: Алматы.
– Прекрасно.
– Я когда там был, тоже был в восторге.
– Вы верующий?
– Да, я верующий человек. Это сложный вопрос, Дмитрий. Мне кажется, есть вера… Вот ты рождаешься, например, в мусульманской семье, и ты мусульманин. Ты априори мусульманин. Ты впитываешь мусульманские ценности, изучаешь ислам, изучаешь историю. Но настоящая вера – если мы говорим о настоящей вере, какой-то истинной вере – она, мне кажется, возникает все-таки с годами и с ошибками в жизни. То есть спрашивать у 29-летнего человека, верующий ли он… Я думаю, если я начну говорить про веру, это будет пафосно.
– Но вы ислам изучаете?
– Изучаю. Мне всегда было интересно… Не только ислам интересен. У моего папы дома тысячи книг. Папа читал постоянно. И у нас комната папы – там наверху стеллажи книг. Полностью по периметру всей комнаты. Понимаете? То есть это больше тысячи книг. Я пытался продолжить каталог. Папа начал составлять каталог своих книг и хотел потом книжную лавку открыть. И вот я продолжаю с сестрой этот каталог вести – и до сих пор мы не записали все книги. Представляете? И там очень много религиозных книг абсолютно разных конфессий. То есть там есть иудаизм, Тора, Пятикнижие, там есть Новый Завет, там есть от буддизма очень много, очень много исламской литературы. И не увлечься религией и историей религии было невозможно, живя у нас в семье. То есть я изучал – да изучаю и буду продолжать, я думаю, изучать. Потому что полностью я, конечно, не могу знать.
– Девушка у вас есть?
– Да.
– Хорошая?
– Прекрасная.
– Как зовут?
– Давайте тоже оставим в безопасности человека.
– А где познакомились?
– В Москве.
– Ну я знаю, что есть у талышей традиция: талыши женятся только на талышках. Правильно?
– Да. Вам понравились эти шутки?
– Что будете делать?
– Так это… Так она из наших.
– Талышка?
– Ну ладно, не талышка. Ну будет талышкой, значит, как говорят.
– Вы любите кино, я знаю.
– Очень люблю кино.
– Ну какое кино вам ближе? Какое вы любите?
– Ох, абсолютно… Я вот могу получить удовольствие от блокбастера с Джейсоном Стэтхемом и также могу получить удовольствие от "Земляничной поляны". То есть мне интересно просто смотреть за развитием – что там дальше придумали. Ты включаешь просто – и тебе приятно это смотреть. Ну, мои любимые фильмы назову, те, которые у меня вызвали эмоцию. Это не потому, что я сейчас нахожусь в Грузии, но "Мимино" я пересматривал очень много раз. Это просто волшебный фильм. Я вообще Георгия Данелию очень люблю. И читал его книги, "Тостующий пьет до дна". У него есть такие, автобиографические, книги: три, по-моему, трилогия. Где он рассказывал о каких-то нюансах во время съемок и в целом о нюансах своей жизни. Это было увлекательно читать, увлекательно смотреть его фильмы. До сих пор всего парочку из его фильмов я смотрел. Я обожаю "Осенний марафон". Бузыкин – я в этом персонаже вижу себя. Да много кто видит себя. Я нерешительный человек – я не умею говорить "нет", у меня от этого много проблем. Корейский фильм я люблю: "Олд бой" называется, 2003-го года. Если кто не смотрел, посмотрите. Это чудесное кино. И "Рокки". Вы, наверное, удивитесь, но фильм "Рокки": первый, 76-го, по-моему, года или 79-го. Но Сильвестр Сталлоне молодец. Это крутой фильм. Это не просто спортивная драма – это человеческая драма. Это о человеческой боли
– Крутой Сильвестр и крутой Сталлоне.
– Да, вы правильно выразились.
– Вы знаете, вы вспомнили Георгия Данелию… Представляете, перед вами человек, который был у Георгия Данелии дома и сделал с ним потрясающее интервью? Вот я вам просто советую, раз вы любите фильмы Данелии. Он был выдающийся человек, конечно. Невероятный. Кстати, у него библиотека, наверное, была такая же, как у вашего папы, дома. Посмотрите это интервью с Георгием Данелией. Вы получите удовольствие. А еще, конечно, я не могу не сказать, что… Я не долетел до Тбилиси, вернее, я был в Тбилиси, но вынужден был улететь назад, к сожалению. И в тот вечер, когда мы с вами договорились записывать интервью, после этого интервью к нам должен был приехать Вахтанг Константинович Кикабидзе на ужин.
– Ой, да ну, вы чего… Вы не представляете, как я теперь жалею. Я читал, что он живет где-то в районе Ваки.
– Я с ним вчера вечером разговаривал. Он мне звонил как раз. Я его обожаю.
– Я тоже обожаю. И я вам завидую, конечно. Такие интервью, такие знакомства…
– Я сам себе иногда завидую, честно вам скажу. Скажите… Вы в футбол любили же играть. Вы до сих пор играете?
– Более того, недавно мне кто-то задал такой вопрос: что у меня в жизни вызывает радость? И я понял, что играть в футбол и вообще ожидание того, что я поиграю в футбол, – это одно из немногих, что мне приносит настоящее удовольствие. Я всю жизнь люблю играть в футбол и всю жизнь играю посредственно. Но я все равно получаю удовольствие.
– Вы с парашютом прыгали?
– И с парашютом два раза прыгал, да.
– Не страшно?
– Очень страшно. И это здорово. Я вам скажу, просто нужно сделать шаг. Что угодно, что вас пугает, – просто сделайте шаг навстречу – и все. Но это очень страшно. Сделать шаг в пустоту – это ощущения непередаваемые.
– Ну хоть парашют раскрылся.
– Раскрылся, да.
– А сколько у вас сегодня подписчиков в YouTube, в Instagram и в TikTok?
– У меня TikTok нет, YouTube тоже у меня нет. YouTube я завел только… Я сделал выступление, где я объяснял эти шутки, объяснял, что я имел в виду. Вот я там один ролик этот записал. Он набрал 500 тысяч просмотров. Но как я понял, на него очень много жалоб накидали. Потому что он в первый день собрал 300 тысяч просмотров, а потом он вообще не набирал. То есть его невозможно было даже найти в поиске. И все. В YouTube только это видео.
– А в Instagram сколько подписчиков?
– 90 тысяч подписчиков в Instagram. 17 тысяч пришли после ситуации.
– Что дальше? Вот вы себе отвечали на этот вопрос? Что дальше с вами будет?
– Я не умею планировать жизнь. И я просто буду делать что-то. Я вот сейчас собираюсь повыкладывать свои ролики стендаповские, которые еще в России были сняты, какие-то отрывки выступлений. Наверное. Буду вести YouTube-канал, но пока точно не знаю, что там будет. А может, прорекламировать? Скажите: "Подписывайтесь на канал Идрака Мирзализаде".
– Я с удовольствием это сделаю. Подписывайтесь на канал Идрака Мирзализаде.
– Все: вырезано – вставлено. Спасибо.
– "Вырезано – вставлено" – это вы хорошо сказали. Я же сразу картинку вижу: вырезано – вставлено… Знаете, я когда вас увидел на экране – знаете, что я подумал? "Какие у парня грустные глаза…" У вас грустные глаза.
– Ой… Знаете, был один отзыв о моем концерте. Я его запомнил, и он мне больше всего понравился. Там человек написал в комментариях под афишей моего концерта: "Я не советую никому ходить на концерт Идрака. Потому что шутки у него очень хорошие, и я смеялся весь вечер. Но этот пустой взгляд, который ты ловишь на себе между шутками, оставляет тебя грустным до конца дня потом". И вот я чего-то запомнил это. И мне не первый раз говорили. И когда это еще написал зритель, который как-то уловил это на концерте – сидя на каком-то втором ряду, наверное, – я подумал: "Ну, наверное, так и есть". Я не знаю, может, пустые, может, не грустные.
– Нет, не пустые. Грустные.
– Ну может быть. Я вам скажу так: ничего веселого не происходит.
– Может, в ваших глазах просто многовековая грусть талышского народа?
– Ну, талышскому народу есть чему и радоваться. Так что я думаю, нет.
– Знаете, я очень наслышан, что у вас необычный смех. Так и хочется попросить вас посмеяться…
– (Смеется) я знал, что вы попросите. И на всякий случай посмеялся. Ну это так вышло. Мне кто-то даже говорит, что, возможно, я никогда по-настоящему не смеялся. Что это какой-то смех внутрь. В передаче "Что было дальше?" – вы, наверное, слышали об этой передаче…
– Да, я ее смотрю.
– Вы смотрите?
– Мне она нравится, да.
– О, как это… Скажите "Смотрите "Что было дальше?".
– Смотрите "Что было дальше?". Мне нравится.
– Да, они тоже вырежут это. В общем, там Рустам Рептилоид: его вы тоже знаете – он пародировал мой смех. И он так похоже это сделал… Все, по крайней мере, смеялись. Может быть, вы видели. В какой-то из передач он это сделал.
– Да, ребята хорошие. Мне очень нравится то, что они делают. Потрясающе. Они, правда, некоторых загнали. Мне было жалко этих некоторых. Ну ничего. Раз позволили себя загнать – значит, загнались.
– Почему нет?
– Почему нет? Напоследок, чтобы у нас все-таки осталось веселое послевкусие, расскажите анекдот какой-нибудь. Чтобы люди сейчас посмеялись и порадовались. Мы же не можем их оставить грустными.
– Анекдот рассказать?
– Да. Или шутку.
– Анекдот… Ну я рассказал уже шутку про педофильское порно. Тогда расскажу свою шутку, которая, можно сказать, визитная карточка. Меня зовут Идрак. Я по национальности талыш, а по религии шиит. Все, что меня определяет, выделяется красным в "Ворде". Вот такая вот шуточка.
– Идрак, спасибо за интервью. Мне было очень интересно с вами. И я вам желаю все-таки, чтобы у вас глаза были веселые. Мне очень хочется, чтобы эта ситуация закончилась. Но я уверен, что она закончится. Я уверен, что у вас все впереди.
– Спасибо вам большое, Дмитрий. Я, пользуясь случаем, в очередной раз извинюсь перед людьми, которым доставила неудобства эта история. Я больше всего не хотел бы, чтобы она развивалась так активно. Но она вот… ее развивали. И не я ее развивал. Не знаю. Наверное, не очень здорово сказал в конце. Что-то смазал я извинения.
– Нет, ничего не смазали. Все сказали правильно. Знаете, что еще скажите: "Владимир Владимирович, простите меня, пожалуйста. Ну простите". Я шучу.
– Это я ему, может, лично когда-нибудь скажу.
– Теперь он будет ждать личной встречи.
– Ну, наверное. Я думаю, все должны извиниться перед Владимиром Владимировичем. Все как-то виноваты перед ним.
– Да?
– Это я зря, наверное…
– Да, я аж подумал, в чем же перед ним виноваты… Вот украинцам перед ним точно не за что извиняться. Это ему есть за что извиняться перед украинцами.
– Думаете, извинится?
– Он? Я думаю, нет. Но мы и не ждем.
– Эх, сложная ситуация. Вообще, вы знаете… Можно, я вам скажу последнее? У меня проблемы со всеми странами, где я только был, на постсоветском пространстве. Я себя считаю знаете кем? Свидетелем несостоятельности постсоветского пространства.
– Свидетелем Иеговы.
– Ну, когда-нибудь, может, и до этого доберусь. Если все будет очень плохо.
– Ну мы же хотим, чтобы все было хорошо. Поэтому не доберетесь.
– Ну, будем надеяться. Дмитрий, спасибо еще раз.
– Спасибо вам.
– Это было... Дать интервью человеку, который спрашивал у Данелии Георгия.
– Спасибо.
– До свидания.
